Я, как и моя мать, добился
успеха. Но чего это мне стоило! А ведь у меня тогда на руках был всего один
ребенок.
И главное - колхоз. Год колхозной жизни в наших местах я приравниваю по
крайней мере к году исправи[39] тельных лагерей строгого режима. Моя мать
проработала в колхозе шестнадцать лет.
Колхоз не сразу обнаружил свою сущность. А когда обнаружил, было уже
поздно. Оставался один выход: бегство. Бегство нашей семьи растянулось на
шестнадцать лет. Для истории такой срок - миг. А для страдающих индивидов -
вечность. Для матери эти годы были непрерывной пыткой. Она работала больше
других, так как семья была больше. Оплата труда была издевательская. Но даже
несколько дополнительных килограммов зерна были спасительными. На ее глазах
происходило крушение всего прежнего уклада жизни. Закрыли церковь.
Стремительно рушились моральные устои тех, кто остался в деревнях. Пьянство.
Воровство. Обман. Лодыри, жулики и дураки на короткое время вылезали в
начальство и скоро исчезали в тюрьмах, уступая место таким же несчастным
ничтожествам. Мать не принимала участия в махинациях местных начальников. Но
было просто невозможно жить, не нарушая законов. И мать жила постоянно в
страхе быть арестованной за какое-нибудь мелкое преступление, изобретенное
новым строем. Например, я мальчишкой ходил далеко в лес за грибами, брал с
собой маленькую косу, прятал ее, чтобы не увидели соседи, в лесу прикреплял
ее к палке и косил на полянках траву. Ночью мы с матерью приносили скошенную
траву домой и прятали. Если бы соседи увидели это, то непременно донесли бы.
За охапку сена на первый раз конфисковали бы целый воз, а то могли и
посадить в тюрьму. Такое чуть было не случилось, когда мать покосила осоку в
болоте для того, чтобы набить ею матрац для меня. Осоку пришлось выбросить
на глазах у односельчан, а у матери вычли в наказание десять трудодней
(трудодень - форма учета труда в колхозе).
Мать обладала способностью ясновидения и изначального понимания сущности
явлений жизни. Она понимала все сразу и правильно, без всяких иллюзий. Она,
например, сразу поняла суть колхозов, предвидела опустошение района и
последующие кошмарные годы. Но что она могла сделать? Легко давать умные
советы, глядя на историю со стороны и живя в комфортабельных условиях. Люди
реагировали на происходящее един[40] ственно доступным для них способом:
бегством от колхозных ужасов. Это делала и моя мать, постепенно отправляя
детей в город и готовясь к будущему разрыву с деревней вообще. Она в это
верила и предвидела это. По ее советам несколько семей из нашей и соседних
деревень срочно уехали в города ("завербовались") еще до начала
коллективизации.
ДЕТИ
Моя мать родила одиннадцать детей. Первого в 1910-м, а последнего в 1935
году. Двое детей умерли маленькими в годы войны и голода. Младшая дочь
умерла в двадцать лет из-за халатности врачей. Старший сын умер в пятьдесят
шесть лет от рака. В момент написания этой книги в живых оставалось семеро.
Все дети моих родителей вместе произвели на свет лишь пятнадцать детей, т.
е. почти два ребенка на семью. А у внуков эта величина и того меньше. Факт
характерный. Хочу заметить к сведению теоретиков, увидевших причину снижения
рождаемости в России в пьянстве: все мои братья и сестры были трезвенниками,
пьянствовал один я, что не помешало мне произвести на свет троих детей. Я
мог бы произвести тридцать, но этому воспрепятствовали соображения
социального расчета и морали, а не водка.
Мой старший брат Михаил (1910 - 1966) в двенадцать лет уехал с дедом и
отцом в Москву. Сначала работал подмастерьем с ними. Потом стал учиться в
вечерней школе и одновременно в профессиональной школе при мебельной
фабрике. Вступил в комсомол. Добровольно работал два года на строительстве
Комсомольска-на-Амуре. Учился в вечернем техникуме без отрыва от работы. В
1933 году женился. Имел четверых детей. По окончании техникума стал
мастером, техником, инженером на мебельной фабрике. Во время войны был
сержантом и младшим офицером. Награжден орденами и медалями. После войны
работал начальником цеха и затем директором фабрики. Избирался депутатом
районного и областного советов. За трудовую деятельность награждался
орденами и медалями. Был членом партии. [41]
Чтобы предотвратить аварию на фабрике, бросился в опасное место, получил
сильный удар в грудь. Как это и бывало с русскими людьми, не обратился сразу
к врачу. Когда почувствовал себя плохо, было уже поздно. Вскоре он умер, на
его похороны пришли сотни людей. Один из выступавших сказал, что в России
только после смерти настоящего человека мы узнаем, кого мы потеряли.
Жизненный путь брата Михаила характерен. Таких людей в народе считали
настоящими коммунистами, вкладывая в это слово самое идеальное нравственное
содержание. Уже будучи начальником цеха, он жил с женой и четырьмя детьми в
одной комнате. Лишь став директором фабрики, он получил двухкомнатную
квартиру.
Обе мои старшие сестры были тоже типичными русскими женщинами того
периода. Образование их ограничилось четырьмя классами деревенской школы.
Они рано начали работать в поле. Прасковья (1915) в шестнадцать лет вышла
замуж за семнадцатилетнего парня из соседней деревни, жившего в городе.
Сделав что-то с документами, чтобы увеличить возраст, они сразу же уехали в
Ленинград. Конечно, пришлось дать взятку кое-кому. Муж сестры был рабочим. И
сестра всю жизнь до выхода на пенсию была работницей. Другой сестре, Анне
(1919), тоже не без труда и взяток удалось вырваться из колхоза. Она уехала
в Москву, работала нянькой, домашней работницей, чернорабочей на заводе.
Окончила курсы шоферов. Много лет работала шофером. После аварии стала
инвалидом. Работала лифтершей и уборщицей. Участвовала в обороне Москвы.
Имела награды.
Типична и судьба младших братьев. Николай (1924) в 1936 году переехал в
Москву. Учился в школе. В начале войны стал работать на заводе. За
получасовое опоздание был осужден на пять лет заключения. Был направлен в
штрафную часть на фронт. Несколько раз ранен. Отличился в боях.
Реабилитирован. Награжден многочисленными орденами и медалями. После войны
окончил вечерний техникум. Стал замечательным специалистом по тонким
приборам. Брат Василий (1926) окончил офицерскую школу, затем заочный
юридичес[42] кий институт. Служил в Сибири, в Средней Азии, на Дальнем
Востоке. Стал полковником, военным юристом. В 1976 году был назначен на
генеральскую должность в Москве. Но в это время на Западе появилась моя
книга "Зияющие высоты". От Василия потребовали, чтобы он публично осудил
меня. Он отказался это сделать. Заявил, что он гордится мною. Его немедленно
уволили из армии и выслали из Москвы. Но он никогда не упрекал меня за то,
что пострадал из-за меня, и не порывал со мной контактов. Он был членом
партии, как и другие братья, прекрасным специалистом и на редкость хорошим
человеком. Братья Алексей (1928) и Владимир (1931) учились в деревенской
школе, служили в армии, работали рабочими, заочно учились в техникумах и
институтах, оба стали инженерами.
Ни у кого из моих братьев и сестер не было никаких карьеристических
амбиций. Если кто-то из нас немного преуспел, так это исключительно
благодаря труду и способностям. Но я бы не сказал, что наша семья поднялась
слишком высоко. Должность инженера немногим выше уровня квалифицированного
рабочего и мастера. На самый высокий уровень поднялся я, став профессором и
заведующим кафедрой университета, и Василий. Да и то на короткий срок. Так
что "карьера" нашей семьи не превысила "карьеру" всей страны в результате
социальной и культурной революции.
ВНУКИ
Мои воспоминания поневоле превращаются в социологический анализ советской
истории не столько из-за моего пристрастия к социологии, сколько из-за того,
что наша жизнь шла в удивительном соответствии с закономерностями
исторического процесса. Эволюция нашего рода может служить примером тому. Из
внуков никто не стал рабочим, но никто не поднялся выше уровня мелкого
служащего. Общество вступило в стадию зрелости. Стало труднее подниматься в
более высокие слои, но люди стали прилагать больше усилий, чтобы их дети не
опускались в низшие слои.
[43]
СЕМЕЙНЫЙ КОЛЛЕКТИВИЗМ
Бабушка и мать, не подозревая того, "открыли" принципы педагогики,
которые потом принесли мировую славу А. Макаренко: воспитывать не каждого
ребенка индивидуально, а как членов коллектива, причем коллектива трудового.
Как только мы чуть-чуть подрастали и были в состоянии что-то делать, мы
включались в трудовую жизнь семьи. Носили дрова и воду, пололи и поливали
овощи, сушили и убирали сено. Походы за ягодами и грибами тоже превращались
в работу; мы собирали их для семьи. Это было серьезным подспорьем в нашем
питании. Сушеные грибы и ягоды сдавали на заготовительные пункты, получая за
них мануфактуру, мыло, сахар и другие предметы, которые нельзя было купить в
магазине. Драли и сушили ивовую кору. Она шла на выделку кож. Ее возили в
Чухлому и получали за нее тоже дефицитные предметы. Ловили кротов. Разводили
кроликов. Короче говоря, в нас с первых же дней жизни вселяли чувство
ответственности за судьбу ближних и чувство принадлежности к единому
коллективу.
Стремление сделать вклад в общее семейное благополучие подавляло прочие
желания. Собирая, например, ягоды, которые водились вокруг в изобилии, мы
лишь изредка позволяли себе съесть несколько штук. Мы приносили их домой и
получали свою долю из собранного нами же. Доли одинаковые, независимо от
различий наших вкладов. Наградой за лучшие результаты была похвала. Мы
вообще старались все делать так, чтобы заслужить похвалу со стороны
взрослых. Но похвалу справедливую. Тем самым нам прививался один из самых
фундаментальных принципов идеального коллективизма: принцип справедливой
оценки способностей и трудового вклада в общее дело. Когда я вырос, я
увидел, что в реальном советском коллективе декларированный марксизмом
принцип "Каждому - по труду" чаще нарушался, чем соблюдался. Я тогда не
знал, что именно следование этому принципу является причиной его нарушения,
и реагировал на сам факт нарушения как на несправедливость.
Одной из особенностей коллективистского образа жизни является то, что
человек всегда на виду у других. [44]
Всем видно, что из себя представляет человек. Нас с рождения приучали к
тому, чтобы мы выглядели хорошими людьми в глазах окружающих, чтобы
завоевывали их уважение исключительно положительными качествами. Нам
предстояло жить в коллективах иного рода, чем тот, в котором мы росли. Но
наше положение в них как добросовестных работников, лишенных
карьеристических устремлений, не способных к интригам, к халтуре, к обману и
к холуйству, было предопределено воспитанием в семье. Это имело свои
недостатки и свои достоинства. С такими качествами можно было жить достойно,
но нельзя было преуспеть в смысле карьеры и материального благополучия. Я
думаю, что в нашей семье никто не попал в волну сталинских репрессий (случай
с братом Николаем и со мной совсем иного рода) в значительной мере благодаря
тому, что никто из нас не был карьеристом и стяжателем, зато все были
хорошими работниками, какие тогда требовались стране и всячески поощрялись.
ЧИСТОПЛОТНОСТЬ
Не обязательно нужно делать нечто грандиозное, чтобы привить человеку
высокие моральные принципы и хорошие бытовые привычки. Нас приучали к
бытовой чистоплотности на самых простых мелочах. Нас педантично заставляли
мыть руки и ноги, стригли ногти и волосы, беспощадно воевали с соплями и
вообще с неопрятностью. Тем, кто вырос и живет в современных гигиенических
условиях, это покажется смешным или вообще не заслуживающим внимания. Но
давно ли то время, когда в королевских дворцах водились вши, когда
придворные красавицы не могли раскрывать рот из-за гнилых зубов, когда
королевские парки были загажены из-за отсутствия уборных? В наших
деревенских условиях и с большой семьей борьба за бытовую чистоплотность
играла не менее важную роль, чем борьба прусского наследного принца за
признание ночного горшка при королевском дворе. Мы понятия не имели о
простынях. Но матрацы, на которых мы спали, регулярно мылись и набивались
свежим сеном. То, что Зиновьевы были "помешаны" на чистоте, было известно во
[45] всем районе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
успеха. Но чего это мне стоило! А ведь у меня тогда на руках был всего один
ребенок.
И главное - колхоз. Год колхозной жизни в наших местах я приравниваю по
крайней мере к году исправи[39] тельных лагерей строгого режима. Моя мать
проработала в колхозе шестнадцать лет.
Колхоз не сразу обнаружил свою сущность. А когда обнаружил, было уже
поздно. Оставался один выход: бегство. Бегство нашей семьи растянулось на
шестнадцать лет. Для истории такой срок - миг. А для страдающих индивидов -
вечность. Для матери эти годы были непрерывной пыткой. Она работала больше
других, так как семья была больше. Оплата труда была издевательская. Но даже
несколько дополнительных килограммов зерна были спасительными. На ее глазах
происходило крушение всего прежнего уклада жизни. Закрыли церковь.
Стремительно рушились моральные устои тех, кто остался в деревнях. Пьянство.
Воровство. Обман. Лодыри, жулики и дураки на короткое время вылезали в
начальство и скоро исчезали в тюрьмах, уступая место таким же несчастным
ничтожествам. Мать не принимала участия в махинациях местных начальников. Но
было просто невозможно жить, не нарушая законов. И мать жила постоянно в
страхе быть арестованной за какое-нибудь мелкое преступление, изобретенное
новым строем. Например, я мальчишкой ходил далеко в лес за грибами, брал с
собой маленькую косу, прятал ее, чтобы не увидели соседи, в лесу прикреплял
ее к палке и косил на полянках траву. Ночью мы с матерью приносили скошенную
траву домой и прятали. Если бы соседи увидели это, то непременно донесли бы.
За охапку сена на первый раз конфисковали бы целый воз, а то могли и
посадить в тюрьму. Такое чуть было не случилось, когда мать покосила осоку в
болоте для того, чтобы набить ею матрац для меня. Осоку пришлось выбросить
на глазах у односельчан, а у матери вычли в наказание десять трудодней
(трудодень - форма учета труда в колхозе).
Мать обладала способностью ясновидения и изначального понимания сущности
явлений жизни. Она понимала все сразу и правильно, без всяких иллюзий. Она,
например, сразу поняла суть колхозов, предвидела опустошение района и
последующие кошмарные годы. Но что она могла сделать? Легко давать умные
советы, глядя на историю со стороны и живя в комфортабельных условиях. Люди
реагировали на происходящее един[40] ственно доступным для них способом:
бегством от колхозных ужасов. Это делала и моя мать, постепенно отправляя
детей в город и готовясь к будущему разрыву с деревней вообще. Она в это
верила и предвидела это. По ее советам несколько семей из нашей и соседних
деревень срочно уехали в города ("завербовались") еще до начала
коллективизации.
ДЕТИ
Моя мать родила одиннадцать детей. Первого в 1910-м, а последнего в 1935
году. Двое детей умерли маленькими в годы войны и голода. Младшая дочь
умерла в двадцать лет из-за халатности врачей. Старший сын умер в пятьдесят
шесть лет от рака. В момент написания этой книги в живых оставалось семеро.
Все дети моих родителей вместе произвели на свет лишь пятнадцать детей, т.
е. почти два ребенка на семью. А у внуков эта величина и того меньше. Факт
характерный. Хочу заметить к сведению теоретиков, увидевших причину снижения
рождаемости в России в пьянстве: все мои братья и сестры были трезвенниками,
пьянствовал один я, что не помешало мне произвести на свет троих детей. Я
мог бы произвести тридцать, но этому воспрепятствовали соображения
социального расчета и морали, а не водка.
Мой старший брат Михаил (1910 - 1966) в двенадцать лет уехал с дедом и
отцом в Москву. Сначала работал подмастерьем с ними. Потом стал учиться в
вечерней школе и одновременно в профессиональной школе при мебельной
фабрике. Вступил в комсомол. Добровольно работал два года на строительстве
Комсомольска-на-Амуре. Учился в вечернем техникуме без отрыва от работы. В
1933 году женился. Имел четверых детей. По окончании техникума стал
мастером, техником, инженером на мебельной фабрике. Во время войны был
сержантом и младшим офицером. Награжден орденами и медалями. После войны
работал начальником цеха и затем директором фабрики. Избирался депутатом
районного и областного советов. За трудовую деятельность награждался
орденами и медалями. Был членом партии. [41]
Чтобы предотвратить аварию на фабрике, бросился в опасное место, получил
сильный удар в грудь. Как это и бывало с русскими людьми, не обратился сразу
к врачу. Когда почувствовал себя плохо, было уже поздно. Вскоре он умер, на
его похороны пришли сотни людей. Один из выступавших сказал, что в России
только после смерти настоящего человека мы узнаем, кого мы потеряли.
Жизненный путь брата Михаила характерен. Таких людей в народе считали
настоящими коммунистами, вкладывая в это слово самое идеальное нравственное
содержание. Уже будучи начальником цеха, он жил с женой и четырьмя детьми в
одной комнате. Лишь став директором фабрики, он получил двухкомнатную
квартиру.
Обе мои старшие сестры были тоже типичными русскими женщинами того
периода. Образование их ограничилось четырьмя классами деревенской школы.
Они рано начали работать в поле. Прасковья (1915) в шестнадцать лет вышла
замуж за семнадцатилетнего парня из соседней деревни, жившего в городе.
Сделав что-то с документами, чтобы увеличить возраст, они сразу же уехали в
Ленинград. Конечно, пришлось дать взятку кое-кому. Муж сестры был рабочим. И
сестра всю жизнь до выхода на пенсию была работницей. Другой сестре, Анне
(1919), тоже не без труда и взяток удалось вырваться из колхоза. Она уехала
в Москву, работала нянькой, домашней работницей, чернорабочей на заводе.
Окончила курсы шоферов. Много лет работала шофером. После аварии стала
инвалидом. Работала лифтершей и уборщицей. Участвовала в обороне Москвы.
Имела награды.
Типична и судьба младших братьев. Николай (1924) в 1936 году переехал в
Москву. Учился в школе. В начале войны стал работать на заводе. За
получасовое опоздание был осужден на пять лет заключения. Был направлен в
штрафную часть на фронт. Несколько раз ранен. Отличился в боях.
Реабилитирован. Награжден многочисленными орденами и медалями. После войны
окончил вечерний техникум. Стал замечательным специалистом по тонким
приборам. Брат Василий (1926) окончил офицерскую школу, затем заочный
юридичес[42] кий институт. Служил в Сибири, в Средней Азии, на Дальнем
Востоке. Стал полковником, военным юристом. В 1976 году был назначен на
генеральскую должность в Москве. Но в это время на Западе появилась моя
книга "Зияющие высоты". От Василия потребовали, чтобы он публично осудил
меня. Он отказался это сделать. Заявил, что он гордится мною. Его немедленно
уволили из армии и выслали из Москвы. Но он никогда не упрекал меня за то,
что пострадал из-за меня, и не порывал со мной контактов. Он был членом
партии, как и другие братья, прекрасным специалистом и на редкость хорошим
человеком. Братья Алексей (1928) и Владимир (1931) учились в деревенской
школе, служили в армии, работали рабочими, заочно учились в техникумах и
институтах, оба стали инженерами.
Ни у кого из моих братьев и сестер не было никаких карьеристических
амбиций. Если кто-то из нас немного преуспел, так это исключительно
благодаря труду и способностям. Но я бы не сказал, что наша семья поднялась
слишком высоко. Должность инженера немногим выше уровня квалифицированного
рабочего и мастера. На самый высокий уровень поднялся я, став профессором и
заведующим кафедрой университета, и Василий. Да и то на короткий срок. Так
что "карьера" нашей семьи не превысила "карьеру" всей страны в результате
социальной и культурной революции.
ВНУКИ
Мои воспоминания поневоле превращаются в социологический анализ советской
истории не столько из-за моего пристрастия к социологии, сколько из-за того,
что наша жизнь шла в удивительном соответствии с закономерностями
исторического процесса. Эволюция нашего рода может служить примером тому. Из
внуков никто не стал рабочим, но никто не поднялся выше уровня мелкого
служащего. Общество вступило в стадию зрелости. Стало труднее подниматься в
более высокие слои, но люди стали прилагать больше усилий, чтобы их дети не
опускались в низшие слои.
[43]
СЕМЕЙНЫЙ КОЛЛЕКТИВИЗМ
Бабушка и мать, не подозревая того, "открыли" принципы педагогики,
которые потом принесли мировую славу А. Макаренко: воспитывать не каждого
ребенка индивидуально, а как членов коллектива, причем коллектива трудового.
Как только мы чуть-чуть подрастали и были в состоянии что-то делать, мы
включались в трудовую жизнь семьи. Носили дрова и воду, пололи и поливали
овощи, сушили и убирали сено. Походы за ягодами и грибами тоже превращались
в работу; мы собирали их для семьи. Это было серьезным подспорьем в нашем
питании. Сушеные грибы и ягоды сдавали на заготовительные пункты, получая за
них мануфактуру, мыло, сахар и другие предметы, которые нельзя было купить в
магазине. Драли и сушили ивовую кору. Она шла на выделку кож. Ее возили в
Чухлому и получали за нее тоже дефицитные предметы. Ловили кротов. Разводили
кроликов. Короче говоря, в нас с первых же дней жизни вселяли чувство
ответственности за судьбу ближних и чувство принадлежности к единому
коллективу.
Стремление сделать вклад в общее семейное благополучие подавляло прочие
желания. Собирая, например, ягоды, которые водились вокруг в изобилии, мы
лишь изредка позволяли себе съесть несколько штук. Мы приносили их домой и
получали свою долю из собранного нами же. Доли одинаковые, независимо от
различий наших вкладов. Наградой за лучшие результаты была похвала. Мы
вообще старались все делать так, чтобы заслужить похвалу со стороны
взрослых. Но похвалу справедливую. Тем самым нам прививался один из самых
фундаментальных принципов идеального коллективизма: принцип справедливой
оценки способностей и трудового вклада в общее дело. Когда я вырос, я
увидел, что в реальном советском коллективе декларированный марксизмом
принцип "Каждому - по труду" чаще нарушался, чем соблюдался. Я тогда не
знал, что именно следование этому принципу является причиной его нарушения,
и реагировал на сам факт нарушения как на несправедливость.
Одной из особенностей коллективистского образа жизни является то, что
человек всегда на виду у других. [44]
Всем видно, что из себя представляет человек. Нас с рождения приучали к
тому, чтобы мы выглядели хорошими людьми в глазах окружающих, чтобы
завоевывали их уважение исключительно положительными качествами. Нам
предстояло жить в коллективах иного рода, чем тот, в котором мы росли. Но
наше положение в них как добросовестных работников, лишенных
карьеристических устремлений, не способных к интригам, к халтуре, к обману и
к холуйству, было предопределено воспитанием в семье. Это имело свои
недостатки и свои достоинства. С такими качествами можно было жить достойно,
но нельзя было преуспеть в смысле карьеры и материального благополучия. Я
думаю, что в нашей семье никто не попал в волну сталинских репрессий (случай
с братом Николаем и со мной совсем иного рода) в значительной мере благодаря
тому, что никто из нас не был карьеристом и стяжателем, зато все были
хорошими работниками, какие тогда требовались стране и всячески поощрялись.
ЧИСТОПЛОТНОСТЬ
Не обязательно нужно делать нечто грандиозное, чтобы привить человеку
высокие моральные принципы и хорошие бытовые привычки. Нас приучали к
бытовой чистоплотности на самых простых мелочах. Нас педантично заставляли
мыть руки и ноги, стригли ногти и волосы, беспощадно воевали с соплями и
вообще с неопрятностью. Тем, кто вырос и живет в современных гигиенических
условиях, это покажется смешным или вообще не заслуживающим внимания. Но
давно ли то время, когда в королевских дворцах водились вши, когда
придворные красавицы не могли раскрывать рот из-за гнилых зубов, когда
королевские парки были загажены из-за отсутствия уборных? В наших
деревенских условиях и с большой семьей борьба за бытовую чистоплотность
играла не менее важную роль, чем борьба прусского наследного принца за
признание ночного горшка при королевском дворе. Мы понятия не имели о
простынях. Но матрацы, на которых мы спали, регулярно мылись и набивались
свежим сеном. То, что Зиновьевы были "помешаны" на чистоте, было известно во
[45] всем районе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82