Вся территория была обнесена сенсорным заграждением. Нашу посадочную площадку и коридор, тянувшийся к скалам, ограждал такой же забор. Я не успел определить, ограждены ли сами скалы, но скорее всего, так оно и было.
Меня привели в лабораторию, а затем препроводили в большое помещение, служившее офисом, в котором уже стали появляться следы беспорядка и захламленности. Там я и предстал пред светлые очи нового главы проекта «Гремучник».
То, что он был именно главой, мне стало ясно уже с первых секунд. Манера держаться, какие-то неуловимые для уха оттенки интонации и то, как он воспринял меня и тех, кто меня к нему доставил, все указывало на то, что он здесь - власть неограниченная и привык к своему теперешнему статусу. Взгляд, которым он просканировал меня, пока сотрудники Службы Безопасности вели к его столу, тут же сообщил мне, что это был не просто заурядный высокопоставленный бюрократ, каких на Солитэре хоть пруд пруди, а человек от науки. Впрочем, так же было ясно, что меня он особо не жаловал.
- Джилид Бенедар, сэр, - представил меня начальник эскорта, - доставлен сюда согласно вашему приказу.
Глаза учёного на секунду задержались на офицере:
- Благодарю, капитан. Все свободны.
Капитан почти неуловимо дал знак подчиненным, и мы остались с глазу на глаз с учёным.
Он довольно долго приглядывался ко мне, заставив представить себя сидящим на предметном стеклышке микроскопа.
- Стало быть, вы - Смотритель, - наконец констатировал он. - Это, конечно, не совсем то, что требуется...
Я посмотрел ему прямо в лицо и заметил, что он лжёт.
- Для меня это большая неожиданность, сэр, - спокойно ответил я. - В особенности, если вспомнить, что вы прочитали всю имеющуюся на Патри информацию о Смотрителях, да и обо мне вас информировали весьма подробно.
Его реакцию можно было охарактеризовать, как лёгкое удивление, но настолько искреннее и неподдельное, что его мог заметить не только Смотритель. Это послужило дополнительным подтверждением тому, что он провел свою жизнь в науке, в отдалении от темных миров политики и бизнеса, где чему-чему, а умению скрывать свои мысли вмиг научат.
Но удивление быстро улетучилось, уступив место скептицизму, который, видимо, был частью его натуры.
- Ну, это угадать нетрудно, - ухмыльнулся он. - Разумеется, я должен был узнать о вас всё перед тем, как принять решение о вашем вызове.
Ещё одна ложь...
- Возможно. За исключением того, что в действительности идея послать меня сюда принадлежит не вам. Ведь я вам не по нраву, вы совсем не хотели моего присутствия и были бы несказанно рады, если бы меня каким-нибудь чудом можно было отфутболить со Сполла, и дело с концом.
Теперь его лицо сделалось каменным, а лёгкое удивление, еще секунду назад забавлявшее его, рассеялось, как дым.
- Понимаю, - процедил он сквозь сжатые зубы. - О нет, нет, продолжайте, если уж из вас так прёт. Итак, позвольте узнать, почему вы здесь, если я не желаю вас видеть?
- Потому что вам нужна моя помощь, - без обиняков заявил я. - Потому что возникла некая проблема, которая поставила ваши разработки по гремучникам в тупик, и теперь вы хватаетесь за соломинку.
Он не отрывал от меня взора.
- Вам известно, кто я?
- Нет. В последнее время мне приходилось вращаться, в основном, в деловых кругах, и...
- Я - доктор Влад Айзенштадт.
Я глотнул. Это имя было известно всем, даже тем, кто по уши увяз в бизнесе. Это был человек Возрождения Науки, в равной степени блиставший в области биологии, химии, кибернетики и нейропсихологии. Вообще-то следовало ожидать, что эту работу Патри поручит ученому его масштаба.
- Да, сэр. - Другого ответа на ум не пришло.
- Я - ученый, Бенедар, - продолжал он. Я имею дело с реальностью, с объективным миром, и не доверяю ничему, что по своей природе субъективно. А открывают мой список субъективного шарлатаны, угадывающие мысли, и все формы религии.
- Вы говорите совсем, как доктор Чи, - пробормотал я.
Ох, как же неприятно было ему услышать это сравнение!
- Вполне возможно. Кстати, именно он рекомендовал обратиться к вам.
- Ого! ... Для меня это полная неожиданность, сэр.
Теперь в его чувствах ясно различалось облегчение. Облегчение, но с парадоксальным оттенком разочарования.
- Значит, на самом деле вы не можете читать мысли, - произнес он, как мне показалось, больше для себя.
- Нет, сэр. Я думал, что в досье Патри на Смотрителей достаточно ясно об этом сказано.
Его губы напряглись, чувствовалось, что он решает, не прекратить ли собеседование прямо сейчас.
- Если вам это поможет, доктор Айзенштадт, - предложил я, - то могу сообщить, что обнаружил у гремучников способность к эмоциональным изменениям.
Он кивнул, казалось, это не произвело на него никакого впечатления.
- Ну, это могут и наши сенсоры. Что нам действительно нужно... - он колебался. - Что мы действительно желаем, так это найти способ определения момента, когда кто-нибудь из них погибает.
- Простите? - не понял я.
- В чём дело? Разве вопрос сформулирован непонятно? Я желаю знать, существует ли какой-нибудь признак, по которому можно определить, мёртв гремучник или отправился... в гости.
Я смотрел на него, мысленно воспроизводя интонацию, с которой было произнесено последнее слово.
- Это беспокоит вас, не так ли? Мысль о том, что, возможно, и в нас существует нечто, способное жить вне физического тела?
- Если вы желаете порассуждать на религиозные темы, - довольно резко прервал он, - можете заняться этим в одиночку, в тюремной камере на Солитэре. Все, что мне от вас требуется, это ответ, можете вы обнаружить мёртвого гремучника или не можете, да или нет? - Он пристально смотрел на меня. - А в том случае, если ваш ответ будет отрицательным, нам придется просто пойти и взять одного из этих... спящих, любого, для того, чтобы подвергнуть его вивисекции.
Я стоял и смотрел на него, и понимание с трудом находило дорогу к моему разуму.
Святой, сказал он, может ли жизнь моя и жизни пяти десятков слуг моих чего-нибудь стоить в глазах твоих...
- А что, если вы неправильно угадаете? - спросил я, стараясь обрести хладнокровие. - Что будет, если вы убьёте кого-нибудь из них?
- Что, если мы кого-нибудь убьём? - поправил доктор.
Я рылся в голове, пытаясь найти подходящий ответ, но ответ светский... и за время этой небольшой паузы что-то исчезло, стерлось из моего видения, и я получил то, что искал, от него самого. Этот ответ блуждал где-то в тайниках души Айзенштадта.
- Если вы убьете, - равнодушно ответил я, - произойдет то, что уже случилось с иглометом Михи Куцко. Но на сей раз жертвой станут ваши люди.
Его рот скривился в издевательской усмешке, но это была дежурная издевка, лишенная всякой силы. Успешная попытка вывести из строя игломет была неоспоримым доказательством того, что гремучники обладают не только интеллектом, но и средствами самозащиты, и Айзенштадт не мог не понимать этого.
- Есть способы защититься, - сказал он как бы между прочим, будучи полным решимости продемонстрировать свою храбрость, даже если речь шла об очевидной опасности. - Но если при этом выяснится, что эти создания более способны, чем, например, собаки или лошади, то убийство одного из них может сильно навредить установлению будущих контактов.
Его чувства содержали в себе очень мало сомнения в том, что такой уровень интеллекта, действительно, существует.
- Я понимаю, и сделаю что могу. Но мне потребуется помощь Каландры.
И снова его губы скривились.
- Хорошо. Собственно говоря, я давно ждал, что вы обратитесь ко мне с этим - ваша одиссея с целью избавить её от «Пульта мертвеца» граничила с безумием. Но... приведите мне хоть одну серьезную причину, почему я должен еще больше втягивать ее в то, в чем она и так сидит по уши.
- Потому что у двоих ровно вдвое больше шансов узнать то, что вас интересует, чем если бы мы действовали в одиночку, - искренне ответил я. - И еще потому, что в ваших интересах, да и в интересах Патри, свести возможность провала или ошибки до минимума.
Он хмыкнул.
- Если следовать этой логике, то я должен перетащить сюда чуть ли не всю колонию Смотрителей в полном составе.
- Согласен с вами.
Айзенштадт посмотрел на меня, явно желая нагнать страху. Он даже изобразил, что серьезно обдумывает мои слова. Но я чувствовал, что он уже принял решение о том, что сумеет смириться с присутствием Каландры. В особенности, если предположить, что отказ мог возыметь ужасающие последствия.
- Хорошо, - в конце концов проворчал он, отодвигая кресло и поднимаясь из-за стола. - Давайте возьмём вашу подружку и побродим по тому участку, который предстоит обследовать. Не забывайте о том, что она будет вместе с вами, если нам вдруг придется их срезать... А если ваш выбор окажется неверным, вы будете первыми, кого гремучники захотят поджарить на медленном огне. Если это произойдет, то перед «Вожаком» и «Пультом мертвеца» встанет непосильная задача...
- Да, сэр, - ответил я, с трудом шевеля пересохшими от волнения губами. - Мне это понятно.
Мы не отправились туда, где находилась камера Каландры, - Айзенштадт в последний момент изменил свое решение и отправил за ней двух офицеров Службы безопасности Солитэра. В это же время мы с ним прошли через проложенный меж двух заборов коридор к Батт-Сити. Мы были там, и я не мог насмотреться на аппаратуру и, в особенности, на датчики принципиально нового типа, укрепленные на некоторых гремучниках, когда, наконец, доставили и её.
Я не знал, где и как она содержалась в течение всего этого времени, но с первого взгляда было ясно, что с ней так вежливо и предупредительно, как со мной, не обращались. Лицо выглядело бледнее, а движения, когда она выходила из машины, показались мне несколько замедленными. Я шагнул к ней, но остановился, увидев в её глазах сигнал тревоги, и предпочел дождаться, пока Каландру не подведут к нам.
- Как твои дела? У тебя всё в порядке? - тихо спросил я, протягивая к ней руки. Ладонь была холодной, но стоило мне взять её в свою, как она сразу же потеплела.
Как и следовало ожидать, её чувства представляли собой смесь раздражения, усталости и смирения. А в глазах...
И снова словно что-то щёлкнуло у меня в голове.
- Наркотики? - спросил я, поворачиваясь к Айзенштадту. - Целых полтора месяца её накачивали наркотиками?
У него на щеке дёрнулся мускул.
- Время от времени в течение этого срока ей их давали, это так, - холодно подтвердил он. - Нам требовалось узнать как можно больше о гремучниках, и, как вы уже сами заявили, она оказалась лучшим их знатоком, нежели вы.
- И, конечно же, не нашлось никого, чье влияние было бы сравнимо с влиянием «Группы Карильон» и кто проследил бы за тем, чтобы ей не слишком докучали допросами?
Его лицо потемнело от гнева.
- Знаете, Бенедар, на вашем месте я не стал бы уж очень задирать нос. Ведь вы и сами стоите там, где лед очень тонок, и в ту же минуту, когда вы окажетесь здесь бесполезным, он провалится под вами или растает, это уж как хотите.
Я посмотрел на него, но прежде чем успел что-то сказать, Каландра предупреждающе сжала мою ладонь.
- О'кей, - сказала она. - Он прав. И кроме того... - Её глаза блуждали по полю гремучников, и я почувствовал, что ее рука вдруг стала твёрдой, как камень. - Что бы здесь ни происходило, нам следует знать об этом.
Я взглянул вначале на нее, потом на Айзенштадта, и, проглотив страх, спросил:
- С чего нам начать, как вы думаете?
- Давайте начнем, - облегченно сказал он. Выло ясно, что ни я, ни Каландра не относятся к тем людям, которые могут оказаться для него бесполезными, как бы он не стремился вбить это нам в головы. Я запомнил это на будущее, и мы приблизились к окраине города гремучников.
- Мы обнаружили несколько мест на их кожице, где можно регистрировать биотоки, - объяснял доктор, склоняясь над одним из гремучников и пристально осматривая места с укрепленными по всей длине извивавшегося гребешка датчиками. Я заметил, что он старался не касаться самого гремучника, и подумал, не состоялась ли вторая демонстрация способности гремучников к самозащите? - Мы можем фиксировать много сигналов, когда они... не заняты... но почти каждое создание, которое нам удалось отыскать, снова возвращалось к активности до истечения предела наступления распада.
- Предела чего? - не понял я.
- Предела наступления распада. - Недовольство Айзенштадта слегка усилилось. - Когда их тела пусты, не заняты, начинается распад тканей, правда, в очень слабой форме. Ничего серьезного, но наши исследования доказали, что если гремучник находится в этом состоянии более двух часов, то наступают необратимые изменения.
Каландра поёжилась.
- Так, будто они действительно погибают?
Эта фраза несколько мгновений оставалась без ответа. Временно мёртвые гремучники, постоянно мёртвые зомби. В системе Солитэра никуда нельзя было деться от смерти.
- Как бы то ни было, - наконец отозвался Айзенштадт, - нам кажется, что именно существование этого предела предполагает, что их способности не могут развиваться параллельно физическому развитию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57