А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

.. хоть на
полшага...
И стояла на самом верху западных трибун у центрального входа ничего не
понимающая девушка в черном костюме для верховой езды. А рядом с ней, чуть
наклонясь в сторону кипящего турнирного поля, напоминающего сверху кратер
разбуженного вулкана, стояла высокая пика с множеством зазубренных веточек
на древке.
Благородная госпожа Ак-Нинчи из рода Чибетей и Волчья Метла успели
вернуться с горных плато Нижнего Хакаса к самому концу турнира -- и мало
что говорило им увиденное столпотворение.
Но первыми к Чэну Анкору, истекавшему кровью рядом с наследственным
мечом и куском собственной плоти, успели двое. Суровый и строгий дворецкий
Анкоров по имени Кос ан-Танья, на перевязи которого взволнованно
раскачивался узкий эсток с витой гардой; и один из приближенных эмира
Дауда -- не то шут, не то советник, не то и первое и второе сразу -- которого все
знали, как Друдла Мудрого.
Дворецкий Кос ан-Танья спешно перетягивал искалеченную руку Чэна у самого
локтя шнуром от чьих-то ножен, а приземистый шут-советник Друдл все глядел
сквозь беснующуюся толпу, пока не опустил в бессильном отчаянии маленький
бритвенно-острый ятаган и граненый тупой клинок с одиноким лепестком
толстой гарды.
И на этот раз никому и в голову не пришло засмеяться.
А когда безумный океан толпы стал постепенно дробиться на капли отдельных
личностей, все поняли, приходя в себя и оглядываясь по сторонам -- поздно.
Поздно оправдываться, поздно искать виноватых и карать злоумышленников,
потому что все виноваты и некого карать.
Опоздали кабирцы.
-- Пустите... пустите меня к нему,-- тихо прошептал Фальгрим Беловолосый, и
скорбно поник гигант-эспадон в его руке.
Никогда не простит себе Гвениль сегодняшнего проигрыша в рубке...
Часть вторая
ЧЕЛОВЕК МЕЧА
---------------
... Воздух умеющий рассечь,
Красным пламенем горящий меч,
В грозные дни напряженных сеч
Удлиняющийся меч.
Для закалки того меча --
Так была его сталь горяча --
Не хватило холодных ручьев,
Множество пересохло ручьев!
Бывший во чреве дракона меч,
Гору способный с размаху рассечь,
Такой, что кинь в траву его --
Он траву сумеет зажечь...
Манас
Глава четвертая
1.
Боль.
Боль ползет от локтя вниз по предплечью, давящим жаром стекает в кисть и
изливается огненным потоком из кончиков онемевших пальцев. Потом боль
медленно уходил, посмеиваясь -- потому что болеть уже нечему. Нет пальцев,
нет кисти, нет части правого предплечья.
Ничего этого больше нет.
Все осталось там, на турнирной площадке -- и до сих пор у меня в глазах
мерцает тот радужный полукруг, которым на мгновение стало лезвие
изогнутого двуручного меча. Тогда я еще не успел понять, что произошло --
только ощутил, что моя правая рука стала непривычно короткой и
непослушной.
И небо, небо над головой моего соперника... оно слепо качнулось, метнув
солнечный диск куда-то в сторону, и я попробовал найти точку опоры...
И не смог.
Боли еще не было -- она придет скоро, но не сразу -- и вот я с недоумением
смотрю то на быстро удаляющегося человека с большим мечом на плече, то на
чью-то кисть правой руки, которая почему-то сжимает рукоять моего -- моего! -
- Единорога, валяющегося рядом. Почему мой меч лежит в траве? Почему эти
пальцы, вцепившиеся в чужой для них меч, подобно пауку в трепещущую
добычу -- почему они тоже лежат на траве?
Почему зеленая трава так быстро становится алой?!.
А потом наконец приходит боль и у меня темнеет в глазах...
... сколько же времени прошло с того дня? Неделя? Месяц? Год? Столетие?.. Не
помню. Время остановилось, жизнь рассечена мерцающим полукругом, и все
скрыто туманной пеленой забытья и безразличия.
И боль.
Боль в руке, которой нет.
Как мне жить дальше?
И стоит ли -- жить?
Взгляд мой невольно устремляется в тот угол, где на резной лакированной
подставке, привезенной еще моим прадедом из Мэйланя, покоится
наследственный нож-кусунгобу. Его я удержу и в левой руке. Его я удержу и в
зубах. Потому что кусунгобу -- не для турниров и парадных входов в свет. Это
пропуск Анкоров Вэйских на ту сторону. Одно короткое движение, слева
направо или снизу вверх...
Я встал с постели. Покачнулся.
Устоял.
И долго смотрел на нож, разглядывая потемневшее от времени, но все еще
острое, как бритва, лезвие. Потом медленно протянул руку.
Левую.
Рукоять, покрытая костяными пластинками, удобно легла в ладонь. Слишком
удобно. Я подбросил кусунгобу и поймал его клинком к себе. Солнечный луч
скользнул по стали, и нож словно улыбнулся, подмигивая и дразня меня.
"Ну что, парень, решился? Тогда ты будешь первым из Анкоров. Я уж
заждался..."
Я задумчиво покачал нож на ладони.
-- Придется тебе еще обождать, приятель,-- невесело усмехнулся я в ответ,
аккуратно кладя кусунгобу на прежнее место.
Нож разочарованно звякнул.
И ободряющим эхом отозвался с противоположной стены мой Единорог.
Сквозняк, что ли?..
Повинуясь какому-то смутному порыву, я пересек зал и снял меч со стены.
Прямой меч Дан Гьен. Фамильный клинок. Часть меня самого.
Держать меч в левой руке было несколько непривычно. А ну-ка, попробуем...
тем более что тело меня слушается плохо, но все же слушается...
Для первого раза я замедлился и начал с самого простого. "Радуга,
пронзающая тучи" у меня получилась довольно сносно, на "Синем драконе,
покидающем пещеру" я два раза запнулся и остановился на середине танца,
тяжело дыша. Конечно, усиленные занятия многое исправят, заново
отшлифовав движения, но...
Мне и так было достаточно скверно, чтобы пытаться обманывать самого себя.
Постороннему зрителю мои движения могли показаться почти прежними, но
что-то было не так. Что-то неуловимое, настолько тонкое, что его невозможно
было передать словами. И я чувствовал, что ЭТО, скорее всего, не удастся
вернуть никакими самоистязаниями.
Хотя, может быть, дело в моем подавленном настроении?
Я хватался за соломинку.
Я еще раз исполнил "Радугу...", потом сразу перешел к очень сложным "Иглам
дикобраза", скомкал все переходы между круговыми взмахами, до боли в
деснах сжал зубы и рывком перешел на двойной выпад "Взлетающий хвост" с
одновременным падением...
В дверях беззвучно возник мой дворецкий Кос ан-Танья, застыв на пороге и
явно не желая меня прерывать.
Однако, я прервался сам. И сделал это с болезненной поспешностью. Я не
хотел, чтобы Кос видел мой убогий "Взлетающий хвост", разваливающийся на
составляющие его "иглы"...
Вот он и не увидел. Или увидел, но не подал виду. Ну что, Чэн Анкор,
наследный ван Мэйланя, тебе от этого легче?
Нет. Мне от этого -- тяжелее. Хотя, казалось бы, дальше некуда.
-- К вам гость, Высший Чэн.
-- Кто?
До гостей ли мне?!
-- Благородная госпожа Ак-Нинчи, хыс-чахсы рода Чибетей.
По-моему, только Кос ан-Танья с его уважением к любимым традициям мог
научиться без запинки выговаривать полное имя той, кого я давно звал
детским коротким именем Чин. Кос, да еще сородичи и земляки Чин из
поросших лесом предгорий Хакаса. Ну, им-то сам бог велел, хотя бога их зовут
так, что даже Кос себе язык свернет...
Нет, мне не стало веселей от прихода Чэна. Чэн и Чин -- так любили шутить
близко знакомые с нами кабирцы. Ну что, Чэн-калека, улыбнись и отвечай
бодро и спокойно, как приличествует воспитанному человеку!..
-- Пригласи благородную госпожу войти.
Кос отошел в сторону, и почти сразу в дверях появилась Чин -- слегка
напряженная и взволнованная. А я на миг забыл о себе и просто стоял, любуясь
ею, как любуются портретом работы великого мастера -- только вместо резной
рамы был дверной проем.
Черный облегающий костюм для верховой езды с серебряным шитьем на груди
и рукавах лишь подчеркивал гибкость ее фигуры (многие в Кабире сочли бы ее
излишне мальчишеской; многие -- но не я). Вьющиеся каштановые волосы легко
падали на обманчиво хрупкие плечи, и на лбу непокорные пряди были
схвачены тонким обручем белого металла без обычных розеток с камнями --
только еле заметная резьба бежала по обручу, и язык этой резьбы был древнее
множества языков, на которых говорил, писали и пели в эмирате и окрестных
землях.
Самый дорогой самоцвет мог лишь умалить ценность этого обруча -- знака
Высших рода Чибетей из Малого Хакаса; и самое дорогое платье не добавило
бы маленькой Чин ни грана очарования.
И не спорьте со мной! Все равно я не стану вас слушать. Влюбленные и глупцы -
- безнадежны, как сказал один поэт, который не был глупцом, но был
влюбленным...
Взгляд зеленых глаз Чин с тревогой метнулся ко мне -- но тут она увидела
Единорога в моей руке и, даже не успев сообразить, что рука -- левая, тревога в
ее глазах сменилась радостной улыбкой.
А я незаметно спрятал культю правой руки за спину.
-- Я рада приветствовать вас, Высший Чэн, и вдвойне рада видеть вас на ногах
и в полном здравии, судя по обнаженному мечу.
Она шагнула за порог и вновь остановилась, обеими руками держась за свою
неизменную Волчью Метлу -- словно инстинктивно отгораживаясь ею от меня
и от того невозможного, небывалого ужаса, который теперь незримо
сопутствовал мне.
-- И я рад вам, благородная госпожа Ак-Нинчи,-- раскланялся я в ответ,
стараясь держаться к ней левым боком. И, помолчав, добавил:
-- Я всегда рад видеть тебя, Чин. Пусть весь эмират провалится в восьмой ад
Хракуташа -- даже корчась на ледяной Горе Казней, я буду рад видеть тебя,
когда ты пролетишь надо мной, направляясь в Западный Край лепестков. Ну
как, похож я на записного сердцееда?
-- Как я на эмира Дауда,-- усмехнулась Чин и аккуратно поставила свою Метлу
в оружейный угол для гостей. А я, сам не знаю почему, опустил рядом с ее
пикой Единорога без ножен -- хотя обычно мой меч висел совсем в другом
месте, чуть поодаль.
Вездесущий Кос уже успел в считанные секунды накрыть легкий стол, расставив
в кажущемся беспорядке поднос со сладостями, фрукты в приземистых вазах,
две пиалы тончайшего фарфора -- в дверь сунулся было кто-то из слуг, но Кос
ан-Танья глянул на него, и слугу как ветром сдуло -- и теперь мой чуткий и
замечательный дворецкий ставил на центр стола керамический чайничек с
подогретым вином.
Белым, лиосским -- судя по запаху. Интересно, когда это он успел его
подогреть, не выходя из зала? И камин совсем холодный...
-- Что нового в Кабире? -- осведомился я, безуспешно пытаясь взять чайничек
правой рукой.
Улыбка медленно сползла с губ Чин. Я заметил, что она старается не смотреть
на мою искалеченную руку, но, против воли, взгляд Чин то и дело скользил по
культе -- и тогда пальцы девушки судорожно сжимались в твердые кулачки.
И боль, боль, плывущая в зеленых волнах ее глаз -- не моя боль, чужая, но
лучше бы -- моя...
Я взял проклятый чайничек левой рукой и неловко разлил дымящееся вино в
пиалы, пролив немного на скатерть. Горячие капли расплылись, образовав
уродливые пятна.
За это время Чин пришла в себя и даже смогла заговорить.
-- О, Кабир -- большой и шумный город. В нем происходит столько нового, что
о половине узнаешь только тогда, когда оно успело уже стать старым. Что
именно тебя интересует, Чэн?
О да, деликатная Чин постаралась ответить как можно уклончивей и
беззаботней. Ну что ж, каков вопрос, таков ответ...
-- Меня интересует, нашли ли человека, который...
Я тоже помимо воли глянул на свой обрубок и перевел взгляд в угол, где
располагались Волчья Метла и Единорог. Почему-то вид оружия не успокоил
меня, как бывало обычно. Не так блестела сталь, не так лежал меч, не так
стояла разветвленная пика.
Все было не так.
-- Он...-- Чин запнулась и поспешно отпила из своей пиалы.-- Он скрылся. Мне
Фальгрим и Диомед рассказывали, а суматоху на турнире я и сама видела,
только не понимала ничего. Но нашлись люди, которые вроде бы заметили
похожего человека в караване, уходящем в Мэйлань...
Она вдруг резко замолчала, поняв, что сболтнула лишнего.
Да, наверное, мне действительно не стоило бы этого знать.
Наверняка -- не стоило. Но что сказано -- то сказано.
-- После его... э-э-э... его бегства в городе больше не случалось ничего
необычного? -- как можно спокойнее поинтересовался я. Проклятье, все время
приходится следить за своими руками...
Чин нахмурилась и плотно сжала губы. Она явно колебалась. Но сделавший
первый шаг обречен на второй.
-- Трое убиты и два человека ранены за последние две недели. Раненые дали
описание двоих...-- она долго не могла подобрать подходящего слова, так и не
нашла его и тихо закончила.-- Но их так и не обнаружили.
-- Это не он?
-- Нет. Даже не похожи. И оружие совсем другое. Я не понимаю, Чэн...
На глаза ее вдруг навернулись слезы, и от недавней сдержанности не осталось и
следа. Передо мной сидела просто испуганная и растерянная девушка, и мне
хотелось утешить ее, защитить от всех и вся -- если бы не я сам был причиной
испуга Чин, не сумев защитить себя самого...
Кто бы меня утешил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов