Но когда Уэйн начал пристальнее вглядываться в этот угол, существо
исчезло как не бывало. Теперь он решил, что это мог быть сам Сатана,
шпионивший по просьбе женщины-колдуньи и ее сына.
Долги нужно отдавать. Руки Уэйна на коленях сжались в кулаки.
Генри Брэгг и Джордж Ходжес сказали ему вчера, что "Крестовый поход",
Фонд Фальконера, радиостанция, журнал, земельные участки в Джорджии и
Флориде, акции и облигации, трейлер и все дорожное оборудование теперь
принадлежат ему. Он провел утро, подписывая бумаги - но прежде прочитывая
их по несколько раз, чтобы знать, к чему это приведет. Кемми получила
ежемесячные отчисления с личного счета Джи-Джи, но все остальное имущество
и ответственность, пришедшая вместе с ним, легла на плечи Уэйна.
Злой голос, словно ветер в камышах, нашептывал ему: "Ты не справишься
с этим..."
Когда лимузин подъехал к панихидному дому, тротуар перед ним был
полон репортеров и фотокорреспондентов. Когда Уэйн начал помогать матери
выходить из машины, вокруг защелкали камеры, и у нее хватило рассудка,
чтобы накинуть на лицо черную вуаль. Уэйн отмахивался от вопросов, когда
навстречу им из дома вышел Джордж Ходжес.
Внутри дома было холодно и тихо и пахло как в цветочном магазине.
Каблуки стучали по мраморному полу. Около мемориальной комнаты, где лежал
Джимми Джед Фальконер, Уэйна и Кемми ждало множество людей. Большинство из
них были знакомы Уэйну, и он начал пожимать им руки и благодарить за
приход. Женщины из Женской Баптистской Лиги столпились вокруг Кемми,
утешая ее. Высокий седовласый мужчина пожал ему руку, и Уэйн узнал в нем
священника близлежащей Епископальной церкви.
Уэйн выдавил улыбку и кивнул. Он знал, что этот мужчина был одним из
врагов его отца - одним из тех, кто входил в коалицию священников,
оспаривающих свободную трактовку Фальконером Евангелия. Фальконер завел
дела на священников, которые были противниками "Крестового похода", и Уэйн
планировал содержать эти дела в порядке.
Уэйн подошел к матери.
- Ты готова войти вовнутрь, мама?
Она едва заметно качнула головой, и Уэйн ввел ее через большие
дубовые двери в комнату, где был выставлен гроб. Большинство людей
последовало за ними на почтительном расстоянии. Комната была полна букетов
цветов; на стены были нанесены бледные фрески в голубых и зеленых тонах,
изображавшие поросшие травой холмы с пасущимися стадами, за которыми
присматривали играющие на лирах пастухи. Из скрытых динамиков раздавалась
органная музыка. Исполнялся "Старый и тяжкий крест" - любимый гимн
Дж.Дж.Фальконера. Блестящий дубовый гроб был обтянут белой материей.
Уэйн не мог больше находиться рядом с матерью. Я не знал, что он
болен! - мысленно кричал он. Это ты мне не сказала! Я бы смог излечить
его, и он не лежал бы сейчас мертвым! Неожиданно он почувствовал ужасное
одиночество.
А шепчущий, злобный голос все говорил: "Ты не потянешь это...".
Уэйн шагнул к гробу. Еще три шага, и он взглянет в лицо Смерти. Дрожь
страха затрясла его, и он снова стал маленьким мальчиком, не знающим, что
ему делать, в то время как все вокруг смотрят на него. Он закрыл глаза,
оперся на край гроба и заглянул в него.
Он почти рассмеялся. Это не мой отец! - подумал он. Кто-то ошибся!
Труп, одетый в желтый костюм, белую рубашку и черный галстук, был так
прекрасно убран, что походил на манекен в витрине магазина. Волосы
причесаны прядь к пряди, плоть розовела, словно живая. Губы трупа были
крепко сжаты, как будто он пытается не выдать какой-то секрет. Ногти на
скрещенных на груди руках, были чисты и наманикюрены. Уэйну в голову
пришла мысль, что Дж.Дж.Фальконер отправляется на Небеса в виде куклы из
дешевого магазина.
Осознание того, что он сделал со смертью - пронзило его как удар
молнии. Его отца нет, остался только маленький мальчик, играющий на сцене
и мямлящий свои исцеляющие заклинания в ожидании озарения, которое
посетило его, когда он держал на руках Тоби. Он не готов остаться один, о
Боже, он еще не готов, еще не готов...
Его глаза наполнились слезами - не слезами горя, а слезами бессильной
ярости. Он затрясся и не мог остановиться.
- Уэйн, - позвал его кто-то сзади.
Он резко повернулся ко всем этим чужим людям, находящимся в
мемориальной комнате с красным от слез лицом.
- УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! - заорал он.
Наступила тишина. Его мать закрылась руками как будто в ожидании
удара.
Он двинулся на них.
- Я ЖЕ СКАЗАЛ - УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! - заорал он еще раз, и гости
наступая друг другу на ноги покинули комнату.
- УБИРАЙТЕСЬ! - закричал он сквозь рыдания на подошедшего было к нему
Джорджа Ходжеса. Он остался в комнате наедине с трупом отца.
Уэйн прижал ладони к лицу и застонал; слезы капали сквозь его пальцы.
Затем он подошел к двери и запер ее.
Уэйн повернулся к гробу.
Это должно быть сделано, он знал. Да. Если он очень сильно захочет,
он сделает это. Еще не поздно, поскольку его папа еще не в земле! Он
должен воскресить Дж.Дж.Фальконера, Величайшего Евангелиста Юга, и тогда
все сомнения и обвинения в его адрес, касающиеся его способностей к
исцелению, разлетятся как сечка на сильном ветру. Потом они с отцом пойдут
на Крикморов и навсегда пошлют их гореть в Аду.
Да. Это должно быть сделано.
Кто-то подергал дверную ручку.
- Уэйн? - раздался мягкий голос. Затем: - Похоже, он заперся!
- Господи, дай мне силы сделать это, - прошептал Уэйн с лицом,
залитым слезами. - Я знаю, я грешен, и именно поэтому ты позволил демонам
забрать моего отца. Но я не готов остаться один! Пожалуйста... если ты
позволишь мне сделать только одно это, я никогда больше ни о чем тебя не
попрошу.
Он дрожал в ожидании электрического разряда, пронзающего его, Голоса
Господня, звучащего у него в голове, знака, знамения или еще чего-нибудь.
- ПОЖАЛУЙСТА! - крикнул он.
Затем он подбежал к гробу и схватил своего отца за тощие твердые
плечи.
- Вставай, папа. Давай покажем им, чего на самом деле стоит моя сила
исцеления и насколько она сильна. Вставай сейчас же. Ты мне нужен, давай,
вставай...
Он сжимал руки все сильнее и сильнее. Закрыв глаза он попытался
собрать всю свою целительную силу - где там она? Была ли она израсходована
давным-давно? Молния его не ударила, голубого сияния, исходящего из
ладоней, не появилось.
- Вставай, папа, - прошептал Уэйн и, откинув голову назад, закричал:
- Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ВСТАВАЙ И ИДИ!
- Уээээйн! - закричала за дверью Кемми. - Во имя Господа, не надо!..
- Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ СБРОСИТЬ ОКОВЫ СМЕРТИ! СЕЙЧАС ЖЕ! СЕЙЧАС ЖЕ!
Он трясся как громоотвод на ветру, его пальцы крепко вцепились в
желтую материю, а по лицу текли струйки пота и слез. Макияж цвета
человеческого тела стал опадать со щек трупа, открывая бело-серую кожу.
Уэйн сконцентрировался на задействовании энергии из глубин себя, оттуда,
где в глубине его души кипел вулкан, где метались дикие языки пламени. Он
думал только о том, как вдохнуть жизнь в запертое в гробу тело, желая
вернуть ему Жизнь.
Внезапно в его голове что-то взорвалось с неожиданной болью и
отчетливым треском. В его сознании возникла странная картина смертельной
борьбы орла и змеи. В голове Уэйна пульсировала черная боль, а из его
левой ноздри на белую обивку гроба закапала кровь. Его руки начали зудеть,
потом чесаться, потом гореть...
Труп Фальконера дернулся.
Глаза Уэйна широко открылись.
- Да! - крикнул он. - ВСТАВАЙ!
Внезапно труп задрожал, как будто сквозь него пропустили высокое
напряжение; он сжимался и вытягивался, лицевые мускулы покрыли лицо рябью.
Руки с идеальными ногтями начали ритмично сжимать и разжимать кулаки.
В следующее мгновение веки, зашитые работниками морга нитками
телесного цвета порвались и открылись. Глаза, глубоко утонувшие в
глазницах, были цвета серого мрамора. Сильно дергаясь, губы растягивались,
растягивались... и рот раскрылся, порвав белые швы. Внутри рта все было
отвратительно серым и виднелись куски материи, засунутые туда, чтобы щеки
казались полными. Голова задергалась словно в агонии, а тело затрепетало в
руках Уэйна.
Кто-то дико забарабанил в дверь.
- УЭЙН! - закричал Джордж Ходжес. - ПРЕКРАТИ!
Но Уэйн был полон праведной исцеляющей силой и должен был искупить
свои грехи, вытянув Дж.Дж.Фальконера из темного места. Все, что ему
оставалось, это еще немного сконцентрироваться, попотеть еще чуть-чуть.
- Возвращайся, папа, - шептал Уэйн дергающемуся трупу. - Пожалуйста,
возвращайся...
В измученном мозгу Уэйна возник образ мертвой лягушки, жесткой и
пахнущей формалином, лежащей на столе в классе биологии. Ее ножные мышцы
были открыты и соединены с маленькими электродами; когда включали ток,
лягушка прыгала. Прыгала. Прыгала. Прыгай, лягушка, подумал Уэйн и
разразился истеричным смехом. Труп Фальконера трепетал и дергался, руки
хватали воздух. Прыгай, лягушка, прыгай...
- Уэйн! - закричала его мать, находясь на грани истерики. - Он мертв,
он мертв, оставь его в покое!
И Уэйн осознал с болезненной очевидностью, что потерпел провал. Все,
что он делал, просто заставляло лягушку прыгать. Его папа мертв.
- Нет, - прошептал он. Голова Фальконера повернулась набок, и рот
раскрылся еще шире.
Уэйн расцепил свои пальцы и отступил назад. В тот же момент труп,
лязгнув зубами, затих.
- Уэйн?
- Отопри дверь!
- Пусти нас, сынок, дай поговорить с тобой!
Он уставился на капельки крови на мраморном полу и тупо вытер нос
рукавом. Все кончено, он проиграл. В единственном, о чем он просил, в
самой важной для него вещи ему отказано. И почему? Потому что лишился
милости Господа. Он знал, что где-то это празднуют Крикморы. Уэйн
дотронулся до гудящей головы окровавленной рукой и уставился на овечек и
пастушков противоположной стены.
За пределами мемориальной комнаты, Кемми Фальконер и собравшиеся
проститься с Фальконером услышали ужасные грохочущие звуки. Это было, как
скажет потом своей жене методистский священник, как "если бы в эту комнату
набилась сотня беснующихся демонов". Только когда шум прекратился, Джордж
Ходжес с парой мужчин осмелились взломать дверь. Они нашли Уэйна,
съежившегося в углу комнаты. Вазы с цветами были разбиты о стены, с
которых послетали прекрасные фрески, а на полу стояли лужи воды. Труп
выглядел так, будто Уэйн пытался вытащить его из гроба. Кемми увидела
окровавленное лицо сына и упала в обморок.
Уэйна доставили в госпиталь с диагнозом нервного истощения. Он был
помещен в отдельную палату, накачан транквилизаторами и погружен в сон. На
протяжении долгой ночи его посетили два сна: в первом подле его кровати
стояла ужасная тень, улыбающаяся в темноте. Во втором сцепились в
смертельной схватке орел и змея - крылья орла тянули его в чистое небо, но
зубы змеи наносили удар за ударом, и ее яд отнимал у орла силы и тянул к
земле. Уэйн проснулся в поту до того, как закончилось сражение, но он
знал, что на этот раз змея победила.
В черных очках, жуя транквилизаторы, он наблюдал, как в десять часов
утра Величайший Евангелист Юга был предан земле.
Его долг был ему кристально ясен.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ЗМЕЯ И СПРУТ
35
Доктор Чудо был слегка пьян, и от него исходил запах бурбона "Дант"
словно запах дешевого одеколона. Фляга, полная этой бурды, стояла на столе
возле его локтя. Перед ним располагалась тарелка с вареной сосиской и
жареными бобами. Было время ленча, и воздух был полон пыли от грузовиков и
кранов, которые устанавливали оборудование на ярмарочной площади Гадсдена;
на следующей неделе карнавал будет в Бирмингеме, и на этом сезон
закончится.
Билли сидел напротив Чудо под деревянной крышей открытого кафе. Шатер
"Призрак-Шоу" был уже поставлен и подготовлен для ночного представления.
Доктор Чудо с отвращением посмотрел на свою еду, глотнул из фляги и
предложил ее Билли.
- Давай, от этого не умирают. Господи, чтобы переварить такую пищу
необходима солидная доза антибиотиков! Знаешь, если ты рассчитываешь и в
будущем работать на карнавале, то тебе лучше привыкнуть ко вкусу алкоголя.
- Работать в будущем? - Билли минуту помолчал, наблюдая на
сгрудившиеся грузовики с различными частями оборудования. "Спрут" тоже
находился где-то там, в облаке пыли. - Я не планировал оставаться с
карнавалом после того, как он покинет Бирмингем.
- Тебе не нравится карнавал?
- Ну..
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
исчезло как не бывало. Теперь он решил, что это мог быть сам Сатана,
шпионивший по просьбе женщины-колдуньи и ее сына.
Долги нужно отдавать. Руки Уэйна на коленях сжались в кулаки.
Генри Брэгг и Джордж Ходжес сказали ему вчера, что "Крестовый поход",
Фонд Фальконера, радиостанция, журнал, земельные участки в Джорджии и
Флориде, акции и облигации, трейлер и все дорожное оборудование теперь
принадлежат ему. Он провел утро, подписывая бумаги - но прежде прочитывая
их по несколько раз, чтобы знать, к чему это приведет. Кемми получила
ежемесячные отчисления с личного счета Джи-Джи, но все остальное имущество
и ответственность, пришедшая вместе с ним, легла на плечи Уэйна.
Злой голос, словно ветер в камышах, нашептывал ему: "Ты не справишься
с этим..."
Когда лимузин подъехал к панихидному дому, тротуар перед ним был
полон репортеров и фотокорреспондентов. Когда Уэйн начал помогать матери
выходить из машины, вокруг защелкали камеры, и у нее хватило рассудка,
чтобы накинуть на лицо черную вуаль. Уэйн отмахивался от вопросов, когда
навстречу им из дома вышел Джордж Ходжес.
Внутри дома было холодно и тихо и пахло как в цветочном магазине.
Каблуки стучали по мраморному полу. Около мемориальной комнаты, где лежал
Джимми Джед Фальконер, Уэйна и Кемми ждало множество людей. Большинство из
них были знакомы Уэйну, и он начал пожимать им руки и благодарить за
приход. Женщины из Женской Баптистской Лиги столпились вокруг Кемми,
утешая ее. Высокий седовласый мужчина пожал ему руку, и Уэйн узнал в нем
священника близлежащей Епископальной церкви.
Уэйн выдавил улыбку и кивнул. Он знал, что этот мужчина был одним из
врагов его отца - одним из тех, кто входил в коалицию священников,
оспаривающих свободную трактовку Фальконером Евангелия. Фальконер завел
дела на священников, которые были противниками "Крестового похода", и Уэйн
планировал содержать эти дела в порядке.
Уэйн подошел к матери.
- Ты готова войти вовнутрь, мама?
Она едва заметно качнула головой, и Уэйн ввел ее через большие
дубовые двери в комнату, где был выставлен гроб. Большинство людей
последовало за ними на почтительном расстоянии. Комната была полна букетов
цветов; на стены были нанесены бледные фрески в голубых и зеленых тонах,
изображавшие поросшие травой холмы с пасущимися стадами, за которыми
присматривали играющие на лирах пастухи. Из скрытых динамиков раздавалась
органная музыка. Исполнялся "Старый и тяжкий крест" - любимый гимн
Дж.Дж.Фальконера. Блестящий дубовый гроб был обтянут белой материей.
Уэйн не мог больше находиться рядом с матерью. Я не знал, что он
болен! - мысленно кричал он. Это ты мне не сказала! Я бы смог излечить
его, и он не лежал бы сейчас мертвым! Неожиданно он почувствовал ужасное
одиночество.
А шепчущий, злобный голос все говорил: "Ты не потянешь это...".
Уэйн шагнул к гробу. Еще три шага, и он взглянет в лицо Смерти. Дрожь
страха затрясла его, и он снова стал маленьким мальчиком, не знающим, что
ему делать, в то время как все вокруг смотрят на него. Он закрыл глаза,
оперся на край гроба и заглянул в него.
Он почти рассмеялся. Это не мой отец! - подумал он. Кто-то ошибся!
Труп, одетый в желтый костюм, белую рубашку и черный галстук, был так
прекрасно убран, что походил на манекен в витрине магазина. Волосы
причесаны прядь к пряди, плоть розовела, словно живая. Губы трупа были
крепко сжаты, как будто он пытается не выдать какой-то секрет. Ногти на
скрещенных на груди руках, были чисты и наманикюрены. Уэйну в голову
пришла мысль, что Дж.Дж.Фальконер отправляется на Небеса в виде куклы из
дешевого магазина.
Осознание того, что он сделал со смертью - пронзило его как удар
молнии. Его отца нет, остался только маленький мальчик, играющий на сцене
и мямлящий свои исцеляющие заклинания в ожидании озарения, которое
посетило его, когда он держал на руках Тоби. Он не готов остаться один, о
Боже, он еще не готов, еще не готов...
Его глаза наполнились слезами - не слезами горя, а слезами бессильной
ярости. Он затрясся и не мог остановиться.
- Уэйн, - позвал его кто-то сзади.
Он резко повернулся ко всем этим чужим людям, находящимся в
мемориальной комнате с красным от слез лицом.
- УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! - заорал он.
Наступила тишина. Его мать закрылась руками как будто в ожидании
удара.
Он двинулся на них.
- Я ЖЕ СКАЗАЛ - УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! - заорал он еще раз, и гости
наступая друг другу на ноги покинули комнату.
- УБИРАЙТЕСЬ! - закричал он сквозь рыдания на подошедшего было к нему
Джорджа Ходжеса. Он остался в комнате наедине с трупом отца.
Уэйн прижал ладони к лицу и застонал; слезы капали сквозь его пальцы.
Затем он подошел к двери и запер ее.
Уэйн повернулся к гробу.
Это должно быть сделано, он знал. Да. Если он очень сильно захочет,
он сделает это. Еще не поздно, поскольку его папа еще не в земле! Он
должен воскресить Дж.Дж.Фальконера, Величайшего Евангелиста Юга, и тогда
все сомнения и обвинения в его адрес, касающиеся его способностей к
исцелению, разлетятся как сечка на сильном ветру. Потом они с отцом пойдут
на Крикморов и навсегда пошлют их гореть в Аду.
Да. Это должно быть сделано.
Кто-то подергал дверную ручку.
- Уэйн? - раздался мягкий голос. Затем: - Похоже, он заперся!
- Господи, дай мне силы сделать это, - прошептал Уэйн с лицом,
залитым слезами. - Я знаю, я грешен, и именно поэтому ты позволил демонам
забрать моего отца. Но я не готов остаться один! Пожалуйста... если ты
позволишь мне сделать только одно это, я никогда больше ни о чем тебя не
попрошу.
Он дрожал в ожидании электрического разряда, пронзающего его, Голоса
Господня, звучащего у него в голове, знака, знамения или еще чего-нибудь.
- ПОЖАЛУЙСТА! - крикнул он.
Затем он подбежал к гробу и схватил своего отца за тощие твердые
плечи.
- Вставай, папа. Давай покажем им, чего на самом деле стоит моя сила
исцеления и насколько она сильна. Вставай сейчас же. Ты мне нужен, давай,
вставай...
Он сжимал руки все сильнее и сильнее. Закрыв глаза он попытался
собрать всю свою целительную силу - где там она? Была ли она израсходована
давным-давно? Молния его не ударила, голубого сияния, исходящего из
ладоней, не появилось.
- Вставай, папа, - прошептал Уэйн и, откинув голову назад, закричал:
- Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ВСТАВАЙ И ИДИ!
- Уээээйн! - закричала за дверью Кемми. - Во имя Господа, не надо!..
- Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ СБРОСИТЬ ОКОВЫ СМЕРТИ! СЕЙЧАС ЖЕ! СЕЙЧАС ЖЕ!
Он трясся как громоотвод на ветру, его пальцы крепко вцепились в
желтую материю, а по лицу текли струйки пота и слез. Макияж цвета
человеческого тела стал опадать со щек трупа, открывая бело-серую кожу.
Уэйн сконцентрировался на задействовании энергии из глубин себя, оттуда,
где в глубине его души кипел вулкан, где метались дикие языки пламени. Он
думал только о том, как вдохнуть жизнь в запертое в гробу тело, желая
вернуть ему Жизнь.
Внезапно в его голове что-то взорвалось с неожиданной болью и
отчетливым треском. В его сознании возникла странная картина смертельной
борьбы орла и змеи. В голове Уэйна пульсировала черная боль, а из его
левой ноздри на белую обивку гроба закапала кровь. Его руки начали зудеть,
потом чесаться, потом гореть...
Труп Фальконера дернулся.
Глаза Уэйна широко открылись.
- Да! - крикнул он. - ВСТАВАЙ!
Внезапно труп задрожал, как будто сквозь него пропустили высокое
напряжение; он сжимался и вытягивался, лицевые мускулы покрыли лицо рябью.
Руки с идеальными ногтями начали ритмично сжимать и разжимать кулаки.
В следующее мгновение веки, зашитые работниками морга нитками
телесного цвета порвались и открылись. Глаза, глубоко утонувшие в
глазницах, были цвета серого мрамора. Сильно дергаясь, губы растягивались,
растягивались... и рот раскрылся, порвав белые швы. Внутри рта все было
отвратительно серым и виднелись куски материи, засунутые туда, чтобы щеки
казались полными. Голова задергалась словно в агонии, а тело затрепетало в
руках Уэйна.
Кто-то дико забарабанил в дверь.
- УЭЙН! - закричал Джордж Ходжес. - ПРЕКРАТИ!
Но Уэйн был полон праведной исцеляющей силой и должен был искупить
свои грехи, вытянув Дж.Дж.Фальконера из темного места. Все, что ему
оставалось, это еще немного сконцентрироваться, попотеть еще чуть-чуть.
- Возвращайся, папа, - шептал Уэйн дергающемуся трупу. - Пожалуйста,
возвращайся...
В измученном мозгу Уэйна возник образ мертвой лягушки, жесткой и
пахнущей формалином, лежащей на столе в классе биологии. Ее ножные мышцы
были открыты и соединены с маленькими электродами; когда включали ток,
лягушка прыгала. Прыгала. Прыгала. Прыгай, лягушка, подумал Уэйн и
разразился истеричным смехом. Труп Фальконера трепетал и дергался, руки
хватали воздух. Прыгай, лягушка, прыгай...
- Уэйн! - закричала его мать, находясь на грани истерики. - Он мертв,
он мертв, оставь его в покое!
И Уэйн осознал с болезненной очевидностью, что потерпел провал. Все,
что он делал, просто заставляло лягушку прыгать. Его папа мертв.
- Нет, - прошептал он. Голова Фальконера повернулась набок, и рот
раскрылся еще шире.
Уэйн расцепил свои пальцы и отступил назад. В тот же момент труп,
лязгнув зубами, затих.
- Уэйн?
- Отопри дверь!
- Пусти нас, сынок, дай поговорить с тобой!
Он уставился на капельки крови на мраморном полу и тупо вытер нос
рукавом. Все кончено, он проиграл. В единственном, о чем он просил, в
самой важной для него вещи ему отказано. И почему? Потому что лишился
милости Господа. Он знал, что где-то это празднуют Крикморы. Уэйн
дотронулся до гудящей головы окровавленной рукой и уставился на овечек и
пастушков противоположной стены.
За пределами мемориальной комнаты, Кемми Фальконер и собравшиеся
проститься с Фальконером услышали ужасные грохочущие звуки. Это было, как
скажет потом своей жене методистский священник, как "если бы в эту комнату
набилась сотня беснующихся демонов". Только когда шум прекратился, Джордж
Ходжес с парой мужчин осмелились взломать дверь. Они нашли Уэйна,
съежившегося в углу комнаты. Вазы с цветами были разбиты о стены, с
которых послетали прекрасные фрески, а на полу стояли лужи воды. Труп
выглядел так, будто Уэйн пытался вытащить его из гроба. Кемми увидела
окровавленное лицо сына и упала в обморок.
Уэйна доставили в госпиталь с диагнозом нервного истощения. Он был
помещен в отдельную палату, накачан транквилизаторами и погружен в сон. На
протяжении долгой ночи его посетили два сна: в первом подле его кровати
стояла ужасная тень, улыбающаяся в темноте. Во втором сцепились в
смертельной схватке орел и змея - крылья орла тянули его в чистое небо, но
зубы змеи наносили удар за ударом, и ее яд отнимал у орла силы и тянул к
земле. Уэйн проснулся в поту до того, как закончилось сражение, но он
знал, что на этот раз змея победила.
В черных очках, жуя транквилизаторы, он наблюдал, как в десять часов
утра Величайший Евангелист Юга был предан земле.
Его долг был ему кристально ясен.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ЗМЕЯ И СПРУТ
35
Доктор Чудо был слегка пьян, и от него исходил запах бурбона "Дант"
словно запах дешевого одеколона. Фляга, полная этой бурды, стояла на столе
возле его локтя. Перед ним располагалась тарелка с вареной сосиской и
жареными бобами. Было время ленча, и воздух был полон пыли от грузовиков и
кранов, которые устанавливали оборудование на ярмарочной площади Гадсдена;
на следующей неделе карнавал будет в Бирмингеме, и на этом сезон
закончится.
Билли сидел напротив Чудо под деревянной крышей открытого кафе. Шатер
"Призрак-Шоу" был уже поставлен и подготовлен для ночного представления.
Доктор Чудо с отвращением посмотрел на свою еду, глотнул из фляги и
предложил ее Билли.
- Давай, от этого не умирают. Господи, чтобы переварить такую пищу
необходима солидная доза антибиотиков! Знаешь, если ты рассчитываешь и в
будущем работать на карнавале, то тебе лучше привыкнуть ко вкусу алкоголя.
- Работать в будущем? - Билли минуту помолчал, наблюдая на
сгрудившиеся грузовики с различными частями оборудования. "Спрут" тоже
находился где-то там, в облаке пыли. - Я не планировал оставаться с
карнавалом после того, как он покинет Бирмингем.
- Тебе не нравится карнавал?
- Ну..
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67