Ларри показалось, что он выпал, а потом его небрежно сунули
на место.
Он встал и вынул кирпич из кладки. Гарольд продолжал хозяйничать
где-то внизу. Ларри уже собирался вложить кирпич на место, когда заметил в
образовавшейся дыре толстую тетрадь для записей. Чувствуя легкий стыд, он
положил кирпич на место как раз в тот момент, когда шаги Гарольда стали
подниматься с нижнего этажа. Когда Гарольд вернулся в гостиную с двумя
бокалами в руках, Ларри уже снова сидел на зеленом стуле.
- Я их споласкивал внизу, - сказал Гарольд. - А то они запылились.
- Красивые, - сказал Ларри. - Слушай, я не уверен, что с этим Бордо
все в порядке. Может так получиться, что ты готовил рюмки для уксуса.
- Кто не рискует, - сказал Гарольд с улыбкой, - тот не выигрывает.
От улыбки Гарольда Ларри почему-то стало немного не по себе, и он
поймал себя на мысли о том, кому принадлежит эта тетрадь - Гарольду или
предыдущему владельцу дома. А если это тетрадь Гарольда, то что, черт
возьми, там может быть написано?
Они открыли бутылку Бордо и к общему удовольствию обнаружили, что
вино прекрасное. Через полчаса они уже пребывали в состоянии приятного
легкого опьянения, причем Гарольд в большей степени, чем Ларри. Но улыбка
по-прежнему блуждала у него на губах. Собственно говоря, она стала шире.
Язык у Ларри слегка развязался, и он спросил:
- Эти плакаты. Насчет общего митинга восемнадцатого числа. Как
получилось, что ты не вошел в состав этого комитете, Гарольд? По-моему,
такой парень, как ты, обязательно должен был там оказаться.
Улыбка Гарольда стала еще шире.
- Ну, я еще ужасно молод. Наверное, они думают, что у меня не хватает
опыта.
- По-моему, это свинство с их стороны. - Но действительно ли он так
считал?
- Ну, кто знает, что ждет нас в будущем! - сказал Гарольд, широко
улыбаясь. - У каждой собаки есть свой день.
Ларри ушел в пять часов вечера. Он расстался с Гарольдом дружески.
Тот пожал его руку и улыбнулся на прощанье, сказав, чтобы Ларри заходил
почаще. Но у Ларри появилось ощущение, что Гарольду будет абсолютно
наплевать, если они никогда больше не встретятся.
Он медленно прошел по цементной дорожке и обернулся, чтобы помахать
на прощанье, но Гарольд уже скрылся в доме. Дверь была закрыта.
От вина у него немного заболела голова, и он попытался убедить себя в
том, что тот легкий озноб, который он почувствовал дома у Гарольда,
является всего лишь одним из проявлений незначительного похмелья. Мысли
его спутались. Он неожиданно ощутил уверенность, что Гарольд наблюдает за
ним из-за задернутых штор, и руки его сжимаются, словно он хватает кого-то
за горло, а улыбка его превращается в оскал ненависти... У КАЖДОЙ СОБАКИ
ЕСТЬ СВОЙ ДЕНЬ.
И в тот же миг он вспомнил о ночи, проведенной в Беннингтоне, когда
он проснулся с ужасным чувством, что в темноте кто-то есть... и как потом
он услышал (или это ему только приснилось?) приглушенный звук каблуков,
уходящих на запад.
ПРЕКРАТИ. ПРЕКРАТИ ВООБРАЖАТЬ ВСЯКУЮ ЕРУНДУ.
И неожиданно он поймал себя на том, что вспоминает, как в детстве
ходил с мамой в зоопарк в Бронксе. Они вошли в помещение, где жили
обезьяны, и запах ударил ему в нос, как кулак. Он повернулся и хотел
выбежать на улицу, но мама остановила его.
"Просто дыши, Ларри, - сказала она. - И через пять минут ты не будешь
чувствовать никакого запаха вообще."
И он остался, хотя и не поверил ей. Но оказалось, что она была права.
Взглянув на часы, он увидел, что они провели у обезьян около получаса, и
он уже не мог понять, почему входящие леди зажимают нос, а на лице у них
появляется гримаса отвращения. Он сказал об этом своей матери, и Элис
Андервуд засмеялась.
"Пахнет-то по-прежнему плохо, но не для тебя".
"Как это получается, мамочка?"
"Я не знаю. Это доступно каждому. А теперь скажи самому себе: "Сейчас
я вдохну настоящий запах обезьяньего жилища", и потяни носом."
Он так и сделал и вновь ощутил зловоние. На этот раз оно было даже
сильнее и омерзительнее, чем в самом начале. Сосиски и вишневый пирог
рванулись вверх, но он выбежал на свежий воздух и с трудом сумел побороть
рвоту.
"Это селективное восприятие, - подумал он, - и она знала, что это
такое, даже если ей и не было известно, как это называется. - Он услышал
голос своей матери: - А теперь скажи самому себе: "Сейчас я вдохну
настоящий запах Боулдера". И он ощутил этот запах. Он ощутил запах
медленного разложения за закрытыми дверьми и задернутыми шторами.
Он пошел быстрее, чуть ли не пустившись бегом, вдыхая это сочное,
густое зловоние, которое он - как и все остальные - давно перестал
сознательно ощущать, потому что оно было повсюду.
Вино и шоколадная карамель рванулись вверх. Это обезьянья клетка, из
которой он никогда не выберется, разве что если поедет на необитаемый
остров, и хотя до сих пор он ненавидел рвоту больше всего на свете, такое
чувство, что сейчас...
- Ларри? С тобой все в порядке?
Ларри вздрогнул от удивления. Это был Лео. Он сидел на бордюре в трех
кварталах от дома Гарольда и играл шариком для пинг-понга.
- Что ты здесь делаешь? - спросил Ларри.
- Я хотел, чтобы мы пошли домой вместе, - смиренно сказал Лео, - но
мне не хотелось заходить в дом того парня.
- Почему? - спросил Ларри и сел на бордюр рядом с Лео.
Лео пожал плечами.
- Я не знаю.
- Лео?
- Что?
- Для меня это очень важно, потому что Гарольд мне нравится. У меня к
нему двойственное чувство. Тебе когда-нибудь приходилось двойственно
относиться к кому-нибудь?
- Мое чувство к нему однозначно.
- И что же это за чувство?
- Страх, - просто ответил Лео. - Мы можем пойти домой к маме-Надин и
маме-Люси?
- Конечно.
Они пошли по Арапахоу. Лео продолжал играть с шариком для пинг-понга.
- Извини, что тебе пришлось так долго ждать, - сказал Ларри.
- Все о'кей.
- Да нет, действительно, если б я знал, я бы поторопился.
- Мне было чем заняться. Я нашел это у того парня на лужайке. Шарик
для понг-пинга.
- Пинг-понга, - поправил Ларри машинально. - Как ты думаешь, почему
Гарольд задергивает шторы?
- Чтобы никто не мог заглянуть внутрь, наверное, - сказал Лео. - Он
занят какими-то тайными вещами. Он там прячется, как труп.
Они дошли до угла Бродвея и повернули на юг. Им встретился Дик
Воллмен. Он приветственно махнул Ларри и Лео. Они помахали ему в ответ.
- Тайными вещами, - вслух повторил Ларри.
- Может быть, он там молится темному человеку, - небрежно обронил
Лео, и Ларри дернулся, словно его ударило током.
- Ты действительно так думаешь? - спросил Ларри, стараясь, чтобы его
голос звучал непринужденно.
- Я не знаю. Но он не похож на нас. Он часто улыбается Но мне
кажется, там какие-то черви у него внутри. Они заставляют его улыбаться.
Большие черви, которые пожирают его мозг.
- Джо... то есть Лео...
Глаза Лео - темные, отсутствующие, китайские - внезапно прояснились.
Он улыбнулся.
- Смотри, вон Дайна. Мне она нравится. Эй, Дайна! - закричал он,
приветственно махнув рукой. - У тебя есть жвачка?
Дайна, занятая тем, что смазывала звездочку гоночного велосипеда,
обернулась и улыбнулась. Она полезла в карман рубашки и достала пачку
"Джуси Фрут". Со счастливым смехом Лео побежал к ней.
Эта мысль о белых червях за улыбкой Гарольда... как это Джо (нет,
Лео, его зовут Лео) пришла в голову такая сложная - и такая кошмарная -
идея? Мальчик был наполовину в трансе. И не только он один. Сколько раз за
те немногие дни, что он пробыл здесь, Ларри замечал, как кто-нибудь
останавливается на улице, как вкопанный, мгновение смотрит в пустоту, а
потом идет дальше? Все изменилось. Казалось, само человеческое восприятие
поднялось на новый уровень.
Это было чертовски страшно.
Ларри направился туда, где Лео и Дайна делили жвачку.
В тот день Стью застал Фрэнни за стиркой на маленьком дворике за их
новым домом. Она обернулась и увидела его в воротах.
- Ха-ха, очень смешно. Сколько ты там уже стоишь, красавчик?
- Пару минут. Чем это ты занимаешься? Похоже на брачный танец дикой
лесной утки.
- Ха-ха. - Она посмотрела на него холодно. - Еще одна такая шуточка,
и спать тебе придется на кушетке. А можешь отправляться на Флэгстафф со
своим дружком Гленом Бэйтменом.
- Послушай, но я не хотел...
- Здесь, между прочим, и ваша одежда, мистер Редман. Хоть вы теперь у
нас и отец-основатель, но это не мешает вам иногда пачкать трусы дерьмом.
Стью усмехнулся, а потом вынужден был рассмеяться.
- Грубовато, радость моя.
- В данный момент я не склонна к вежливости.
- Когда моя жена занималась ручной стиркой, - сказал Стью, - она
пользовалась стиральной доской. Помнится, у моей матери их было штуки три.
- Я знаю, - раздраженно сказала Фрэнни. - Мы с Джун Бринкмейер обошли
пол-Боулдера в поисках этой штуки, но ни одной не нашли. Прогресс ушел
далеко вперед.
Он снова заулыбался.
Фрэнни уткнула руки в бока.
- Уж не пытаешься ли ты поиздеваться надо мной, а?
Улыбка исчезла с его лица, и он обнял ее.
- Ты знаешь, как я тебе благодарен за то, что ты стираешь мою одежду,
- сказал он, - и я знаю, что беременной женщине лучше известно, чем ее
мужчине, что ей можно делать, а что нет. Но, Фрэнни, к чему эти хлопоты?
- К ЧЕМУ? - Она посмотрела на него в недоумении. - Ну а что ты будешь
носить? Будешь ходить в грязной одежде?
- Фрэнни, магазины полны одеждой. И у меня часто встречающийся
размер.
- Ты хочешь сказать, что одежду надо выбрасывать, только потому что
она _г_р_я_з_н_а_я_?
Он неуверенно пожал плечами.
- Ну уж нет, - сказала она. - Это старые штучки. Вроде тех коробок,
куда упаковывали Биг-Маки, и одноразовых бутылок. Нет смысла начинать все
сначала.
Он нежно поцеловал ее.
- Хорошо. Только следующая стирка - моя, ясно?
- Прекрасно, - сказала она лукаво. - А как скоро это будет? Когда я
рожу?
- Когда мы починим электричество, - сказал Стью. - Тогда я притащу
тебе самую большую стиральную машину на свете и сам запущу ее. А пока нам
надо кое о чем поговорить.
- Предложение принимается. - Она крепко поцеловала его, и он ответил
на ее поцелуй. По всему ее телу распространилось тепло (не тепло, а жар,
не надо стесняться, я вся горю, и так бывает всегда, когда он целует
меня), от которого напряглись ее соски, и появилась приятная тяжесть внизу
живота.
- Прекрати, - сказала она, слегка задыхаясь, - а то одной беседой
дело у нас не ограничится.
- Поговорим попозже.
- Одежда...
- Пусть помокнет - грязь лучше отойдет, - сказал он серьезно. Она
засмеялась, и он закрыл ей рот поцелуем. Он повел ее к дому, и она
удивилась, как жарко светит солнце. "Бывало ли раньше так жарко? Может
быть, это ультрафиолетовые лучи? Или высота? Неужели так бывает каждым
летом? Так жарко?"
Уже на лестнице он стал раздевать ее, и жаркая волна подхватила ее
тело.
- А теперь садись, - сказал он.
- Но...
- Говорю тебе, садись.
- Стюарт, я туда высыпала полпачки стирального порошка. Одежда просто
с_л_и_п_н_е_т_с_я_.
- Не беспокойся.
Она села на раскладной стульчик под навесом. Стью снял ботинки и
носки и закатал брюки по колено. Когда он шагнул в таз и начал с серьезным
видом топтать одежду, она захихикала.
- Хочешь провести ночь на кушетке?
- Нет, Стюарт, - сказала она покаянным тоном и снова начала
хихикать... пока слезы не полились у нее из глаз и не заболели мускулы
живота. Овладев собой, она спросила: - В третий и последний раз: о чем ты
хотел со мной поговорить?
- Этим вечером у нас будет первое заседание, - сказал Стью.
- У меня есть две коробки пива, сырные крекеры, пепперони...
- Не о том речь, Фрэнни. Сегодня приходил Дик Эллис и сказал, что
хочет выйти из комитета.
- Вот как? - Она была удивлена. Дик никогда не казался ей человеком,
способным уйти от ответственности.
- Он сказал, что будет счастлив выполнять любую работу, как только у
нас появится настоящий доктор, но в данный момент это не в его силах. У
него сегодня было двадцать пять пациентов, и одна из них - с гангреной на
ноге. Гангрена, по всей видимости, началась из-за царапины, которую она
получила, когда подползала под забор из колючей проволоки.
- Плохи дела.
- Дик спас ее... Дик и эта медсестра, которая пришла вместе с
Андервудом. Высокая, красивая девушка. Ее зовут Лори Констебл. Дик сказал,
что без нее женщина просто бы умерла. Так или иначе, они ампутировали ногу
по колено. Операция продолжалась три часа, и они совершенно вымотались. А
плюс к этому у них на руках маленький мальчик с судорожными припадками, и
Дик ломает голову над тем, эпилепсия ли это, или внутричерепное давление,
или диабет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
на место.
Он встал и вынул кирпич из кладки. Гарольд продолжал хозяйничать
где-то внизу. Ларри уже собирался вложить кирпич на место, когда заметил в
образовавшейся дыре толстую тетрадь для записей. Чувствуя легкий стыд, он
положил кирпич на место как раз в тот момент, когда шаги Гарольда стали
подниматься с нижнего этажа. Когда Гарольд вернулся в гостиную с двумя
бокалами в руках, Ларри уже снова сидел на зеленом стуле.
- Я их споласкивал внизу, - сказал Гарольд. - А то они запылились.
- Красивые, - сказал Ларри. - Слушай, я не уверен, что с этим Бордо
все в порядке. Может так получиться, что ты готовил рюмки для уксуса.
- Кто не рискует, - сказал Гарольд с улыбкой, - тот не выигрывает.
От улыбки Гарольда Ларри почему-то стало немного не по себе, и он
поймал себя на мысли о том, кому принадлежит эта тетрадь - Гарольду или
предыдущему владельцу дома. А если это тетрадь Гарольда, то что, черт
возьми, там может быть написано?
Они открыли бутылку Бордо и к общему удовольствию обнаружили, что
вино прекрасное. Через полчаса они уже пребывали в состоянии приятного
легкого опьянения, причем Гарольд в большей степени, чем Ларри. Но улыбка
по-прежнему блуждала у него на губах. Собственно говоря, она стала шире.
Язык у Ларри слегка развязался, и он спросил:
- Эти плакаты. Насчет общего митинга восемнадцатого числа. Как
получилось, что ты не вошел в состав этого комитете, Гарольд? По-моему,
такой парень, как ты, обязательно должен был там оказаться.
Улыбка Гарольда стала еще шире.
- Ну, я еще ужасно молод. Наверное, они думают, что у меня не хватает
опыта.
- По-моему, это свинство с их стороны. - Но действительно ли он так
считал?
- Ну, кто знает, что ждет нас в будущем! - сказал Гарольд, широко
улыбаясь. - У каждой собаки есть свой день.
Ларри ушел в пять часов вечера. Он расстался с Гарольдом дружески.
Тот пожал его руку и улыбнулся на прощанье, сказав, чтобы Ларри заходил
почаще. Но у Ларри появилось ощущение, что Гарольду будет абсолютно
наплевать, если они никогда больше не встретятся.
Он медленно прошел по цементной дорожке и обернулся, чтобы помахать
на прощанье, но Гарольд уже скрылся в доме. Дверь была закрыта.
От вина у него немного заболела голова, и он попытался убедить себя в
том, что тот легкий озноб, который он почувствовал дома у Гарольда,
является всего лишь одним из проявлений незначительного похмелья. Мысли
его спутались. Он неожиданно ощутил уверенность, что Гарольд наблюдает за
ним из-за задернутых штор, и руки его сжимаются, словно он хватает кого-то
за горло, а улыбка его превращается в оскал ненависти... У КАЖДОЙ СОБАКИ
ЕСТЬ СВОЙ ДЕНЬ.
И в тот же миг он вспомнил о ночи, проведенной в Беннингтоне, когда
он проснулся с ужасным чувством, что в темноте кто-то есть... и как потом
он услышал (или это ему только приснилось?) приглушенный звук каблуков,
уходящих на запад.
ПРЕКРАТИ. ПРЕКРАТИ ВООБРАЖАТЬ ВСЯКУЮ ЕРУНДУ.
И неожиданно он поймал себя на том, что вспоминает, как в детстве
ходил с мамой в зоопарк в Бронксе. Они вошли в помещение, где жили
обезьяны, и запах ударил ему в нос, как кулак. Он повернулся и хотел
выбежать на улицу, но мама остановила его.
"Просто дыши, Ларри, - сказала она. - И через пять минут ты не будешь
чувствовать никакого запаха вообще."
И он остался, хотя и не поверил ей. Но оказалось, что она была права.
Взглянув на часы, он увидел, что они провели у обезьян около получаса, и
он уже не мог понять, почему входящие леди зажимают нос, а на лице у них
появляется гримаса отвращения. Он сказал об этом своей матери, и Элис
Андервуд засмеялась.
"Пахнет-то по-прежнему плохо, но не для тебя".
"Как это получается, мамочка?"
"Я не знаю. Это доступно каждому. А теперь скажи самому себе: "Сейчас
я вдохну настоящий запах обезьяньего жилища", и потяни носом."
Он так и сделал и вновь ощутил зловоние. На этот раз оно было даже
сильнее и омерзительнее, чем в самом начале. Сосиски и вишневый пирог
рванулись вверх, но он выбежал на свежий воздух и с трудом сумел побороть
рвоту.
"Это селективное восприятие, - подумал он, - и она знала, что это
такое, даже если ей и не было известно, как это называется. - Он услышал
голос своей матери: - А теперь скажи самому себе: "Сейчас я вдохну
настоящий запах Боулдера". И он ощутил этот запах. Он ощутил запах
медленного разложения за закрытыми дверьми и задернутыми шторами.
Он пошел быстрее, чуть ли не пустившись бегом, вдыхая это сочное,
густое зловоние, которое он - как и все остальные - давно перестал
сознательно ощущать, потому что оно было повсюду.
Вино и шоколадная карамель рванулись вверх. Это обезьянья клетка, из
которой он никогда не выберется, разве что если поедет на необитаемый
остров, и хотя до сих пор он ненавидел рвоту больше всего на свете, такое
чувство, что сейчас...
- Ларри? С тобой все в порядке?
Ларри вздрогнул от удивления. Это был Лео. Он сидел на бордюре в трех
кварталах от дома Гарольда и играл шариком для пинг-понга.
- Что ты здесь делаешь? - спросил Ларри.
- Я хотел, чтобы мы пошли домой вместе, - смиренно сказал Лео, - но
мне не хотелось заходить в дом того парня.
- Почему? - спросил Ларри и сел на бордюр рядом с Лео.
Лео пожал плечами.
- Я не знаю.
- Лео?
- Что?
- Для меня это очень важно, потому что Гарольд мне нравится. У меня к
нему двойственное чувство. Тебе когда-нибудь приходилось двойственно
относиться к кому-нибудь?
- Мое чувство к нему однозначно.
- И что же это за чувство?
- Страх, - просто ответил Лео. - Мы можем пойти домой к маме-Надин и
маме-Люси?
- Конечно.
Они пошли по Арапахоу. Лео продолжал играть с шариком для пинг-понга.
- Извини, что тебе пришлось так долго ждать, - сказал Ларри.
- Все о'кей.
- Да нет, действительно, если б я знал, я бы поторопился.
- Мне было чем заняться. Я нашел это у того парня на лужайке. Шарик
для понг-пинга.
- Пинг-понга, - поправил Ларри машинально. - Как ты думаешь, почему
Гарольд задергивает шторы?
- Чтобы никто не мог заглянуть внутрь, наверное, - сказал Лео. - Он
занят какими-то тайными вещами. Он там прячется, как труп.
Они дошли до угла Бродвея и повернули на юг. Им встретился Дик
Воллмен. Он приветственно махнул Ларри и Лео. Они помахали ему в ответ.
- Тайными вещами, - вслух повторил Ларри.
- Может быть, он там молится темному человеку, - небрежно обронил
Лео, и Ларри дернулся, словно его ударило током.
- Ты действительно так думаешь? - спросил Ларри, стараясь, чтобы его
голос звучал непринужденно.
- Я не знаю. Но он не похож на нас. Он часто улыбается Но мне
кажется, там какие-то черви у него внутри. Они заставляют его улыбаться.
Большие черви, которые пожирают его мозг.
- Джо... то есть Лео...
Глаза Лео - темные, отсутствующие, китайские - внезапно прояснились.
Он улыбнулся.
- Смотри, вон Дайна. Мне она нравится. Эй, Дайна! - закричал он,
приветственно махнув рукой. - У тебя есть жвачка?
Дайна, занятая тем, что смазывала звездочку гоночного велосипеда,
обернулась и улыбнулась. Она полезла в карман рубашки и достала пачку
"Джуси Фрут". Со счастливым смехом Лео побежал к ней.
Эта мысль о белых червях за улыбкой Гарольда... как это Джо (нет,
Лео, его зовут Лео) пришла в голову такая сложная - и такая кошмарная -
идея? Мальчик был наполовину в трансе. И не только он один. Сколько раз за
те немногие дни, что он пробыл здесь, Ларри замечал, как кто-нибудь
останавливается на улице, как вкопанный, мгновение смотрит в пустоту, а
потом идет дальше? Все изменилось. Казалось, само человеческое восприятие
поднялось на новый уровень.
Это было чертовски страшно.
Ларри направился туда, где Лео и Дайна делили жвачку.
В тот день Стью застал Фрэнни за стиркой на маленьком дворике за их
новым домом. Она обернулась и увидела его в воротах.
- Ха-ха, очень смешно. Сколько ты там уже стоишь, красавчик?
- Пару минут. Чем это ты занимаешься? Похоже на брачный танец дикой
лесной утки.
- Ха-ха. - Она посмотрела на него холодно. - Еще одна такая шуточка,
и спать тебе придется на кушетке. А можешь отправляться на Флэгстафф со
своим дружком Гленом Бэйтменом.
- Послушай, но я не хотел...
- Здесь, между прочим, и ваша одежда, мистер Редман. Хоть вы теперь у
нас и отец-основатель, но это не мешает вам иногда пачкать трусы дерьмом.
Стью усмехнулся, а потом вынужден был рассмеяться.
- Грубовато, радость моя.
- В данный момент я не склонна к вежливости.
- Когда моя жена занималась ручной стиркой, - сказал Стью, - она
пользовалась стиральной доской. Помнится, у моей матери их было штуки три.
- Я знаю, - раздраженно сказала Фрэнни. - Мы с Джун Бринкмейер обошли
пол-Боулдера в поисках этой штуки, но ни одной не нашли. Прогресс ушел
далеко вперед.
Он снова заулыбался.
Фрэнни уткнула руки в бока.
- Уж не пытаешься ли ты поиздеваться надо мной, а?
Улыбка исчезла с его лица, и он обнял ее.
- Ты знаешь, как я тебе благодарен за то, что ты стираешь мою одежду,
- сказал он, - и я знаю, что беременной женщине лучше известно, чем ее
мужчине, что ей можно делать, а что нет. Но, Фрэнни, к чему эти хлопоты?
- К ЧЕМУ? - Она посмотрела на него в недоумении. - Ну а что ты будешь
носить? Будешь ходить в грязной одежде?
- Фрэнни, магазины полны одеждой. И у меня часто встречающийся
размер.
- Ты хочешь сказать, что одежду надо выбрасывать, только потому что
она _г_р_я_з_н_а_я_?
Он неуверенно пожал плечами.
- Ну уж нет, - сказала она. - Это старые штучки. Вроде тех коробок,
куда упаковывали Биг-Маки, и одноразовых бутылок. Нет смысла начинать все
сначала.
Он нежно поцеловал ее.
- Хорошо. Только следующая стирка - моя, ясно?
- Прекрасно, - сказала она лукаво. - А как скоро это будет? Когда я
рожу?
- Когда мы починим электричество, - сказал Стью. - Тогда я притащу
тебе самую большую стиральную машину на свете и сам запущу ее. А пока нам
надо кое о чем поговорить.
- Предложение принимается. - Она крепко поцеловала его, и он ответил
на ее поцелуй. По всему ее телу распространилось тепло (не тепло, а жар,
не надо стесняться, я вся горю, и так бывает всегда, когда он целует
меня), от которого напряглись ее соски, и появилась приятная тяжесть внизу
живота.
- Прекрати, - сказала она, слегка задыхаясь, - а то одной беседой
дело у нас не ограничится.
- Поговорим попозже.
- Одежда...
- Пусть помокнет - грязь лучше отойдет, - сказал он серьезно. Она
засмеялась, и он закрыл ей рот поцелуем. Он повел ее к дому, и она
удивилась, как жарко светит солнце. "Бывало ли раньше так жарко? Может
быть, это ультрафиолетовые лучи? Или высота? Неужели так бывает каждым
летом? Так жарко?"
Уже на лестнице он стал раздевать ее, и жаркая волна подхватила ее
тело.
- А теперь садись, - сказал он.
- Но...
- Говорю тебе, садись.
- Стюарт, я туда высыпала полпачки стирального порошка. Одежда просто
с_л_и_п_н_е_т_с_я_.
- Не беспокойся.
Она села на раскладной стульчик под навесом. Стью снял ботинки и
носки и закатал брюки по колено. Когда он шагнул в таз и начал с серьезным
видом топтать одежду, она захихикала.
- Хочешь провести ночь на кушетке?
- Нет, Стюарт, - сказала она покаянным тоном и снова начала
хихикать... пока слезы не полились у нее из глаз и не заболели мускулы
живота. Овладев собой, она спросила: - В третий и последний раз: о чем ты
хотел со мной поговорить?
- Этим вечером у нас будет первое заседание, - сказал Стью.
- У меня есть две коробки пива, сырные крекеры, пепперони...
- Не о том речь, Фрэнни. Сегодня приходил Дик Эллис и сказал, что
хочет выйти из комитета.
- Вот как? - Она была удивлена. Дик никогда не казался ей человеком,
способным уйти от ответственности.
- Он сказал, что будет счастлив выполнять любую работу, как только у
нас появится настоящий доктор, но в данный момент это не в его силах. У
него сегодня было двадцать пять пациентов, и одна из них - с гангреной на
ноге. Гангрена, по всей видимости, началась из-за царапины, которую она
получила, когда подползала под забор из колючей проволоки.
- Плохи дела.
- Дик спас ее... Дик и эта медсестра, которая пришла вместе с
Андервудом. Высокая, красивая девушка. Ее зовут Лори Констебл. Дик сказал,
что без нее женщина просто бы умерла. Так или иначе, они ампутировали ногу
по колено. Операция продолжалась три часа, и они совершенно вымотались. А
плюс к этому у них на руках маленький мальчик с судорожными припадками, и
Дик ломает голову над тем, эпилепсия ли это, или внутричерепное давление,
или диабет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125