Дуво охватил страх, и он побежал быстрее.
Один из даротов поднял длинное копье.
- Нет! - закричал Дуво что есть силы. - Нет!
Шира обернулась. Копье ударило ее в живот, вздернуло в воздух,
окровавленный наконечник вышел из спины. Почти небрежно дарот тряхнул
копьем, и Шира соскользнула с древка на землю. Всю свою жизнь Дуводас
учился обуздывать гнев, пропускать его через себя и не поддаваться его
пагубной силе. Вот только в это страшное мгновение им овладел не гнев, а
ярость.
Слепая, безграничная ярость.
Испустив страшный, звериный крик, Дуводас указал пальцем на дарота и
сотворил заклятие жара, которое взорвалось прямо в голове убийцы. Жутко
завопив, дарот выронил копье и схватился за виски.
Миг спустя его голова разлетелась вдребезги.
Второй дарот поскакал прямо на Дуво, но теперь Певец уже ничего не
боялся. Второе заклятие жара вспыхнуло в груди дарота. Хлынула белесая
кровь, и брызнули во все стороны осколки костей. Дуво подбежал к Шире и
упал на колени рядом с ней. Рана была ужасна, и при виде ее Дуводас
закричал от непереносимой муки. Копье разорвало Ширу почти надвое, и
Дуво увидел, что из ее разверстого живота торчит крохотная ручка его
нерожденного сына.
В этот миг что-то умерло в нем, и в душе воцарился лютый,
нечеловеческий холод. Дрожа всем телом, Дуво погрузил пальцы в кровь
Ширы и начертал на своем лице четыре кровавые полосы.
А потом встал и медленно пошел к шеренге даротов. Их было много,
несколько сотен, но ехали они не слишком быстро. Казалось, дароты
нарочно тянут время, чтобы сполна насладиться страхом беспомощных
беженцев.
- Страх? - прошипел Дуводас. - Я вам покажу, что такое страх!
Он воздел руки и притянул к себе магию земли. Никогда прежде он не
ощущал ее так ясно и сильно, никогда прежде не струилась в нем такая
мощь - казалось просто невероятным, что хрупкая человеческая плоть может
выдержать такой напор силы. Сумрачно и властно Дуводас протянул руки,
направляя могучий поток магии - и она штормовой волной прокатилась по
дроку и вереску. Все корни и семена, укрытые под землей, вдруг набухли
жизненными соками - и юные побеги сотнями стремительно вырвались из
земли, вырастая на глазах.
Земля под даротами содрогнулась и заколыхалась. Вначале юная поросль
причиняла лишь мелкие неудобства рослым даротским коням - их могучие
ноги путались в переплетении гибких веток, крушили на ходу молоденькие
деревца и кусты.
Однако рост продолжался, и вот уже тянулись к небу не тоненькие
деревца, а зрелые деревья, гуще разрастался кустарник, удлинялись на
глазах зеленые копья травы. Волей-неволей коням пришлось остановиться, и
дароты все как один развернулись в седлах, ища своим темным бездушным
взглядом непрошеного чародея. Дуводас ощутил удар их соединенной силы -
и зашатался. Он чуял ненависть даротов, их высокомерную уверенность в
тем, что наглый человечишка побежден, - и позволил им одно лишь краткое
мгновение наслаждаться призрачной победой. А потом вобрал в себя всю
ненависть даротов - и с удесятеренной силой швырнул ее обратно, словно
ком косматого пламени. Ближайшие к нему всадники пронзительно завопили и
попадали с седел. Проворные острые корни тотчас вонзились в их кожу,
пробуравили плоть, обвили кости. Кони ржали, взвивались на дыбы,
сбрасывая хозяев. Дароты пытались мечами прорубить себе дорогу из
заколдованного леса, но даже им не под силу было одолеть неистовую мощь
самой природы.
Один из даротов попытался пробиться к Дуводасу. Он рубил мечом налево
и направо, круша буйствующий подлесок, но потом вдруг споткнулся и упал
на колени. Растущий побег проткнул его легкие и вынырнул из спины,
другой пронзил насквозь горло и свесился изо рта, словно чудовищный
язык.
Корни растений когтями впивались в плоть даротов, раздирали им
животы, прорастали сквозь руки и ноги.
А лес между тем все рос. Извивающиеся тела даротов и их коней
поднимались все выше и выше, дергались в высоте, словно удавленники на
виселице.
Потрясенные беженцы смотрели, как гибнут у них на глазах сотни
даротов.
Наконец Дуводас опустил руки. Мужчины, женщины и дети не сводили глаз
с корчащихся тел, которые еще недавно воплощали для них смертельную
угрозу. Никто из спасенных людей не закричал от радости. Никто не
бросился поздравлять человека с окровавленным лицом, который стоял в
отдалении, с ненавистью глядя на уничтоженных им даротов.
Кэпел медленно подъехал к нему и спешился.
- Парень, - сказал он, - уж не знаю, как ты это сделал, но я
благодарен тебе всем сердцем. Пойдем, похороним твою жену. Нам надо
двигаться дальше.
Дуводас ничего не ответил. Он стоял неподвижно, словно окаменев.
Кэпел положил руку ему на плечо.
- Пойдем, - повторил он. - Все кончено.
- Еще нет, - сказал Дуводас и повернулся к офицеру. Кэпел побледнел,
увидев на лице молодого человека зловещие кровавые полосы. Развязав
кушак он подал его Дуводасу.
- Вытри-ка лицо, - сказал он, - а то напугаешь детишек.
Дуводас бездумно протер кушаком лицо. Кровь не исчезла. Казалось,
багряные полосы навсегда впечатались в его кожу.
- Святые Небеса! - выдохнул Кэпел. - Что же это такое?
- Смерть, - холодно ответил Дуводас, - И это всего лишь начало.
Забыв о Жемчужине, о своей миссии, он медленно зашагал к
новорожденному лесу. Кусты и деревья расступались перед ним, как живые.
- Куда ты идешь? - крикнул вслед ему Кэпел.
- Уничтожить даротов, - ответил Дуводас, прибавляя шаг.
И лес сомкнулся вокруг него.
***
Оставив командовать конвоем своего лейтенанта, Кэпел проскакал семь
миль до Кордуина, чтобы сообщить герцогу об этом ужасном и удивительном
событии. Несмотря на известие о появлении даротов, герцог решил, что он
должен сам увидеть все то, о чем рассказывал Кэпел. В сопровождении
Вента, Неклена и двадцати копейщиков герцог прибыл на место события
незадолго до заката.
Отряд осадил коней на опушке чародейского леса. На верхушках деревьев
виднелись точно насаженные на вертел трупы даротских коней. Тела самих
даротов уже совершенно иссохли - на ветру болтались лишь ошметки кожи.
- В жизни не видел ничего подобного, - пробормотал герцог, - и
никогда о таком не слышал. Как же это могло случиться?
Ему никто не ответил.
- Жаль, что этот чародеи не вернулся в Кордуин, - сказал Вент. - Нам
бы он уж верно пригодился.
- Кто он был? - спросил герцог.
- Арфист, государь. Он пел в таверне "Мудрая Сова".Я слышал его пару
раз - превосходный певец.
- Его имя Дуводас, государь, - прибавил Кэпел. Герцог взглянул на
него из-под тяжелых век.
- Прошу прощения, капитан, за то, что не сразу поверил в ваш рассказ.
Согласитесь, он выглядел просто невероятно. Сейчас, однако, я видел
доказательства вашей искренности, хотя и понятия не имею, что все это
значит. А теперь постарайтесь нагнать караван. Желаю вам удачи.
Кэпел отдал честь.
- А я, государь, - сказал он, - желаю удачи вам. И, развернув коня,
галопом поскакал на юг.
Отряд вернулся в Кордуин уже когда стемнело, и герцог позвал Карис в
свои личные покои. Женщина-воин казалась безмерно усталой, но держалась
бодро - по мнению герцога, даже чересчур бодро. Это его обеспокоило.
- Надеюсь, генерал, ты не забываешь об отдыхе, - заметил он,
предлагая ей сесть.
- Государь, сейчас не время отдыхать. Дароты не только напали на
караван - разведчики сообщают, что меньше чем в одном дне пешего пути до
Кордуина стоит лагерем даротская армия.
- Так близко? Это плохо. Слов нет, как плохо.
- Армия двигалась маршем на Кордуин, но остановилась примерно в то же
время, когда вырос зачарованный лес, - продолжала Карис. - Полагаю,
дароты испытали немалое потрясение от того, как быстро и бесславно
погибли их сородичи. До сих пор у них не было причин полагать, что люди
могут обладать такой мощью.
- Да я и сам, признаться, потрясен. Как мог этот человек совершить
такое небывалое дело?
- Вент сейчас расспрашивает Кефрина, хозяина таверны, а у меня был
долгий разговор с Тарантио. Судя по всему, Дуводас вырос среди эльдеров,
и они обучили его многим тайнам магии. Тарантио, узнав о случившемся,
едва не лишился дара речи: он утверждает, что Дуводас всегда был в
высшей степени мирным человеком и отвергал войну и насилие. Тарантио
также рассказал мне странную историю касательно Сарино.
И Карис рассказала герцогу о том, как Тарантио и Дуводас нашли Сарино
в горном монастыре, как туда явились дароты и как была спасена
Эльдерская Жемчужина.
- Сарино был прав, - с горечью пробормотал герцог. - Жемчужина и
впрямь страшнейшее оружие. Почему только этот арфист не принес ее нам? С
ее помощью мы могли бы стереть даротов с лица земли!
- Может, оно и к лучшему, что не принес, - отозвалась Карис. - Все
наши нынешние беды начались с того, что Сарино пытался овладеть мощью
Жемчужины. Да и не можем мы сейчас тратить драгоценное время на пустые
измышления. Быть может, уже завтра под стенами Кордуина появятся дароты
- и это единственное, что должно нас заботить.
Альбрек предложил Карис кубок вина, но женщина-воин отказалась.
- Мне нужно идти, государь. Я уговорилась с Озобаром встретиться у
него в кузнице.
- Да, конечно, - отозвался герцог. Карис поднялась из кресла, и он
тоже встал. - Только прежде чем уйти, скажи, как продвигаются твои
планы?
Карис пожала плечами.
- Трудно сказать, государь. Орудия пока еще не испытаны на даротах, и
многое зависит от того, какую стратегию изберут наши враги.
- А какова твоя стратегия, Карис? Она устало, невесело усмехнулась.
- На войне самая лучшая стратегия - действовать самому, вынуждая
противника отвечать на твои удары. Мы не можем позволить себе такой
роскоши. Атаковать даротов на открытой местности было бы чистым
безумием, так что преимущество первого удара остается за врагом. Если
прибавить к этому то, что наши противники телепаты, да еще во много раз
сильнее наших солдат, - получается, что наше дело и вовсе дрянь. Я не
могу даже обсудить со своими командирами нашу тактику - опасаюсь, что
дароты прочтут их мысли. Словом, будущее наше пока что безрадостно.
- Ты говоришь, как пораженец, - мягко упрекнул герцог.
Карис покачала головой.
- Вовсе нет, государь. Если дароты поведут себя так, как я ожидаю, у
нас будет шанс устоять. Если мы отразим их первый удар, то посеем в их
душах зерно сомнения. То, что случилось в чародейском лесу, наверняка их
сильно встревожило. Если мы, люди, сумеем остановить даротов безо
всякого чародейства - они встревожатся еще сильнее. Тогда-то семена
сомнения и дадут ростки... а сомнение - это демон, который способен
развалить самую стойкую армию.
Герцог Альбрек усмехнулся.
- Благодарю, генерал. Что ж, не стану тебя дольше задерживать -
возвращайся к своим обязанностям.
Карис поклонилась и вышла. Пройдя в дальние комнаты своих покоев,
герцог зажег две лампы и долго глядел на доспехи, висевшие на деревянной
распялке. Эти доспехи когда-то принадлежали его деду, их не раз надевал
в битву его отец. Сам Альбрек ни разу не прикасался к доспехам. Стальной
шлем, отливавший гладким серебряным блеском, был украшен золотой головой
рычащего льва. Тот же лев красовался и на нагрудных пластинах кирасы.
Эти украшения невольно притягивали глаз и придавали доспехам нелепо
показной вид. Альбрек всегда с отвращением взирал на эту безвкусицу.
- Солдаты, - говорил ему отец, - должны в битве все время видеть
своего монарха. Видеть его богом, великаном, что на голову выше всех
прочих. Правитель должен вдохновлять своих подданных. Доспехи, которые
ты, сынок, так презираешь, служат именно для этой цели, ибо когда я
облачен в них, я - Кордуин.
Альбрек вспомнил тот день, когда отец во главе своей армии покидал
город. Вместе с матерью и братом юный принц смотрел на это зрелище с
самого высокого балкона во всем дворце. И в ту ночь, когда отец вернулся
с победой, Альбрек понял его слова. Лунный свет ослепительно сверкал на
доспехах, и отец и вправду казался богом.
Эти воспоминания вызвали у герцога печальный вздох, и он вынул из
ножен длинный двуручный меч. Это был массивный, двуострый, истинно
рыцарский клинок, которым надлежит с высоты седла, не сходя на грешную
землю, рубить вражеских пехотинцев.
Альбрек вернул меч в ножны.
Вошел слуга с подносом.
- Ужин, мой господин, - негромко произнес он.
- Поставь его на столе.
- Слушаюсь, мой господин. Великолепные доспехи, мой господин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55