кинул в колбу по фунту свежих цветов розмарина, порея, майорана, лаванды, залил все это дело тремя хозяйскими кружками водки, плотно закупорил, поставил на сутки в горячий конский навоз, а потом перегнал на песчаной бане. Чего тут сложного? Раз-два-три-четыре-пять - готово, можно принимать. Два раза в неделю по драхме перед едой. Ободряет дух, придает лицу свежесть, а телу бодрость. При применении наружно - избавляет от ломоты и невралгии.
Верное средство, между прочим, - не гербалайф какой-нибудь. Главное - водки не жалеть, не отхлебывать ее из кружки в процессе производства продукта. Это, конечно, трудно. А в остальном просто, проще пареной репы, любой может изготовить. Не то что колдуну, даже непосвященному по плечу. Хотя, конечно, лучше, чтобы занимался этим маг-специалист. Все же. Там же еще по ходу дела и слова нужно нашептывать разные-праздные, дабы побочных эффектов у потребителя не возникло. А то чего доброго пойдет родной пятнами. Или облысеет раньше времени. Или резинка на трусах у него в ответственный момент лопнет. Или фортуна задом к нему повернется, а удача сукой вильнет. Кому это надо? Лао Шаню не надо. Знает старик, что каждый должен заниматься своим делом. И мне это тоже известно.
- Отличная работа, Старая Гора, - сказал я, с трудом натягивая левый башмак. - Спасибо.
- Спасибо не булькает, - напомнил колдун, выдав мне длинную «ложечку» с ручкой в виде головы лошади.
Натянув правый башмак, я, как оно и положено, постучал каблуками по асфальту. Убедившись, что все в порядке, вытащил приготовленную фляжку со снадобьем и протянул старику:
- Держи свои буль-бульки.
Лао Шань забрал полную посудину, а взамен отдал точно такую же (серебряную и с моими фирменными царапинами от когтей), но пустую.
Пришла пора расставаться.
- Забегай, - попросил колдун и полез обниматься.
- Всенепременно, - пообещал я, похлопав его по спине.
- Не по делу, так.
- Это уж как получится.
По-стариковски поохав, колдун протянул мне две конфеты из нуги с зернами кунжута.
- Зачем это? - изумился я.
- И двух минут не пройдет, как пригодятся, - навел он тумана.
Я не стал ничего уточнять, сунул в карман и - уходя, уходи - побрел на выход.
Колдун оказался прав, конфеты пригодились еще до того, как я вышел за пределы рынка.
У одной из палаток выбирала костюмчики для двух своих пацанов-близнецов молодая мамаша. Молодая-то молодая, но замученная какая-то вся, худющая, бледная. Сразу видно - сыновей растит сама, на двух работах мыкается, по вечерам полы в подъезде моет, а денег все одно - кот наплакал.
Только есть деньги, нет денег, а покупать нужно - мальчишкам в первый класс идти. Святое. Стоит, мнется. На костюмы, что приглянулись, не хватает. Которые по деньгам - те не по душе. А мальцы рядом, теребят за подол, головенками белобрысыми туда-сюда вертят, притомились от шума-гама, от базарной толчеи. Когда меня заметили, я улыбнулся во все свои тридцать четыре зуба, ободряюще подмигнул и поманил пальцем - подь, пацаны, сюда, чего скажу.
Как только приблизились, сразу сунул и тому и другому - держите от щедрот - по китайской нямнямке. Парни оказались правильными (бьют - беги, дают - бери) - взяли. Один сразу конфету в рот засунул, начал чавкать, второй - зажал в потный кулачок. Смотрю, есть контакт, и сразу по пятьсот рублей каждому. На тебе, Абту. И тебе на, Анет. Притянул к себе, шепнул, чтоб денежки мамке отнесли, после чего развернул кругом и придал ускорение. Поскакали.
Столь удачно пристроив деньги, отобранные у гаишника, я быстренько-быстренько нырнул в толпу.
И был таков.
А я таков, каков я есть, и больше никакое.
Шел к машине, а сам удивлялся, как это Лао Шань про эти нехорошие деньги узнал. Впрочем, особо удивляться было нечему: за год так ослаб, что для любого опытного чародея являл собой открытую книгу. Букварь. Если не «раскраску».
Уже почти дошел до бьющего копытом от нетерпения болида, когда меня нагнал мазурик, которому я давеча не дал стянуть теткин кошель. Обидчивым оказался. И мстительным. Выследил, увязался, попытался сунуть в бок заточку. Дурачок.
Я даже разворачиваться не стал, сделал шаг в сторону и свалил его с ног. Нет, не бил, просто резко выставил локоть, и он сам нарвался. Хрясть по инерции о костяшку мордой, ноги кверху и - опа-на! - уже на спине.
Наклонившись, я ткнул стволом ему между глаз и тихо-тихо так спросил:
- Кончить или в червяка превратить?
Он ничего выбрать не смог.
Он был в нокауте.
Тридцать третье правило дракона гласит: «Человек не виноват, что он родился человеком, будь к нему снисходительным». Я все наши правила стараюсь соблюдать, это - тоже, поэтому отношусь к людям терпимо. Но разве подобного уродца можно назвать человеком? Не знаю. Не уверен. Слишком критерии размыты.
С большим трудом удержался я от того, чтобы не внести его в свой актуальный список. Еле-еле удержался. Представил, что у него в детстве были неловкая няня и скользкий подоконник, и только вот таким способом отговорил себя от карательных мер.
И уже в машине, снимаясь с ручника, подумал: труднее всего в нашей жизни - сохранить в себе дракона и найти в человеке человека.
Воистину.
ГЛАВА 6
Место автокатастрофы искать не пришлось. Чего там искать? Сосну, с которой столкнулся Алексей Пущин, я узнал по привязанному к ней венку. Венок был пафосный, дорогой, из живых цветов.
И вот этих вот вещей я не понимаю. Не понимаю, и все тут: его эта сосна убила, а ее цветами украшают. Зачем? К чему? Где логика?
Впрочем, таковы люди. Их логика извращенна. Они, к примеру, из орудия убийства своего Спасителя сотворили святыню. Мне трудно представить, чтобы какой-нибудь дракон с упоением лобызал окровавленный меч, которым убили другого дракона. Не могу такое представить. Увольте. Но самое страшное, что для некоторых нательные крестики что-то вроде модного аксессуара. Шмат золота истратят, бриллиантами немереных каратов украсят - и ну бахвалиться перед другими такими же идиотами. Какая при таких делах вера может быть? Никакой. Кондовый гламур. Танцы на мощах. Дикость дикая.
Трасса на этом участке казалась вполне безобидной: метров триста отлогий спуск, никаких поворотов, полосы широкие, асфальт в отличном состоянии. Захочешь, не слетишь.
Может, у парня сердечный приступ случился? - подумал я. Или пчела в окно залетела, цапнула?
Бывало со мной такое. Едешь иной раз, а тут вдруг в шею бац, хватаешься одной рукой за бобо, а второй руль машинально рвешь. И все. Уже не здесь, уже там. Могло и с господином Пущиным подобное произойти. Легко. А возможно, что светом фар его ослепило. Поздним вечером ехал, дело к темени шло, врубил кто-нибудь дальний - и дернулся господин Пущин от неожиданности. Тоже версия. Но в первую очередь я хотел разобраться с дырой в лобовом стекле. Беспокоила меня эта дыра. Поэтому, цокая по асфальту новехонькими набойками, перешел дорогу и направился через кювет к дереву-убийце.
Ему - в общем-то ни в чем не виноватому - тоже прилично досталось. А как иначе - железом-то по живому. В месте удара (метра полтора над землей) начисто стесало всю кору и основательно растрепало древесину. Рана уже потемнела и покрылась выступившей смолой. Будто слезами ее залило.
Я поискал сук, который мог бы пробить в лобовом стекле дыру, но не нашел. Сосна была строевая, до нижних веток два с лишним метра, ствол прямой, гладкий, экспортного ГОСТа «три двойки». Такая вполне могла бы пойти на грот-мачту бригантины.
Стало быть, констатировал я, дыра образовалась еще до удара о дерево. После чего коснулся ствола рукой и закрыл глаза. Через несколько секунд ощутил живое тепло.
И боль.
Такую, что тут же отдёрнул руку.
Следов магического видно не было. Никто намеренно не сооружал из злосчастной сосны ловушки для машины. Во всяком случае, я этого не чувствовал. Хотя могло быть и так, что поработал здесь кто-то весьма и весьма Сильный. Если это так, то ощущения, что проведена в отношении Алексея Пущина процедура энвольтования на смерть, и не могло возникнуть. Настоящий мастер следов не оставляет. Ни пятнышка. В этом и заключается высший колдовской пилотаж.
Поднявшись на обочину, я еще раз осмотрелся.
Пейзажи вокруг - передвижники отдыхают. На этой стороне густой сосновый бор, на той - заливной луг до самой реки: поповник, клевер, иван-чай, прочее неброское, но пахучее сибирское разнотравье. Там-сям несколько залысин, посреди которых аккуратные стожки. А над всей этой омытой недавним дождем пасторалью - высокое небо в пятнах всклоченных облаков.
К левой кромке луга прижималась осиновая роща. На правом же его краю и чуть ближе, метрах в пятидесяти от дороги, был виден живописный холм, на верхушке которого гнулась на ветру старая, увешенная разноцветными тряпичными лоскутами-лентами береза.
Бурхан! - обрадовался я.
Как тут не обрадоваться? Коль обитает здесь дух места, он все, конечно, видел. А раз так, значит, есть - пусть слабый, но все-таки - шанс узнать, из-за чего же произошла авария.
Чуть ли не бегом я направился через дорогу к этому волшебному месту. Вскарабкался на холм и, встав под березой, украшенной на манер новогодней елки, прислушался к своим ощущениям.
Секунду постоял.
Другую.
Еще одну.
Да, не зря суеверный народ здешнюю березку украшал - присутствие Силы чувствовалось. И весьма. Место было энергетически мощным.
Не раз доводилось мне слышать: «Не затыкай ушей - и то, что нужно, само подаст голос. Не зажмуривай глаз - то, что нужно, само покажется». Порой так оно и происходит. Но это был не тот случай. Я простоял долго, минут десять, старательно сливаясь с физическим слоем тонких вибраций - границей между Пределами и Запредельным. Но, как ни старался превратиться в антенный фидер, дух места на ментальный контакт со мной так и не вышел. Не посчитал нужным.
Тогда я сбегал к машине и вернулся с кинжалом, горстью красной гадательной фасоли и аварийным тросом. По виду это самый обыкновенный гибкий трос в стандартной пластиковой оплетке, в действительности - не совсем. Спецзаказ. В стальные вплетена одна золотая жила и две из серебра.
Спустившись на южный склон холма (подальше от глаз случайных свидетелей), я выложил трос кругом, встал в центр, после чего рассыпал перед собой фасоль, скинул куртку и, задрав рукав сорочки, рубанул кинжалом по запястью.
Когда первые черные капли упали на бобы, я закрыл глаза, сосредоточился и стал заклинать:
Черное на красное,
Редкое на рясное,
Свет для глаза, звук для уха -
Маг-дракон взывает к духу.
По неписаному правилу, по древнему закону,
Дух стихий, явись дракону.
Вроде все правильно произнес и с чувством, но только дух не соизволил отреагировать.
Я повторил.
Опять ничего.
Я еще раз.
И тут он наконец подал знак, показал, что услышал: дернулась несколько раз вершина березы, задрожали ветки, всколыхнулись тряпицы.
Но и только.
Так старая ленивая собака во сне дергается, услышав свою кличку: задирает лапу - «тут, хозяин, почеши», но не просыпается.
Короче говоря, не захотел дух материализоваться и медиума во мне не признал.
Обидно, но бывает.
Требовались какой-то другой ритуал и более сильное заклинание.
Возможно, совсем-совсем древний, подумал я про своенравного духа. Тогда тут нужно нечто специфичное. С этнографическими наворотами. Чтоб пробрало его по-настоящему.
И тут я сразу вспомнил про Альбину Ставискую, про зазнобу мою ненаглядную. Эта ведьма в здешних краях со времен Ермака обретается, оттого все местные ходы-выходы и проходы отлично знает. Ей-то да не ведать про национальные особенности колдовства в Приозерье. Кому тогда?
Понимал я и другое: ведать-то она ведает, да только фиг задарма поделится заповедным, обязательно потребует что-нибудь взамен. И я даже догадывался, что именно. Ожерелье Дракона - вот что. Давно зарится на эти сто семь потускневших от времени и скуки жемчужин. При каждом удобном случае слезно клянчит: подари да подари. Оно и понятно, вещь в хозяйстве небесполезная. Одну жемчужину из Ожерелья в яблочном уксусе раствори, выпей в ночь на Ивана Купалу - и тридцать лет жизни с плеч долой. Как тут не позариться? Помолодеть хочется любой женщине, даже ведьме. Ведьме, быть может, особенно хочется. Не про внешний облик тут разговор (ведьме молодухой прикинуться раз плюнуть), а про остроту восприятия жизни, про вкус к ней, про азарт.
Никаких сомнений не было, что за возможность помолодеть душой Альбина мне выложит что угодно. Но только не мог я так бездарно распорядиться Ожерельем, которое получил в наследство от предыдущего хранителя Вещи Без Названия достопочтенного Вахма-Пишрра-Экъхольга.
Дело в том, что я это волшебное украшение собираюсь подарить собственной дочери, для нее и берегу. И неважно, что у меня пока нет дочери. Это совсем неважно. Рано или поздно появится. Дело времени и веры.
Короче говоря, вариант с Ожерельем как изначально неприемлемый я сразу отбросил и всю дорогу до города искал слова, с помощью которых можно было бы Альбину уговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Верное средство, между прочим, - не гербалайф какой-нибудь. Главное - водки не жалеть, не отхлебывать ее из кружки в процессе производства продукта. Это, конечно, трудно. А в остальном просто, проще пареной репы, любой может изготовить. Не то что колдуну, даже непосвященному по плечу. Хотя, конечно, лучше, чтобы занимался этим маг-специалист. Все же. Там же еще по ходу дела и слова нужно нашептывать разные-праздные, дабы побочных эффектов у потребителя не возникло. А то чего доброго пойдет родной пятнами. Или облысеет раньше времени. Или резинка на трусах у него в ответственный момент лопнет. Или фортуна задом к нему повернется, а удача сукой вильнет. Кому это надо? Лао Шаню не надо. Знает старик, что каждый должен заниматься своим делом. И мне это тоже известно.
- Отличная работа, Старая Гора, - сказал я, с трудом натягивая левый башмак. - Спасибо.
- Спасибо не булькает, - напомнил колдун, выдав мне длинную «ложечку» с ручкой в виде головы лошади.
Натянув правый башмак, я, как оно и положено, постучал каблуками по асфальту. Убедившись, что все в порядке, вытащил приготовленную фляжку со снадобьем и протянул старику:
- Держи свои буль-бульки.
Лао Шань забрал полную посудину, а взамен отдал точно такую же (серебряную и с моими фирменными царапинами от когтей), но пустую.
Пришла пора расставаться.
- Забегай, - попросил колдун и полез обниматься.
- Всенепременно, - пообещал я, похлопав его по спине.
- Не по делу, так.
- Это уж как получится.
По-стариковски поохав, колдун протянул мне две конфеты из нуги с зернами кунжута.
- Зачем это? - изумился я.
- И двух минут не пройдет, как пригодятся, - навел он тумана.
Я не стал ничего уточнять, сунул в карман и - уходя, уходи - побрел на выход.
Колдун оказался прав, конфеты пригодились еще до того, как я вышел за пределы рынка.
У одной из палаток выбирала костюмчики для двух своих пацанов-близнецов молодая мамаша. Молодая-то молодая, но замученная какая-то вся, худющая, бледная. Сразу видно - сыновей растит сама, на двух работах мыкается, по вечерам полы в подъезде моет, а денег все одно - кот наплакал.
Только есть деньги, нет денег, а покупать нужно - мальчишкам в первый класс идти. Святое. Стоит, мнется. На костюмы, что приглянулись, не хватает. Которые по деньгам - те не по душе. А мальцы рядом, теребят за подол, головенками белобрысыми туда-сюда вертят, притомились от шума-гама, от базарной толчеи. Когда меня заметили, я улыбнулся во все свои тридцать четыре зуба, ободряюще подмигнул и поманил пальцем - подь, пацаны, сюда, чего скажу.
Как только приблизились, сразу сунул и тому и другому - держите от щедрот - по китайской нямнямке. Парни оказались правильными (бьют - беги, дают - бери) - взяли. Один сразу конфету в рот засунул, начал чавкать, второй - зажал в потный кулачок. Смотрю, есть контакт, и сразу по пятьсот рублей каждому. На тебе, Абту. И тебе на, Анет. Притянул к себе, шепнул, чтоб денежки мамке отнесли, после чего развернул кругом и придал ускорение. Поскакали.
Столь удачно пристроив деньги, отобранные у гаишника, я быстренько-быстренько нырнул в толпу.
И был таков.
А я таков, каков я есть, и больше никакое.
Шел к машине, а сам удивлялся, как это Лао Шань про эти нехорошие деньги узнал. Впрочем, особо удивляться было нечему: за год так ослаб, что для любого опытного чародея являл собой открытую книгу. Букварь. Если не «раскраску».
Уже почти дошел до бьющего копытом от нетерпения болида, когда меня нагнал мазурик, которому я давеча не дал стянуть теткин кошель. Обидчивым оказался. И мстительным. Выследил, увязался, попытался сунуть в бок заточку. Дурачок.
Я даже разворачиваться не стал, сделал шаг в сторону и свалил его с ног. Нет, не бил, просто резко выставил локоть, и он сам нарвался. Хрясть по инерции о костяшку мордой, ноги кверху и - опа-на! - уже на спине.
Наклонившись, я ткнул стволом ему между глаз и тихо-тихо так спросил:
- Кончить или в червяка превратить?
Он ничего выбрать не смог.
Он был в нокауте.
Тридцать третье правило дракона гласит: «Человек не виноват, что он родился человеком, будь к нему снисходительным». Я все наши правила стараюсь соблюдать, это - тоже, поэтому отношусь к людям терпимо. Но разве подобного уродца можно назвать человеком? Не знаю. Не уверен. Слишком критерии размыты.
С большим трудом удержался я от того, чтобы не внести его в свой актуальный список. Еле-еле удержался. Представил, что у него в детстве были неловкая няня и скользкий подоконник, и только вот таким способом отговорил себя от карательных мер.
И уже в машине, снимаясь с ручника, подумал: труднее всего в нашей жизни - сохранить в себе дракона и найти в человеке человека.
Воистину.
ГЛАВА 6
Место автокатастрофы искать не пришлось. Чего там искать? Сосну, с которой столкнулся Алексей Пущин, я узнал по привязанному к ней венку. Венок был пафосный, дорогой, из живых цветов.
И вот этих вот вещей я не понимаю. Не понимаю, и все тут: его эта сосна убила, а ее цветами украшают. Зачем? К чему? Где логика?
Впрочем, таковы люди. Их логика извращенна. Они, к примеру, из орудия убийства своего Спасителя сотворили святыню. Мне трудно представить, чтобы какой-нибудь дракон с упоением лобызал окровавленный меч, которым убили другого дракона. Не могу такое представить. Увольте. Но самое страшное, что для некоторых нательные крестики что-то вроде модного аксессуара. Шмат золота истратят, бриллиантами немереных каратов украсят - и ну бахвалиться перед другими такими же идиотами. Какая при таких делах вера может быть? Никакой. Кондовый гламур. Танцы на мощах. Дикость дикая.
Трасса на этом участке казалась вполне безобидной: метров триста отлогий спуск, никаких поворотов, полосы широкие, асфальт в отличном состоянии. Захочешь, не слетишь.
Может, у парня сердечный приступ случился? - подумал я. Или пчела в окно залетела, цапнула?
Бывало со мной такое. Едешь иной раз, а тут вдруг в шею бац, хватаешься одной рукой за бобо, а второй руль машинально рвешь. И все. Уже не здесь, уже там. Могло и с господином Пущиным подобное произойти. Легко. А возможно, что светом фар его ослепило. Поздним вечером ехал, дело к темени шло, врубил кто-нибудь дальний - и дернулся господин Пущин от неожиданности. Тоже версия. Но в первую очередь я хотел разобраться с дырой в лобовом стекле. Беспокоила меня эта дыра. Поэтому, цокая по асфальту новехонькими набойками, перешел дорогу и направился через кювет к дереву-убийце.
Ему - в общем-то ни в чем не виноватому - тоже прилично досталось. А как иначе - железом-то по живому. В месте удара (метра полтора над землей) начисто стесало всю кору и основательно растрепало древесину. Рана уже потемнела и покрылась выступившей смолой. Будто слезами ее залило.
Я поискал сук, который мог бы пробить в лобовом стекле дыру, но не нашел. Сосна была строевая, до нижних веток два с лишним метра, ствол прямой, гладкий, экспортного ГОСТа «три двойки». Такая вполне могла бы пойти на грот-мачту бригантины.
Стало быть, констатировал я, дыра образовалась еще до удара о дерево. После чего коснулся ствола рукой и закрыл глаза. Через несколько секунд ощутил живое тепло.
И боль.
Такую, что тут же отдёрнул руку.
Следов магического видно не было. Никто намеренно не сооружал из злосчастной сосны ловушки для машины. Во всяком случае, я этого не чувствовал. Хотя могло быть и так, что поработал здесь кто-то весьма и весьма Сильный. Если это так, то ощущения, что проведена в отношении Алексея Пущина процедура энвольтования на смерть, и не могло возникнуть. Настоящий мастер следов не оставляет. Ни пятнышка. В этом и заключается высший колдовской пилотаж.
Поднявшись на обочину, я еще раз осмотрелся.
Пейзажи вокруг - передвижники отдыхают. На этой стороне густой сосновый бор, на той - заливной луг до самой реки: поповник, клевер, иван-чай, прочее неброское, но пахучее сибирское разнотравье. Там-сям несколько залысин, посреди которых аккуратные стожки. А над всей этой омытой недавним дождем пасторалью - высокое небо в пятнах всклоченных облаков.
К левой кромке луга прижималась осиновая роща. На правом же его краю и чуть ближе, метрах в пятидесяти от дороги, был виден живописный холм, на верхушке которого гнулась на ветру старая, увешенная разноцветными тряпичными лоскутами-лентами береза.
Бурхан! - обрадовался я.
Как тут не обрадоваться? Коль обитает здесь дух места, он все, конечно, видел. А раз так, значит, есть - пусть слабый, но все-таки - шанс узнать, из-за чего же произошла авария.
Чуть ли не бегом я направился через дорогу к этому волшебному месту. Вскарабкался на холм и, встав под березой, украшенной на манер новогодней елки, прислушался к своим ощущениям.
Секунду постоял.
Другую.
Еще одну.
Да, не зря суеверный народ здешнюю березку украшал - присутствие Силы чувствовалось. И весьма. Место было энергетически мощным.
Не раз доводилось мне слышать: «Не затыкай ушей - и то, что нужно, само подаст голос. Не зажмуривай глаз - то, что нужно, само покажется». Порой так оно и происходит. Но это был не тот случай. Я простоял долго, минут десять, старательно сливаясь с физическим слоем тонких вибраций - границей между Пределами и Запредельным. Но, как ни старался превратиться в антенный фидер, дух места на ментальный контакт со мной так и не вышел. Не посчитал нужным.
Тогда я сбегал к машине и вернулся с кинжалом, горстью красной гадательной фасоли и аварийным тросом. По виду это самый обыкновенный гибкий трос в стандартной пластиковой оплетке, в действительности - не совсем. Спецзаказ. В стальные вплетена одна золотая жила и две из серебра.
Спустившись на южный склон холма (подальше от глаз случайных свидетелей), я выложил трос кругом, встал в центр, после чего рассыпал перед собой фасоль, скинул куртку и, задрав рукав сорочки, рубанул кинжалом по запястью.
Когда первые черные капли упали на бобы, я закрыл глаза, сосредоточился и стал заклинать:
Черное на красное,
Редкое на рясное,
Свет для глаза, звук для уха -
Маг-дракон взывает к духу.
По неписаному правилу, по древнему закону,
Дух стихий, явись дракону.
Вроде все правильно произнес и с чувством, но только дух не соизволил отреагировать.
Я повторил.
Опять ничего.
Я еще раз.
И тут он наконец подал знак, показал, что услышал: дернулась несколько раз вершина березы, задрожали ветки, всколыхнулись тряпицы.
Но и только.
Так старая ленивая собака во сне дергается, услышав свою кличку: задирает лапу - «тут, хозяин, почеши», но не просыпается.
Короче говоря, не захотел дух материализоваться и медиума во мне не признал.
Обидно, но бывает.
Требовались какой-то другой ритуал и более сильное заклинание.
Возможно, совсем-совсем древний, подумал я про своенравного духа. Тогда тут нужно нечто специфичное. С этнографическими наворотами. Чтоб пробрало его по-настоящему.
И тут я сразу вспомнил про Альбину Ставискую, про зазнобу мою ненаглядную. Эта ведьма в здешних краях со времен Ермака обретается, оттого все местные ходы-выходы и проходы отлично знает. Ей-то да не ведать про национальные особенности колдовства в Приозерье. Кому тогда?
Понимал я и другое: ведать-то она ведает, да только фиг задарма поделится заповедным, обязательно потребует что-нибудь взамен. И я даже догадывался, что именно. Ожерелье Дракона - вот что. Давно зарится на эти сто семь потускневших от времени и скуки жемчужин. При каждом удобном случае слезно клянчит: подари да подари. Оно и понятно, вещь в хозяйстве небесполезная. Одну жемчужину из Ожерелья в яблочном уксусе раствори, выпей в ночь на Ивана Купалу - и тридцать лет жизни с плеч долой. Как тут не позариться? Помолодеть хочется любой женщине, даже ведьме. Ведьме, быть может, особенно хочется. Не про внешний облик тут разговор (ведьме молодухой прикинуться раз плюнуть), а про остроту восприятия жизни, про вкус к ней, про азарт.
Никаких сомнений не было, что за возможность помолодеть душой Альбина мне выложит что угодно. Но только не мог я так бездарно распорядиться Ожерельем, которое получил в наследство от предыдущего хранителя Вещи Без Названия достопочтенного Вахма-Пишрра-Экъхольга.
Дело в том, что я это волшебное украшение собираюсь подарить собственной дочери, для нее и берегу. И неважно, что у меня пока нет дочери. Это совсем неважно. Рано или поздно появится. Дело времени и веры.
Короче говоря, вариант с Ожерельем как изначально неприемлемый я сразу отбросил и всю дорогу до города искал слова, с помощью которых можно было бы Альбину уговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55