Он отступил на несколько шагов и
услышал резкое дыхание Четема.
И тут раздался высокий ужасный крик - дикая смесь человеческого
голоса и звука вращающейся пилы - разнесшийся эхом по лесопилке.
Крик утихал и снова нарастал, возвращаясь назад более сильным, более
неистовым и мучительным. От третьего раската крика в рамах зазвенели
стекла. Билли прошиб холодный пот, желание бежать прочь от этого места
грызло ему шею. Он повернулся и увидел белое как мел лицо Четема, и его
глаза, в которых сквозил ужас; мужчина протянул руку к рукоятке выключения
оборудования.
Крик превратился в безнадежно умоляющий; он повторялся и повторялся
все той же последовательностью нот. Билли принял решение: что бы это ни
было, он не должен от него бежать.
- Нет! - крикнул он. Четем замер. - Не выключайте!
Каждый крик теперь казался громче предыдущего и вызывал все больший
холод у Билли в спине. Он хотел выйти и все обдумать, он хотел решить, что
предпринять, он больше не мог выносить этот звук, его голоса, казалось,
вот-вот расколется от него...
Билли повернулся и, прижав ладони к ушам, направился к двери. Это
просто шум станков, говорил он себе. И не больше... и не больше... и не...
Тон звука неожиданно изменился. Сквозь крик прорезался приглушенный
металлический шепот, пригвоздивший Билли к полу.
- Бииииллиииии...
- Иисус Христос! - выдавил Четем. Он привалился к стене, и его лицо
блестело от пота. - Оно... знает, что ты здесь! Оно знает тебя!
Билли развернулся и закричал:
- Это просто шум, и все! Это просто... просто... - слова застряли у
него в горле, когда голос снова зазвучал, то это был бешеный крик:
- Ты мертв! Ты мертв! Ты...
Над распиловочной машиной вспыхнула и взорвалась осветительная лампа,
осев дождем горячих осколков. Затем другая, в следующем ряду; из патронов
посыпались голубые искры.
- Это демон! Это сам Дьявол!
Четем схватился за красный рычаг и начал его поворачивать. Тут же над
его головой взорвалась лампочка, и осколки стекла впились в голову
мужчины. Он вскрикнул от боли и упал на пол, прикрывая голову руками. Еще
две лампочки взорвались одновременно, образовав голубую дугу
электрического разряда. В воздухе сильно пахло озоном, и Билли
почувствовал, как у него на голове начали танцевать волосы.
- Бииииллииии... Бииииллииии... Бииииллииии...
- ПРЕКРАТИТЕ!
Теперь лампы лопались по всей лесопилке, осколки стекла падали на
станки с приглушенным звуком играющего рояля. Билли охватила ужасная
паника, однако он остался стоять на месте, ожидая, когда приступ пройдет.
Нет страха, вспомнил он слова матери. Он почувствовал во рту вкус крови и
понял, что прокусил себе нижнюю губу. Он сконцентрировался на том, чтобы
не сдвинуться с места, вспоминая, что ему говорила мама перед отъездом.
Большая часть ламп уже взорвалась, а остальные отбрасывали резкие тени.
- ПРЕКРАТИТЕ! - снова закричал Билли. - ПРЕКРАТИТЕ ЭТО, МИСТЕР
ПАТТЕРСОН!
В противоположном конце лесопилки взорвалась еще одна лампочка. Крик
пилы изменился, перейдя в низкий стон, от которого начал трястись пол. Он
назвал существо по имени, подумал Билли, и это стало причиной изменения.
Это было своего рода реакцией. Билли переступил через скрючившегося на
полу человека.
- Вы не должны здесь больше оставаться! - крикнул Билли. - Вы
должны... вы должны идти туда, где вам нужно находиться! Понимаете?
Более мягко:
- Бииллии... Бииллии... Бииллии...
- Вы больше не принадлежите этому миру! Вы должны уйти!
- Бииллии...
- СЛУШАЙТЕ МЕНЯ! Вы... не можете больше жить дома со своей женой и
детьми. Вы должны... прекратить попытки остаться здесь. Нет смысла в...
Что-то обрушилось на него, отбросив назад; он застонал чувствуя, как
внутри него черным цветком распускается паника. Он встал на колени в
опилки, и его голова дернулась, когда дикая боль пронзила его левый глаз.
В его горле запузырилась злость и страдание, а затем его рот открылся и он
услышал свой крик:
- Нет, нет мое время еще не пришло! Я хочу вернуться назад, я
потерялся, я потерялся и не могу найти дорогу обратно!
Четем заскулил как собака глядя на то, как корчится и дергается
Билли.
Мальчик затряс головой, чтобы привести ее в порядок.
- Вы не сможете вернуться! - закричал он. - Я был сегодня на
похоронах Линка Паттерсона! Вы не сможете вернуться, вы должны оставить
все, как есть!..
- Нет, нет я потерялся, я найду дорогу назад!..
- Вы должны успокоиться и забыть боль! Вы должны...
- Помоги мне! Я потерялся, о Боже! Помоги мне!
В следующее мгновение Билли мучительно закричал, поскольку ясно
увидел, как пила отрезала ему правую руку; он прижал призрачную
искалеченную руку к груди и начал ее покачивать вперед-назад. Ручьи слез
бежали по его щекам.
- Я чувствую это! - простонал он. - Я чувствую, как это было! О
Боже... пожалуйста... сними эту боль, пусть все... успокоится и потечет
своим чередом. Нет страха... нет страха... нет...
Распиловочная машина задрожала, почти вырвав из пола крепления. Билли
поднял голову и увидел между собой и машиной какой-то едва различимый
голубой туман. Он сконцентрировался и начал принимать очертания человека.
- Вы не должны бояться, - прошептал Билли. Его рука была в огне, и он
заскрипел зубами, чтобы сдержать крик. - Я принял вашу боль. Теперь...
В это мгновение голубой туман двинулся в его направлении клубясь и
уплотняясь; когда он коснулся Билли, того пронзил холод и ужасный страх.
Он отшатнулся, пытаясь отползти в сторону по пыльному полу. Ужас
неведомого охватил его, и он уперся руками в пол, будто сопротивляясь
громадной тугой волне. Он снова услышал свой крик:
- ...пооошлииии!..
Стекла в окнах задрожали как от выстрела и выдавились наружу словно
от ужасного давления.
Затем пила снова зажужжала и начала медленно останавливаться.
Последняя горящая лампочка замигала, замигала и погасла, из патронов
посыпались искры. Пила жужжала все тише и тише, пока, наконец, в тишине
стал слышен только гудящий генератор.
Лежа на боку в пыли Билли услышал как хлопнула дверь лесопилки,
раздался звук автомобильного двигателя и стук разбрасываемого шинами
гравия. Он с усилием приподнял голову и увидел, что мистера Четема в
помещении не было. Билли снова повалился на бок, полностью обессиленный.
Внутри него бурлили потоки страха, замешательства и потери. Он был уверен,
что теперь хранит в себе чувства, которые связывали Линка Паттерсона с
этой лесопилкой, с этим миром, возможно даже с моментом физической смерти.
Он не был уверен, все ли он сделал правильно, но не думал, что здесь
осталось еще что-то от мистера Паттерсона; его дух перенесся, оставив свою
боль.
Билли с трудом поднялся на ноги. Он выключил питание, и пила стала
беззвучно замедлять ход. Билли приподнял левой рукой правую и начал ее
сгибать и разгибать. Ощущение было такое, будто внутрь руки поместили
множество иголочек; так бывает после сна, когда ее отлежишь. Сквозь
разбитые окна в помещение проникал мягкий теплый ветерок; в последних
лучах солнца в воздухе плыл красивый золотой туман из опилок, который
оседал на умолкшем оборудовании лесопилки.
Когда к Билли вернулась способность передвигаться, он направился
домой. Его ноги будто налились свинцом, а в висках шевелилась тупая боль;
его радовало только одно: к правой руке постепенно снова возвращалась
чувствительность. Он срезал дорогу через темный тихий лес, освещаемый
улыбающимся лунным человечком. Весь путь до дома он молил, чтобы такое
больше никогда не повторилось. "Я еще недостаточно силен, - думал он. - И
никогда не буду."
За околицей Готорна его насторожило что-то, двигающееся по гребню
холма между валунами и соснами. При свете луны это выглядело как огромный
человек, но в его облике было что-то настораживающее, животное. Билли на
секунду замер, вслушиваясь и всматриваясь, но фигура уже исчезла. Когда он
стал подниматься на холм, ему показалось, что он увидел мокрый отблеск
луны на чем-то, напоминающем кривые острые клыки.
И тут он вспомнил обещание и предостережение зверя.
"Я буду ждать тебя".

23
- Накормим огонь, братья и сестры! - проревел Джимми Джед Фальконер,
одетый в ярко-желтый костюм, с лицом, освещенным пламенем костра. -
Накормим огонь и уморим с голоду Дьявола.
Он стоял в середине деревянной платформы, установленной на пыльном
пустыре близ Бирмингема. Занавес был сконструирован так, чтобы воплощать
огромное знамя "Крестового похода Фальконера".
Фальконер улыбался. Перед ним трещал огромный костер, которому уже
скормили сотни фунтов бумаги и несколько сот черных виниловых дисков.
Шеренга тинэйджеров стояла в ожидании сигнала бросить в костер свои
пластинки, а рядом с ними стояла такая же шеренга с ящиками книг из школ и
публичных библиотек. Служба уже продолжалась почти три часа, начавшись с
пения псалмов. Вслед за этим началась одна из самых лихих проповедей
Фальконера о Дьяволе, пытающемся поглотить американскую молодежь, вслед за
которой прошел часовой сеанс исцеления, заставивший людей петь и
танцевать.
Горящие страницы неслись в воздухе как огненные летучие мыши.
Пластинки трещали и плавились.
- Ну-ка, дай мне это, сын мой, - Фальконер осторожно наклонился над
краем платформы и взял несколько дисков из рук крепкого молодого парня с
недавно остриженными волосами и шрамами от прыщей. Он взглянул на
психоделические рисунки и картины на обложках и поднял одну из них,
принадлежавшую группе "Крим".
- Да, вот это и "взорвет тебе мозги", не так ли? Это послано тебе из
Ада, вот откуда!
Под аплодисменты и крики он бросил пластинку в огонь. Вслед за ней
туда же полетели "Джефферсон Эйрплейн", Поль Ревер и "Рейдерс".
- Разве Бог хочет, чтобы слушали это? - спросил он, окидывая взглядом
толпу. - Разве он хочет, чтобы вы отпускали волосы до пят, принимали
наркотики и "взрывали себе мозги"? - Он кинул в огонь Сэма Шема и
"Фараонов".
В толпе послышался шум, когда Фальконер сломал о колено пластинку
"Битлз", засунул обломки в конверт, зажимая пальцами нос, и кинул их в
огонь.
- Люди, если кто-нибудь скажет вам, что вы должны носить длинные
волосы, пичкать себя ЛСД и трусливо улепетывать от коммуняк, то вы
ответьте им: я - большая часть Америки, и я горд...
Неожиданно у него пересохло дыхание. Острая, холодная боль пронзила
его грудь, и он почувствовал, что вот-вот может отдать концы. Он отодвинул
в сторону микрофон, боясь, что тот усилит его стон, а затем опустился на
колени склонив голову под крики и аплодисменты зрителей, думающих, что это
один из трюков его проповеди. Фальконер крепко зажмурил глаза. "О Боже, -
подумал он. - Не снова... пожалуйста... убери эту боль." Он попытался
вздохнуть, но остался стоять на коленях и поэтому никто не увидел его
посеревшего лица.
- Сожжем их! - услышал он веселый громкий крик.
На его толстое плечо опустилась чья-то рука.
- Папа?
Фальконер взглянул сыну в лицо. Мальчик превратился в красивого
молодого человека, стройного, щеголевато выглядевшего в
рыжевато-коричневом костюме. У него было вытянутое резко очерченное лицо,
обрамленное шапкой курчавых рыжих волос. Его глубоко посаженные глаза
цвета электрик светились беспокойством.
- С тобой все в порядке, папа?
- Задохнулся, - ответил Фальконер и попытался подняться на ноги. -
Дай мне отдохнуть минуту.
Уэйн взглянул на аудиторию и понял, что люди ждут какого-то
продолжения. Он взял микрофон отца.
- Нет, Уэйн, - произнес Фальконер с улыбкой на лице, по которому
струился пот. - Со мной все в порядке. Просто задохнулся, и все. Это из-за
жары.
- На нас смотрят телевизионные камеры, папа, - ответил Уэйн и
выдернул микрофон у отца. Как только Уэйн выпрямился и повернулся к
аудитории, его лицо стало волевым, голубые глаза расширились, а
великолепные белые зубы обнажились в широкой улыбке, граничащей с
гримасой. Его тело напряглось, как будто микрофон ударил его током.
- Благословение Господне сегодня с нами! - прокричал Уэйн. - Оно
трепещет в воздухе, заполняет наши сердца и души, оно повергла моего папу
на колени, поскольку оно не слабое, не хрупкое, оно не хилое! Если вы
хотите слушать сексуальную или наркотическую музыку или читать сексуальные
или наркотические книги, то вы будете счастливы в Аду! Господь говорит нам
ЧТО?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67