Я сумел стереть из памяти образ смерти.
- Хорошо. Значит, вы устанавливаете датчики на один из гремучников, который сразу же удаляется, едва заметит ваше приближение, а затем вам необходимо подождать еще два часа, прежде чем вы получите исчерпывающий ответ на вопрос: мёртв он или просто отправился по своим делам.
Айзенштадт без особого энтузиазма кивнул.
- В своей основе именно так, но нам до сих пор не приходилось проверять сразу двести сорок одного мерзавца. И потом, может быть, всё же отправиться за пределы нашего объекта и добыть один экземпляр где-нибудь на воле?
Я вопросительно посмотрел на Каландру:
- Что ты думаешь по этому поводу?
Ёе лоб чуть нахмурился.
- Это будет, как если бы мы попытались подслушать разговор двух человек в комнате, где без умолку болтает двадцать, - ответила она. - К тому же издалека. Уж очень мудрёно.
- Почему вы думаете, что издалека? - требовательно спросил Айзенштадт. - Почему нельзя подойти поближе? И... - Он замолчал, и прорезавшие его лоб морщины свидетельствовали, что он сам обнаружил ответ на свой вопрос. - Ах, да, правильно. Ведь они тут же смоются.
Каландра, не торопясь, обозревала гремучники.
- Вот, - произнесла она, указывая на одного из них. - Четвёртый от края, вон там. Это не тот, что...
Она замолчала. Я уставился на гремучник, призвав всю свою наблюдательность, чтобы обнаружить в нём признаки, указывающие на активность...
- Не могу понять. Какой-то трудно определяемый.
Мельком взглянув на Каландру, я почувствовал, что она очень волновалась.
- Вообще-то... есть способ выяснить. Возможно, есть.
Она направилась к гремучнику. Я пристально наблюдал за ней... и вдруг уловил небольшие изменения.
- Он ушел.
- Да, - ответила она и остановилась. Какое-то время Каландра стояла, просто глядя на него, затем не спеша повернулась и подошла к нам. - Я не думаю, чтобы это сработало, доктор Айзенштадт. Сигналы очень слабы, кроме того, много наложений сигналов от других.
Айзенштадт бросил на Каландру взгляд, в котором поровну распределились презрение и отвращение.
- А как вы, Бенедар? - полюбопытствовал он, поворачиваясь ко мне. - Вы тоже сдаетесь?
В его словах ясно чувствовалась угроза: если мы не сможем или не захотим помочь исследованиям, нас, в конце концов, вернут в камеры. После этого мне предстоит предстать перед судом Солитэра, а Каландру ждет исполнение приговора на борту «Вожака», уже давно по ней соскучившегося.
- А что с теми гремучниками, которые произрастают за пределами Батт-Сити? - спросил я, отчаянно пытаясь ухватиться за тонкую соломинку. - Ведь среди них есть и такие, которые погибли.
- Некоторые погибли, - проворчал Айзенштадт. - К сожалению, два или три, которых мы обнаружили, были мертвы уже довольно долго для того, чтобы их местные коллеги стали поднимать шум по этому поводу. Могу сказать больше: они никогда не собираются группами более чем в четыре особи, и я не собираюсь носиться за ними по всему Споллу в поисках свежего трупика для исследований. Вот здесь, прямо здесь, наша лучшая из возможностей. Единственная цель - заставить по-настоящему заработать ваши религиозные принципы. А если вы не можете, то мы пойдём и возьмём первый попавшийся.
- Сэр...
Внезапно Каландра напряглась, и я обернулся к ней, не договорив.
Она устремила невидящий взгляд на гремучники.
- Может быть, вон там, сэр, - тихо произнесла она странно запинающимся голосом. - Давайте спросим у самих гремучников.
Айзенштадт фыркнул.
- Ах, да, непременно. - Его слова источали сарказм. - И что вы хотите предложить? Язык жестов или азбуку Морзе?
Каландра, казалось, не замечала его иронии.
- Может... может быть, это совсем нетрудно. - Она умоляюще взглянула на меня...
И я внезапно понял.
- Да. - Всё во мне напряглось. Я уже знал, что ответит Айзенштадт, услышав предложение, и вздрогнул при этой мысли... даже если окажется, что это сработает... - Да, - повторил я, вложив в это слово всю свою уверенность и внутренне мобилизовав себя на то, что должно было сейчас произойти. - Конечно, обязательно стоит попытаться, доктор Айзенштадт... Но нам, вероятно, потребуется какой-нибудь летательный аппарат.
ГЛАВА 22
Пастырь Эдамс внимательно выслушал все, что сказал ему Айзенштадт. Потом посмотрел на меня, на Каландру, на море гремучников перед собой.
- То, что вы предлагаете, - тихо произнес он, - богохульство.
Айзенштадт презрительно скривился.
- Послушайте... Я, конечно, могу понять, каково вам...
- Сомневаюсь в этом, сэр, - оборвал его Эдамс. - Очень сомневаюсь. Во всяком случае, я на это не пойду.
Айзенштадт полоснул по мне взглядом, как лезвием бритвы, я даже съёжился от его бешеного гнева, хлынувшего на меня. Я до предела исчерпал свои способности убеждать, заставляя его привести сюда Эдамса, к тому же он недвусмысленно дал мне понять, что в случае провала этой затеи я буду отвечать головой. И вот, похоже, дело начинает принимать такой оборот.
- Сэр, я хотел бы просить у вас, не могли бы Каландра и я побеседовать с пастырем без свидетелей?
- Для чего?
Первой ответила Каландра.
- Потому что мы способны понять, что он испытывает.
Айзенштадт сердито уставился на нее. Но отрицательный ответ, который уже был готов, казалось, неожиданно затерялся где-то по пути.
- У вас есть пять минут, - сказал он, и, круто повернувшись, зашагал к центральной станции слежения.
- Убедить меня вы не сможете, - предупредил меня Эдамс, но в его словах проглядывала неуверенность, несмотря на его попытки защищаться.
- Чего вы боитесь? - прямо спросил я его.
- Я уже говорил вам, чего. Это - богохульство. Ведь, если только предположить, что Бог - это не больше, чем горстка растений, обладающих чувственным восприятием...
- А никто таких предположений не высказывает, - не согласился я. - Все, что мы утверждаем, это то, что во время ваших медитаций вы можете слышать гремучники.
- Только и всего? - в этот вопрос пастырь, вероятно, вложил весь запас своего сарказма, на который он был способен. - Разве вы не желаете доказать нам, что не Бог обращается к нам?
- Но, если он не...
- Если это не он, тем не менее, акт медитации - далеко не пустое занятие, - упрямо возразил он. - Так же, как факт существования нашего Братства.
Я внимательно смотрел на него, готовясь к тому, что мне предстояло. На протяжении многих лет приходилось быть свидетелем того, как лорд Келси-Рамос, взывая к логике и личной заинтересованности людей, всегда, в конечном итоге, сумел убедить их, теперь же подошла моя очередь попробовать, каково это. Как же я жаждал, чтобы он хоть на минуту появился здесь и сделал бы это за меня!
- Я понимаю, сэр, не забывайте, что мне самому посчастливилось убедиться в том, что это - далеко не пустое дело. Но сейчас вопрос состоит в том, находится ли Божественный Нимб действительно в конфликте с реально существующей Вселенной... а если находится, то вам известно не хуже моего, что скрыть его вам не удастся.
- Навсегда - нет, - спокойно согласился он. - Но на какое-то время, вероятно, удастся.
Каландра хмыкнула.
- А что вы от этого выиграете? Если только вы не собираетесь каким-то образом ускользнуть, когда ваше детище рухнет.
Уголки рта Эдамса напряглись от гнева.
- Это не мое «детище», - словно выплюнул он. - И существует оно не для моей выгоды, не для чьей-то еще. Все это происходило совершенно стихийно и добровольно, очень много людей охватил этот порыв.
- Тогда почему нужно бояться правды? - спросил я.
Он посмотрел на меня, и взгляд его стал твёрже.
- Вы думаете, что я беспокоюсь из-за себя? А я-то думал, что как раз Смотритель и сможет понять меня лучше, чем кто-то еще.
Я не спешил отвечать, и он вздохнул.
- Ладно, давайте на минуту предположим, что ваша теория верна, доктор Айзенштадт и его люди сумели доказать, что с нами в действительности общается не Бог. А как вы думаете, сколько еще времени должно пройти, пока не будет сделано соответствующее, вполне обоснованное обобщение? И что же это будет за обобщение? Что во всех Божественных проявлениях одна и та же ошибка?
К сожалению, такой сценарий развития событий тоже нельзя было исключать.
- Те, которые имеют такой опыт общения с Богом, когда испытали его присутствие в своих собственных судьбах, наверное, лучше смогли бы ответить на этот вопрос, - ответил я.
- А какова же участь тех, кто лишь делает свои первые шаги в обретении веры? - упорствовал Эдамс. - Мне приходилось видеть, каковы бывают последствия даже самого, казалось бы, незначительного давления, оказываемого этим обществом на них.
И как только солнце взошло, они были сожжены и, лишенные корней, унесены прочь...
- Не можете же вы защищать их вечно, - ответил я.
- Мне это известно. - Он колебался. - Но, возможно, я смогу их защищать до тех пор, пока корни их не окрепнут.
- Защищать их при помощи лжи? - негромко спросила Каландра.
У Эдамса непроизвольно дернулась щека.
- Я уверен, что они поймут меня. Позже.
- Вы, действительно, верите в это? - спросила Каландра, и в ее голосе слышались требовательные нотки. По ее лицу я видел, что в ней шла борьба с теми воспоминаниями, которые она предпочла бы похоронить навеки. - А вот я нет. И все потому, что мне довелось жить на Бриджуэе под гнетом Аарона Валаама Дар Мопина. Вам известно, что произошло с его последователями после того, как его теократический режим был свергнут?
Эдамса пронзила боль сочувствия.
- Они были разбросаны по всей планете. Те их них, кого не судили и не заключили в тюрьмы.
- Это так, - кивнула она. - Есть одно интересное обстоятельство. Те самые сообщники, те, которые были к нему ближе всего, те, кто отдавал себе отчет в том, что делает - многие из них сохранили их веру. В том виде, в каком она у них всегда присутствовала. - Печаль в её глазах сменила прежнюю непреклонную твердость. - Большинство же других, тех, кому он лгал... не сумели.
Воцарилась тишина, и, наверное, с минуту были слышны лишь обрывки отдельных фраз, которыми перебрасывались изредка представители технического персонала, да свист ветра в расщелинах скал. Эдамс безучастно смотрел на гремучники, в нем происходила борьба между логикой, подсказываемой новой ситуацией, и его страстным желанием защитить, уберечь своих людей.
- Когда мы впервые встретились, - мягко напомнил я ему, - вы сказали, что очень цените мою честность. Если вы говорили мне серьезно, то должны такую же честность продемонстрировать и вашим последователям. И себе самому.
Он закрыл глаза, и в уголках его глаз я заметил блестевшие слезы... и я понял, что он видел перед собой начало конца.
- Вероятно, будет лучше, - наконец, произнес он, с трудом выговаривая слова, - если кто-нибудь из наших будет присутствовать при этом. Попытаться и подтвердить... разъяснить нам... что же мы слышим.
Айзенштадта не привела в восторг перспектива допускать под непроницаемый колпак, опущенный на это место Службой безопасности, кого-нибудь еще из Искателей, и он снова был уже готов наложить вето на продолжение всех работ здесь и сейчас. Но, будучи все же ученым, он вряд ли мог возразить против разумности присутствия большего числа толкователей и, в конце концов, уступил. Эдамс в качестве еще одного свидетеля выбрал Жоиту Загору, и вскоре за ней был послан гравиплан Службы безопасности, чтобы доставить ее сюда из поселения Мюрр.
И через час все было готово.
Они сидели рядом с друг другом на краю этой колонии гремучников, глядя на переплетение проводов, отходящих от прикрепленных к ним сенсоров, когда Айзенштадт в последний раз повторил свои указания.
- ... И следует помнить, ничего для вас вокруг не существует, - говорил он, отчаянно пытаясь скрыть от них свое абсолютное неверие в успех данного предприятия. - Сосредоточьтесь на том, как вы будете выражать свои добрые намерения по отношению к ним, и следите за тем, не появятся ли аналогичные изъявления чувств и по отношению к вам.
- Разве вам не хочется, чтобы они поинтересовались мнением гремучников относительно недавно погибших их собратьев? - негромко подсказал я ему.
Вспышка раздражения.
- Знаете, Бенедар, давайте-ка лучше пока ограничимся тем, чем мы сейчас занимаемся, хорошо? - буркнул он в ответ. - Если сенсоры зафиксируют, что состояние их транса содержит в себе нечто необычное, тогда мы, может быть, и попытаемся перейти к некоторым специфическим моментам.
Ну, а если нет, - мог я легко угадать его дальнейшие слова, - то нет смысла транжирить время на пустую болтовню религиозных фанатиков. У меня возникло на секунду желание кое-что возразить, но сказать-то было больше нечего. Единственное, что окажется способным пробить броню его скептицизма, это конкретные и положительные результаты предстоящего эксперимента.
А о том, чтобы таковые были получены, я мог лишь молиться.
Эдамс кивнул.
- Мы понимаем, - заверил он Айзенштадта. - Вздохнув, он добавил: - Чтобы мы могли лучше сосредоточиться, нам будет необходима тишина.
Айзенштадт, поняв намек, замолчал, я видел, как Загора и Эдамс закрыли глаза и стали впадать в состояние медитативного транса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57