Когда на четвертый день он пришел — она уже знала, о чем он ее попросит.
— Поклянись, — сказал он. — Дай слово, что не покинешь Дориат, не побежишь на помощь к своему сумасшедшему смертному.
Лютиэн покачала головой. Из груди Тингола, из самой глубины, вырвался вздох.
— Что ж, будь по-твоему, — сказал король Дориата.
Ее вывели из Менегрота и подвели к Хирилорну — она засмеялась увиденному. Князя Буков назначили служить узилищем королевне эльфов.
Там, где могучий ствол разделялся натрое, построили талан. На нем утвердили крепкий домик. Наверх вела веревочная лестница. Один из стражей, поднявшись вслед за Лютиэн, отцепил лестницу и сбросил вниз, сам же спустился по веревке, перекинутой через блок и предназначенной для подъема пищи.
Внутри домик был украшен ее любимыми вещами из Ивовой Усадьбы. Жаровня, гобелены и шкуры, покрывала, шерсть, иголки и ткань. Можно было заняться шитьем, можно было плести тесьму, можно — рисовать или писать — наверное, это Даэрон позаботился о бумаге, перьях и чернилах. Можно было делать все… Кроме того, что ей действительно хотелось делать.
Лютиэн вынесла постель на талан, легла на шкуры и укрылась одеялом, глядя в небо. Со стороны казалось, что она впала все в то же оцепенение. На самом деле мысль ее работала лихорадочно и споро.
Бежать. Непременно бежать, и чем быстрее, тем лучше.
Принять решение было легче, чем найти способы к его осуществлению. Ее стерегли, не смыкая глаз. Стражи сменялись по четверо, ни одна из сторон великого бука не оставалась без внимания. Теплой одежды у Лютиэн не было: греться приходилось в домике, а на талан выходить, завернувшись в два шерстяных покрывала. Если бы она затянула песню сонных чар, стражи подняли бы тревогу. Каждого, кто приходил к Лютиэн, обыскивали почтительно, но неуклонно. Впрочем, она никого не принимала. Иногда принимала подношения: свитки от Даэрона, от него же — вино и маленькое серебряное зеркальце. Гребни и новое платье — от подруг. Подарков было неожиданно много, так много, что она вынуждена была отказываться от них, потому что иначе ей негде было бы поместиться. Лишь одно подношение она принимала всегда: ленты. Но украшала ими не свои косы, а ветви Хирилорна вокруг талана. Уронивший почти все свои листья, князь деревьев расцвел вскоре сотнями разноцветных лент, потом к ним прибавились бусы и бубенцы, что звенели под ветром… Ей каждый день присылали по десятку-другому новых — так эльфы Дориата могли выразить ей свою любовь.
Лютиэн сидела в домике и шила. Если ей не дают теплой одежды — что ж, она может сделать себе и стеганый кафтан, и две пары теплых штанов, и меховую накидку из одеяла. Волчья шкура на полу просто предназначена стать сапогами. С тех пор как она начала украшать Хирилорн лентами и бубенцами, ей приходилось забираться все дальше и дальше. Стражи перестали обращать на это внимание — равно как и на то, что она все время привязывает что-то к веткам. Если привязать достаточно крепкую веревку к одной из облюбованных ветвей, а потом, держась за нее, прыгнуть с талана, правильно рассчитав длину — то маятником ее перенесет на другой берег Эсгалдуина, а там уже — Нелдорет, ее родные, знакомые леса. Правда, лучникам Белега они знакомы тоже, поэтому чем позднее ее хватятся, тем лучше… Но для того, чтоб обеспечить себе это, ей нужна была Галадриэль…
Она пришла лишь на восьмой день заточения. Лютиэн услышала голос часового: «Госпожа Галадриэль! Прикажешь ли принять ее, принцесса?». Обычно она молчала, и стражник, принеся гостю извинения, отсылал его.
В этот раз она крикнула: «Да!». Слишком поспешно, как ей показалось.
Галадриэль просунула ногу в петлю, к которой крепили корзину с едой, взялась одной рукой за веревку — и стражи подняли ее наверх, в объятия подруги.
Бубенцы и мониста звенели на ветру.
— Свет не видывал более нарядного бука, — улыбнулась Галадриэль. — Как тебе пришло в голову украшать дерево? Мои nissi передали тебе уже столько лент, что хватило бы нарядить всех женщин Нарготронда… Все рассказывают о том, как ты хотела бежать на выручку возлюбленному… Вот-вот найдется какой-нибудь юный и горячий глупыш, который вздумает освободить тебя…
— О, нет! Ему не сносить головы тогда, а я не хочу, чтобы кто-то страдал из-за меня.
— Это все твои ленточки-бубенчики, — улыбнулась нолдэ. — Ты молчишь — а они зовут на помощь и упрекают всякого, кто проходит мимо. Твой отец уже устал выслушивать просьбы о твоем освобождении. Три девы не желают принимать у себя своих возлюбленных из-за того, что те состоят в твоей страже.
— Это глупо, — поморщилась Лютиэн. — Они всего лишь исполняют свой долг перед отцом.
— И никому из них это не нравится. Они, кажется, предпочли бы сидеть под замком сами, чем сторожить тебя.
— Твои сны к тебе больше не возвращались?
Галадриэль покачала головой.
— А к тебе?
— Нет. Но я чувствую, что он жив… Мне отчего-то кажется, что время готово потерпеть. Что Саурон уже не хочет убивать его…
— Как знать… — начала было Галадриэль, но Лютиэн ее перебила:
— Молчи! Я знаю, что ты хочешь сказать: не лучше ли было бы ему умереть сразу — я так и вижу, как все об этом думают. Нет, не лучше, говорю тебе!
— Тише, тише! — Галадриэль улыбнулась. — Не то стража сбежится на твой крик. Я вовсе не то хотела сказать. Я хотела сказать тебе, что если бы тебя не держали здесь, а дали свободу, но не прекращали следить, как за мной, то было бы хуже. А всего хуже было бы, если бы отец взял с тебя клятву не бежать.
— Я отказалась дать ее.
— А я дала, — нолдэ вздохнула. — Я принесла подарки — от меня и от королевы.
Она сняла с запястья вышитый мешочек и протянула Лютиэн. В таких мешочках Мелиан держала травы.
— Она сказала, что тебе, наверное, захочется вымыть голову.
Лютиэн развязала мешочек. Там действительно был сбор трав для мытья волос — но в него были подмешаны сонные травы. Сердце Лютиэн забилось чаще. О чем мать догадывается? Что она знает?
— А это от меня, — Галадриэль велела стражам поднять свое приношение, развернула холст — и Лютиэн ахнула. То был ткацкий станок, маленький и простой, вырезанный из белого клена. И веретенце…
— Я бы принесла тебе и твой ткацкий станок, — вздохнула Галадриэль. — Но его трудно сюда втащить. Хммм… Что сапоги из волчьей шкуры будут теплыми — я не сомневаюсь… Но вот выглядеть они будут ужасно. И промокнут, если пойдут дожди.
Лютиэн закусила губу. Галадриэль не могла не заметить отсутствия волчьей шкуры на полу — но Лютиэн не думала, что она так скоро поймет, что к чему.
— А кстати, — продолжала нолдэ, — кажется, я забыла свои охотничьи сапоги в тех пещерах, где мы ночевали с тобой в ночь звездопада. И свое охотничье платье тоже. Надо бы сходить проверить, не случилось ли чего. Что ж, главное — ты в добром здравии и хорошем расположении духа. Так я и передам Келеборну — он беспокоится о тебе… До свидания, сестрица, — Галадриэль обняла ее на прощание и, выйдя на талан, продела ногу в петлю.
— Опускайте! — крикнула она, берясь за веревку. Вороток заскрипел, и Галадриэль легко спустилась вниз.
Лютиэн снова осталась одна. Несколько минут она смотрела на подарки, колеблясь между сомнениями и уверенностью — в самом ли деле они означают то, что она думает? Потом взяла кочережку и несколько раз ударила ею по медной жаровне, привлекая внимание стражи.
— Чего желает принцесса? — спросил старший в четверке.
— Принцесса желает мыться! — крикнула Лютиэн. — Подайте мне большую бадью, принесите вина и горячей воды!
Стражи посовещались.
— Может быть, мне следует испросить у короля разрешения сопроводить тебя в баню, королевна? — спросил старшина.
— Ну уж нет! — Лютиэн, изображая ярость, топнула ногой. — Раз заточили так заточили! Бадью мне, ведро и горячую воду!
Она разожгла огонь в жаровне и вскипятила воду для заварки трав. Сердце трепетало от страха и восторга. Если она все поняла правильно — то сумеет проложить себе дорогу на свободу. Пройдет туда по тоненькой нити за веретеном…
Стражи достали большой котел, в котором варилось мясо для больших королевских пиров, вдвоем (в одиночку полный котел не мог поднять никто) принесли воды и, подвесив котел на толстенной слеге между грубых козел, развели под ним огонь. Потом одна из девушек королевы принесла из дворца большой чан, в котором Лютиэн смогла бы даже сесть, поджав ноги, и стражи подняли его наверх. Потом по одному подавали наверх ведра с горячей водой — а тем временем у Лютиэн настаивался отвар для мытья волос. Лютиэн заварила сразу весь мешочек — ее длинным смоляным косам требовалось много отвара… Пропуская прядь между пальцами, она вздохнула. Сколько времени понадобится, чтобы снова отрастить такие волосы?
Она распустила завязки платья и сбросила его, потом стянула через голову нижнюю рубашку. Нагая, распустила косы и растрепала их…
Потом взяла кубок с вином, процеженный настой из трав и глиняный кувшин…
Настой и вино полились в кувшин вместе. И под звук льющейся воды началась песня — поначалу еще без слов: Лютиэн пробовала, нащупывала мелодию, искала образы и темы…
Кувшин наполнился, кубок и ковш опустели. Лютиэн отложила ковш и вновь начала переливать смесь в кубок. Трижды девять раз нужно было это сделать, чтобы смесь получилась такой, какой нужно. Трижды девять раз — для трех тем, которые сплетутся неразрывно в одно мощное заклятие, создающее волшебный предмет — высочайшее искусство, доступное не каждому…
Тянется, тянется
Песнь Высокой
На голом холме,
На пустой земле,
Юной, безлесной.
Реки текут,
И ветры вьются,
И солнце сшивает
Землю и небо
Златыми нитями:
Есть им начало,
Нет им конца.
Долгие, долгие,
Тянутся дни,
Тянутся ночи
Зари Творения.
Тянутся травы,
Тонкие пальчики
Нежных стеблей
Сквозь мертвую землю
Тянутся, тянутся…
Такие мягкие,
Что не сломать их,
Такие хрупкие -
Не одолеть их,
Не победить…
Корнями пронзают
Земную твердь,
До самого сердца,
До темных недр,
Где дремлют Пасынки,
Длиннобородые,
Где Червь грызет
Земные корни -
Вьются, свиваются
Кольца бессчетные,
Горные цепи
От края до края
Дрожат и крошатся,
Когда выгибает он
Спину могучую…
С кубком в руке, продолжая петь, она перешагнула через край бадьи и опустилась в нее. Струйки пара текли вверх по ее телу.
В Пророчестве сказано -
Повергнет страшного
Ульмо, владыка
Всех вод земных,
Стелется, стелется
Плащ его синий,
Плащ зеленый,
Плащ серебряный,
Взора не хватит
Окинуть воды
От края до края,
Измерить реки
Какой великан
Сумеет шагами?
Долгая, долгая,
Борода его тянется,
Белопенная,
Переплетенная
Темными травами.
Распустила дочь его
Длинные косы,
Уинен, прекрасная -
Темные косы.
Плывут, плывут,
На волнах колышутся
Погожей ночью.
Сквозь толщу воды
Со дна протянулись,
Где спит красавица.
Тонкие, тонкие,
Тянет руки
Луна-притворщица,
Серебряным гребнем
Ей волосы чешет,
Играет волнами,
Пронзает воды
Лучами-спицами…
Настой потек по волосам Лютиэн, пропитал их насквозь, растворился в воде… К пару примешался винный дух… Не прекращая петь, Лютиэн мыла волосы, снова и снова обливая их и полоща.
Долгие, долгие
Тянутся годы,
Север и ночь,
Сумрак мира,
Кто укротит его?
Кто согнет
Сильного вдвое?
Кто пригнет
Гордую голову
К твердым коленям?
Цепи какие
Могут сковать
Силу Темного?
Крепкая, крепкая
Скована цепь -
Крепче смерти,
Звенят нерушимые
Звенья стальные.
Длинная, длинная -
Трижды тридцать раз
Охватила она
Плечи Могучего,
В силе восставшего…
Заклятье вступило в силу… Темные, тяжелые от воды волосы Лютиэн поползли, как змеи, через край бадьи. А она все пела, все черпала кубком воду и перебирала прядь за прядью, пропуская их между пальцами.
Темное, темное
Заклятье брошено.
Долгие годы
В глубоком сне,
В темнице черной
Пробудет сильный.
Тяжкие, тяжкие
Объемлют голову
Сны бескрылые.
Змеям, змеям
Они подобны,
Червям подземным,
Грызущим камень
В вечном сумраке.
Спать, спать -
Труба не грянет,
Не выйдет солнце,
Не тронет ветер
Тяжелых век.
Крепки оковы,
Ангайнора звенья -
Но крепче замки
Дремоты свинцовой,
Узы нежные,
Необоримые…
Страх объял бы каждого, кто вошел бы сейчас в домик и увидел нагую женщину, что стоит по колено в воде, обвитая клубами пара, облитая лунным светом и блестящая от воды; стоит, колеблется в медленном танце, как змея на хвосте, тонкой струей поливая из кубка свои волосы, что ползут все дальше и дальше, растекаясь по полу смоляным ковром.
Узы незримые,
Неощутимые -
Легче ветра,
Нежнее перышка.
Слышат ли уши,
Как сон крадется?
Трава не колышется,
Ветви не гнутся.
Глаза ли видят,
Как черный плащ
Распускает Лориэн?
Никто не видит,
Никто не слышит,
Никто не ведает,
Чему подобна
Во тьме идущая,
Снами укрытая,
Легкими, легкими,
Крепкими, крепкими,
Длинными, длинными,
Тонкими, тонкими…
Чувствуя, что теряет силы, Лютиэн перешагнула через край бадьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186