Были куплены хилая
радиостанция Файета и издательская компания в Южной Каролине, и первый
номер "Форварда", журнала "Крестового похода", выйдет в октябре. За лето
Уэйн коснулся и излечил несколько тысяч человек: мальчик стал
мастером-оратором и держался на сцене так, словно родился на ней. Когда
Уэйн заканчивал свою часть программы с исцелением, тарелки для
пожертвования приходили полными до краев. Уэйн был хорошим парнем и
проворным, как хлыст, но в нем имелась и жилка упрямства, выражающаяся,
например, в том, что он упорно стремился на летное поле, где стоял в
ангаре его "Бичкрафт Бонанза", и летал на нем без инструктора, выделывая в
воздухе все эти сумасшедшие петли и бочки. Такие вещи пугали Фальконера до
смерти: а что, если самолет потерпит аварию? Уэйн был хорошим пилотом, но
любил рисковать и, похоже, наслаждался опасностью.
Фальконер отхлебнул молоко и откусил от пирога. Да, господа! Это было
великолепное лето!
Неожиданно он почувствовал, что его левая рука стала неметь. Он
потряс ее, думая, что отлежал во сне. В этой кухне что-то слишком жарко:
он начал потеть.
"Знаешь ли ты, что делаешь, сынок?"
Фальконер замер с очередным куском пирога во рту. Он много раз думал
о той майской ночи и вопросе, который эта готорнская женщина-колдунья
поставила перед Уэйном. Этот вопрос возникал у него в мозгу, когда он
наблюдал за бледными лицами больных и немощных, стоящих в очереди
Исцеления и с надеждой протягивающих к Уэйну свои трясущиеся руки.
Внезапно черничный пирог в его рту стал напоминать угли. Он положил вилку
в тарелку и дотронулся до груди в том месте, где ее быстрой иглой пронзила
боль. Вот все и кончилось. Боль ушла. Хорошо.
Однако его сознание оставалось на опасной территории. Что, если...
что, если... женщина-колдунья была права? Он знал, что внутренний заряд
Уэйна становится все слабее, и поэтому никогда не просил Уэйна вылечить
его сердце. А что, если Уэйн знает это тоже и продолжает играть свою
партию только потому, что... потому, что это все, чего он научился делать.
Нет! - подумал Фальконер. Уэйн излечил Тоби, верно? И есть тысячи
писем, пришедших от людей, которые писали, что излечились от одного
прикосновения Уэйна или его присутствия!
Он припомнил письмо, пришедшее давным-давно, примерно через неделю
после палаточной проповеди в Готорне, в офис "Крестового похода". Оно было
от женщины по фамилии Пози, и Фальконер порвал его сразу же после того,
как прочитал:
"Дорогой преп. Фальконер, мы хотим вам сообщить, что Иисус забрал
нашего сына Джимми. Ваш мальчик излечил его на проповеди в Готорне, но у
Иисуса видимо были свои мысли по поводу нашего Джимми. Я заплатила за свой
грех, заключающийся в продаже моего малыша мистеру Тиллману.
Да будет Господь с вами и всеми вашими учениками.
Искренне ваша,
Лаура Пози."
Фальконер сделал все возможное, чтобы Уэйн не увидел ни этого письма,
ни нескольких дюжин аналогичных, полученных "Крестовым походом". Нет,
будет лучше, если мальчик никогда не начнет сомневаться в себе.
Неуверенно поднявшись из-за стола, Фальконер прошел в свой кабинет и
уселся в кресло-качалку. Вставленный в рамку плакат "Крестового похода
Фальконера", на котором он выглядел моложе, смелее и сильнее, освещался
верхним светом.
Его грудь пронзила боль. Он захотел встать и подняться наверх, в
постель, но тело отказалось ему повиноваться. Может быть, нужно принять
лекарство, и все. Его сознание мучила мысль о Рамоне Крикмор, смотревшей
на его сына и знающей, что все это ложь; у нее глаза Сатаны, а этот ее
парень просто ходячая Смерть. До встречи с ними Фальконер никогда не
замечал, чтобы у него болело сердце.
"Знаешь ли ты, что делаешь, сынок?"
"ДА, ОН ЗНАЕТ! - гневно подумал Фальконер. - ОН ЗНАЕТ, ТЫ, СУЧЬЕ
ОТРОДЬЕ САТАНЫ!"
Когда Уэйн вернется домой, Фальконер расскажет ему, как он выгоняет
Крикморов из Готорна, погонит их, как собак, подальше отсюда, туда, где их
злое влияние не достанет "Крестового похода Фальконера". Боль в его теле
уменьшалась и снова нарастала, скручивая его ребра.
- Кемми! - простонал он. - Кемми!
Вышвырнем их! - подумал он. Вышвырнем их!
- Кемми!
Его руки вцепились в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев.
Боль ударила его изо всех сил, и его сердце начало дергаться и трепыхаться
в груди. Голова Фальконера откинулась назад, а лицо приобрело глубокий
красно-синий цвет.
В дверях, не в силах двинуться с места, кричала Кемми.
- Сердце... - произнес Фальконер хриплым, полным муки, голосом. -
Позови... кого-нибудь...
Она заставила двигаться свои ноги и подбежала к телефону; она
слышала, как ее муж зовет Уэйна, а затем, будто в кошмарном сне, начал
кричать - или это только послышалось Кемми:
- Крикмор... вышвырнем их... о, Боже, вышвырнем их...

33
"Дорогие мама и папа.
Привет, я надеюсь, с вами все в порядке и вы чувствуете себя хорошо.
Я пишу это письмо из Дотана, где карнавал остановился на ярмарочной
площади. Мы будем здесь до первого сентября, а затем отправимся на неделю
в Монтгомери. Доктор Чудо говорит, что наши дела неплохи, и он думает, что
было бы здорово попасть в Бирмингем в начале октября. Я надеюсь, что с
вами будет все хорошо.
Папа, как ты себя чувствуешь? Я надеюсь, что ты стал читать еще
лучше. Пару дней назад я видел сон про тебя. Мы с тобой шли по шоссе к
городу, как мы обычно с тобой делали, и все кричали "привет!" и махали нам
руками. По-видимому, мой сон относился к апрелю, поскольку на деревьях
были нераспустившиеся свежие почки, а небо имело ту апрельскую голубизну,
которая сохраняется до наступления жары. Во всяком случае, мы вышли просто
так, погулять, и ты выглядел так же, как новая скрипка. Было приятно
слышать твой смех, хотя бы и во сне. Может быть, это означает, что ты
скоро поправишься, как ты думаешь?
Мама, если ты читаешь это письмо отцу вслух, то ты должна пропустить
следующую часть. Это только для тебя. Около двух недель назад к карнавалу
присоединился новый аттракцион под названием "Спрут". Я узнал, что его
владельца зовут Бак Эджерс и что он кочует с ним лучшую часть года уже на
протяжении четырех лет. Пара сезонных рабочих рассказывала мне, что на
"Спруте" как-то раз произошел несчастный случай. Маленькая девочка и ее
отец погибли, когда гондола - эта та часть карусели, в которой сидишь и
крутишься - оторвалась. Когда мистер Эджерс некоторое время был со
"Спрутом" во Флориде, из той же самой гондолы во время вращения выпал
подросток. Я не знаю, погиб ли он или нет, но еще один рабочий рассказывал
мне, что два года назад в Хантсвилле у одного мужчины во время катания на
"Спруте" случился сердечный приступ. Я слышал, что для того, чтобы
инспектора по технике безопасности дали разрешение на эксплуатацию
"Спрута", мистеру Эджерсу пришлось сменить фамилию, однако, похоже,
инспектора всегда пропускают "Спрут" из-за того, что не могут найти в нем
ничего опасного. Мистер Эджерс всегда работает, ремонтируя то то, то это,
и часто его молоток можно слышать, когда все уже спят. Создается
впечатление, что он не может оставить карусель без надзора даже на ночь. А
если его спрашиваешь, над чем он трудится или как он ухитряется
поддерживать "Спрута" столько лет в хорошем состоянии, то его взгляд чуть
не рассекает тебя пополам.
Мама, с этой каруселью что-то не то. Если я говорю об этом
окружающим, то они смеются мне в лицо, однако я чувствую, что многие
другие также сторонятся "Спрута". Не далее как вчера, когда мы
устраивались на новом месте, один из рабочих, помогавших мистеру Эджерсу
устанавливать его аттракцион, разбил себе ногу упавшей на нее деталью
машины, и было похоже, что он сделал это нарочно. Потом у нас случилось
несколько драк, чего ни разу не было до того, как к нам присоединился
"Спрут". Люди стали раздражительными и все время нарывающимися на
неприятности. Рабочий по фамилии Чалки исчез незадолго до того, как мы
покинули Андалузию, а пару дней спустя мистеру Райдеру позвонили из
полиции и сообщили, что нашли тело Чалки в поле, неподалеку от того места,
где располагался карнавал. Его шея была сломана, но полиция не смогла
установить, как. Кроме того, в воздухе витает что-то плохое. Я тоже боюсь
"Спрута", возможно даже больше остальных, потому что я думаю, что ему
нравится вкус крови. Я не знаю, что делать.
Доктор Чудо и я часто беседуем после окончания шоу ночи напролет. Я
говорил вам, что он хотел стать зубным врачом? Рассказывал ли я вам о
машине, которую изобрел Томас Эдисон для общения с духами? Эдисон сделал
ее наброски, но умер до того, как успел построить. Доктор Чудо говорил,
что никто не знает, куда делись эти наброски. Доктор Чудо довольно много
пьет, а когда выпьет, то любит поговорить. Как-то он рассказывал мне одну
интересную вещь: он говорил, что существуют специальные институты, в
которых ученые изучают что-то, называемое парапсихологией. Эта наука
занимается мозгом, душой и телом. Я никогда не рассказывал Доктору Чудо о
Вилле Букере, лесопилке и черной ауре. Я никогда ни рассказывал ему про
бабулю и Неисповедимый Путь. Похоже, что он хочет узнать обо мне побольше,
но никогда не спрашивает напрямую.
Ну, а теперь мне нужно идти спать. Доктор Чудо хороший человек, и он
прав в одном: карнавал должен быть у тебя в крови.
Я знаю, что вы используете эти тридцать пять долларов на хорошие
дела. Напишу, когда будет время. Я люблю вас обоих.
Билли".

34
Уэйн Фальконер сидел вместе с матерью на заднем сиденье "Кадиллака".
Они направлялись к "Катклиффскому панихидному дому" в деловой части
Файета. Джимми Джед Фальконер скончался два дня назад, и этим утром его
должны были хоронить. Памятник был уже подготовлен и ждал своего часа быть
водруженным на место.
Кемми всхлипывала все утро. Она не могла остановиться. Ее глаза
покраснели, нос распух, а лицо раздулось и покрылось пятнами. Ее вид
вызывал отвращение у Уэйна. Он знал, что отец хотел бы, чтобы она держала
себя достойно, как это пытался сделать он. Уэйн был одет в мрачный черный
костюм и черный галстук с красными крапинками. Прошлой ночью, когда его
мать, приняв лекарства, заснула, он взял ножницы и разрезал свои белые
шелковые рубашку и брюки, испачканные в тине и грязи, на тонкие полосы,
которые он безо всякого труда сжег в бочке для мусора за амбаром. Пятна
исчезли вместе с дымом.
Уэйн вздрогнул, когда его мать зарыдала. Она сжала его руку, и он
осторожно, но твердо высвободил ее. Он презирал ее за то, что она слишком
поздно вызвала скорую помощь, презирал за то, что она не сказала ему про
больное сердце отца. Он видел в госпитале лицо своего отца: синее, как
иней.
Последним словом, произнесенным Фальконером в госпитале перед тем,
как он погрузился в глубокий вечный сон, была фамилия. Кемми долго ломала
себе голову, стараясь понять, что он имел в виду, но Уэйн знал это. Эту
ужасную ночь готовили во мраке демоны; они, улыбаясь и хихикая, плели сеть
вокруг Уэйна и его папы. Один из них появился перед ним в образе безликой
девушки на платформе для ныряния на озере, и чье тело - если, конечно, она
вообще существовала во плоти и крови - еще до сих пор не всплыло из его
глубин. Уэйн просматривал газету, но не нашел никаких упоминаний о находке
утопленников. Вчера ему звонил Терри Дозье, чтобы принести соболезнования,
но и он не упомянул о девушке по имени Лонни, утонувшей в озере. Уэйн
обнаружил, что он лихорадочно думает о том, существовала ли она вообще...
или же ее тело зацепилось за затопленное, лежащее на илистом дне дерево...
или что смерть отца затмила смерть этой бедной девушки.
Второй демон подкрался в темноте, чтобы похитить сердце отца; он был
наслан готорнской женщиной-колдуньей в отместку за то, что его отец на
тайной встрече с несколькими готорнскими мужчинами подговорил их испугать
Крикморов так, чтобы они убрались из округа. Это будет на благо общества,
вспомнил Уэйн слова отца, которые он произносил перед мужчинами, чьи лица
омывались пламенем свечей. Если вы освободите Готорн от этой скверны,
говорил Фальконер, Господь вознаградит вас. Уэйну показалось, что в
дальнем углу темной комнаты, за кольцом слушающих мужчин, он заметил
какое-то движение. На мгновение - только на мгновение - он увидел что-то,
напоминающее дикого вепря, стоящего на задних ногах и высотой более семи
футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67