— Это эльфы, — упавшим голосом сказала Даэйрэт.
— Чего? — не понял Гили.
— Погляди на стрелы. Это эльфийские стрелы, нас убивают ваши хваленые друзья!
— Ой, матушки, — спохватился Гили. — Откуда ж им тут взяться?
— Я знаю? — разозлилась Даэйрэт.
— Нужно ярну сказать. Стой здесь! Если попробуешь убежать, тебя-то точно убьют.
— Что ты делаешь?
— Морготовские лохмутки скидываю! Они же не разбирают, что мы свои, мы же одеты как черные!
— Тебя будет видно!
— Так я ж того и хочу, — голый до пояса, он сунул девушке в руки кольчугу, куртку и рубаху и побежал на звон начинающейся рубки. Что-то подвернулось под ноги, Гили упал, услышал надрывный мучительный стон — он споткнулся о раненого.
— Фэрри, — проклекотал тот. Одна стрела пробила ему плечо, вторая вонзилась в живот и вышла через позвоночник. — Фэрри… братишка… добей…
— Я… я не могу, — Гили в ужасе вскочил. — Мне… нечем… некогда!
— Сука… сво… лочь…
На звук выстрелили — раненый выгнулся и обмяк: стрела поразила его в лицо. Следующая не убила Гили только потому что стрелявший предполагал в нем рост мужчины, а не мальчика — просвистев над головой, она вонзилась в гальку. Гили выдернул ее и снова побежал.
— Ярн! — Орал он во всю глотку, проламываясь через кустарник.
— Ты что, спятил? — к нему повернулись сразу несколько человек.
— Что ты здесь делаешь? Почему снял доспех? — заорал Берен, увидев своего оруженосца. — Я тебе что приказал?!
— Эльфы это! Эльфы нас за черных приняли, понятно? Стрелы! На стрелы смотрите, стрелы эльфийские!
— Мать твою, — сказал кто-то. В этой сумятице, где всех заботило в первую очередь — выжить, а во вторую — разделаться с нападающими, на стрелы никто и не подумал обратить внимание.
А тем временем лучники прекратили стрельбу. В подлеске возникло движение…
У эльфов было слишком мало лучников, поэтому главные силы — вооруженная мечами пехота — перекрывали нижний выход из разлома, ведь от морготовцев совершенно естественно было ожидать бегства в сторону Тол-и-Нгаурхот. Когда же враги побежали совершенно в другую сторону, эльфам ничего не осталось, кроме как погнаться за ними, чтобы перебить прежде, чем они успеют собраться и дать осмысленный отпор. И сейчас они бежали по ущелью, обнажив мечи — почти неслышные смертоносные тени.
— Самострелы опустить! — как можно громче крикнул Берен, выступая вперед, пытаясь в движении среди ветвей различить хоть чью-то фигуру, хоть чье-то лицо… — Эльдар, остановитесь! — он перешел на синдарин. — Своих же бьете!
Копье ударило его в грудь и он упал. Брандир отчаянно крикнул:
— Я-а-арн!!! — и спустил собачку самострела, его примеру последовали остальные. Второго залпа они сделать не успели: эльфы кинулись вперед.
— Стойте! — Гили встал над Береном, раскинув руки, спеша подобрать синдаринские слова, которые рассыпались в его сознании мелкими стеклянными бусами. — Мы свои, эльдар, мы…
Высокий, невозможно красивый эльф сделал быстрое движение — и Гили ощутил пронзительный холод в груди. Опустив глаза, он увидел лезвие меча, что до середины погрузилось в его грудь, как раз под левым соском, точно и легко войдя между ребер и выйдя под лопаткой.
Эльф сделал обратное движение, рванул меч на себя — и с этим обратным движением пришла боль, и хлынула кровь, но Гили уже не видел этого и не чувствовал: меч поразил его точно в сердце.
Он упал на тело Берена — и над ними железо ударило о железо…
* * *
Подарок короля Мельхара во второй раз спас Берену жизнь, но удар копья — это удар копья. Горец пребывал на грани потери сознания, в состоянии той странной раздвоенности, которую вызывают сильное опьянение или сильная боль: воспринимая почти все происходящее, он не мог ничего поделать, потому что тело не повиновалось — копье выбило из него дыхание.
Руско упал сверху, заливая его кровью. Вверху шла рубка, железо высекало искры, падали убитые и раненые, эльфы теснили — им, опытным мечникам, противостояли мальчишки… И вдруг — над звоном оружия, над криками и стонами поднялась песня. Высокий, чистый голос заполнил собой теснину, перекрыв шум схватки — и слова высокого валинорского языка отразились от гранитных стен…
А! Белопенная гавань, жемчужные берега -
Не смеется море, скорбит;
Не поет ветер: стонет.
Плачет Уинен.
Ответь мне, брат мой,
Что на руках твоих?
Вино ли багряное?
Сок ли ягод лесных?
Скажи мне, брат мой -
Что на клинке твоем?
Ржавчина ли пожирает
Сияющий меч?
Ответь мне, брат мой -
Что на лице твоем?
Брызги ли волн?
Капли дождя? Роса?
"А Даэрон-то, оказывается, знает «Нолдолантэ…» — промелькнуло у Берена в голове, и тут еще несколько голосов подхватили песню: Элвитиль и те, кто был с ним.
Слезы, брат, слезы
Текут по щекам моим.
Не возвратить бегущего времени,
Не исправить того, что сделано.
Кровь, брат, это кровь
Запятнала клинок мой,
Руки мои запятнала,
Имя мое.
Худшее горе, брат мой,
Постигло Бессмертный Край.
Не на врага — на друга руку я поднял.
Кровью брата меч запятнал.
Не коснется нога моя больше
Жемчужного берега,
Не увижу я
Тирион на белом холме -
Тьма Эндорэ уделом станет моим.
Битвы и скорбь — избравшим неправый путь.
А! Тает берег, исчезает во мраке,
На чужом берегу нам искать искупления.
Суждено ли найти?
Битва остановилась. Даэрон знал, что делал: горше всего терзались своим падением нолдор из народа Феанора. Берен слышал, как Брандир, Элвитиль и Даэрон усмиряют Бретильских Драконов.
Наконец, вернув себе дыхание, он смог подняться. Руско безжизненной куклой сполз к ногам своего лорда и брата. Неподвижные карие глаза смотрели в ничто.
— Ярн… — кто-то подбежал, скрипя сапогами по каменной крошке. Рудвег и Мерет. — Так ты чего, живой?
— Да, фэррим, — прошептал Берен, поднимая мальчика и слегка встряхивая, словно он спал и мог проснуться. — Я живой…
Даэйрэт, скорчившись у скалы, сдавленно выла.
* * *
Горцы потеряли убитыми тридцать два человека, ранеными — сорок семь. Из них выжить могло не больше дюжины: нолдор, атакуя превосходящий отряд, воспользовались отравленными стрелами.
У эльфов погибло пять и было ранено восемь бойцов.
— Радуйтесь, нолдор, — сказал Берен одному из их командиров, синеглазому эльфу по имени Фейнарин. — До сих пор Бретильских Драконов не бил еще никто.
— Ты не ранен? — спросил эльф.
— Если ты думаешь, что твое копье прибавило мне здоровья, то ошибаешься. Однако меч твоего друга нанес мне худшую рану.
Фейнарин поднял глаза от маленького холмика, возле которого Берен стоял на коленях — земля, песок и мелкий щебень… И простой серый камень безо всяких знаков…
— Если я могу что-то сделать, чтобы искупить свою вину — я это сделаю, — ответил он.
Берен посмотрел ему в глаза.
— Ни от какой помощи я сейчас не откажусь, кано Фейнарин, и слова твои запомню.
— Кем он был? — эльф встал на колено и коснулся камня.
— Моим братом. Самым смелым парнем отсюда до Синих Гор.
— Я не слышал, что у тебя есть брат, — удивился нолдо.
— Мы смешали кровь десять дней тому. Недолго живет моя родня…
Он схватился за голову, вцепился пальцами в волосы.
— Как вы могли не разглядеть эльфов среди нас? Где были ваши глаза?
— Они держались как люди.
— Вы могли послать еще одну разведку… Трижды все перепроверить!
— Могли, — нолдо кивнул. Что проку было объяснять? Как он мог высказать ту досаду, давно копившуюся ярость и боль, что толкнули их на это дело? Что помешало им быть осторожнее?
Отчаяние.
Берен поднялся и сказал:
— Пойдем.
После драки оставаться здесь нельзя было. Шум мог привлечь одну из орочьих банд, а те, даже если бы не решились ввязываться, могли привести Волчью Стражу из Тол-и-Нгаурхот. Берену предложение перебираться на эльфийскую стоянку нравилось не больше, чем всем остальным, но более разумного решения он не видел.
В молчании эльфы и люди похоронили мертвых. Влажный песок и мелкая галька поддавались легко, даже такой мало приспособленный для рытья инструмент, как меч, быстро справлялся с задачей. Берену приходилось рыть и более глубокие могилы, и в менее податливой земле — в промерзший суглинок у Тарн Аэлуин он схоронил двенадцать человек. А валунов — чтобы до мелкой ямы не дорылось зверье — и здесь, и там было предостаточно.
Точно так же, в тишине они покинули Кирит-Мегил. У всех на сердце было гадостно.
Но по мере приближения к долине, где встали на ночь эльфы, у него начали возникать вопросы, на которые он рассчитывал получить ответ.
Уже восток слегка посветлел, и зубцы гор обозначились на сером небе, когда они вышли на поляну, где паслись эльфийские кони. Берену хотелось пить и спать, он устал как собака, и болела ушибленная копьем грудь, но нельзя было укладываться, не поговорив с феанорингами.
Брандир и Рудвег устраивали раненых. Не сговариваясь, люди остановились на своем краю поляны, не смешиваясь с эльфами, а посередине встали Элвитиль и его маленький отряд. Еще одна кровь между нами, подумал Берен. А где Даэрон?
— Брандир!
— Слушаю, ярн.
— Не видел Даэрона?
— Он здесь, мардо. Идем со мной.
Даэрон находился с ранеными, помогал пленнице и другим эльфам, как элвитилевским, так и нечаянным убийцам. У Даэйрет глаза все еще были на мокром месте. Видно, она все же успела полюбить паренька, — Берен прикусил губы. Да как его можно было не полюбить?
Увидев Берена, девчонка насупилась еще больше и резко отвернулась, с остервенением разрывая на полосы чью-то рубаху: временные повязки, наложенные на скорую руку, следовало заменить постоянными.
Неподалеку опять рыли могилу — кто-то из раненых не выдержал пути. Проклятье…
Даэрон молча поднялся и вслед за Береном и Брандиром проследовал к нолдорскому лагерю.
— Ты не собираешься отступать от своего замысла, верно? — спросил он, когда они были на полпути.
— Не собираюсь.
Брандир вздохнул.
— Ярн, ты рассчитываешь на помощь нолдор?
— По-моему, они нам кое-что должны.
— Феаноринги не любят платить свои долги, — глядя прямо перед собой, заметил Даэрон.
— Если они откажут нам в помощи, я при всех назову их трусами.
— Они убьют тебя.
— Посмотрим.
Нолдор пропустили их, Фейнарин пошел им навстречу. Элвитиль находился здесь же, и даже не поднялся с места. Он был бледен и слаб, потому что отдал силы раненым, заговаривая им кровь и выводя яд из ран. Теперь он мог помочь только советом — сражаться и идти куда-либо он был не в силах.
Оказалось, они с Хисэлином знают друг друга: Хисэлин и еще один эльф, Телкарон, бежали поздней осенью с того самого рудника, где был и Элвитиль.
Линдо уступил свое место Берену, кто-то из нолдор принес сиденья для Брандира и Даэрона. Какое-то время двое вождей, ни слова не говоря, смотрели друг другу в глаза.
— Нехорошо получилось, Хисэлин, — сказал наконец Берен.
— Я уже сказал, что сожалею о происшедшем, — ответил эльф.
— Одних сожалений мало. Между порядочных эрухини принято платить виру за случайно убитых.
— Что ж, — нолдо вскинул голову. — Называй свою цену.
— Я не думаю, что эта цена чрезмерна. Видишь ли, я вел отряд к Тол-и-Нгаурхот, чтобы освободить Финрода и его спутников. Они в заложниках там, полностью в воле Саурона, который не знает ни милосердия, ни чести. Завтра мы собирались взять ворота замка, но из-за вас, эльдар, мой отряд сократился больше чем вполовину. Будет справедливо, если вы займете место тех, кого вы убили, — он выпрямился и осмотрелся, стараясь взглянуть в глаза каждому из эльфов, собравшихся в круг возле своих вождей.
Расчет оказался точен. Он задел нужную струну: почти у всех в глазах было одобрение.
— Твое требование справедливо, — после короткого раздумья сказал Хисэлин. — Но мы не можем идти с тобой, пока не узнаем всех обстоятельств дела. Как вы оказались здесь, горцы? Почему вы одеты в платье слуг Моргота? Пойми мою осторожность, Берен: последнее, что я о тебе слышал — что ты предатель на службе Саурона, что ты продал свою честь за Сильмарилл… Я видел тебя в их рядах своими глазами — и кажется, на тебе был тот самый плащ и тот самый накольчужный кафтан, что я вижу сейчас.
— Ты знаешь правду, но не всю. Мне действительно обещали Сильмарилл за верную службу — и обещали предать Финрода лютой смерти, если я проявлю непокорность. Суди сам, как мне нужно было поступить. Я уже условился с лордом Маэдросом и с государем Фингоном, что подниму в Дортонионе мятеж, едва Саурон начнет наступление. Я это сделал, войско морготова наместника, Ильвэ-Полуэльфа, рассеяно, Болдог мертв, волчьи отряды истреблены.
— Ты хочешь сказать, что в Дортонионе идет битва?
— В Дортонионе она уже кончилась. Восьмитысячное войско Саурона сейчас должно было проследовать к Эйтель-Сирион. Если все идет правильно, их перехватят и разобьют у Топей Сереха. Если кому-то из них удастся прорваться обратно к Ангродовым Гатям — а иначе Топи сейчас не пройти — они вернутся сюда, в Тол-Сирион:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186