- Большое спасибо.
- Не за что. Будете там? Приводите всю семью.
- Можете в этом не сомневаться! - Джон помахал на прощание рукой и
поехал дальше. Его дух поднялся от мысли о том, что следует взять с собой
Билли, чтобы тот послушал великого евангелиста, который, несомненно,
вернет жителям Готорна почтительность к Господу.

12
В среду вечером, одетый в колючий темно-серый костюм, который был как
минимум на размер меньше, чем нужно, Билли стоял на террасе. Его запястья
торчали из коротких рукавов, а галстук, на котором настоял его отец, почти
душил его. Этим утром он с папой ездил в парикмахерскую Пила для жестокой
стрижки, которая определенно укоротила его уши дюйма на два. Впереди
волосы были достаточно умаслены, чтобы удерживаться от порывов ветра, но
непослушный хохолок на затылке уже преодолел сопротивление бриолина. От
Билли сильно пахло "Виталисом", аромат которого он очень любил.
Несмотря на то, что из-за костюма ему казалось, что по нему ползают
шмели, он нетерпеливо ждал начала палаточной проповеди; он не совсем
понял, что собой представляет данное мероприятие, кроме того, что это
очень похоже на церковь, однако жители города уже несколько дней обсуждали
это событие и то, кто что оденет и кто с кем сядет. Когда этим утром они с
папой проезжали мимо поля, Билли видел огромную палатку, которую
устанавливали рабочие, и грузовик, груженый опилками для посыпания земли,
передвигающийся по полю как гигантский жук. С виду хрупкая палатка заняла
почти все поле для софтбола. Ее полог развевал пыльный бриз. С другого
грузовика, на котором стояла лебедка, в палатку тянулись черные
электрические кабели. Билли хотелось остаться и понаблюдать за
происходящим, поскольку он еще никогда не видел в Готорне такой
активности, однако Джон поторопил его, и они поехали дальше. Проезжая мимо
развалин дома Букеров они оба молча посмотрели на него, и Билли крепко
зажмурил глаза.
В небе поднималась белая полная луна, а Билли очарованно смотрел, как
длинный сноп света медленно описывал круги в стороне поля для софтбола. Он
услышал голоса родителей, доносящиеся из дома, и хотел уже испугаться,
однако понял, что они не спорят; сегодня все будет прекрасно, потому что
мама согласилась пойти вместе с ними на палаточную проповедь. Когда она
поначалу решила отказаться, стены дома содрогнулись от негодующих воплей
Джона. Пререкания продолжались почти два дня. Они заключались в том, что
Рамона обычно холодно молчала, а Джон бегал вокруг нее, стараясь
разозлить. Но теперь, подумал Билли, они пойдут на проповедь все вместе,
как дружная семья.
Через несколько минут Рамона и Джон вышли на террасу. Джон был одет в
старый коричневый костюм, слегка желтоватую рубашку, а на шее у него был
повязан черный бант. Его лицо и волосы были свежевымыты. В одной руке он
сжимал Библию.
На Рамоне было темно-синее платье и белая шаль. Ее волосы были до
блеска причесаны и свободно падали до середины спины. Она согласилась
пойти не из-за евангелиста и не из-за того, чтобы успокоить Джона, а
потому, что слишком давно не выходила из дома; она хотела увидеть людей,
хотя знала, что при виде ее люди вряд ли будут прыгать от радости.
Сегодня, решила Рамона, она будет держать себя в руках. Если она
увидит черную ауру, то отвернется, но скорей всего она ничего не увидит и
все будет великолепно.
- Готов, парень? - обратился Джон к сыну. - Тогда вперед!
Они сели в автомобиль и поехали прочь от дома. Не хочу видеть это
сегодня, подумала Рамона, и ее ладони вдруг покрылись потом. Нет, пожалуй,
не хочу видеть это никогда...
Легковые автомобили и грузовики заполняли почти все пространство
вокруг огромной палатки, и длинная вереница автомобилей стояла в ожидании
поворота под длинным транспарантом, который гласил: "СЕГОДНЯ ПРОПОВЕДЬ!
ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ!" Люди с фонариками указывали водителям место
для стоянки, и Джон увидел, как подъехали полные людей школьные автобусы.
Рядом с палаткой, отделенный от стоянки козлами для пилки дров, стоял
блестящий серебристый трейлер. Воздух был наполнен пылью и голосами, и
Джон услышал, как поскрипывает транспарант, когда они проезжали под ним на
поле.
Человек с фонариком заглянул в кабину и улыбнулся.
- Добрый вечер, братья. Поворачивайте направо и следуйте за мужчиной.
Он укажет вам место для стоянки, - он поднял ведро, полное мелочи. -
Четвертак за стоянку, пожалуйста.
- Четвертак? Но... это же общественное поле, не так ли?
Человек потряс ведро, и монеты внутри зазвенели.
- Только не сегодня, парень.
Джон покопался в карманах и извлек пятнадцатицентовую монету. Рамона
открыла кошелек, нашла десятицентовик и отдала его мужу. Они поехали вслед
за нетерпеливо качающимся светом фонарика. Место для стоянки нашлось в
дальнем конце поля между двумя школьными автобусами, и пока они прошли
пятьдесят ярдов до входа в палатку, их тщательно выглаженные одежды
покрылись слоем пыли. Когда они переступили полог палатки, Джон взял Билли
за руку.
Внутри помещения находилось такое множество людей, какое Джон ни разу
в жизни не видел, и народ все прибывал и прибывал, быстро заполняя
деревянные раскладные стулья, установленные вокруг большой возвышающейся
платформы. От висящих под высоким потолком палатки ламп, закрытых
плафонами, струился золотистый свет. Возбужденный, но сдержанный гул
голосов перекрывался идущими из двух мощных динамиков, расположенных по
обеим сторонам платформы, звуками церковного органа, исполнявшего "Старый
и тяжкий крест". Над платформой висели американский флаг и звезды
Конфедерации, причем "Старая Слава" даже выше, чем его соперник. К
Крикморам подошел швейцар в белом сюртуке и галстуке-бабочке, чтобы помочь
им найти свободные места, и Джим попросил его устроить их как можно ближе
к платформе.
Пока они шли по узкому проходу между рядами, Джон с беспокойством
ощущал взгляды, направленные на Рамону. По ряду пожилых матрон,
составляющих "Общество Доркас", прокатился шепот, когда, увидев Рамону,
они отложили свои рукоделия и принялись разглядывать и обсуждать ее. Джон
почувствовал, что краснеет, и пожалел о том, что настоял на ее поездке
вместе с ними, хотя, с другой стороны, он не рассчитывал, что ему удастся
уломать ее. Он оглянулся на Рамону и увидел, что она идет прямо, с высоко
поднятой головой. Он увидел три стула рядом, и хотя они были не так близко
к платформе, как хотелось бы Джону, он, не в силах больше выдерживать
шквал взглядов и шепота, сказал швейцару:
- Вот здесь будет хорошо.
За пять минут до семи в палатке негде было яблоку упасть. Несмотря на
то, что швейцары завернули пологи палатки, чтобы свежий воздух проветривал
помещение, воздух внутри сделался душным и влажным. Орган закончил "В
Райском саду" и затем, ровно в семь, из-за занавеса с правой стороны
платформы вышел черноволосый человек в синем костюме и сделал несколько
шагов в сторону установленного на платформе подиума с микрофоном. Он
пощелкал по микрофону и, убедясь, что тот включен, одарил собравшихся
веселой белозубой улыбкой.
- Приветствую вас! - громко произнес вышедший. Он представился Арчи
Кейном, священником Свободной Баптистской Церкви Файета, и по мере того
как сзади него на платформе собирались хористы, одетые в желтые робы,
говорил о том, как он счастлив видеть такое скопление народа. Билли,
который было сник в окружающей их удушающей жаре вновь встрепенулся,
поскольку любил музыку.
Кейн дирижировал хором, исполнявшим сначала несколько гимнов, а затем
длинную молитву, прерванную криками из зала, восхваляющими Господа. Кейн
усмехнулся, вытер платком потное лицо, и сказал:
- Братья и сестры, я думаю, что тем, кто меня знает, я надоел по
воскресным утрам! Таким образом... сегодня я хочу представить вам одного
джентльмена! - Над толпой разнеслись охи и ахи. - Прекрасного джентльмена
и божьего человека, родившегося у нас, в округе Файет! Я думаю, вы уже
знаете его имя и любите его так же, как и я, но тем не менее я повторюсь:
величайший евангелист Юга Джимми Джед ФАЛЬКОНЕР!
Раздался взрыв аплодисментов и криков, люди встали со своих мест.
Толстый мужчина в мокрой от пота рубашке из шотландки встал прямо перед
Билли, загородив ему платформу, но затем Джон, вставший вместе со всеми,
поднял его так, что он смог увидеть направляющегося к платформе мужчину в
ярко-желтом костюме.
Джимми Джед Фальконер улыбнулся и поднял вверх руки. Неожиданно у
него за спиной начал разворачиваться огромный плакат: черно-белый Джимми
Джед Фальконер почти в той же позе, что и оригинал. Наверху плаката
большими красными буквами была нанесена надпись: "КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
ФАЛЬКОНЕРА".
Фальконер подождал, пока стихнут аплодисменты и крики, затем быстро
шагнул к микрофону и произнес отработанным гудящим голосом:
- Хотите знать, как разговаривает Бог, ближние мои? - Не дожидаясь
ответа, он вытащил из кармана пистолет и выстрелил в воздух: бабах!
Женщины закричали, а мужчины насторожились.
- Вот как он говорит! - прогремел Фальконер. - Господь говорит как
пистолет, и вы не можете знать, когда вы услышите Его и что Он вам скажет,
поэтому вам лучше быть на Его стороне.
Билли видел, как вверх поднимается голубой дымок от выстрела, но не
видел пулевого отверстия. Холостой, подумал он.
Фальконер положил пистолет на подиум и обвел аудиторию своим
напряженным голубовато-зеленым взглядом, похожим на свет прожектора, все
еще ощупывающего небо над палаткой. Билли показалось, что евангелист
остановил на нем свой взгляд на несколько секунд, и по его телу пробежала
дрожь.
- Давайте помолимся, - прошептал Фальконер.
Когда началась молитва, Рамона открыла глаза и подняла голову.
Сначала она глянула на сына, который сидел наклонив голову и закрыв глаза,
а затем перевела взгляд на хилого с виду мальчика, сидящего на другом
конце палатки, которого она заметила еще до того, как начал говорить Арчи
Кейн. Ее сердце сильно стучало. Вокруг ребенка сиял иссиня-черный злобный
свет, пульсирующий, как больное сердце. Голова ребенка была наклонена, а
руки сцепились в молитве. Он сидел между матерью и отцом, двумя тощими
фигурами, одетых в жалкие обноски выходных платьев. Пока Рамона наблюдала
за мальчиком, его мать обняла его за плечи и осторожно прижала к себе. Ее
бледное худое лицо, казалось, цеплялось за последнюю соломинку надежды. На
глаза у Рамоны навернулись слезы; маленький мальчик чах от какой-то
болезни и скоро умрет: через неделю, день, несколько часов - у нее не было
возможности сказать, когда это произойдет точно, однако черная аура, этот
предвестник смерти, который она так боялась встретить в палатке, жадно
вцепилась в него. Рамона опустила голову, задавая себе тот же самый
вопрос, который задавала себе во всех случаях, когда видела это: "Что я
могу сделать?".
И, как всегда ужасный, ответ: "Ты не можешь сделать ничего!"
- Аминь, - произнес Джимми Джед Фальконер. Собрание подняло головы,
готовое к взрыву огня и искр.
Однако он начал тихим шепотом.
- Грех.
Звук его голоса заставил Билли затрепетать. Джон подался вперед со
своего места, и в его широко открытых глазах сияло восхищение. Рамона
увидела, как умирающий ребенок положил голову на плечо матери.
- Грех, - повторил Фальконер вцепившись в подиум. - Что вы знаете о
нем? Что такое, по-вашему, грех? Что-то, что вы не должны делать, говорить
или о чем думать? - Он на секунду прикрыл глаза. - О, Великий Боже,
грех... это зло, которое проникает в кровь, в наши сердца и умы и...
развращает нас, заставляет загнивать, распадаться...
Он оглядел собрание, на его лице блестели капельки пота. Затем, в
одно мгновение, его умиротворенное выражение лица изменилось; губы
искривились, глаза расширились и он проревел:
- ГРЕЕЕЕЕХ... Можете вы его почувствовать, можете вы его обонять,
можете вы его увидеть? Знаете ли вы, ближние мои, когда вы грешите? Я ясно
и без намеков, объясню вам, что такое грех: это уход из-под Божьего света,
вот что это такое!
Его румяное лицо покрылось волнами эмоций, а голос превратился в
орган, играющий гаммы. Он указал пальцем на аудиторию, не на кого-то
конкретно, но вместе с тем и на каждого.
- Покидали ли вы когда-нибудь свет, - прошептал он, - и оказывались в
темном месте?
Билли напрягся, сидя абсолютно прямо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67