Это место вполне позволяло разместить обе палатки, которыми предусмотрительно снабдила нас Загора. Они оказались предельно простыми в обращении, и минут через двадцать в нашем распоряжении уже была палатка, собранная из двух.
Довольно долго мы молча лежали в ней, будучи не в состоянии даже говорить. Я смотрел вверх, на проплывающие облака, размышляя, смогу ли передвигаться после всего случившегося.
- Джилид?..
- М-м-м? - отозвался я. Ответа не последовало, и я неохотно повернул голову. Каландра лежала на спине, положив голову на спальный мешок, служивший ей довольно высокой подушкой, и смотрела вниз на заросли гремучника. В ее взгляде сквозила озабоченность.
- Что-нибудь не так? - осведомился я.
- Не могу понять, - медленно ответила она, - почему им здесь так понравилось.
- Гремучникам? - с большой неохотой я оперся на локоть. Она была абсолютно права, задав этот вопрос, и каким бы измотанным и ничего не соображающим я не был, приходилось это признать. Все без исключения гремучники, виденные нами сегодня, всегда вырастали прямо из густой массы других растений и постоянно были окружены роем насекомых. Ни того, ни другого здесь не было и в помине. Не говоря уже о поразившем нас их количестве.
- Может быть, здесь круглый год почти не бывает ветра, и споры не могут разлететься далеко? - предложил я первую пришедшую на ум гипотезу.
Каландра покачала головой.
- Это может объяснить лишь то, что их много. Но никак не то, что они здесь не погибают.
Я в раздумье пожевал губами.
- Может быть, они могут добывать пропитание каким-то другим способом, - предположил я. - То есть, среди других растений они - паразиты, а в одиночестве или в обществе себе подобных - нет.
- Возможно.
Некоторое время мы молчали. Затем Каландра вдруг пошевелилась и поднялась на ноги. Чувствовалось, что ей совсем не хочется это делать, но такова необходимость.
- Что такое? - спросил я, не надеясь на ответ.
Она кивнула на нависшую над нами скалу.
- Помнишь, наверху растёт один из гремучников? Нужно как следует его рассмотреть.
Я посмотрел вверх, и это зрелище тошнотворно-тягостной ломотой отозвалось у меня в костях. Видимо, Каландре было мало того миллиона холмов, которые мы за сегодняшний день облазили, ей хотелось забраться ещё и на отвесную скалу.
- Зачем? - проворчал я. - Почему надо делать это именно сейчас?
- Ты можешь лежать, - бросила она, и, осмотрев обе тянувшиеся вверх складки, стала взбираться по той, что слева. Примерно с минуту я наблюдал за ее подъемом.
Пусть каждая долина наполнится, и каждый холм сгладится...
...Насколько я мог понять, та, в которой мы сейчас находились, заполнится не очень скоро. И, не дав сорваться с языка слову, за которое часто доставалось ещё в детстве, вскочил на ноги и последовал за ней.
Оказалось, что это не так сложно и мучительно, как мне думалось, лежа на спине. Отлогий, усыпанный тут и там крупными скальными обломками, подъем кое-где походил на неровную лестницу. Но даже несмотря на это относительное удобство, нам понадобилось не менее четверти часа, чтобы оказаться на плоской вершине.
Несколько минут ушло на то, чтобы, стоя на резком ветру, ощупать глазами каждый миллиметр горизонта, и затем, когда ноги задрожали от усталости и напряжения, я убедился, что ничего интересного в поле видимости не было и быть не могло.
- На всех остальных скалах тоже по гремучнику, - странным голосом сообщила Каландра.
Я осмотрел вершины. И точно - каждую из четырёх увенчивал гремучник.
И с верхушки кедрового дерева, с самой его высокой ветки возьму я отросток и посажу его своею рукой на высокую гору...
- Хорошо, сдаюсь. - Я поднял руки, стараясь, чтобы голос не выдал ни досады, ни усталости. - Как же они туда забрались?
- Ведь ты тоже думаешь, что здесь что-то не так? - негромко спросила она.
Я беспомощно развел руками.
- Не могу разобраться в своих чувствах. Что-то здесь не так, это верно. Но понятия не имею, что именно.
- И я тоже, - выдохнула Каландра. - Терпеть не могу, если чего-то не знаю. - Она махнула рукой на одинокий гремучник, росший в каком-то полуметре от края. - Давай-ка посмотрим.
Стоя у окна моей комнатки-ячейки на сто двадцатом этаже в здании «Карильона», я понятия не имел ни о какой фобии. Но приблизиться к краю отвесного утеса даже при небольшом ветре, пускай на высоте вдесятеро меньше, чем здание в Портславе, было совсем другим делом, и мне пришлось буквально заставлять себя преодолеть последнюю пару метров.
- На мой взгляд, картина вполне обычная, - проговорил я, опускаясь на колени перед гремучником.
- Этот камешек крепковат, чтобы в него внедряться, - заключила Каландра, царапнув ногтем по краю одной из трещин в скале. - Для спор, или чем они там размножаются, необходима какая-то трещина или, по крайней мере, углубление, чтобы из них что-то выросло.
Я раздумывал.
- Возможно. Но с другой стороны, трещин здесь в избытке.
- Или еще один вопрос - почему он здесь один. - Она медленно покачала головой. - А вот этого мы и не знаем.
Я снова поглядел на гремучник. Грибовидное растение росло прямо из скалы, из ее вершины, а вокруг не было ни одного растения, ни живого, ни засохшего. Может быть, они располагают мощной корневой системой, позволяющей добираться до какого-то значительного запаса азотосодержащих соединений внутри самой скалы? В её глубине?
- А ведь может быть и так, что они любят места, где есть выбросы от установок плазменного бурения, - предположил я, и если в моих словах был юмор, то лишь самая его малость.
Каландра зябко повела плечами и едва слышно проговорила:
- Ох, не нравится мне все это.
Я раздумывал. Если мы действительно находились над гнездом контрабандистов...
- И мне тоже.
Неуверенно, если не сказать недоверчиво, она потянулась к гремучнику и дотронулась до оболочки растения. Потом убрала руку и со вздохом поднялась с колен.
- Ничего здесь нет. Пошли отсюда.
Повернувшись, мы направились туда, где закончился подъём, и начали спускаться.
- Ты что, хочешь осмотреть другие, или хватит одного?
- Хватит одного, - ответила Каландра.
- Ладно. - И тут мое внимание привлекло что-то находившееся на противоположной складке. - Подожди секундочку, - воскликнул я, схватив её за локоть.
- Что? - спросила она внезапно изменившимся голосом.
- Видишь, вон там, бесцветные пятна на скале, сантиметров двадцать в поперечнике, видишь? - У меня в животе похолодело. - Они как бы сходят вниз.
Каландра смотрела на протянувшуюся складку, наверное, с минуту. Затем без слов начала спускаться.
Вторая складка была не круче первой, и поэтому мы относительно легко сумели взобраться и по ней. Ближайшее из этих обесцвеченных пятен находилось метрах в десяти и вскоре подверглось пристальному осмотру. С самого начала стало ясно, что пятно отнюдь не было плодом моего воображения, причем было не случайным вкраплением какого-то другого минерала, а участком самой скалы, изменившим цвет под воздействием извне.
Я дотронулся до пятна, обнаружив, что оно гладкое на ощупь, во всяком случае, не такое шершавое, как остальная скала. Конечно, можно было предположить, что здесь постарались ветер и вода, но почему же, в таком случае, от них в той же степени не пострадал и остальной камень? Выцветший кусок скалы поблёскивал, слегка напоминая глазурь...
Я поднял голову, и, когда наши взгляды встретились, почувствовал, что Каландра пришла к тому же умозаключению.
- Результат воздействия высоких температур.
Она облизнула пересохшие от волнения губы.
- Здесь нет ничего, что могло оказать на скалу такое воздействие. Нет и в помине.
И горы расплавятся, подобно воску, перед лицом Бога своей земли...
Я судорожно глотнул, борясь с ожившими детскими страхами. Сполл не был, не мог быть Царством Божьим. И точка. Существовало разумное объяснение происходящего. Разумное, научное, основанное на фактах, а не на чудесах.
И всё, что нужно сделать, - это найти его.
Мои пальцы ощутили какую-то неровность.
- Сеть тонких, как волос, трещинок, - пробормотал я.
- Здесь все покрыто такими трещинками, - отсутствующим голосом подтвердила Каландра. - Мне показалось, что они расходятся во все стороны по скале, подобно солнечным лучам.
Я наклонился, чтобы как следует рассмотреть их.
- Растрескивание от жары?
Каландра пожала плечами. Потому что, как бы она не отрицала веру, мы получили практически одинаковое воспитание, включавшее в себя в качестве одного из элементов - страх перед испепеляющим огнем Божьим и молниями, которые уже были готовы прийти ко мне на ум.
- Может быть. Они похожи на трещинки, окружающие сам гремучник.
Я снова обернулся, раздосадованный тем, что не сумел уловить сходство.
- Возможно, это и есть ответ, и на этих пятнах раньше росли гремучники.
Она хмыкнула.
- Ах, да, конечно. Видимо, в детстве, когда они были маленькими семенами, взрослые гремучники не предупредили их, что с огнем играть опасно, так?
В несколько иных обстоятельствах я вполне мог бы удовлетвориться гипотезой о молниях Господних, но здесь у меня даже не хватило сил должным образом отреагировать на её иронию.
- Знаешь, а это не такая бредовая идея, - сказал я. - Мне приходилось слышать о растениях, которые начинали буйно размножаться именно после лесных пожаров. Почему бы и здесь не быть такому? Семена, упавшие на скалу, самовозгораются, чтобы дать жизнь будущим растениям?
- Ты когда-нибудь слышал о таких растениях? Собственными ушами? - Это был риторический вопрос.
- Нет. Но мы не имеем достаточных знаний ботаники.
Ее глаза смотрели куда-то вдаль... будто она пыталась разглядеть что-то невидимое.
- Верно, - наконец ответила Каландра. - Я только думаю, что так просто, сходу это не объяснишь.
Когда мы спустились к нашему временному обиталищу, пришло время заняться решением бытовых вопросов. Это дало возможность ненадолго отвлечься от странного чувства, ухватить суть которого мне так и не удалось. К тому времени, как мы разожгли походную плитку, солнце уже спустилось за горизонт, а когда доедали разогретый в фольге ужин, совсем стемнело.
Усевшись у палатки друг напротив друга, Мы стали блуждать по мирам своих мыслей, и ощущение загадочности вновь охватило меня.
- Ну, и до чего ты додумался? - спросила Каландра. Её лицо, освещаемое плиткой, казалось нереальным.
Я пожал плечами. Иногда бывает очень здорово, если не надо прибегать к словам для того, чтобы понять друг друга. Даже с таким беспокойным существом, как Каландра, отметил я каким-то участком мозга.
- Может, и додумался. Полагаю, нам следует начисто отмести возможность вулканического происхождения этих каменных столбов?
- Мои познания в геологии даже меньше, чем в ботанике, - сухо отозвалась она. - Но все же кажется, что это не вулканические скалы.
Я кивнул.
- Вот и хорошо. Предположим, подчеркиваю, только предположим, что гремучники содержат в себе очень много металла...
- Ладно, - согласилась Каландра после короткой паузы. - Я могу предположить это. Ну и?
- Такое большое содержание металла предполагает и наличие высокой электропроводимости, которое превращает их в удобные мишени для молний.
- Следовательно, всех, что росли по бокам скалы, выжгли молнии, а тех, что на вершине, пощадили?
- На вершине могут быть моложе, - возразил я. - Ведь мы не знаем, сколько лет ила дней было тем, которые оказались под воздействием высоких температур, как и то, сколько живут гремучники.
Каландра жестом указала куда-то вверх вероятно, туда, где находилась эта складка на утесе.
- Всё равно это не имеет смысла. Возникает вопрос: почему одни гремучники предпочитают, прости, не предпочитают, а именно выбирают место на солнце, в гуще других растений, в то время, как другая группа изо всех сил старается осесть на гладкой поверхности мощной скалы? А третья группа вообще удаляется в тень, - рассуждала она, кивнув на море плохо различимых во мгле гремучников.
Я беспомощно развел руками.
- Может быть, это три различных подвида? Или они неодинаково ведут себя на разных этапах жизни? Может быть, в течение какого-то периода растения крайне неприхотливы и могут жить где угодно, или почти где угодно. Ведь некоторые ведут себя так, а другие совершенно иначе.
Я не собирался вкладывать в свой тон укоризненные нотки, но прозвучало это именно так, и поскольку спохватился поздно, воспринято это Каландрой было соответственно. Несколько секунд мы, не отрываясь, смотрели друг на друга.
- Что случилось?
Она всё ещё смотрела на меня, но я чувствовал, что её внимание обращено вовнутрь.
К мыслям, воспоминаниям, чувствам... И, возможно, понимала, что обязательно должна их высказать.
- Аарон Валаам Дар Мопин, - наконец, отозвалась она. - Скажи, ты помнишь, каково быть шестнадцати лет от роду?
Я стал вспоминать. Неуклюжесть, физическая и социальная. Растерянность и переосмысление всего, что когда-то казалось ясным и понятным. Глубокая потребность быть принятым всерьёз, быть таким, как все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57