Берен знал, что произойдет в следующий миг — мучительно-радостное ожидание на лице Мастера сменится разочарованием, а потом — отчаянием, и молот в руке взлетит, занесенный для удара: он хотел создать живые и разумные существа, а не игрушки своей воли! Но Творения с криком разбегутся — так Аулэ узнает, что Единый даровал им свободные души…
Финрод поймал миг-до-того, и серебряный Айну с любовью и ожиданием смотрел в глаза каждому, кто подходил к этой нише: ты живой? Ты мыслишь? Чувствуешь?
И все же — глядя на статую, ни на мгновение нельзя было забыть, Кто дал жизнь гномам, созданным Аулэ.
Ай да Фелагунд…
— Махал, — снова прошептал Мельхар, задергивая нишу и закрывая ее на ключ. — Ваш король — великий мастер. Ваять умеют многие — немногие умеют понимать.
Берен и Кальмегил молча вернулись с ним в королевские покои.
— Лорд Кальмегил, — сказал гном. — Воздашь ли ты честь подарку своего друга? Выпей огненного эля. Выпей хотя бы из вежества.
— Мы давно не виделись с тобой, почтенный Мельхар, — сказал нолдо, уводя разговор в сторону. — И я не знаю, как идут дела в Тумунзахаре и на востоке. Сумели вы вернуть Барашатурские шахты? Удалось вам восстановить связь с Казад-Думом? Вернулись ли люди востока к торговле с вами?
Гном досадливо крякнул.
— Чтобы не повторять трижды, скажу «нет» один раз на все сразу. Барашатур орки держат крепко, и там уже не только орки, но и тролли. Может, тебе будет интересно, но полтора года тому к Кардайну и ко мне приходили послы с Севера. Говорили сладкие слова и обещали в обмен на присягу Морготу вернуть нам Барашатур и Садурмаут, повыгонять всех орков к их орочьей матери. Но я их послал туда, куда Махал шлак сливает, и то же самое сделал Кардайн. Будут они мне мои же шахты в обмен на морготов рабский хомут предлагать! Ха!
— Что за посольство, государь Мельхар? — заинтересовался Берен. — Орки?
— Орков мы пустили бы не дальше первой же выгребной ямы, — поморщился король. — Люди. Высокие и статные, черноволосые, вроде тебя, князь Берен.
— И как они называли себя?
— Рыцарями Аст-Ахэ.
Берен и Кальмегил переглянулись.
— Я смотрю, для вас эти слова что-то значат, — Мельхар переводил взгляд с одного на другого. — Желаете, чтобы я рассказал о них подробнее?
— Нам было бы очень интересно, почтенный Мельхар, — проговорил Кальмегил.
— Ладно, слушайте. Появились они, как я уже сказал, полтора года назад. Поначалу — просто на торжище. Ходили всегда по двое, мужчина и женщина. Ничего худого не делали, только время от времени собирали вокруг себя народ и говорили им речи… Говорили так умно и красно, что многие их слушали. Наконец, их начали приглашать в сам Ногрод. И тут разговоры у них малость изменились. Прежде они все больше вели ученые речи о том, как устроен мир… Говорили много всяких полезных штук о металлах, об оружии… Дельного много — оттого их и позвали сюда, под своды Ногрода… Но оказавшись здесь, они повели иные речи… Сначала они попросили наших старцев пересказать им историю сотворения гномов. А потом начали помаленьку, исподволь, вести такие разговоры, что вроде бы как Отец богов принудил Махала уничтожить нас. А потом вроде бы как нас помиловал. Даже так дело обернули, что Отец богов… вроде как… снасильничал над Махалом, — сказав это, гном большим пальцем правой руки быстро перечеркнул свой рот. — Поломал его волю. Вы поймите, это сейчас, в моих устах звучит кощунно, а тогда они все так поворачивали, что вроде бы и не за что было к ним прицепиться. Самые злодейские мысли уже у нас в головах рождались, не у них на языках, и потому не за что было призвать их к ответу.
— И чем дело кончилось? — мрачно спросил Берен. — На что они выехали в конце концов?
— На то, что Махал пребывает там, за морем, вроде как в плену, вроде как в неволе. Но есть другой, говорили они, могучий и прекрасный дух, который мечтает дать всем свободу. А в первую голову — Махалу, своему старинному другу, да еще и отцу-создателю его самонаиразлюбимейшего ученика…
— И назвали они имя этого духа?
— Назвали, куда ж им потом было деваться: плыви или тони. Мелькор, Моргот… Вот, чьих прихвостней, я, оказывается, привечал…
— И что ты сделал, когда узнал правду?
— Вышвырнул их из города и повелел так же поступить с каждым, кто будет привечать их тайно.
— А таких много?
— А почем я знаю? Если такие и есть, так уж мне они этого не скажут.
Берен и Кальмегил переглянулись. Король гномов был мрачен и походил на нахохлившегося филина.
— Ты так сердит оттого, что многое из их слов и тебе казалось правдой, верно? — спросил Берен.
— Не сочти за грубость, князь, но твое ли это дело?
— Мое, — отрезал Берен. — Отвоевывать землю без толку, если Моргот завоюет души.
— Мою не завоюет, — резко ответил Мельхар. — Своего я Морготу ничего не отдам — ни земли, ни души. И никому другому. Выпьем, князь.
Гном наполнил стаканы. Кальмегил согласился еще раз глотнуть огненного эля — разбавленного.
— Чтоб сдохли все враги, — сказал король гномов. — Хху!
Второй стакан пошел у Берена легче, чем первый. Он знал, что самые большие трудности будут с четвертым.
— Что-то я не хмелею, — пожаловался Мельхар. — Отрава знатная, горло рвет, а я не хмелею.
Кальмегил, похоже, догадался, в чем дело и, чуть приподняв брови, покосился на Берена. Тот тихонько толкнул его под столом ногой и ответил Мельхару:
— Видно, твоя голова и в самом деле крепче моей, государь, и зря я втянул тебя в это состязание…
— Признаешь мою победу? — быстро спросил гном.
— Нет, — качнул головой Берен. — Я в плен не сдаюсь.
— Тогда пьем.
Слуги наполнили кубки.
— За вашего повелителя, чтоб ему всего на свете было, — сказал Мельхар. — Достойнейший из всех смертных и бессмертных, которых я видел.
Кальмегилу опять пришлось выпить.
— А со второго раза это не такая уж дрянь, — великодушно признал он.
— Не такая уж дрянь? — возмутился гном. — Да ты распробуй сперва!
— Привкус эля, немного хвойного дыма и много горьких масел, — проговорил Кальмегил. — И очень мало воды… А вода призывает воду, запомни, Мельхар… Я… не лекарь… Не помню точно…
— Оно и видно, — проворчал гном.
— Вода… — снова попытался собраться с мыслями Кальмегил. Берен пнул его ногой под столом.
— Мне вот не дает покоя разговор о каком-то вашем споре, — быстро сказал он.
— Вот! — Мельхар поднял палец. — Напомнил, спасибо. Малый! Поди в мастерскую, принеси дуру. Тебе, — обратился он к Берену, — тоже интересно будет.
«Дурой» оказался удивительный самострел. На деревянном ложе покоился не лучок, а металлический желоб, внутри которого зачем-то лежали навитые стальные кольца. Приглядевшись, Берен увидел, что это не резаные кольца, а спираль.
— Стрелу, — сказал гном. — Гляди.
Вложив стрелу в желоб, он до упора оттянул спираль — теперь она змеей развернулась вдоль всей стальной дорожки, обвивая болт. Другой рукой гном загнал в паз стопорный винт.
— Все кыш оттуда, — показал он на кресло у стены. Гили опасливо убрался.
— Вот, — сказал Мельхар и выдернул стопор. Освобожденная спираль взвизгнула, стрела со стуком вонзилась в спинку кресла.
Кальмегил, слегка пошатываясь, подошел к креслу.
— Она не пробила дерево, — с неудовольствием заметил он, без усилия вытаскивая болт. — Вонзилась всего на три пальца… Доспеха она не пробьет.
— Мы разве об этом спорили, Звонкий Молот? Ты забыл, о чем мы спорили? Я тебе напомню…
— Не надо. Мы спорили о том, сможет ли закаленная навитая проволока выполнять то же действие, что и лучок самострела? И видим — не может.
— Чего? — сидя подался вперед Мельхар. Он уже был слегка в ударе, и получилось у него «чаво».
— Не может, Мельхар! Во-первых, эта штука, — кивнул он на гномий самострел, — не делает главного, ради чего лук заменяют самострелом. Она не пробивает доспех. Даже полуторадюймовую доску она не пробивает. Дальше. Ты не можешь управлять натяжением спирали — стопор всего один. На большее или на меньшее она не способна, стреляет всегда с одинаковой силой и всегда на одинаковое расстояние… Дальше. Усталость металла рано или поздно выведет спираль из работы. Сле-до-ватель-но… Эта… вещь… не может заменить самострел.
— Хрен! — возразил Мельхар. Берен удивился, до чего похоже начинают вести себя люди и гномы в подпитии. — О том, чтобы заменить самострел в бою, разговора не было. Разговор был какой? можно ли пружиной делать того же самого, что и лучком? А чего делает лучок? Стреляет. А эта штука? Она тоже стреляет. Стало быть, делает то же самое.
— Мельхар, — эльф покачал пальцем перед лицом. — Ты играешь словами. Разве это называется «стрелять»?
— А как же, козла тебе в плавильню, это называется?
— Это не стрельба, Мельхар. Ты мог бы пустить болт просто рукой — и сказал бы, что выиграл? Это не оружие.
— Оружие.
— Нет, не оружие…
— А я грю, саламандру тебе в горн, что оружие.
— А зачем мы спорим?
— Как это зачем?
— Я говорю, зачем мы спорим, если у нас есть судья?
Оба с интересом уставились на Берена.
— Князь Берен, — спросил Мельхар. — Рассуди нас: это оружие или нет?
— Рассуди, — повторил Кальмегил. Берен еще ни разу в жизни не видел ни одного эльфа таким пьяным. — Ты бы пошел с ним в битву?
— Не, — ответил он. — Не пошел бы.
— Вот! — Кальмегил поднял палец. — Вот…
— Но в другое дело — пошел бы, — кивнул Берен. — Хорошая штука. Можно спрятать под плащ… В сапог…
— Дзынь! — и прострелить себе ногу, — эльф махнул рукой.
— Какой прострелить? — обиделся Мельхар. — Стопор надежный как гора!
— Это оружие, — как можно тверже сказал Берен.
— Но не оружие воина, — почти жалобно возразил Кальмегил. — Оно не пробьет доспеха. Оно рассчитано на незащищенного человека. Это оружие убийцы…
— А я и есть, — проворчал Берен. — Будь у меня такая штука…
Кальмегил лицом и всем телом изобразил возмущение.
— Тогда бери, — гном сделал широкий жест. — Дарю.
— Сп… асибо, — Берен подгреб короткорылый самострел к себе.
— Оружие? — заглядывая ему в глаза, спросил гном.
— Оружие, — решительно кивнул Берен.
— П… одкуп судьи, — Кальмегила, похоже, разобрала та же икота.
— А если б не оружие, он бы и не к… упился, — резонно возразил гном. — П… роклятая икавка… Выпьем.
— Воды, — сказал Кальмегил.
— Хрен, — отрезал гном.
Все трое хватили неразбавленного норпейха. Кальмегил задохнулся.
— Бе… рен, — сказал он. — Нельзя же так… Поверь мне, это плохое питье… Из него выпарены все жизненные соки… Одна горючая влага да горькие масла… Оно даже не идет…
— Идет-идет, — Берен снова пнул его ногой под столом. — Может, пива, лорд Кальмегил?
— Пива, — согласился эльф.
— Как ты, человек? — спросил Мельхар. — Еще не желаешь в кроватку?
— Разве что ты сейчас предоставишь мне мою vanimelde… И Сильмарилл для ее р-родителя.
— Тс-с! — Кальмегил оторвался от кружки повел пальцем перед глазами. — Сильмариллы — это страшная тайна. Никто не должен знать, что мы идем за Сильмариллами.
— А я никому и не скажу, — гном бахнул себя в грудь, гул пошел по всему залу. — Бороды мне лишиться — никому!
— Это — хорошо, — кивнул Кальмегил, и предложил: — Выпьем?
Берен не подал виду, что крайне изумлен этим предложением, исходящим от эльфа.
Слуги наполнили кубки.
— Чтоб мы и в пирушке и в драке ложились последними. Хху! — Мельхар перевернул кубок в рот.
Берен, подавляя тошноту, вцепился в хлеб. Похоже, гном и в самом деле намерен лечь последним… Может, сейчас? Нет, рано…
На государя Мельхара, как и на большинство гномов в подпитии, нашел приступ говорливости и бахвальства. Это еще можно было бы стерпеть, не потеряй он окончательно чувство меры и не начни рассказывать такое, чего ни в каких сказках не выдумаешь. Ладно, байку про морийское серебро, кольчуга из которого выдерживает любой удар, а весит при том не более тяжелой латницы — он когда-то слышал. Но вот байка о том, что далеко к югу за Морией никогда не бывает зимы и среди гиритрона блещут нимросы (44), а на деревьях в роще созревают золотые яблоки, которые сами собой, без ножа, распадаются на дольки. А люди в тех краях, заливался гном, с лица черны, как древесный уголь.
На такую басню можно было ответить только правдой, но такой, которая заткнет ее за пояс. И Берен с удовольствием принялся рассказывать, что слышал от мудрых: некогда, проходя через земли далеко к востоку от Мглистых Гор, беоринги повстречали диковинное племя:
— С виду — люди как люди, но росточка вот такого, — он показал четыре фута от земли. — Как дети.
— Знаю, — отмахнулся гном. — Нибин-наугрим, гномы-малютки. Отребье.
— Н-не, — Берен с оттенком торжества в голосе покачал пальцем. — Не гномы вовсе. Мы поначалу тоже думали. Однако ж. Бород у них не растет. Лица гладкие даже у старых. И ноги волосатые.
— Эка диво — ноги волосатые. У меня, к примеру, тоже волосатые…
— Да нет. Не такие волосатые. Не как у всех мужчин. Совсем. Наподобие заячьих или собачьих.
— Ну, ты даешь, — подался назад гномий король.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186