Сенедра еще долго сидела, держа руку отца, а запах леса и эхо маленьких золотых колокольчиков постепенно исчезали из комнаты. В окне забрезжил свет. Наконец она поднялась и обвела комнату безразличным взглядом.
— Здесь, конечно, надо проветрить, — рассеянно произнесла она. — Может, срезать цветы, чтобы в воздухе был сладкий запах. — Она расправила покрывало на кровати и печально поглядела на тело отца. Затем повернулась к мужу. — Ах, Гарион, — простонала она, бросаясь в его объятия.
Гарион обнимал ее, гладил по волосам, успокаивал, как умел, и все это время смотрел на умиротворенное лицо императора Толнедры. Может, это была игра света, но ему казалось, что губы Рэн Боуруна тронуты нежной улыбкой.
Глава 11
Церемония похорон императора Рэн Боуруна XXIII из третьей династии Боурунов началась несколько дней спустя в храме Недры, бога-льва империи. Главной святыней храма было золотое изображение львиной головы. Перед алтарем стоял простой мраморный гроб, в котором лежал отец Сенедры, завернутый в золотую ткань. Просторное помещение, разделенное на нефы рядами колонн, было переполнено, все великие семьи Толнедры, забыв на время про распри и соперничество, пришли сюда, но не столько затем, чтобы воздать последний долг Рэн Боуруну, сколько для того, чтобы выставить напоказ свои роскошные одежды и драгоценности.
Гарион и Сенедра, оба в глубоком трауре, сидели в конце просторного зала. По мнению Гариона, процедура была чрезмерно затянута. По решению толнедрийских политиков, по этому печальному поводу должен был выступить представитель каждого знатного семейства. Речи эти, как подозревал Гарион, заготавливались заранее, все они были излишне цветисты и крайне утомительны, и во всех прослеживалась одна и та же мысль: хотя Рэн Боуруна больше нет, великая Толнедрийская империя продолжает жить. Многие выступавшие старались подчеркнуть собственные заслуги перед покойным императором.
Когда надгробные речи наконец завершились, к алтарю вышел одетый в белый хитон Верховный Жрец Недры, тучный мужчина с большим чувственным ртом. Перебирая события из жизни Рэн Боуруна, он произнес пространное нравоучение о том, какие преимущества дает богатство, если его умело использовать. Сначала Гариона шокировало, что Верховный Жрец выбрал подобную тему, но лица завороженно слушавших людей, столпившихся в храме, свидетельствовали о том, что проповедь о деньгах трогала толнедрийцев до глубины души.
Когда все эти бесконечные речи были закончены, императора положили рядом с его женой под мраморную плиту, в отведенной Боурунам части подземелья под храмом. Плакальщики возвратились в главный зал, чтобы выразить соболезнование семье умершего. Сенедра держалась хорошо, хотя была очень бледна. Один раз она слегка покачнулась, и Гарион протянул руку, чтобы поддержать ее.
— Не прикасайся ко мне! — прошипела она.
— Что? — удивился Гарион.
— Мы не имеем права выказывать признаки слабости в присутствии наших врагов. Я не собираюсь падать в обморок на потеху Хонетам, Хорбитам или Вордам. Мой отец восстал бы из могилы, если бы я это сделала.
Один за другим продолжали подходить члены всех знатных семей, чтобы выразить облаченной в черную соболиную мантию маленькой королеве Ривской свое глубокое и откровенно лживое сочувствие. Гариону все это казалось отвратительным. Его лицо становилось все более мрачным и суровым, что несколько подпортило радость великим герцогам, их женам и многочисленным подхалимам. Толнедрийцы боялись и уважали этого высокого, загадочного алорийского монарха, который, неизвестно откуда взявшись, прославился великими подвигами, занял Ривский престол и завоевал славу строгого, но справедливого правителя. Говорить дерзости в его присутствии представлялось им небезопасным.
Наконец Гариону все настолько опротивело, что он забыл даже про свое утонченное сендарийское воспитание и твердо взял жену за локоть.
— Давай уйдем отсюда, — обратился он к ней голосом, донесшимся до всех уголков храма, — а то здесь запахло тухлятиной.
Сенедра бросила на него быстрый взгляд, с царственным величием подняла голову, взяла его под руку, и они вместе прошествовали к огромным бронзовым дверям. Толпа в гробовом молчании расступилась перед ними.
— У тебя очень хорошо получилось, дорогой, — похвалила его Сенедра, когда они ехали в золоченой императорской карете обратно во дворец.
— Еще несколько минут, и я бы не сдержался, — ответил он. — Я либо должен был сказать, что обо всех них думаю, либо превратить всю эту свору в кротов.
— Какая восхитительная мысль! — воскликнула она. — Если хочешь, можем вернуться.
Когда через час во дворец прибыл генерал Вэрен, лицо его сияло откровенным злорадством.
— Белгарион, — произнес он с широкой усмешкой, — ты все-таки великий человек. Одним словом ты сумел смертельно обидеть почти всю знать северной Толнедры.
— Каким это словом?
— Тухлятина.
— Я очень сожалею.
— Не сожалей. Несколько грубовато, но зато в точку. Однако теперь у тебя появилось немало заклятых врагов.
— Этого еще не хватало, — хмуро проговорил Гарион. — Еще несколько лет, и у меня во всех концах света будут враги.
— Если у короля нет врагов, значит, он плохо делает свое дело, Белгарион. Только пустой человек может прожить жизнь, никого не обидев и не задев.
— Спасибо.
Был не совсем понятен нынешний статус генерала Вэрена. Его «усыновление» последним императором не имело под собой никакой законодательной основы. Претенденты на трон, ослепленные жаждой завладеть императорской короной, убедили себя, что он будет просто выступать в качестве распорядителя, пока вопрос не разрешится обычным порядком.
Сомнения сохранялись вплоть до дня официальной коронации, которая была назначена через два дня после похорон Рэн Боуруна. Когда генерал, прихрамывая, вошел в храм Недры, одетый в военную форму, а не в золотую мантию, которую разрешалось носить только императору, по толпе претендентов на престол прокатилось злорадное оживление. Казалось, что этот человек не собирается использовать свое временное возвышение. Возможно, придется потратиться на взятку, но титул императора Толнедры стоит того. Когда Вэрен, сверкая золотыми нагрудниками доспехов, приблизился к алтарю, его встретили широкими улыбками.
Тучный Верховный Жрец на мгновение наклонился к нему и прошептал что-то на ухо. Вэрен ответил, и лицо толстяка в белом хитоне вдруг резко побледнело. Трясясь крупной дрожью, он открыл стоявшую на алтаре хрустальную с золотом шкатулку и вынул оттуда усыпанную драгоценными камнями корону. Коротко подстриженную голову Вэрена умастили благовониями, и Верховный Жрец трясущимися руками поднял корону.
— Коронуется, — провозгласил он голосом, который от испуга почти что перешел в писк, — коронуется император Рэн Боурун XXIV, повелитель Толнедры.
На минуту в храме воцарилась тишина. Затем раздались протестующие вопли, по мере того как до собравшихся там людей доходил смысл происходящего. Но вопли быстро умолкли, когда толнедрийские легионы, построенные вдоль окаймлявших главное помещение храма колонн, с громким стальным скрежетом обнажили мечи. Сверкающие лезвия поднялись, салютуя новому императору.
— Да здравствует Рэн Боурун! — прогремело приветствие. — Да здравствует император Толнедры.
И на этом все закончилось.
В тот же вечер, когда Гарион, Сенедра и только что коронованный император собрались в отделанном малиновой драпировкой кабинете, освещенном золотистым мерцанием десятков свечей, Вэрен воскликнул:
— Внезапность так же важна в политике, как и в военном деле, Белгарион. Если противник не знает, что ты собираешься предпринять, он не сможет подготовиться к ответным действиям. — Теперь генерал в открытую носил золотую императорскую мантию.
— Да, разумно, — ответил Гарион, потягивая из кубка доброе толнедрийское вино. — Ты вместо мантии императора надел доспехи, и они до последней минуты ни о чем не догадывались.
— Все гораздо проще, — рассмеялся Вэрен. — Многие из этих дворян проходили !военную подготовку, а мы учим наших легионеров бросать кинжалы, и поскольку я стоял к ним спиной, то мне было спокойнее, когда мои лопатки защищал прочный стальной лист.
— Беспокойное это дело — заниматься в Толнедре политикой, верно?
Вэрен кивнул в знак согласия.
— Зато не соскучишься, — добавил он.
— Интересные у тебя понятия о забавах. В меня несколько раз бросали кинжалы, и что-то мне не было очень весело.
— Мы, Анадилы, всегда отличались своеобразным чувством юмора.
— Боуруны, дядя, — с достоинством поправила Сенедра.
— Что, дорогая?
— Теперь ты Боурун, а не Анадил, пора тебе начать себя вести соответствующим образом.
— Ты хочешь сказать, сделаться вспыльчивым? Это, право, не в моем характере.
— Если хочешь, Сенедра может давать тебе уроки, — предложил Гарион, с ухмылкой и нежно поглядев на жену.
— Что? — возмущенно воскликнула Сенедра, и голос ее повысился на целую октаву.
— Думаю, она могла бы меня этому обучить, — с улыбкой согласился Вэрен. — У нее всегда это хорошо получалось.
Сенедра, тоскливо вздохнув, поглядела на двух усмехающихся монархов. Затем изобразила на лице трагическое выражение.
— Что же мне, бедной девочке, делать? — спросила она дрожащим голосом. — Все меня обижают: и муж мой, и брат.
Вэрен растерянно заморгал.
— Знаешь, я как-то об этом не подумал. Значит, ты мне теперь сестра?
— Наверное, я переоценила твою сообразительность, дорогой братишка, — промурлыкала она. — Я знаю, что до Гариона все медленно доходит, но о тебе я думала лучше.
Гарион и Вэрен обменялись печальными взглядами.
— Ну что, господа, еще поиграем? — спросила Сенедра, в глазах ее сверкал огонек, а по губам блуждала лукавая улыбка.
В дверь легонько постучали.
— Да? — откликнулся Вэрен.
— Вас желает видеть господин Морин, ваше величество, — объявил стоявший снаружи стражник.
— Пусть войдет.
Появился императорский камергер, лицо его было отмечено печалью о кончине человека, которому он так долго и преданно служил, но он продолжал исполнять свои обязанности с той спокойной добросовестностью, которая всегда была его отличительной чертой.
— Да, Морин? — вопросительно произнес Вэрен.
— Там вас кое-кто поджидает, ваше величество. Эта особа пользуется скандальной известностью, так что, перед тем как ее вам представить, я решил переговорить с вами наедине.
— Скандальной известностью?
— Это куртизанка Берта, ваше величество, — сказал Морин и, слегка смутившись, взглянул на Сенедру. — Она приносила — скажем так — государству огромную пользу. В силу своей профессии эта дама имеет возможность добраться до самой секретной и конфиденциальной информации, она долгое время была другом Рэн Боуруна. Обычно Берта сообщала ему о деятельности некоторых враждебно настроенных лиц. Покойный император устроил так, чтобы она могла незаметно проникать во дворец и они имели возможность — м-м — побеседовать, помимо всего прочего.
— Ну и хитрый же он, старый лис!
— Я не помню случая, чтобы ее информация оказалась недостоверной, ваше величество, — продолжал Морин. — Так вот, сейчас она говорит, что у нее для вас важное сообщение.
— Позови-ка ее сюда, Морин, — сказал Вэрен. — С твоего позволения, разумеется, дорогая сестричка, — добавил он, обращаясь к Сенедре.
— Разумеется, — согласилась Сенедра, при этом глаза ее зажглись любопытством.
Морин ввел в комнату женщину в легкой накидке, но когда она откинула капюшон и открыла лицо, Гарион вздрогнул от неожиданности. Он знал ее. Эта женщина приставала на улице к Шелку, когда он, тетушка Пол и все остальные проезжали через Тол-Хонет в погоне за Зедаром-Отступником и украденным Шаром. Гарион увидел, что по прошествии почти десяти лет она нисколько не изменилась. В ее блестящих, иссиня-черных волосах не было и намека на седину. Поразительной красоты лицо оставалось гладким и нежным, как у девушки, а глаза под тяжелыми веками смотрели демоническим взглядом. Ее нежно-лилового цвета платье было скроено таким образом, что скорее подчеркивало, чем скрывало ее пышное, немного полноватое тело. Уже само это тело было вызовом любому мужчине, который встречался ей на пути. Гарион не мог оторвать от нее взгляда, пока не заметил, что если он немедленно не отвернется, то Сенедра выцарапает ему глаза.
— Ваше величество, — произнесла Берта глубоким контральто, грациозно присев в реверансе перед новым императором, — я не стала бы так срочно искать встречи с вами, если бы не кое-какие новости, которые, по моему мнению, вам надлежит немедленно узнать.
— Я ценю ваше дружеское расположение, госпожа Берта, — с изысканной вежливостью ответил Вэрен. Она рассмеялась недобрым смехом.
— Я не госпожа, ваше величество, — поправила она. — Вот уж точно, не госпожа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57