Самолет ударило. Он подскочил и ударился снова.
Поднявшаяся пыль закрыла ему обзор. Его бросило вперед, потом назад.
Ремень чуть не разрезал его пополам, а штурвал вырвался из рук. Самолет в
шипящем саване искр рванулся вперед. Затем развалился пополам, потерял
крылья, перевернулся и, накренившись, помчался вперед каменистой пустыне
как по посадочной полосе. Голова Уэйна дернулась вперед и ударилось о
колонку штурвала. Остатки самолета проползли еще сотню ярдов и
остановились.
Билли пошевелился на полу кабины, где его прижало сзади к спинке
сиденья пилота. Он увидел, что кабина теперь представляла собой мешанину
горящих проводов и обстановки. Сквозь отверстие, образовавшееся в
результате того, что лайнер раскололся пополам, виднелась плоская пустыня,
на три сотни ярдов вокруг усыпанная горящими обломками. Хвостовая часть
осталась где-то далеко позади. Сквозь разъедающий глаза дым Билли увидел,
что сиденье Крипсина тоже оторвалось и его самого нигде не было видно.
Он попробовал встать на ноги. Левой руки не чувствовалось. Он
взглянул на нее и увидел белую кость, блестящую в рваной ране на запястье.
На него нахлынула волна боли и тошноты, а на лице выступил холодный пот.
Уэйн тихо застонал и начал всхлипывать. В остатках пассажирского салона
горели ковер и сиденья. Пластиковая занавеска, которая находилась вокруг
сиденья Крипсина, плавилась. Билли с усилием поднялся, прижимая к груди
изувеченную руку. Он схватил Уэйна за плечо и откинул на спинку сиденья.
Его голова болталась из стороны в сторону. Над его правым глазом была
багровая шишка, а сам глаз распух и закрылся.
Двигаясь мучительно медленно, Билли расстегнул ремень Уэйна и
попытался поставить его на ноги.
- Очнись же, очнись, - говорил он, таща Уэйна здоровой рукой по
горящей кабине. Из последних сил Билли полувынес-полувыволок Уэйна как
можно дальше от горящего самолета, пока ноги ему не отказали совсем. Он
упал на землю, чувствуя запах своего собственного обгоревшего мяса и
волос. Затем его поглотила долгая ужасная боль, и он свернулся калачиком в
надвигающейся темноте.

62
Он понял, что движется. Страшно быстро движется сквозь темноту. Он
находится в туннеле, подумал он, и скоро достигнет его конца. Ему больше
не было больно. Он испытывал страх, но чувствовал себя хорошо.
Неожиданно впереди показался блеск яркого золотистого света. Как
будто медленно открывалась дверь.
Для него, понял он, для него.
Это был самый прекрасный свет, который он когда-либо видел. Это были
все виденные им рассветы и закаты, все золотые летние дни его детства, все
оттенки солнечного света, проникающего сквозь разноцветные листья осеннего
леса. Он скоро достигнет этого света, если поторопиться. Ему ужасно
хотелось попасть туда, ощутить его тепло своим телом, согреться в нем и
забыть все заботы. Он смог повернуть голову - или только подумал, что
повернул, он не был уверен - и посмотреть в ту сторону, откуда он
двигался. Там было что-то, охваченное огнем.
Дверь распахнулась шире, заполняя туннель восхитительным светом. Ему
нужно достичь ее, пока она снова не закроется. Его скорость начала
уменьшаться... уменьшаться...
Дверь широко распахнулась, свет стал таким ярким, что ослепил его. За
дверью угадывалось ослепительно-голубое небо, зеленые поля и лес,
тянущийся насколько хватало глаз. Здесь были чудеса, в этом прекрасном
мире тишины и покоя. Здесь были новые, ждущие исследования пути, новые
неизвестные места, новые путешествия. Его захлестнула радость, и он
протянул вперед руки, чтобы достичь двери.
В дверном проеме возникла фигура. Женщина с длинными
рыжевато-коричневыми волосами, падающими на плечи. Он сразу понял, кто это
был, и она смотрела на него с выражением досады и сострадания.
- Нет, - тихо сказала она. - Ты не можешь все оставить. Еще слишком
рано.
И дверь начала закрываться.
- Пожалуйста! - взмолился Билли. - Помоги мне... позволь остаться...
- Еще рано, - ответила она.
Он закричал: "Нет!", но уже падал прочь от двери все быстрее и
быстрее, по мере того, как свет угасал. Он всхлипывал и сопротивлялся,
кувыркаясь в туннеле, возвращаясь туда, где его ждет боль, чтобы вцепится
снова. В его голове пролетели воспоминания: Уэйн за штурвалом, кричащий
Крипсин, лайнер, скользящий по земле, в то время как огонь пожирает его
внутренности, крик отрывающихся крыльев, заключительный страшный треск
фюзеляжа...
Он застонал и открыл глаза. Две темные фигуры, качавшиеся в
равновесии у его головы, с испуганными криками расправили крылья и улетели
прочь. Они покружили в сером небе и упали на что-то в сотне ярдов в
стороне.
Я не мертв, подумал Билли. Но воспоминания о золотистом свете и
прекрасном пейзаже почти раскололи его сердце. Там была его мать, ждущая
его, но вместо этого отправившая его обратно. Почему? Потому что его
Неисповедимый Путь еще не окончен? Он оперся на правую руку и попытался
сесть. Его голову пронзила боль; в том месте, где его челюсть ударилась о
стол, заскрежетали сломанные кости. Он заставил себя сесть и оглядел
пустыню. Первые оранжевые лучи восходящего солнца разрезали небо над
грядой малиновых гор на востоке. То тут, то там все еще вспыхивали
огоньки; большая часть самолета - зад салона и хвост - сплавились в черную
массу обожженного металла. Обломки рассеялись на площади в квадратную
милю. Билли увидел, как сквозь горную гряду прорвался солнечный свет. Жара
уже нарастала; через час она станет невыносимой, а вокруг не было ни
намека на какое-нибудь убежище.
Он услышал тихий стон у себя за спиной. С усилием повернув голову,
Билли увидел Уэйна Фальконера, лежащего в десяти футах от него, облокотясь
спиной на обломок выброшенного взрывом кресла. Его лицо распухло, волосы
свалялись, а одежда порвалась и обгорела. Все лицо Уэйна было покрыто
коркой засохшей крови, а один глаз распух так, что закрылся. Другой,
глубоко впавший и ярко-голубой, неотрывно смотрел на обломки
"Челленджера". Глаз двинулся и остановился на Билли.
- Прекрасный орел, - прошептал Уэйн. - Он мертв. Разорван на части и
мертв.
В его глазу блеснула слеза, сорвалась вниз и потекла по окровавленной
щеке.
Билли наблюдал за кружением и атаками хищных птиц. Некоторые из них
дрались над чем-то, лежащим в ярдах тридцати, чем-то скрюченным и
обгоревшим.
- Ты знаешь, где мы? - спросил Билли у Уэйна.
- Нет. Какая разница? Крипсин мертв; они все мертвы... за исключением
тебя.
- Ты можешь двигаться?
- У меня болит голова и бок. Но я посадил его, да? Мы горели, но я
посадил его. Обо что мы ударились?
- Об один из них, я думаю. - Билли махнул рукой в сторону горных
пиков. - Кто-нибудь поможет нам. Может быть, увидят дым.
Уэйн посмотрел на поднимающийся вверх дым. Солнце раскрасило его
разбитое лицо в оранжевый свет.
- Я хотел, чтобы они все погибли... но больше всего я хотел, чтобы
погиб ты. И сам я тоже хотел умереть. Я почти ничего не помню после того,
как мы ударились о землю, но помню, как кто-то вытаскивал меня из кабины.
- Он повернул голову и не мигая посмотрел на Билли. - Почему ты не оставил
меня сгореть?
- Я не испытываю к тебе ненависти, - ответил Билли. - Мне неважно,
что ты обо мне думаешь. Я не твой враг. Им был Крипсин, потому что он
хотел владеть тобой... и мной тоже. Они привезли меня сюда из Чикаго и
хотели, чтобы я делал... ужасные вещи. Если ты ненавидишь меня, то это
из-за влияния Дж.Дж.Фальконера, который научил тебя ненавидеть.
- Папа... - тихо произнес Уэйн. - Он стал навещать меня постоянно.
Поздно ночью, когда я ложился спать. Но... он лгал мне, верно? Нет, нет...
это был не мой отец. Это был... что-то еще, что-то похожее на зверя. Я
видел его в кабине пилота перед тем, как мы начали падать. Он лгал мне все
время, заставляя думать, что... мой папа все еще жив. И он велел мне
доверять мистеру Крипсину, оставаться с ним и делать все, что он скажет.
Они ранили Генри Брэгга. Страшно ранили, и я излечил его. - Уэйн поднял
свои руки и взглянул на них. - Я просто хотел делать хорошие вещи. И все.
Почему это всегда так тяжело? - В его голосе послышалась мольба.
Билли медленно поднялся. На его ногах все еще были полотняные
тапочки, которые ему вручили на гасиенде Крипсина. Земля представляла
собой тротуар из грубых камней, поросших то тут, то там зарослями
искривленных кактусов и пиками пальметт.
- Нам нужно найти тень, - сказал он Уэйну. - Ты можешь идти?
- Я не хочу двигаться.
- Солнце еще низко. Через пару часов здесь будет свыше ста градусов
по Фаренгейту. Может быть, нам удастся найти деревню. Может быть... - его
взгляд скользнул по гряде гор, тянувшейся к северу, и он зажмурился от
нестерпимого, горячего сияния. Горы были не далее, чем в миле от них,
расплываясь в горячем мареве. - Там, наверху. Это не так далеко. Мы
доберемся.
Уэйн еще немного помедлил, а затем поднялся. Он оперся на плечо
Билли, и между ними пробежало что-то, похожее на электрический разряд.
Боль отступила от Билли; голова Уэйна прояснилась, как будто он сделал
глоток чистого кислорода. Уэйн испуганно одернул руку.
- Мы можем дойти, - твердо произнес Билли. - Мы должны.
- Я не понимаю тебя. Почему ты не оставишь меня и не уйдешь один?
Когда бы я не видел тебя и твою мать, когда бы я не слышал ваши имена, я
боялся; и стыдился тоже, потому что любил свою власть. - Его лицо
страдальчески искривилось. - Но я начал лгать об исцелении, потому что не
мог никого исцелить. Я уверял их, что могу, иначе они перестали бы слушать
меня. У меня больше не было этой силы. Даже когда я был ребенком, я лгал
об этом... и знал это. И каким-то образом об этом знали и вы, с самого
начала знали. Вы видели меня насквозь. Я... я ненавидел вас обоих и хотел,
чтобы вы умерли. - Он взглянул на солнце и зажмурился. - Но может быть это
все потому, что я ненавидел то, кем был, и это я сам хотел умереть... Я до
сих пор хочу умереть. Оставь меня здесь. Дай мне успокоиться.
- Нет. Я не знаю, что с тобой сделал Крипсин, но тебе нужна помощь. А
теперь пошли.
Он сделал шаг, еще один. Камни под ногами были острыми, как стекло.
Билли оглянулся и увидел, что Уэйн нетвердой походкой следует за ним.
Они шли между обломками. Лужи горючего все еще пылали. Салфетки с
надписью "Тен-Хай, инк." под жарким дыханием ветра разлетелись в разные
стороны. Повсюду валялись обрывки кабелей, битое стекло, острые как бритва
куски металла, обломки кресел. Безголовое тело в обгоревшем костюме
свисало с остатков обитой черной кожей софы. Над ним работали птицы,
оторвавшиеся от трапезы только затем, чтобы взглянуть на проходивших мимо
Билли и Уэйна.
Несколькими минутами позже они нашли Крипсина. Массивное тело,
пристегнутое ремнями к креслу, лежало в зарослях острых пальметт, которые
не позволяли стервятникам добраться до него. Все тело Крипсина, с которого
была сорвана почти вся одежда, было покрыто иссиня-черными синяками и
ссадинами. Его язык вывалился изо рта, а глаза выкатились так, что,
казалось, вот-вот лопнут. Труп уже начал распухать, лицо, шея, руки
раздулись до еще более невообразимых, чем прежде, размеров.
Билли услышал в своей голове тонкий высокий крик; шум нарастал,
становился все громче, а затем стих.
- Подожди, - сказал он и Уэйн остановился. Крик был полон страдания и
ужаса; Крипсин и остальные все еще были здесь, плененные внезапностью
своей смерти. Внезапно крики прекратились, будто их приглушили. Билли
прислушался, чувствуя, как внутри него зашевелился ужас. Но вокруг была
тишина.
Что-то не так, подумал Билли. Что-то случилось. Волосы у него на
голове стали дыбом. Он почувствовал опасность. Меняющий Облик, подумал
Билли, и неожиданно испугался. Что произошло с Меняющим Облик?!
- Давай убираться отсюда. Скорее, - сказал Билли и снова двинулся
вперед. Уэйн еще немного посмотрел на труп Крипсина, а затем двинулся
следом.
За их спиной одна из опухших рук Крипсина зашевелилась. Пальцы
принялись расстегивать ремень. Тело поднялось с кресла и широко
ухмыльнулось, обнажив полный рот кривых зубов. Его голова повернулась в
сторону идущих в пятидесяти ярдах от него фигурам, и его глаза блеснули
красным, звериным огнем. Оживший труп выкарабкался из зарослей пальметты,
бормоча и хихикая. Подпитываемый сильной волной зла, самой мощной из
когда-либо ощущаемых Билли, Меняющий Облик медленно поднялся на кривых,
распухших ногах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67