— Я просто решил, что надо бы к тебе заглянуть. В конце концов, это твоя Долина.
— Как вижу, Полгара научила тебя хорошим манерам.
Эрранд улыбнулся.
— И многому другому.
— Тебе хорошо с ней, Эрранд? — спросил владелец башни.
— Да, Алдур, очень, — ответил Эрранд, продолжая расправляться с кашей.
Глава 3
Шло лето, и Эрранд все больше времени проводил в обществе Дарника. Он все больше убеждался в том, что кузнец был необыкновенным человеком. Взять, к примеру, хотя бы то, что Дарник все, за что ни брался, делал по старинке, без помощи волшебства, но не столько по причине некоторых моральных предрассудков против «других доступных нам возможностей», по выражению Белгарата, сколько потому, что работа руками доставляла ему истинное наслаждение. Конечно, порой Дарник шел и по более легкому пути. Эрранд заметил определенную закономерность в действиях кузнеца. Так, Дарник не допускал ни малейшей халтуры, когда изготовлял что-то для Полгары или для дома. И какой бы сложной и трудоемкой ни была работа, он выполнял ее только с помощью собственных рук и мускулов.
Однако не всегда он был так тверд в своих убеждениях. Например, в одно прекрасное утро вдруг откуда ни возьмись вокруг сада появилась железная ограда. Ограда эта, безусловно, была нужна, поскольку требовалось преградить дорогу пасущемуся неподалеку стаду алгарийского скота, которое с бычьим упрямством ходило на водопой через сад Полгары. И вдруг перед ошеломленными коровами прямо из земли начала вырастать надежная изгородь. Медлительные животные, поразмыслив несколько минут над проблемой, отправились в обход препятствия, которое удлинялось у них на глазах. Через некоторое время коровы просто взбесились и пустились бегом, думая, очевидно, что обгонят невидимого строителя. А Дарник, усевшись на пень, с напряженным лицом и сосредоточенным взглядом достраивал ограду, пока она не замкнулась в кольцо.
Один пегий бык пришел в неописуемую ярость, наклонил голову, несколько раз стукнул копытом о землю и с диким мычанием ринулся на изгородь. Дарник сделал рукой характерный жест, и бык вдруг припустил прочь от изгороди, даже не заметив, что развернулся на полном ходу. Так он пронесся несколько сотен ярдов, пока ему не пришло в голову, что его рога еще не встретили на пути ничего ощутимого. Он затормозил и удивленно поднял голову. С сомнением взглянув через плечо на ограду, он развернулся и сделал еще одну попытку. Дарник опять развернул быка, и тот решительно помчался в другом направлении. При третьей попытке он перелетел через вершину холма и исчез по ту его сторону. Больше он не возвращался.
С самой серьезной миной Дарник подмигнул Эрранду. Из дома вышла Полгара, вытирая руки о передник, и заметила изгородь, которая сама собой построилась, пока она мыла посуду после завтрака. Она испытующе взглянула на мужа, которому, очевидно, было слегка не по себе, что он на этот раз действовал колдовством, а не топором.
— Замечательная ограда, дорогой, — одобрительно заметила она.
— Нам она была здесь нужна, — произнес он извиняющимся тоном. — Эти коровы — ну, в общем, мне пришлось поторопиться.
— Дарник, — нежно сказала она, — никто не вправе тебя упрекнуть, если для такого рода вещей ты используешь свой талант, более того, ты должен его развивать. — Она поглядела на переплетенные зигзагом железные прутья решетки, и лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Одно за другим все места, где соединялись прутья, вдруг оказались оплетенными пышными розовыми кустами в полном цвету. — Вот так, — удовлетворенно произнесла она и, похлопав мужа по плечу, вернулась назад в дом.
— Какая потрясающая женщина! — сказал Дарник.
— Да. — Эрранд был, как всегда, немногословен.
Полгара, однако, не всегда приходила в восторг от того, что предпринимал ее муж на этом новом для него поле деятельности. Однажды, когда в разгар летней жары цветы в ее саду начали вянуть, Полгара целое утро собирала маленькую черную тучку над горами в Улголанде, а потом стала осторожно направлять этот кусочек влаги в Долину Алдура, а точнее, к своему иссушенному жарой саду.
Эрранд играл у изгороди, когда тучка прошла низко над холмом по направлению к западу, а затем остановилась прямо над домом и томящимся в ожидании дождя садом. Дарник поднял голову от лошадиной сбруи, с которой он возился, увидел беспечно игравшего мальчика и зловещую темную тучу прямо над его головой и, сконцентрировав энергию, небрежно щелкнул пальцами. «Кыш», — сказал он туче.
Туча странным образом передернулась, как будто бы икнула, затем медленно поплыла на восток. Отлетев на несколько сот ярдов от пересохшего сада Полгары, она разразилась дождем — чудесным проливным дождем, основательно промочившим несколько акров пустой земли.
К реакции жены Дарник готов не был. Дверь дома распахнулась, и на пороге появилась Полгара с горящими от гнева глазами. Она исподлобья взглянула на весело изливавшуюся дождем тучку, и та, как могло показаться, приняла очень виноватый вид.
Затем Полгара повернулась и уставилась на мужа.
— Ты это сделал? — спросила она, указывая на тучу.
— Да, а что? — ответил тот. — Да, это я сделал, Пол.
— Зачем ты это сделал?
— Эрранд играл во дворе, — сказал Дарник, снова вернувшись к бляшкам на сбруе. — Я не хотел, чтобы он промок.
Полгара взглянула на тучу, обильно поливавшую дождем степную траву, с легкостью способную выдержать десятимесячную засуху. Затем перевела взгляд на свой огород, на поникшую свекольную ботву и жалкие бобы. Она крепко сжала губы, чтобы с них не слетели случайно кое-какие слова и фразы, которые, как она знала, могли шокировать ее сдержанного и добродетельного супруга. Наконец Полгара подняла лицо к небу и с мольбой воздела к нему руки.
— За что мне такое? — громким трагическим голосом вопросила она. — За что?
— Что случилось, дорогая? — нежно произнес Дарник. — Что-то не так?
Полгара объяснила ему, что именно не так — во всех подробностях.
Всю следующую неделю Дарник провел, сооружая оросительную систему, идущую от верхнего края лощины к саду Полгары, и та простила ему его ошибку, как, только работа была завершена.
Зима в этом году наступила поздно. Как раз перед тем как выпал снег, к ним заехали близнецы, Белтира и Белкира, и сообщили, что после нескольких недель горячих споров, сопровождавшихся обильными возлияниями, Белгарат с Белдином покинули Долину и что у каждого на лице было озабоченное выражение, означавшее, что где-то что-то не в порядке.
Эрранду этой зимой недоставало Белгарата. Из-за старого колдуна у него, разумеется, частенько бывали неприятности с Полгарой, но и совсем без неприятностей жить как-то скучно. Когда выпал снег, он снова сел на санки. Несколько раз понаблюдав, как он, скатившись с холма, летит через Долину, Полгара предусмотрительно попросила Дарника поставить заграждение на берегу ручья, чтобы предотвратить повторение того, что случилось предыдущей зимой. И вот, когда кузнец плел ограду из прутьев, чтобы Эрранд не упал в воду, он случайно взглянул вниз. Подо льдом, покрывшим ручей тонкой корочкой, Дарник отчетливо увидел узкие длинные силуэты, мелькавшие, как тени, над покрытым галькой дном.
— Как любопытно, — прошептал он, и в глазах его появилось отстраненное выражение. — Почему я их раньше не замечал?
— Я видел, как они плещутся, — сказал Эрранд, — но когда они лежат на дне, вода слишком мутная и их нельзя разглядеть.
— Да, наверное, в этом все дело, — согласился Дарник.
Он привязал к дереву конец плетеной изгороди и задумчиво побрел по снегу к выстроенному за домом сараю. Через минуту он вышел оттуда с мотком промасленной бечевки в руках, а еще через пять минут уже рыбачил. Эрранд улыбнулся и, повернувшись, побрел вверх по пологому холму, волоча за собой санки.
Дойдя до вершины, он увидел незнакомую женщину в накинутом на голову капюшоне.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — вежливо осведомился он.
Незнакомка откинула капюшон, и он увидел, что это молодая женщина с темной повязкой на глазах.
— Это ты тот, кого называют Эррандом? — спросила она. Голос ее был низок и мелодичен, и она по-старинному, нараспев выговаривала слова.
— Да, — отвечал Эрранд, — это я. У вас что-то с глазами?
— О нет, дитя мое, — ответила она. — Я вижу мир в ином свете, чем тот, который дает это земное солнце.
— Вы не зайдете к нам в дом? — предложил Эрранд. — Вы сможете погреться у очага, а Полгара рада будет вашему обществу.
— Я преклоняюсь перед госпожой Полгарой, но время для нашей встречи еще не наступило, — сказала женщина, — и мне здесь не холодно. — Замолчав, она наклонилась, как будто разглядывая его, хотя повязка у нее на глазах была очень плотной. — Значит, это правда, — тихо прошептала она. — На таком большом расстоянии мы не могли быть уверены, но теперь, когда я стою перед тобой лицом к лицу, я знаю, что ошибки быть не может. — Она выпрямилась. — Мы еще встретимся, — сказала она.
— Как вам будет угодно, сударыня, — ответил Эрранд, помня о правилах вежливости.
Она улыбнулась ослепительной улыбкой, которая, казалось, озарила ярким светом непогожее зимнее небо.
— Меня зовут Цирадис, — сказала она, — и я буду тебе другом, милый Эрранд, даже если наступит время, когда мы примем решение не в твою пользу. — И затем она исчезла, растворившись в пространстве так быстро, что у него и сердце екнуть не успело.
Пораженный, Эрранд поглядел на снег, где она только что стояла, и не увидел следов. Он присел на санки и задумался. В том, что сказала эта странная молодая женщина, не было ни малейшего смысла, но он верил, что наступит время и смысл появится. Немного поразмыслив, он решил, что если скажет Полгаре об этом странном визите, то она расстроится. Будучи уверен, что эта Цирадис не представляла никакой угрозы и не замышляла ничего дурного, он решил ничего не говорить.
Затем, поскольку на вершине холма становилось уже довольно прохладно, он подтолкнул санки и заскользил вниз по склону, через долину, остановившись в нескольких десятках ярдов от того места, где Дарник так самозабвенно рыбачил, что, казалось, не обернулся бы, даже если бы десять прекрасных девушек пели и танцевали у него за спиной.
Полгара не препятствовала увлечению Дарника. На нее производили впечатление длина, вес и серебристый цвет приносимой им добычи, и ей пришлось привлечь на помощь все свои обширные познания в кулинарном искусстве, чтобы каждый раз по-особому жарить, парить, варить, тушить и запекать рыбу. Хотя она неизменно настаивала на том, чтобы ее чистил сам добытчик.
Когда снова наступила весна, на ретивом чалом жеребце прискакал Белгарат.
— Что случилось с твоей кобылой? — спросил его Дарник, когда тот спешился во дворе усадьбы.
У Белгарата вытянулось лицо.
— Я был на полпути в Драснию, когда обнаружил, что она жеребая. Я обменял ее вот на этого живчика. — Он хмуро взглянул на гарцующего чалого.
— По-моему, сделка вышла удачная, — произнес Дарник, оглядывая жеребца.
— Та кобыла была такая спокойная и разумная, — возразил старик. — А у этого молодца ветер в голове гуляет. Ему лишь бы повыпендриваться — побегать, попрыгать, погарцевать, копытами в воздухе помахать. — Он неодобрительно покачал головой.
— Поставь его в конюшню, отец, — предложила Полгара, — и умойся с дороги. Ты успел как раз к ужину. Сегодня у нас запеченная рыба. Если хочешь, то можешь съесть целую сковородку.
После того как они поели, Белгарат развернул стул к очагу, откинулся на спинку и вытянул ноги. Он с довольной улыбкой оглядел полированные плитки на полу, побеленные известью стены с висящими на крючках до блеска начищенными горшками и чайниками и весело потрескивающий в очаге огонь.
— Как хорошо немного отдохнуть, — сказал он. — Кажется, я еще ни разу не останавливался с тех пор, как выехал отсюда прошлой осенью.
— У тебя были такие неотложные дела, отец? — спросила Полгара, собирая со стола посуду.
— У нас с Белдином был серьезный разговор, — ответил старик. — В Маллорее творится нечто такое, что мне совсем не нравится.
— Какое, скажи на милость, отец, это может иметь значение? После Хтол-Мишрака и смерти Торака нам в Маллорее нечего делать. Тебя ведь не назначали на должность спасителя мира.
— Если бы все было так просто, Пол, — сказал он. — Тебе имя Сардион что-нибудь говорит? Или, может, Ктраг-Сардиус?
Она выливала горячую воду из чайника и таз для мытья посуды, но при этих словах остановилась и слегка нахмурилась.
— По-моему, я от кого-то слышала, как один гролим что-то говорил о Ктраг-Сардиусе. У него была лихорадка, и он бредил на древнеангаракском.
— Ты можешь вспомнить, о чем он говорил? допытывался Белгарат.
— Извини, отец, но я не понимаю по-древнеангаракски. Помнишь, у тебя же вечно не доходили руки меня научить? — Она поглядела на Эрранда и поманила его пальцем.
Эрранд скорбно вздохнул, поднялся и взялся за кухонное полотенце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Как вижу, Полгара научила тебя хорошим манерам.
Эрранд улыбнулся.
— И многому другому.
— Тебе хорошо с ней, Эрранд? — спросил владелец башни.
— Да, Алдур, очень, — ответил Эрранд, продолжая расправляться с кашей.
Глава 3
Шло лето, и Эрранд все больше времени проводил в обществе Дарника. Он все больше убеждался в том, что кузнец был необыкновенным человеком. Взять, к примеру, хотя бы то, что Дарник все, за что ни брался, делал по старинке, без помощи волшебства, но не столько по причине некоторых моральных предрассудков против «других доступных нам возможностей», по выражению Белгарата, сколько потому, что работа руками доставляла ему истинное наслаждение. Конечно, порой Дарник шел и по более легкому пути. Эрранд заметил определенную закономерность в действиях кузнеца. Так, Дарник не допускал ни малейшей халтуры, когда изготовлял что-то для Полгары или для дома. И какой бы сложной и трудоемкой ни была работа, он выполнял ее только с помощью собственных рук и мускулов.
Однако не всегда он был так тверд в своих убеждениях. Например, в одно прекрасное утро вдруг откуда ни возьмись вокруг сада появилась железная ограда. Ограда эта, безусловно, была нужна, поскольку требовалось преградить дорогу пасущемуся неподалеку стаду алгарийского скота, которое с бычьим упрямством ходило на водопой через сад Полгары. И вдруг перед ошеломленными коровами прямо из земли начала вырастать надежная изгородь. Медлительные животные, поразмыслив несколько минут над проблемой, отправились в обход препятствия, которое удлинялось у них на глазах. Через некоторое время коровы просто взбесились и пустились бегом, думая, очевидно, что обгонят невидимого строителя. А Дарник, усевшись на пень, с напряженным лицом и сосредоточенным взглядом достраивал ограду, пока она не замкнулась в кольцо.
Один пегий бык пришел в неописуемую ярость, наклонил голову, несколько раз стукнул копытом о землю и с диким мычанием ринулся на изгородь. Дарник сделал рукой характерный жест, и бык вдруг припустил прочь от изгороди, даже не заметив, что развернулся на полном ходу. Так он пронесся несколько сотен ярдов, пока ему не пришло в голову, что его рога еще не встретили на пути ничего ощутимого. Он затормозил и удивленно поднял голову. С сомнением взглянув через плечо на ограду, он развернулся и сделал еще одну попытку. Дарник опять развернул быка, и тот решительно помчался в другом направлении. При третьей попытке он перелетел через вершину холма и исчез по ту его сторону. Больше он не возвращался.
С самой серьезной миной Дарник подмигнул Эрранду. Из дома вышла Полгара, вытирая руки о передник, и заметила изгородь, которая сама собой построилась, пока она мыла посуду после завтрака. Она испытующе взглянула на мужа, которому, очевидно, было слегка не по себе, что он на этот раз действовал колдовством, а не топором.
— Замечательная ограда, дорогой, — одобрительно заметила она.
— Нам она была здесь нужна, — произнес он извиняющимся тоном. — Эти коровы — ну, в общем, мне пришлось поторопиться.
— Дарник, — нежно сказала она, — никто не вправе тебя упрекнуть, если для такого рода вещей ты используешь свой талант, более того, ты должен его развивать. — Она поглядела на переплетенные зигзагом железные прутья решетки, и лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Одно за другим все места, где соединялись прутья, вдруг оказались оплетенными пышными розовыми кустами в полном цвету. — Вот так, — удовлетворенно произнесла она и, похлопав мужа по плечу, вернулась назад в дом.
— Какая потрясающая женщина! — сказал Дарник.
— Да. — Эрранд был, как всегда, немногословен.
Полгара, однако, не всегда приходила в восторг от того, что предпринимал ее муж на этом новом для него поле деятельности. Однажды, когда в разгар летней жары цветы в ее саду начали вянуть, Полгара целое утро собирала маленькую черную тучку над горами в Улголанде, а потом стала осторожно направлять этот кусочек влаги в Долину Алдура, а точнее, к своему иссушенному жарой саду.
Эрранд играл у изгороди, когда тучка прошла низко над холмом по направлению к западу, а затем остановилась прямо над домом и томящимся в ожидании дождя садом. Дарник поднял голову от лошадиной сбруи, с которой он возился, увидел беспечно игравшего мальчика и зловещую темную тучу прямо над его головой и, сконцентрировав энергию, небрежно щелкнул пальцами. «Кыш», — сказал он туче.
Туча странным образом передернулась, как будто бы икнула, затем медленно поплыла на восток. Отлетев на несколько сот ярдов от пересохшего сада Полгары, она разразилась дождем — чудесным проливным дождем, основательно промочившим несколько акров пустой земли.
К реакции жены Дарник готов не был. Дверь дома распахнулась, и на пороге появилась Полгара с горящими от гнева глазами. Она исподлобья взглянула на весело изливавшуюся дождем тучку, и та, как могло показаться, приняла очень виноватый вид.
Затем Полгара повернулась и уставилась на мужа.
— Ты это сделал? — спросила она, указывая на тучу.
— Да, а что? — ответил тот. — Да, это я сделал, Пол.
— Зачем ты это сделал?
— Эрранд играл во дворе, — сказал Дарник, снова вернувшись к бляшкам на сбруе. — Я не хотел, чтобы он промок.
Полгара взглянула на тучу, обильно поливавшую дождем степную траву, с легкостью способную выдержать десятимесячную засуху. Затем перевела взгляд на свой огород, на поникшую свекольную ботву и жалкие бобы. Она крепко сжала губы, чтобы с них не слетели случайно кое-какие слова и фразы, которые, как она знала, могли шокировать ее сдержанного и добродетельного супруга. Наконец Полгара подняла лицо к небу и с мольбой воздела к нему руки.
— За что мне такое? — громким трагическим голосом вопросила она. — За что?
— Что случилось, дорогая? — нежно произнес Дарник. — Что-то не так?
Полгара объяснила ему, что именно не так — во всех подробностях.
Всю следующую неделю Дарник провел, сооружая оросительную систему, идущую от верхнего края лощины к саду Полгары, и та простила ему его ошибку, как, только работа была завершена.
Зима в этом году наступила поздно. Как раз перед тем как выпал снег, к ним заехали близнецы, Белтира и Белкира, и сообщили, что после нескольких недель горячих споров, сопровождавшихся обильными возлияниями, Белгарат с Белдином покинули Долину и что у каждого на лице было озабоченное выражение, означавшее, что где-то что-то не в порядке.
Эрранду этой зимой недоставало Белгарата. Из-за старого колдуна у него, разумеется, частенько бывали неприятности с Полгарой, но и совсем без неприятностей жить как-то скучно. Когда выпал снег, он снова сел на санки. Несколько раз понаблюдав, как он, скатившись с холма, летит через Долину, Полгара предусмотрительно попросила Дарника поставить заграждение на берегу ручья, чтобы предотвратить повторение того, что случилось предыдущей зимой. И вот, когда кузнец плел ограду из прутьев, чтобы Эрранд не упал в воду, он случайно взглянул вниз. Подо льдом, покрывшим ручей тонкой корочкой, Дарник отчетливо увидел узкие длинные силуэты, мелькавшие, как тени, над покрытым галькой дном.
— Как любопытно, — прошептал он, и в глазах его появилось отстраненное выражение. — Почему я их раньше не замечал?
— Я видел, как они плещутся, — сказал Эрранд, — но когда они лежат на дне, вода слишком мутная и их нельзя разглядеть.
— Да, наверное, в этом все дело, — согласился Дарник.
Он привязал к дереву конец плетеной изгороди и задумчиво побрел по снегу к выстроенному за домом сараю. Через минуту он вышел оттуда с мотком промасленной бечевки в руках, а еще через пять минут уже рыбачил. Эрранд улыбнулся и, повернувшись, побрел вверх по пологому холму, волоча за собой санки.
Дойдя до вершины, он увидел незнакомую женщину в накинутом на голову капюшоне.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — вежливо осведомился он.
Незнакомка откинула капюшон, и он увидел, что это молодая женщина с темной повязкой на глазах.
— Это ты тот, кого называют Эррандом? — спросила она. Голос ее был низок и мелодичен, и она по-старинному, нараспев выговаривала слова.
— Да, — отвечал Эрранд, — это я. У вас что-то с глазами?
— О нет, дитя мое, — ответила она. — Я вижу мир в ином свете, чем тот, который дает это земное солнце.
— Вы не зайдете к нам в дом? — предложил Эрранд. — Вы сможете погреться у очага, а Полгара рада будет вашему обществу.
— Я преклоняюсь перед госпожой Полгарой, но время для нашей встречи еще не наступило, — сказала женщина, — и мне здесь не холодно. — Замолчав, она наклонилась, как будто разглядывая его, хотя повязка у нее на глазах была очень плотной. — Значит, это правда, — тихо прошептала она. — На таком большом расстоянии мы не могли быть уверены, но теперь, когда я стою перед тобой лицом к лицу, я знаю, что ошибки быть не может. — Она выпрямилась. — Мы еще встретимся, — сказала она.
— Как вам будет угодно, сударыня, — ответил Эрранд, помня о правилах вежливости.
Она улыбнулась ослепительной улыбкой, которая, казалось, озарила ярким светом непогожее зимнее небо.
— Меня зовут Цирадис, — сказала она, — и я буду тебе другом, милый Эрранд, даже если наступит время, когда мы примем решение не в твою пользу. — И затем она исчезла, растворившись в пространстве так быстро, что у него и сердце екнуть не успело.
Пораженный, Эрранд поглядел на снег, где она только что стояла, и не увидел следов. Он присел на санки и задумался. В том, что сказала эта странная молодая женщина, не было ни малейшего смысла, но он верил, что наступит время и смысл появится. Немного поразмыслив, он решил, что если скажет Полгаре об этом странном визите, то она расстроится. Будучи уверен, что эта Цирадис не представляла никакой угрозы и не замышляла ничего дурного, он решил ничего не говорить.
Затем, поскольку на вершине холма становилось уже довольно прохладно, он подтолкнул санки и заскользил вниз по склону, через долину, остановившись в нескольких десятках ярдов от того места, где Дарник так самозабвенно рыбачил, что, казалось, не обернулся бы, даже если бы десять прекрасных девушек пели и танцевали у него за спиной.
Полгара не препятствовала увлечению Дарника. На нее производили впечатление длина, вес и серебристый цвет приносимой им добычи, и ей пришлось привлечь на помощь все свои обширные познания в кулинарном искусстве, чтобы каждый раз по-особому жарить, парить, варить, тушить и запекать рыбу. Хотя она неизменно настаивала на том, чтобы ее чистил сам добытчик.
Когда снова наступила весна, на ретивом чалом жеребце прискакал Белгарат.
— Что случилось с твоей кобылой? — спросил его Дарник, когда тот спешился во дворе усадьбы.
У Белгарата вытянулось лицо.
— Я был на полпути в Драснию, когда обнаружил, что она жеребая. Я обменял ее вот на этого живчика. — Он хмуро взглянул на гарцующего чалого.
— По-моему, сделка вышла удачная, — произнес Дарник, оглядывая жеребца.
— Та кобыла была такая спокойная и разумная, — возразил старик. — А у этого молодца ветер в голове гуляет. Ему лишь бы повыпендриваться — побегать, попрыгать, погарцевать, копытами в воздухе помахать. — Он неодобрительно покачал головой.
— Поставь его в конюшню, отец, — предложила Полгара, — и умойся с дороги. Ты успел как раз к ужину. Сегодня у нас запеченная рыба. Если хочешь, то можешь съесть целую сковородку.
После того как они поели, Белгарат развернул стул к очагу, откинулся на спинку и вытянул ноги. Он с довольной улыбкой оглядел полированные плитки на полу, побеленные известью стены с висящими на крючках до блеска начищенными горшками и чайниками и весело потрескивающий в очаге огонь.
— Как хорошо немного отдохнуть, — сказал он. — Кажется, я еще ни разу не останавливался с тех пор, как выехал отсюда прошлой осенью.
— У тебя были такие неотложные дела, отец? — спросила Полгара, собирая со стола посуду.
— У нас с Белдином был серьезный разговор, — ответил старик. — В Маллорее творится нечто такое, что мне совсем не нравится.
— Какое, скажи на милость, отец, это может иметь значение? После Хтол-Мишрака и смерти Торака нам в Маллорее нечего делать. Тебя ведь не назначали на должность спасителя мира.
— Если бы все было так просто, Пол, — сказал он. — Тебе имя Сардион что-нибудь говорит? Или, может, Ктраг-Сардиус?
Она выливала горячую воду из чайника и таз для мытья посуды, но при этих словах остановилась и слегка нахмурилась.
— По-моему, я от кого-то слышала, как один гролим что-то говорил о Ктраг-Сардиусе. У него была лихорадка, и он бредил на древнеангаракском.
— Ты можешь вспомнить, о чем он говорил? допытывался Белгарат.
— Извини, отец, но я не понимаю по-древнеангаракски. Помнишь, у тебя же вечно не доходили руки меня научить? — Она поглядела на Эрранда и поманила его пальцем.
Эрранд скорбно вздохнул, поднялся и взялся за кухонное полотенце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57