Китченс несколько секунд смотрел на него, а затем развернулся и
скрылся за дверью.
Билли остался один в темноте переминаясь с ноги на ногу.
- ОНИ ВСЕ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ! - крикнул он, и кто-то закрыл дверь в зал.
Он бросился к ней и начал барабанить по металлу, чувствую, как она
вибрирует в такт звучания бас-гитары. "Пурпурное дерево" снова заиграло, и
все снова начали танцевать и веселиться, понял Билли. Я не мог
предотвратить это, думал он, что бы это ни было, я не смог это
предотвратить! Но я должен продолжать попытки! Если он не может проникнуть
внутрь, он остановит их, когда они выйдут; на слабых, резиновых ногах он
подошел к обочине дороги и уселся лицом к автостоянке. Он видел смутные
очертания людей, теснившихся в автомобилях, и блики лунного света,
отражавшегося от бутылки, лежащей на заднем сиденье шикарного красного
"Шевроле". Ему хотелось выть и кричать, но он стиснул зубы и подавил это
желание.
Через пятнадцать минут он услышал смех и крики, раздающиеся с
футбольного поля, и поднялся, чтобы видеть происходящее. Ребята вышли из
гимнастического зала и окружили гору щепок. Пара дежурных поливала кучу
бензином, и костер вот-вот должен был загореться. Ребята гонялись друг за
другом по полю как дикие скакуны, а некоторые девушки начали экспромтом
кричать лозунги "Бульдогов". Билли стоял около ограды, держась руками за
ее холодные металлические прутья. Блеснул огонек зажигалки, и их пламя в
нескольких местах коснулось пропитанного бензином дерева, которое, по
большей части будучи щепой, быстро занялось, и огонь мгновенно охватил всю
кучу до самого верха. Большинство школьников окружили костер, как только
пламя разгорелось как следует. Костер имел в высоту футов двенадцать или
тринадцать, прикинул Билли, а на верхушку кучи какой-то шутник положил
стул. В небе затанцевали искры, и Билли увидел, как некоторые из ребят
взялись за руки и запели гимн Файетской Средней Школы:
В тихой долине гнездится
Дом, что мы любим и будем любить всегда;
Вздымаются над нашей родимой альма матер
Холмы и леса
Костер превратился в огромный огненный палец. Билли наклонился над
оградой, щупая свою распухшую губу. Сквозь столп искр от мокрого полена он
увидел Мелиссу Петтус и Хэнка Орра, которые, взявшись за руки, стояли
рядом с костром. Аура вокруг них почернела еще больше и выпустила огромное
количество щупалец. Он увидел освещенное лицо Сандры Фолкнер, смотрящей на
пламя костра. Она была почти полностью завернута в черную ауру. Гас
Томпкинс стоял слева от нее в десяти футах.
Билли изо всех сил сжал прутья решетки, когда его внезапно поразила
холодная догадка: все ребята, окруженные черной аурой, стояли рядом, и
большинство из них находились вблизи костра. Чернота продолжала
расширяться, связывая собой их вместе.
В центре костра пульсировало красное сияние. Под аплодисменты и
вздохи стул свалился в пламя.
...Мы благодарны Богу за его дары
Под его благословенным небом;
Дом, научивший нас жить и дружить,
Наша альма матер, округ Файет...
- ОТОЙДИТЕ ОТ ОГНЯ! - крикнул Билли.
Костер вспух, как будто что-то выросло в его середине. Внезапно
раздались оглушительные выстрелы, которые сразу остановили смех. Из центра
костра вырвались три разноцветных полосы света, которые ударили в разных
направлениях.
"Римские свечи", подумал Билли. Как "римские свечи" могли оказаться
внутри?..
В этот момент раздался потрясший землю грохот, и пылающая гора щепок
взорвалась изнутри. Билли успел увидеть острые щепки, летящие как ножи,
прежде, чем горящая ударная волна бросила его на землю с такой силой, что
у него перехватило дыхание. Земля вздрагивала снова и снова; воздух
наполнился свистами и криками, издаваемыми фейерверком и людьми.
Билли сел. В голове у него звенело, кожу на лице стянуло от жары; он
едва сознавал, что все руки у него в крови. Вдоль всей изгороди валялись
щепки, которые вполне бы могли зарезать его не хуже, чем нож мясника.
"Римские свечи" летали по всему полю, высоко в воздухе распустился золотой
цветок искр, из центра развалившегося костра зигзагом вылетали красные,
синие и зеленые ракеты фейерверка. Люди бежали, кричали и катались в
агонии по земле. Некоторые ребята с волосами и одеждой, охваченными огнем,
теперь танцевали новый, ужасный танец. Другие медленно шли как слепые.
Билли поднялся на ноги; шел дождь из тлеющих углей, а в воздухе стоял
запах черного пороха. Билли увидел мальчика, ползущего от все еще
взрывающегося костра, и побежал к центру поля на помощь. Он схватил
мальчика за почерневшую рубашку и оттащил его на несколько ярдов от костра
под взрывами пролетающих над их головами "римских свечей". Какая-то
девушка вновь и вновь звала маму. Когда Билли схватил ее за руку, чтобы
оттащить от огня, кожа с ее руки слезла как перчатка; она застонала и
потеряла сознание.
Перед лицом Билли просвистела зеленая молния; уклонившись, он
почувствовал, что у него загорелись волосы. В небе взорвалась красная
звезда, осветив все поле кровавым светом. На крыше школы душераздирающим
криком завопила сирена противовоздушной обороны, прорезая ночь как
тревожный набат.
Билли схватил за воротник парня в рубашке, разорванной на боку, и
закричал:
- Я ГОВОРИЛ ВАМ! Я ХОТЕЛ ПРЕДУПРЕДИТЬ ВАС!
Лицо парня было белее бумаги, и он пошел прочь не обращая на Билли,
словно не видя его. Билли лихорадочно оглянулся вокруг и увидел Джун
Кларк, лежащую на земле свернувшись, как эмбрион, Майка Блейлока, лежащего
на спине с пронзенной обломком дерева правой рукой, Энни Огден, стоящую на
коленях, словно молясь костру. Перекрывая крики, послышались сирены,
приближающиеся со стороны Файета; вдруг колени Билли подогнулись и он сел
на черную землю в то время, как фейерверк продолжал летать вокруг него.
Кто-то появился из окружающего тумана и остановился глядя на него
сверху вниз. Это был мистер Китченс, из ушей которого текла кровь. За его
спиной что-то взорвалось, выбросив белый сноп искр. Его лицо дергалось,
как будто он никак не мог открыть рот. Наконец он проговорил хриплым,
страшным шепотом:
- Ты!..

25
Крикморы нашли своего сына сидящим на полу в углу переполненной
людьми приемной файетского окружного госпиталя. Они услышали сирену
противовоздушной обороны, и Рамона почувствовала, что произошла трагедия.
На распухшем от жара лице Билли отсутствовали брови. На его плечи
было накинуто тонкое одеяло, а забинтованные руки покоились на коленях.
Ослепительный верхний свет отражался от его покрытого вазелином лица.
Глаза Билли были закрыты, и создавалось впечатление, что он спит, отключив
себя от шума и напряжения одной только силой воли.
Джон стоял позади жены, и по его спине пробегали мурашки от взглядов
всех остальных родителей. Кто-то в школе, куда они сначала приехали,
сказал им, что Билли погиб и что тело мальчика уже увезли на скорой
помощи, однако Рамона сразу отвергла это, сказав, что если бы ее сын умер,
то она сразу же об этом узнала.
- Билли, - позвала Рамона дрожащим голосом.
Мальчик с трудом, превозмогая боль, открыл глаза. Он едва мог видеть
сквозь щелку опухших век; доктор сказал ему, что в его лице находится
около сорока заноз, но ему следует подождать, пока окажут помощь
обгоревшим.
Рамона склонилась над ним и осторожно обняла, положив голову ему на
плечо.
- Я в порядке, мама, - проговорил Билли распухшими губами. - О,
Боже... это было так ужасно...
Лицо Джона посерело с тех пор, как они покинули школу и увидели эти
тела, накрытые одеялами, каталки с лежащими на них обожженными
подростками, родителей, кричащих, всхлипывающих и вцепившихся друг в
друга. Ночь то и дело вспарывала сирена скорой помощи, а в помещении
госпиталя словно коричневый туман плыл запах горелого мяса.
- Твои руки, - сказал он. - Что случилось?
- Потерял немного шкуры, и все.
- Боже мой, мальчик! - Лицо Джона сморщилось, как кусок старой
бумаги, и он схватился руками за стену, чтобы не упасть. - Боже
милостивый, Боже милостивый, я никогда не видел ничего подобного тому, что
произошло в этой школе!
- Как это случилось, папа? Сначала это был костер, как костер. А
затем все изменилось.
- Я не знаю. Но все эти кусочки дерева... они разрезали этих детей,
разрезали их в клочья!
- Один мужчина сказал, что это сделал я, - произнес Билли
безразличным голосом. - Он сказал, что я был пьян, и подстроил так, чтобы
костер взорвался.
- Это грязная ложь! - Глаза Джона вспыхнули. - Ты не имеешь к этому
никакого отношения!
- Он сказал, что во мне живет Смерть. Это правда?
- НЕТ! Кто тебе это сказал? Покажи его мне!
Билли покачал головой.
- Теперь это не имеет значения. Все закончилось. Я просто... хотел
повеселиться. Все хотели весело провести время.
Джон схватил сына за плечо, и почувствовал, как что-то, похожее на
толстый лед, сломалось внутри него. Взгляд Билли был странно темен и пуст,
будто случившееся сожгло все предохранители в его голове.
- Все хорошо, - сказал Джон. - Слава Богу, что ты остался жив.
- Папа, я был не прав, пойдя туда?
- Нет. Человек ходит туда, куда хочет, а иногда и туда, куда не
хочет. Я думаю, этой ночью ты ходил и так, и так.
Недалеко от них, в коридоре, кто-то взвыл то ли от боли, то ли от
горя, и Джон вздрогнул.
Рамона вытерла глаза рукавом и осмотрела занозы на лице Билли,
некоторые из которых находились в опасной близости от глаз. Потом она
задала вопрос, хотя заранее была почти уверена в ответе.
- Ты знал?
Он кивнул.
- Я хотел рассказать им, я старался предупредить их, что что-то
должно случиться, но я... я не знал, как это будет выглядеть. Мама, почему
это произошло? Мог бы я все изменить, если бы действовал по-другому? - По
его намазанным вазелином лицу потекли слезы.
- Я не знаю, - ответила Рамона; обычный ответ на вопрос, мучивший ее
всю жизнь.
В дальнем конце приемной, где находился коридор, ведущий ко входной
двери, возникла какая-то суматоха. Рамона и Джон оглянулись и увидели, как
люди толпятся вокруг толстопузого мужчины с седыми вьющимися волосами и
высокого рыжеволосого юноши, который был примерно одного возраста с Билли.
В следующее мгновение Рамона узнала вошедших, и ее пронзило током. Та
ужасная ночь палаточной проповеди стала прокручиваться перед ее глазами:
за все эти семь лет она не смогла спрятать ее в глубины подсознания.
Какая-то женщина схватила Фальконера и поцеловала, прося его помолиться за
ее пострадавшую дочь; мужчина в рабочей одежде оттолкнул ее, чтобы подойти
поближе к Уэйну. За несколько секунд вокруг вошедших образовалась мешанина
из рук и плеч родителей пострадавших и умирающих детей, пытающихся
пробиться к Фальконеру и его сыну, привлечь их внимания, коснуться их, как
будто они были ходячими талисманами, приносящими счастье. Фальконер
позволил им окружить себя, но юноша в замешательстве отступил назад.
Рамона поднялась на ноги. К толпе, окружавшей Фальконера, подошел
полицейский и попытался навести порядок. Сквозь толпу жесткий взгляд
Рамоны встретился со взглядом евангелиста, и мягкое, холеное лицо
Фальконера начало темнеть. Он направился прямо к ней, не обращая внимания
на просьбы о молитве и исцелении. Прищурившись, он взглянул на Билли, а
затем снова перевел взгляд на Рамону. Позади него стоял Уэйн, одетый в
джинсы и голубую вязаную рубашку с аллигатором на нагрудном кармане. Он
посмотрел на Билли, и их взгляды на мгновение встретились; затем глаза
юноши остановились на Рамоне, и той показалось, что она ощущает исходящий
из них жар ненависти.
- Я знаю вас, - мягко произнес Фальконер. - Я запомнил вас с того
самого момента. Крикмор.
- Правильно. И я тоже помню вас.
- Произошел несчастный случай, - начал объяснять Джон Фальконеру. -
Мой мальчик был там, когда это все случилось. У него порезаны все руки,
и... он видел ужасные вещи. Вы помолитесь за него?
Фальконер не отрываясь смотрел на Рамону. Он и Уэйн услышали о взрыве
костра по радио и приехали в госпиталь, чтобы предложить утешение; снова
нарваться на эту женщину-колдунью было последнее, что он мог ожидать, и он
испугался, что ее присутствие может вредно сказаться на Уэйне. Рамона
казалась рядом с ним карликом, однако под ее жестким оценивающим взглядом
евангелист почувствовал себя маленьким и беззащитным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67