- Так что же вы сразу этого не сказали? Подождите, я сейчас спущусь.
В обеих концах просторной обеденной залы уже разожгли два больших
очага, и молодые служанки поправляли фитили настенных ламп. Справа от
длинной стойки был помост, где сидел молодой парень, белокурый, в
шелковой зеленой рубашке и облегающих штанах из коричневой шерсти - он
настраивал небольшую арфу.
- У меня есть только одна комната, - сказал Кефрин, пропуская в
таверну своих новых постояльцев. - Две кровати, камин, окна выходят на
главную площадь. С вас я возьму четверть серебряка за сутки, но за эти
деньги вы получите еще завтрак и ужин. Вино либо пиво оплачиваются
отдельно. На сколько дней вам нужна комната?
- Дня на четыре, пожалуй. Я собираюсь снять на зиму небольшой дом.
- Что ж, в Северном Квартале полно пустующих домов. Это там сильней
всего разгулялась эльдерская чума.
Со струн арфы сорвалась внезапно переливчатая трель, и Тарантио
вздрогнул, как ужаленный. Брун озадаченно глянул на него, но ничего не
сказал, и они последовали за Кефрином вверх по широкой лестнице.
- Не хотите заказать столик на сегодняшний вечер? - спросил Кефрин. -
Народу будет уйма, и если не закажете столик заранее, то не сможете
послушать музыку.
- Пускай ужин принесут в комнату, - отозвался Тарантио. - У меня нет
охоты слушать музыку.
- А у меня есть, - сказал Брун. - Этот парень здорово играет.
- Погоди, что еще ты скажешь, когда послушаешь его вечером! -
убежденно воскликнул Кефрин.
Когда они вышли в коридор второго этажа, из комнаты появилась
красивая черноволосая девушка и, сильно хромая, подошла к ним.
- Моя дочь Шира, - с откровенной гордостью в голосе представил ее
Кефрин. - Сегодня стряпать будет она.
Тарантио поклонился. Брун так и застыл, разинув рот, и не мог отвести
глаз от улыбавшейся ему Ширы. Во рту у него разом пересохло, голова
пошла кругом. В этот миг он сразу вспомнил, что руки у него грязные,
одежда в дорожной пыли, а давно не мытые волосы всклокочены, как воронье
гнездо.
- Здравствуй, - сказала девушка, протянув руку. Брун уставился на эту
руку, точно на невиданное прежде сокровище, и не сразу сообразил, что
должен ее пожать. Он мельком глянул на свою загрубевшую ладонь и
поспешно вытер ее о штаны - а затем с превеликой осторожностью пожал
руку девушки.
- Как тебя зовут? - ласково спросила она.
- Меня... я... - Брун запнулся и беспомощно смолк.
- Его имя - Брун, - с ухмылкой подсказал Тарантио.
- Ага... верно, - запоздало подтвердил тот. - Брун. Рад
познакомиться.
- А меня зовут Тарантио, - продолжал воин и, взяв протянутую руку
девушки, поднес ее к губам. Шира одарила их обоих еще одной чудесной
улыбкой и, припадая на левую ногу, двинулась дальше.
- Прошу сюда, - пригласил Кефрин, вводя Тарантио и его спутника в
просторную комнату с двумя удобными кроватями. Низкий побеленный потолок
подпирали дубовые балки, у северной стены красовался приличных размеров
камин. Тарантио подошел к большому окну и выглянул вниз, на мощенную
булыжником площадь.
- Сейчас тут нежарко, - продолжал Кефрин, - но я пришлю служанку, и
она мигом разведет огонь. И тогда уж вам тут будет тепло и уютно,
помяните мое слово.
- Превосходная комната, - сказал Тарантио, вынимая из кошелька свой
последний золотой. Он бросил монету хозяину таверны, и Кефрин
добросовестно попробовал ее на зуб.
- С нее вам полагается девятнадцать серебряков, - сказал он. - Слуга
принесет вам сдачу.
- Мыльня у вас есть? - спросил Тарантио.
- Угу. Я скажу, чтоб нагрели воду - это займет полчаса, не больше.
Мыльня на первом этаже, дверь прямо за помостом, на котором играет
музыкант.
Когда Кефрин ушел, Брун уселся на одну из кроватей.
- Ox, - сказал он, - правда же, она красавица? Тарантио бросил
седельные сумки у дальней стены.
- Чудесная девушка, - согласился он. - Жаль только, что хромая.
- Как думаешь, она не решила, что я круглый болван?
- Что ж, - ответил Тарантио, - человека, который вдруг забыл
собственное имя, трудно счесть гением. Впрочем, ей наверняка было
приятно, что ты так ошеломлен ее красотой.
- Ты и правда так думаешь?
Тарантио промолчал. Стянув с себя куртку и сапоги, он вытянулся на
второй кровати.
Брун тоже улегся, вспоминая восхитительную улыбку Ширы. Его тусклая,
унылая жизнь вдруг наполнилась светом и смыслом.
***
В ста двадцати милях к северо-востоку, над отрогами самой высокой
горы Великой Северной пустыни парил стервятник. Подхваченный токами
теплого воздуха, он летел к югу, зорко высматривая в безлюдной пустыне
малейшие признаки жизни. Потом развернулся и заскользил на запад.
Стервятник не слышал глухого рокота, доносившегося с вершины горы,
однако заметил, как задрожали, заворочались камни. Громадный валун
вывернулся из гнезда и покатился по красно-бурому склону, увлекая за
собой лавину мелких камешков и вздымая клубы ржавой пыли. Стервятник
сложил крылья и опустился ниже.
Вершина горы раскололась, и в этой расселине стервятник увидел нечто
небольшое, круглое и черное.
Это было последнее, что он видел в своей птичьей жизни.
Неистовый порыв ледяного ветра вырвался из расселины, безжалостно
хлестнул стервятника, обдирая с него перья. Птица погибла мгновенно и,
уже мертвая, камнем упала на землю.
На вершине горы тускло мерцала в солнечном свете черная жемчужина.
Чары, облекавшие ее, слабели и блекли - и наконец разом опали, точно
звенья разорванной цепи.
Под жарким дыханием солнца черная жемчужина распухла до размеров
крупного валуна. Вокруг нее трещало голубое пламя, брызгая во все
стороны ослепительными молниями.
В шестидесяти милях от этого места, с зеленых холмов к югу от пустыни
следил за этим зрелищем юный пастушок по имени Горан. Ему и прежде
доводилось видеть пустынные грозы, но такой - никогда. Небо не
потемнело, а осталось чистым и ослепительно синим, а молнии били вверх с
вершины горы, словно зубчатый бело-голубой венец. Мальчик забрался
повыше и сел, чтобы пристальней приглядеться к этому необыкновенному
зрелищу. Вокруг него, насколько хватало глаз, простиралась безжизненная
каменистая пустыня.
Молнии все схлестывались в небе, но не было слышно грома, не
пролилось ни капли дождя. Скоро вид слепящего венца надоел мальчику, и
он хотел уже спуститься вниз, к своим овцам, когда с вершины дальней
горы вдруг медленно поднялась в небо темная туча. Издалека она казалась
не крупнее человеческой головы, но Горан подозревал, что на самом деле
эта туча немыслимо огромна. Он пожалел, что рядом нет отца - пусть бы
увидел все это и, быть может, объяснил бы, в чем дело. Туча все
подымалась, росла, заполняя все небо, и тут Горан сообразил, что это
скорее всего не туча: загадочная штука была идеально круглой, словно
шар. Или луна. Черная луна - только в двадцать раз больше настоящей.
Никто в деревне этому не поверит, подумал Горан, и эта мысль его
разозлила. Если он расскажет сельчанам о том, что видел, его, пожалуй,
высмеют. Однако же если он промолчит, то никогда, наверное, не узнает,
откуда взялось такое поразительное явление. Ему, в конце концов, всего
тринадцать. Быть может, огромные черные луны видели в пустынях и раньше.
Как ему увериться в этом, не рискнув стать всеобщим посмешищем?
Все эти мысли разом вымело из головы Горана, когда черная луна
внезапно рухнула с небес, ударившись о вершину крохотной издалека горы -
так огромный валун падает на муравейник, сокрушая в нем все живое. Гора,
однако, устояла - а вот черная луна от удара точно взорвалась.
Горан в испуге вскочил. Сердце его трепыхалось где-то в пятках. Луна,
только что казавшаяся такой твердой, незыблемой, прочной, обратилась
вдруг в гигантскую волну в сотни футов вышиной, и волна эта с ревом
неслась по пустыне, прямо к тому холму, на котором стоял мальчик. Горан
так перепугался, что не мог тронуться с места и лишь оцепенело смотрел,
как черная волна неумолимо приближается, накрывая бурые пустынные пики.
Овцы, которые паслись на склоне холма, в панике бросились наутек - а
Горан все стоял.
Черная волна между тем пожирала милю за милей, и мальчик заметил, что
она становится все ниже, словно мелеет. С вершины холма уже можно было
различить то, что открывалось по ту сторону черного вала. Там больше не
было безжизненного камня и зыбкого пустынного марева - на их месте мягко
зеленели луга и пастбища, между ними темнели леса и раскидистые рощи. И
- что самое невероятное - когда черная волна подкатилась ближе, Горан
увидел, как за нею встает диковинный город со множеством круглых черных
куполов - словно вместе слепили тысячи лун.
Между тем волна все мелела, слабела и, наконец, подступив к самому
подножию холма, на котором стоял Горан, бесследно растворилась в траве,
где совсем недавно паслись его овцы.
Горан так и сел, беззвучно разинув рот. Пустыни больше не было.
Повсюду, куда ни глянь, радовали глаз зеленые холмы и долины, справа по
белым камням бежал, блистая на солнце, ручей и вливался в широкую реку,
которая исчезала в недрах леса.
Оставив овец пастись на невесть откуда возникшем лугу, Горан что есть
духу сбежал с холма и помчался по оленьей тропе. Сердце у него бешено
колотилось, едва не выскакивая из груди. Преодолев высокий холм, который
стоял прямо перед деревней, мальчик сбежал со склона на главную улицу и
сразу увидел своего отца, крестьянина Бэрина - тот сидел на ступеньках
кузни и обедал вместе со своим приятелем, кузнецом Иордисом.
Задыхаясь, Горан торопливо пересказал взрослым все увиденное. Вначале
отец рассмеялся и, подавшись вперед, понюхал, не пахнет ли от сына
хмельным.
- Что ж, по крайней мере вина ты не пил, - заключил он, потрепав
Горана по голове.
- Может, он заснул, Бэрин, - предположил Иордис, - и ему все это
приснилось.
- Вовсе нет, сударь! - горячо возразил мальчик. - Но если б даже я и
спал - мне пришлось бы проснуться, чтобы прибежать сюда и рассказать вам
обо всем. Я клянусь, что пустыня исчезла, а всего в пяти милях от наших
холмов стоит какой-то город.
- День выдался скучный, - заметил Бэрин, - а прогулка нас хотя бы
развлечет. Но смотри, Горан, если там нет никакого города, я сниму с
себя пояс и как следует отхожу тебя по заднице! - Повернувшись к
кузнецу, он спросил:
- Хочешь посмотреть на этот город, дружище?
- Ни за что на свете не пропущу такого зрелища, - отвечал Иордис.
Мужчины оседлали лошадей, Горан сел на круп позади отца - и все трое
отправились к холмам.
Когда они добрались до места, у взрослых сразу пропала охота
смеяться. Сидя в седле, друзья молча смотрели на далекий загадочный
город.
- Адом клянусь, что же это такое? - пробормотал кузнец.
- Не знаю, - ответил Бэрин. - Скачи назад и приведи сюда всех, кого
сможешь найти. Мы с сыном побудем здесь.
Кузнец поскакал прочь, а отец и сын спешились.
- Это волшебный город, - уверенно сказал мальчик. - Может быть,
вернулись эльдеры?
- Может быть, - согласился Бэрин.
Иордис вернулся, приведя с собой десятка два односельчан, и вся
компания спустилась с холма на обширную травянистую равнину. Спешившись,
крестьяне молча бродили по траве и озирались, потом собрались вместе и
уселись в кружок.
- Надо бы кому-то поехать в гарнизон, - сказал Бэрин. - Оттуда могли
бы послать гонца в Кордуин и известить обо всем этом герцога Альбрека.
- Кто же в этакое поверит? - спросил пожилой крестьянин. - Я вот
видел все собственными глазами, а до сих пор не верится.
- Может, поскачем в этот город да разузнаем, что и как? - предложил
кто-то.
- В этом нет нужды, - сказал Бэрин. - Похоже, они сами выехали нам
навстречу.
Крестьяне повскакали и увидели - по равнине к ним галопом мчится
сотня всадников. Кони были громадные, на добрых шесть ладоней выше
обычных, а сами наездники - рослые, сильные, воинственные, в диковинных
шлемах из белой кости. Впрочем, когда чужаки подъехали ближе, Бэрин
сообразил, что это вовсе не шлемы. Всадники не были людьми. Крестьянина
охватил страх. Он сгреб в охапку сына и без церемоний усадил в седло.
- Скачи к герцогу Альбреку! - прошептал он и с силой хлопнул по крупу
коня. Тот взвился было на дыбы, затем круто развернулся и во весь опор
поскакал на юг.
Словно и не заметив удирающего мальчика, всадники окружили кольцом
крестьян. Один из чужаков спешился и подошел к Бэрину. Он был
широкоплеч, семи с лишним футов ростом. Лицо у него - плоское, от
переносицы вверх по безволосому черепу тянулся костистый гребень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55