Подозрительно легко. Но я раньше времени взрываться не стал, озвучил свой план:
- Сажаете ее в мою машину, она отъезжает к воротам, звонит, и только тогда я подписываю эти ваши чертовы бумажки.
Ащеулов и тут пошел навстречу:
- Нет проблем, Егор Владимирович. - И, глядя мне через плечо, приказал Павлу: - Организуй.
Борец вышел, и мы с господином Ащеуловым остались наедине. Юрист старательно отводил глаза и делал вид, что просматривает экземпляры договора, а я скрашивал ожидание тем, что рассматривал паутину в углу и думал. Сначала о том, что зря вчера юриста не отделал и отпустил ненаказанным. Затем мысль сделала кульбит, и я стал прикидывать, что они дальше предпримут. Интуиция подсказывала, что живым они меня отсюда не отпустят. Прихлопнут. Получат подпись и удавят. Удавили бы и так, да, видимо, решили обезопасить себя от исков возможных наследников. Ну а как только обезопасят, так сразу в бетон закатают. Сначала меня, а потом и Леру. Свидетеля не оставят. Я бы не оставил.
Вернулся Павел минут через пять.
- Готово? - спросил у него Ащеулов.
- Готово, - ответил борец и сунул мне свой телефон.
Не прошло и двух секунд, как раздался звонок.
- Да? - отозвался я.
- Шеф, я на выезде, - сказала Лера. - Жду вас.
- Не глуши двигатель, я скоро.
- Ага, шеф.
- Через шесть минут не появлюсь - вали.
- Но…
- Вали, я сказал. Время пошло.
Вернув трубку Павлу, я обратился к юристу:
- Все понимаю, одного не понимаю: зачем гранату в офис швырнули?
- Какую гранату? - удивился Ащеулов. Удивился искренне. Похоже, действительно ничего об этом не знал. Похлопал зенками, а когда пробило, обратился к борцу: - Что за самодеятельность, Паша?
Тот, отведя глаза, пробурчал:
- А чего он… Савва вон… на аппарате. Дышит через раз.
- Охренел! - возмутился Ащеулов. - Тюрин узнает - голову оторвет!
Паша стал похож на кутенка, которого тыкают в помеченный им башмак.
- Ладно, хорьки, - сказал я, приближаясь к столу. - Между собой потом разберетесь, а сейчас дело нужно закончить. Давай договор.
- Вот и отлично, - проглотив «хорьков», обрадовался Ащеулов и протянул бумаги. - Подпишите, да разойдемся с миром. И никаких гранат. И никаких фокусов.
- Что, не понравились фокусы? - отвергнув его ручку и вынув собственную, поинтересовался я.
- Да как-то, знаете ли, не очень, - ответил юрист, невольно передернув плечами. - Особенно Савве не понравилось. И Паше, как видите. В цирке фокусником подрабатываете? Или хобби такое?
- Хобби.
- Я так и подумал. Оттого-то, дорогой наш Копперфильд, для сегодняшней встречи другое место выбрал. Правда, удачное место?
- Мне все равно, - заметил я и стал выводить подпись. С ходу не вышло. Слишком сильно нажал на перо, и оно пропахало бумагу.
- В каком смысле «все равно»? - заволновался Ащеулов.
Небезосновательно, надо сказать, заволновался.
- Место действия значения не имеет, - очищая перо от бумажной пульпы, сказал я. - Где бы мы с вами сейчас ни сидели, рукоятка граблей, на которые вы вновь наступили, неумолимо пролетит по заданной траектории.
Ащеулов удивленно вскинул брови:
- Что, и тут буянить надумали?
- А чего тут думать, - усмехнулся я и, пробив ручкой его ладонь насквозь, пригвоздил ее к пыльной столешнице.
Дальнейшее заняло доли секунды.
Ащеулов заорал так, как орет моя соседка тетя Зоя по кличке Контра, когда застревает в лифте, - с надрывом. Чтобы болезный не мучился, я провел общую анестезию: дотянулся через стол кулаком до его подбородка. Юрист дернул головой, обмяк и сел куда-то мимо стула. Куда именно, я рассматривать не стал, мне уже было не до него: стянув с безымянного пальца кольцо Альбины, я сказал волшебное слово «Тонушо» и сунул разбуженный артефакт в рот.
Был я.
И нет меня.
Павел, ошалевший от такого резкого поворота событий, заметался.
- Что за хрень! - не мог он поверить своим глазам.
Отскочив в сторону, я прижался к стене и выудил из кармана кастет. Затем сделал шаг вперед и приложился со всей пролетарской ненавистью бандюге по печени. А когда он начал оседать, встретил его лицо коленом. Все. Аллес капут. Экспроприировать экспроприированное он мне не мешал. Не мог. И лицо прибежавшего на крики бойца я разбивал уже рукояткой собственной пушки.
То ли удар был таким мощным, то ли парень не ожидал такого коварства от пустоты, но охнул и сразу повалился на спину. Я, используя его живот как подкидной мостик, вырвался в коридор и врезал второму бойцу между ног. Хорошо так врезал. Пыром. Боец ойкнул и сложился. Наслаждаться его корчами я не стал, побежал на выход. А там уже нарисовался один из парней, оставленных для прикрытия. Парень оказался толковым, сразу начал палить. Сообразив, что уже перестал быть невидимкой, я отскочил в сторону, и пули-дуры пролетели мимо.
Ответил я, почти не целясь. Засадил ему не то в бок, не то в бедро. Парень взвыл, прижался к стене, пытался устоять на ногах, но потом, оставляя на панели кровавый след, сполз на пол. Меня это не смутило. Все было справедливо. Дуэль, она и есть дуэль: готов убить, будь готов умереть.
На выходе я нос к носу столкнулся с последним бойцом и, не найдя ничего лучшего, ударил его головой в грудь. Просто как Зидан какой-то. Мужик опрокинулся и напрочь забыл, как люди дышат.
Бежал я к воротам, не чуя под собой ног. Когда одолел сто метров из двухсот, способные держать оружие в руках погнались за мной на авто.
Услышав звук дизельного двигателя, я обозвал себя болваном за то, что пожалел серебра и не прострелил колеса. Пришлось надбавить ходу. Чуть легкие не разорвались.
Спасло меня только то, что они ехали по дороге, а я несся джейраном напрямки. Поэтому и успел я к воротам раньше преследователей. На пять секунд, но раньше. И мне этих пяти секунд вполне хватило. Отработал на автомате: сунулся в салон, отпихнул Леру, раскрыл бардачок, нашарил гранату, подпустил врага поближе, метнул снаряд под колеса и снял заклятие.
Как говорится, кто к нам с чем придет, того мы тем и отфигачим.
После взрыва «лендкрузер», этот черный мордатый зверь, взметнулся на задние лапы и, простояв несколько мгновений в таком нелепом положении, завалился набок.
- Что это было, шеф? - спросила Лера, когда мы вырулили с грунтовки на трассу и вклинились в поток.
Я, переведя дух и сбавив скорость, предложил спасенной самой ответить на этот вопрос:
- А ты как думаешь?
Она потерлась щекой о мое плечо и произнесла очень короткое, но емкое слово. Одно. И дальше всю дорогу молчала.
Слово, которое обронила Лера, было для меня новым, поэтому я постарался его запомнить. Не потому что понравилось, а потому что так надо. Мы, драконы, все время вслушиваемся в речь людей и, услышав что-нибудь новое, сразу берем на вооружение. Не тупо попугайничаем. Нет. Осмысленно. Ведь для того чтобы выжить, нам нужно непрерывно приспосабливаться. Мир меняется, и мы должны. Иначе - вилы. Замешкался на секунду - уже обнаружил себя, а обнаруживший себя дракон - не жилец. Труп. Набитое трухой чучело в доме Охотника. Недаром пятое правило дракона гласит: «Меняйся, меняйся и еще раз меняйся». Вот и меняемся. Не забывая при этом, конечно, исполнять завет Высшего Неизвестного: «Изменяйся вместе с миром, но никогда не изменяй себе».
Никогда не изменять себе - это для дракона святое.
Необходимость заставляет дракона рядиться в разные одежды и объясняться на разных языках, но она не может отменить драконьей сути. Никогда не примет дракон того, что отвратно его душе. К примеру, того, что помогать другим - тратить время впустую, что падающего нужно подтолкнуть, что счастье - это два бигмака по цене одного, что после нас хоть потоп, что мир - бардак, а бабы - не те, за кого себя выдают. Нет, никогда и ни при каких обстоятельствах дракон этого и подобного не примет. Иначе какой он к черту дракон?
Я довез Леру до самого дома. Не поленился, вылез из машины и (обжегшийся на молоке, дует на воду) довел за ручку прямо до дверей квартиры. А как по-другому? Драконы всегда в ответе за тех, кого приручили. И вообще мы парни хоть куда.
Пока она ковырялась с замком, я ее инструктировал:
- На улицу не соваться, к двери не подходить, в окно не выглядывать.
- Даже если пообещают горошка? - нашла она в себе силы для шутки.
- Даже.
- И надолго вы меня, шеф, в башню заточаете?
- Пока напряг не рассосется.
- Насовсем-насовсем, выходит.
- Сказал же, пока напряг не рассосется.
- А он рассосется?
- Куда денется.
- А как я узнаю, что уже рассосался?
- Принц на Сером Волке прискачет.
Наконец она справилась с замком, вошла внутрь, быстро осмотрела себя в зеркале и, взбив непослушную челку, предложила:
- Может, кофейку, шеф?
- В другой раз, - отверг я заманчивое предложение.
- Почему не сейчас?
- Дела.
- Все дела, шеф, не переделаешь.
- Согласен. Но стремиться к этому надо.
- Удачи, - сказала она и захлопнула дверь.
Неожиданно резко.
- И ты мне очень нравишься, - сказал я гудящему стальному полотну, отсалютовал по-военному и двинул к лифту, размышляя на ходу о том, что, если какой-нибудь залетный инопланетянин попросил бы меня объяснить, что такое «женщина», я бы сказал, что это нечто неописуемое, смысл которого можно передать одной фразой - «Чего это она?!».
Когда добрался домой, было уже начало седьмого. На этот раз пришлось воспользоваться собственным ключом, поскольку Ашгарр встречать меня почему-то не вышел. Но когда я разулся и повесил кобуру и бубен на крюк, он все-таки выглянул из своей комнаты.
- Пиццу разогревать? - спросил он.
- Спасибо, сыт, - прислушавшись к себе, отказался я от ужина.
- Может, чаю?
- А вот чаю давай.
- Молочный оолонг? - уточнил Ашгарр.
- Да, и с чабрецом, - попросил я и порулил в ванную.
- Чего такой измочаленный? - перекрикивая шум воды и пыхтение электрочайника, поинтересовался через минуту Ашгарр.
- Побегать пришлось, - крикнул я в ответ и сунул голову под холодную струю, поскольку горячую обещали включить только двадцать второго.
В подробности вдаваться не стал. Моя частная сыщицкая деятельность - это моя частная сыщицкая деятельность. Моя и только моя. Не люблю я Ашгарра и Вуанга своими проблемами грузить. Уяснил однажды и навсегда: если ты не решаешь свою проблему самостоятельно, то сам становишься чьей-то проблемой. Золотому дракону стыдно быть чьей-то проблемой. Золотой дракон должен быть решением чужих проблем. Обязан.
Пока я пил чай, Ашгарр стоял у окна и курил, выпуская дым в приоткрытую фортку. Какое-то время молчали. Говорить было особо не о чем, за сотни лет все давным-давно переговорено.
Говорить не о чем.
Но говорить нужно.
Хотя бы для того, чтобы Ашгарр совсем не одичал, мало мне тихушника Вуанга.
- Скажи, почему люди такие? - спросил я, ковыряя ложкой в банке с медом.
- Какие? - не понял Ашгарр.
- Настырные. Даже упрямые.
- Разве это плохо?
- Когда бы они эту свою настырность использовали по делу, то было бы неплохо, а так - ерунда выходит. - Вспомнив хищную мордочку адвоката Ащеулова, я покачал головой. - И лезут, и лезут. И лезут, и лезут. Настырные как черти. И как черти же злые.
Ашгарр сделал долгую затяжку, потом выпустил в три приема дым через ноздри и сказал:
- Если вспомнить Конрада Лоренца с его теорией агрессии как четвертого базового инстинкта человека, то…
- А давай не будем вспоминать Конрада Лоренца, - взмолился я.
- Давай, - легко согласился Ашгарр.
И мы вновь на какое-то время замолчали. Я отхлебывал из кружки остывающий чай, Ашгарр по-прежнему смотрел во двор через окно.
- Сегодня мне ворон на хвост сел, - первым нарушил я тишину.
- Пристрелил? - вяло и как-то чересчур равнодушно поинтересовался Ашгарр.
- Не сумасшедший - в центре города стрелять. Ушел дворами.
- Отличник.
Тут я заметил то, что давно должен был заметить, а если и не заметить, то прочувствовать. Что мое другое «я» не в своей тарелке. Что худо ему. Что оно на пороге депрессии.
Я распахнулся, и дурное расположение духа накрыло меня своим черным крылом.
- Что с тобой? - спросил я, резко повернувшись к окну.
Ашгарр вздохнул, сбил пепел с кончика сигареты в жестянку из-под монпансье и поделился:
- Фаддей проект закрыл.
- Правда, что ли? - не поверил я.
- Правда.
- Чего вдруг?
- Слышал, что Йо замуж вышла?
- Не-а.
- Сообщаю - вышла.
- Ну вышла и вышла, не век в девках сидеть. Что с того?
- Так это… рожать собралась.
- По серьезному серьезу?
- А как еще?
- Да мало ли. Может быть, рекламный ход? С них станется.
Ашгарр еще раз вздохнул и покачал головой - нет, никаких шуток, облом конкретный.
Я подумал: сам себя не подбодришь - никто не подбодрит, - и поторопился сказать:
- Ты это, ты того, ты давай не расстраивайся. Чего раньше времени расстраиваться? Не надо. Что-нибудь придумаем. Что-нибудь сообразим.
- А что тут придумаешь? - пожал плечами Ашгарр и горестно усмехнулся.
- Для кого-нибудь другого писать начнешь, - поднял я идею, лежащую на поверхности.
- Это вряд ли.
- Чего так пессимистично-то, Ашгарр?
- Не пессимистично, а реалистично. Сам подумай - чтобы все концы срослись, такое раз в жизни случается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55