- Да иди ты лесом, - обиделся Ашгарр.
Я подумал: и этот парень когда-то написал балладу про войну между Временем, в котором живем, и тем Временем, что проживает в нас. Но вслух поторопился примириться:
- Правда нормально. Если закрыть глаза и представить, что эту композицию исполняет со сцены белобрысая козочка, совсем хорошо. А если представить, что я - такая же козочка, но сидящая в зале, просто отлично.
- Считаешь?
- Считать будем, когда гонорар перечислят. - Я заговорщицки подмигнул и хлопнул его по плечу. - Посуду оставлю?
- Да-да, оставь, - на радостях согласился он. - Я потом сам помою.
Поблагодарив (не совсем же свинья) за феерический ужин, я поплелся к себе в комнату.
У нас в квартире их четыре: гостиная (точнее сказать - кают-компания, поскольку гостей у нас не бывает) и три спальни. В кают-компании стоят три одинаковых кресла, журнальный столик-инвалид и тумба с телевизором. Телевизор не работает, в него вбит кол. Не осиновый, нет. Скорее всего, сосновый. Вообще-то это ножка от журнального столика, а вбил ее Вуанг. Как-то раз остался ночевать, не выдержал безудержного верещания телевизионного монстра но имени Андрей Махалов и таким вот драматичным образом отреагировал. Вполне адекватно, я считаю, отреагировал. Но вещь испортил. Правда, мне все равно, телевизор с некоторых пор практически не смотрю, смотрю домашний кинотеатр, который с первого своего гонорара подарил мне Ашгарр. Другой мебели у меня нет. Живу скромно и без излишеств. Даже койки у меня нет, сплю в натянутом между стенами гамаке.
Еще скромнее обстановка в спальне у Вуанга. Она там совсем аскетическая: циновка, плошка со свечой и книга Николая Островского «Как закалялась сталь» в подарочном издании. Больше ничего.
И только спальня Ашгарра напоминает настоящее человеческое жилище. Все у него там как положено, даже с перебором: шикарная двуспальная кровать, прикроватная тумбочка, шкаф-купе, торшер, гардины на окне, телевизор и даже трюмо, зеркальный триптих которого создает иллюзию, что все нагоны собрались вместе. А еще у него есть пижама, ночной колпак и тапки с помпончиком. Баловство, конечно. Чудачество. Но я молчу: каждый имеет право на свое «лево». Осуждать неумно, особенно если этот «каждый» - часть тебя самого.
Оказавшись в своей берлоге, я запустил «Мертвеца» Джима Джармуша, запрыгнул с пультом в гамак и стал в сто первый раз просматривать этот душевный фильм.
В тот момент, когда толстый индеец уже поковырялся ножом в Джонни Деппе и принялся требовать у него табак, обзывая его при этом глупым белым человеком, в комнату с книгой в руках вошел Ашгарр.
- Хонгль, смотри, что я вычитал, - сказал он.
Я нажал на «паузу», и он прочел:
Это было уже в соскочившем, несущемся мире, и здесь изрыгаемый драконом лютый туман был видим и слышим:
- Веду его. Морда интеллигентная, просто глядеть противно. И еще разговаривает, стервь, а? разговаривает!
- Ну и что же, довел?
- Довел. Без пересадки в Царствие Небесное. Штыком.
Дыра в тумане заросла: был только пустой картуз, пустые сапоги, пустая шинель. Скрежетал и несся вон из мира трамвай.
- Что это? - спросил я, прервав Ашгарра.
- Рассказ Замятина. «Дракон» называется. Там дальше боец вынимает из-за пазухи замерзшего воробья и отогревает. А заканчивается так:
Дракон оскалил до ушей туманно-полыхающую пасть. Медленно картузом захлопнулись щелочки в человеческий мир. Картуз осел на оттопыренных ушах. Проводник в Царствие Небесное поднял винтовку.
Скрежетал зубами и несся в неизвестное, вон из человеческого мира, трамвай.
Окончив чтение, Ашгарр задумчиво произнес:
- Человека убил, воробья спас.
- Гады они, - прокомментировал я.
- Кто?
- Да люди, кто.
- Люди как люди. Всегда такими были.
- Вот именно - люди как люди. Натворят какой-нибудь фигни, а валят все на драконов. Всегда были мастерами стрелки переводить.
- Но это же они метафорически про драконов.
- Не скажи. Это у них сначала «убей дракона в себе», а когда врубается, что «убить дракона в себе» означает «убить себя», идут искать дракона на стороне.
- И убивают «дракона» в других, - логично продолжил мою мысль Ашгарр.
- Имеет место быть, - согласился я. - А некоторые начинают искать и настоящего дракона. Откуда, думаешь, Охотники появляются? От сырости? Фиг там. От душевной неустроенности. От больной головы.
- А у нас, считаешь, здоровая?
- Да уж в любом случае здоровее будет. Вот они со своей больной на нашу здоровую-то все и перебрасывают. Мало того, нашу здоровую пытаются выдать за свою. Помнишь, что Ланселот в «Драконе» у Шварца заявляет?
- Не-а, не помню.
- А я помню. Потому как задела меня эта показательная оговорка. Он там говорит, что они, драконоборцы, не стесняются вмешиваться в чужие дела, что они помогают тем, кому необходимо помочь, и уничтожают тех, кого необходимо уничтожить.
- Но ведь это же девиз золотого дракона, - осознал Ашгарр очевидное.
- Вот именно! - разгорячившись, воскликнул я. - Это наш девиз. Наш. Не Ланселота и даже не президента североамериканских штатов, а наш. А они его нагло присваивают. Мало того - они его дискредитируют. Вот что самое обидное.
Ашгарр вздохнул так, будто навалилась на него вся боль мира, и произнес не без некоторой снисходительности в голосе:
- Люди.
- Пусть их, клеветников и обманщиков, - махнул рукой я, подведя черту под темой.
Ашгарр пошел на выход, но задержался у порога и, кинув взгляд на экран, спросил:
- Сколько ты можешь смотреть этот фильм?
- Сколько угодно, - ответил я и оживил картинку.
- Не надоело?
- Ничуть.
- А в чем эзотерика?
- В том, что лучшее лекарство от скуки - напоминание о смерти.
- Думаешь?
- Да. Была бы моя воля, я бы всех людей-человеков заставлял смотреть этот фильм хотя бы раз в неделю.
Ашарр озадачился:
- Зачем это?
- Как это «зачем»? - пожал я плечами. - Затем. Чтобы помнили о смерти. Чтобы помнили, что рано или поздно попадут в то место, откуда приходят и куда возвращаются души.
- Получаешь удовольствие от их фобий?
- Не пори ерунды. Просто считаю: если человек не помнит о смерти каждый миг своего посюстороннего бытия, то начинает жить так, будто вечен.
- Очевидно. И что с того?
- А то, что в таком случае он превращается в ненасытную тварь, которая не может ограничить свое материальное потребление. Посмотри, что вокруг творится. Накупит человек всякой дребедени, притащит домой и бежит за новым кредитом, чтобы купить еще какой-нибудь дребедени. И так до бесконечности. И с нарастающей скоростью. Согласись, что это путь в никуда.
- Трудно не согласиться, - сказал Ашгарр и развел руками, дескать, что тут поделаешь, такова природа человеческая. Что взять с тех, кто произошел не от мудрой змеи, а от суетливой обезьяны.
Я же, не сумев остановиться, продолжил речь, достойную похвалы Че Гевары:
- Вся эта гадская система, построенная на неограниченном потреблении, заинтересована в том, чтобы человек не помнил о смерти. Поэтому любое напоминание о том, что смерть неминуема, что всякий человек может дать дуба в любой миг, - это есть большой, просто огромный ништяк. По-другому человека из колеи не выдернуть.
- Думаешь, надо?
- А нет? Человеки - как ни крути - братья наши. Пусть и сводные. Жаль непутевых. В колее-то им счастья не видать. Не ведет она к Свету, а ведет к ожирению и пресыщенности. Поэтому и говорю - memento mori.
- Memento mori, - задумчиво повторил вслед за мной Ашгарр, помолчал секунду и сказал: - Кстати, о смерти. Что там у нас со Списком? До Ночи Полета осталось чуть-чуть.
- Все под контролем, - успокоил я его. - Не закрыт еще один пункт, но я над этим работаю.
Ашгарр кивнул, пожелал мне приятных снов и тут же вышел. А я, повторяя на разные лады «помни о смерти», вытащил мобильный и набрал номер господина Нигматулина.
- Эдуард Николаевич, с вами говорит частный детектив Егор Тугарин, - официально представился я в ответ на его «слушаю». - Меня нанял известный вам Леонид Петрович Домбровский. По его просьбе расследую обстоятельства гибели ваших общих знакомых.
- Все-таки нанял, - не то удивился, не то возмутился господин Нигматулин, после чего выдохнул с крайним недовольством: - Неврастеник!
Меня это не смутило, я надавил:
- И тем не менее, Эдуард Николаевич, мне хотелось бы попросить вас о встрече.
- Где и когда? - неожиданно быстро согласился он.
- Если можно, с утра, - прикинул я. - Часов, скажем так, в десять.
- В десять - нет, на десять тридцать заказан ритуальный зал. Давайте в девять.
- Хорошо, подъеду.
- Адрес знаете?
- Да.
- Всего доброго.
Он отключился, а я потянулся к пульту.
Последним, что я увидел прежде, чем уснуть, было индейское каноэ, в котором дохлый герой Джонни Деппа плыл вниз по течению.
- Не слышно птиц, бессмертник не цветет, в сухой реке пустой челнок плывет, - пробормотал я в какую-то теряющую себя секунду, закрыл глаза и провалился в темноту.
ГЛАВА 14
Поутру, едва продрав глаза, я проверил, не случилось ли чудо - не прибыло ли мне за ночь Силы. Но электрочайник, воду в котором я попытался вскипятить, не втыкая вилку в сеть, сказал мне коротко и четко: отвали, слабак. Силы во мне было от силы ноль целых ноль десятых и одна сотая. А может, и того меньше.
В который уже раз убедившись, что чудес на свете не бывает, я приказал себе: будь реалистом! - и провел инвентаризацию заряженных амулетов.
Первым делом вспомнил о боевом браслете с зарядом в сто пять кроулей (это если по системе исчисления Черного Совета, по шкале же Ливси, принятой Белым Советом, - что-то около 3,23 балла). Штуковина знатная. Знатная-то знатная, но только лежит в офисном тайнике. Делать по дороге крюк не хотелось, поэтому полез на полку за банкой с надписью «ПЕРЕЦ». Открыл, запустил пальцы в пряную труху и выудил со дна два медных кольца с зарядом в двадцать пять кроулей каждое и одну дембельскую заколку для галстука в виде истребителя с зарядом, заряженную до шестидесяти шести кроулей. Улов, прямо скажем, был невелик. Но мало лучше, чем ничего.
Прочихавшись, я сгреб все найденные консервы Силы и, простив себе завтрак, отправился утрясать все свои неотложные дела. И не свои, разумеется, тоже.
Из выданной господином Домбровским «наколки» следовало, что загородный дом Эдуарда Николаевича Нигматулина находится в поселке «Лесной». Туда я в первую очередь лыжи и навострил.
По пути заехал на заправку, где меня попытались непринужденно нагреть на полтора литра. Мелочь, конечно, но неприятно. Остаток пути предавался размышлениям о том, что людям нужна новая религия. Какой-нибудь новый энергичный бог-смотрящий со свежей моделью морали. Старая совсем обветшала. Цепи запретов пали, ничего святого не осталось, человек напрочь забыл, что помимо говорящего куска плоти он еще суть и бессмертная душа.
Не доезжая километров трех до городка ракетчиков, я свернул на улицу Губернаторскую и, с интересом разглядывая образцы буйной фантазии местных архитекторов, покатил вверх до самого леса.
Коттедж хозяина мелкооптовой фирмы «Прометей», поставляющей на рынок Города разнообразное электрооборудование, оказался не самым крутым в местной округе. Но и щитовым садовым домиком он, разумеется, не был. Нормальная добротная домина с гаражом, бассейном и обязательной чашей спутниковой антенны меж двух потешных башенок. Символ полной чаши, подумал я про эту изготовленную ловкими китайцами «тарелку» и выполз из машины.
Стучать в калитку не стал (не в Средние века живем), позвонил господину Нигматулину на сотовый. Как современный дракон современному человеку.
Эдуард Николаевич оказался лысоватым крепышом ниже среднего роста с тяжелым, что называется, свинцовым взглядом близко посаженных глаз-бусинок. В дом он меня приглашать не стал, повел по гравиевой дорожке в беседку. Место выглядело душевно (березки, прудик, красные караси), но разговор у нас не сложился. Казалось, что господин Нигматулин согласился на встречу со мной лишь для «галочки». Ради того только исключительно, чтобы друга своего Леню Домбровского не обидеть. Это был маневр из разряда «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Поэтому я сумел задать только несколько вопросов.
- Вас, Эдуард Николаевич, по ночам кошмары не терзают? - делая вид, что рассматриваю устройство мангала, спросил я для затравки.
- Нет, - ответил он. Твердо так ответил. Будто гвоздь в доску вогнал.
- Я это к тому спрашиваю, что господина Домбровского, к примеру, терзают. С того самого дня, как вы древнюю могилу… потревожили.
Вообще-то я хотел сказать «осквернили».
- Я не он, - хладнокровно ответил Нигматулин. - Голова, блин, на фиг, крепкая. Потусторонние бредни меня мало интересуют.
То, что они тебя не интересуют, - это факультатив, подумал я. Главное, чтобы ты их не интересовал. А затем решил не ходить вокруг да около и сразу спросил о главном:
- Скажите, Эдуард Николаевич, вы что-нибудь из той могилы брали?
- Нет.
- Точно?
- Точнее не бывает.
Врать он не умел, но врал и при этом не краснел. Я не стал его разоблачать (мне бы это ничего не дало), а задал следующий вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55