– Вот если бы нам с тобой генерал «Пастушонка » подарил, тогда нам ни один черт не страшен!
– Я и не знал, что ты голубой, – хмыкнул Виктор. – О пастушках мечтаешь.
– Мечтаю, мечтаю, – поддакнул Каланжо. – Этот «Пастушонок» любую задницу может поиметь. А вот и генерал к нам идет! Может, решил чем-нибудь ценным нас одарить на дорогу?
Однако было не похоже, чтоб генерал собирался их чем-то одаривать. Бурлаков был мрачен. Оглядел вездеход, потом подошел к караульне.
– Ну что, собрались? – спросил, хотя и сам видел: чти все приготовленное оружие они уже забрали.
– Набили вездеход под завязку, – похвастался Каланжо.
Бурлаков протянул раскрытую ладонь:
– Виктор Павлович, отдайте мне ваши ключи.
– В чем дело? Вы же мне их сами вручили как своему помощнику.
– Выносить ключи из крепости не допускается. Вернетесь – получите снова.
– Быстро же вы меня разжаловали!
Виктор снял ключи с пояса, повертел связку в. пальцах, помедлил.
– Я их вам верну, даю слово, – сказал Бурлаков.
– Забирайте! – Виктор положил связку на раскрытую ладонь. – Одного не понимаю: зачем вам понадобилось так меня унижать? Или вы даже не заметили, как унизили?
Он повернулся и зашагал к вездеходу.
– Не очень-то вы любезны с нашим генералом, – заметил Каланжо, когда все участники экспедиции уже забрались в вездеход.
– Знаете, почему я не переношу монархов? – Ланьер все еще злился: на той стороне браслет наверняка бы показал недопустимое повышение агрессивности.
– Вопрос риторический?
Виктор усмехнулся:
– Потому что любому монарху подданные должны лизать задницу. И мне, честно говоря, безразлично, хорошая эта жопа или мерзкая, – меня сам процесс бесит.
– Я заметил, – кивнул Каланжо. – Но, знаете, многим нравится.
3
Вокруг крепости за белым кругом располагались зоны мортала. А меж ними тонкой паутиной – хронопостоянные линии. По ним, как по дорогам, можно было ехать без опаски. Одна беда: линии эти менялись. Где вчера было хроноболото – сегодня уже мортал. Зимой с этим нетрудно разобраться: если снег лежит – значит, безопасный участок, если серая земля да гнилая хвоя – мортал. А если палая листва повсюду видна – мортал только-только сдвинулся, выпустил новые щупальца. На карте хронопостоянныс зоны – светло-зеленые. В реальности они были в это время года белыми – завалены снегом. Дороги здешние зимой не чистят. Снегопады в Диком мире похожи на бедствия – полметра за ночь может навалить.
Километров десять вездеход ехал по ровной, засыпанной снегом просеке. Псевдоколеса приподнялись на метр, не меньше, но все равно снежная пыль окутала машину густым облаком. Раф указывал дорогу. Том – вел. Колесили, поворачивали, ехали напрямик через мортал – благо деревья росли редко. Потом вывернул им прямо под колеса накатанный санный путь, а дальше пошли следы колес, попадались и зигзаги, оставленные псевдиками вездеходов.
– Красиво здесь, правда? – вздохнул Димаш. – Просто загляденье. По этому миру с рюкзачком бы походить летом и на лыжах – зимой.
– В принципе, затем большинство и приходит, – отозвался Виктор.
– И еще пострелять, – хмыкнул Каланжо.
– Поиграть, – уточнил Ланьер. – Покричать: «Пиф-паф!» Для большинства это не всерьез. Смерть условная, как и боль.
– Наша жизнь давно утратила серьезность, – заметил Каланжо.
– А вместе с ней и значительность. – Этим утром у Ланьера было мрачное настроение. – Все стоит одинаково – фальшь и искренность, кропотливый труд и легкомысленный успех, потому что цена всему – минута.
– А эта дорога куда ведет? – спросил Димаш, указывая на боковую тропку в снегу.
– Здесь повсюду деревни, – пояснил Раф, – но сейчас в ближайшие поселения соваться нет смысла – до Нового года деревенские ничего не продают. Придерживают, набивают цену. Только если у кого острая нужда в патронах или лекарствах. Но в этом случае они приходят сами, покупают в крепости, что нужно, и тут же уходят.
– Я и не знал, что здесь столько пацифистов, – подивился Виктор.
– Пасики? Нет, – покачал головой Раф. – Обычные люди. Стрелки, ролевики, технари из дорожных бригад, наблюдатели – все оседают в Диком мире. Явятся из-за врат якобы поиграться, побродят по лесам, прикинут, что и как, побросают оружие и устроятся жить. Дома ставят, обзаводятся семьями.
– Жить? Разве можно жить среди войны? – засомневался Виктор.
– Вполне. Война в игровых зонах, а тут – вполне приличное житье. В поселках «милитари», говорят, вообще все классно устроено.
– Им что, в том, нормальном, мире места мало?
– Выходит, что так. Останови! – велел Раф Томасу.
Навстречу ехали груженные бревнами сани. Лошадью правил мальчишка-подросток. По обеим сторонам саней шагали два здоровенных мужика с винтовками.
Виктор выбрался из машины.
– День добрый! Мы из крепости! – крикнул он мужикам. – Продукты есть на продажу?
– А что можете предложить? – отозвался охранник в овчинном тулупе и меховой шапке.
– Патроны. Лекарства.
– Ничего не нужно. Проезжайте.
Виктор пожал плечами, вновь сел в вездеход.
– Видишь того бородатого? – Раф указал на мужика, что не вступал в разговор. – Этого типа отец спас от смерти. Оказалось – жадный до смерти. С ним лучше не торговаться. Он за килограмм картошки десять патронов просил. Я думал, в тот год, когда отец его спас, он скидку сделает. У нас, как назло, было туго с припасами: из-за врат почти ничего не прислали. Ну, мы и поехали торговаться. А этот жадюга ни одного патрона не скинул. Зато за лекарствами приходит в крепость и выпрашивает – бесплатно. Каждый раз канючит: ребеночек помирает. То сыночек, то племянничек, то дочурка занемогла. И никогда не платит. Мы жителей этой деревни «волками» называем.
– Зачем ты привез нас сюда? – пожал плечами Каланжо. – Поглядеть на этого павиана? Таких и по ту сторону врат полно.
– Да ни зачем. Просто мимо ехали. Картошку лучше покупать в долине. Там зона небольшого хроноускорения. Там уже в июле каждая картофелина вот такая. – Раф изобразил руками что-то больше похожее на арбуз. – И староста там нормальный. Прижимистый, но в меру, не борзеет. И потом он в крепости много всяких вещей заказывает: колокольцы серебряные, подсвечники, клепсидры. Механические часы для него в мастерских делают. Счет, разумеется, ведется на патроны. Здесь это валюта. Если в крепости с патронами и припасами туго, он картошку в кредит отпускает. Иногда охрану из крепости просит и хорошо платит, при этом кормит охрану бесплатно.
– А Хьюго там у них свой есть? – спросил Каланжо.
– Ты о чем? – не понял Раф.
– Да я вот думаю, может, мне лучше в этой вашей Картофельной деревне поселиться? Больно мне твой староста понравился.
4
Особенность Дикого мира такова: все, что близко, на самом деле – далеко. Все, что сложно, – проще простого. Самое простое – неразрешимо.
До Картофельной деревни они не доехали.
Время встало. Рядом на сиденье притулился тот мальчишка, с белыми волосами и исхудалым лицом, прозрачный, бестелесный почти, призрак смерти, остановленный пулями черного всадника в мортале.
В отличие от прежних «гостей» этот остался таким, каким был, – до времени постаревшим, с белыми волосами и бровями, с истонченной кожей, сквозь которую просвечивали голубые ниточки вен. Только белую стариковскую бороду стер у призрака мортал.
– Мы нашли подходящую скалу. Может, это та самая, настоящая! – Призрак начал, как всегда, со своей мечты. Протянул ладонь, и на ней замерцала голограмма: из зелени густого леса выдавалась носом линкора скала. – Но ты дальше пока не ходи. Опасно тут.
– Почему пришел ты, а не кто-то другой? – спросил Виктор, впрочем, не надеясь, что получит ответ. Но тот ответил:
– Сегодня моя очередь...
Видение пропало.
– Останови! – крикнул Виктор.
Том отреагировал мгновенно, вездеход встал, псевдоколеса погрузились в снег.
– Впереди мары, – сказал Виктор. – Том, Димаш и Раф – оставаться в машине. Мы с Каланжо пойдем вперед на разведку.
Двинулись целиной, увязая в снегу. Сначала по колено, потом по щиколотку. Еще шаг – и стала проглядывать хвоя, захрустели ветки под ногами. Они приближались к границе мортала.
«Бесшумно, как у Хьюго, не получается, – подумал Виктор. – Хоть и кровь виндекса в жилах, да навыка нет».
Хорошо еще, ни Ланьер, ни Каланжо не навесили на себя колокольчики.
Впереди дорога поворачивала. А что за поворотом, не видно: как нарочно, слева грудой лежали огромные валуны. Из-за поворота долетали звуки: голоса, какое-то хрипенье, слышался смех.
Виктор приложил палец к губам. Затем ткнул себя в грудь и указал пальцем вперед. За поворот он хотел заглянуть один. Каланжо отрицательно мотнул головой. Его палец нацелился на раздавленную скалу, ставшую грудой камней. Логично: забраться на вершину и оттуда глянуть, что происходит на той стороне. Виктор кивнул.
По камням они лезли минут пять. Камни оказались на редкость острые – резали пальцы даже сквозь кожаные перчатки. Еще приходилось следить, чтобы камни вниз не катились. Объявлять о своем появлении им было пока ни к чему. Один раз Каланжо едва не сорвался, но Виктор его удержал, ухватил за ворот. Наконец забрались на гребень. Глянули, да так и застыли, будто к камням примерзли.
Маров было семеро. Главарь – высоченный и дородный, в синей курке и меховой шапке – стоял возле высокого дерева. Подле него суетился то ли мужик, то ли баба – не разобрать издали. Одно было видно: волосы длинные и плечи покатые, куртка просторная. Остальных Виктор разглядеть не успел. Потому что взгляд его уперся в дерево. Огромная мортальная сосна: граница как раз пролегала за разрушенной скалой. И к этому необхватному стволу было прибито нечто длинное, бело-розово-красное, больше всего похожее на мешок. Мешок этот издавал хрипящие и булькающие звуки.
Не сразу Виктор донял, что мешок вовсе не булькает – он говорит. Даже можно разобрать, что именно.
«Я люблю маров».
Каланжо ткнул Виктора в бок, указал на главаря и стал целиться. Виктор решил стрелять в того, что стоял слева. Но первым выстрелил не он, и не Каланжо. Выстрел грохнул внизу – со стороны дороги. Голова главаря лопнула выдавленным гнойником. Тело покачнулось и плашмя рухнуло на землю. Следом выстрелил Виктор – в того типа, что напоминал бабу, Каланжо выстрелил почти одновременно, он успел сориентироваться и снял из своей снайперки еще одного.
После этого мары кинулись врассыпную. Один развернулся, наугад дал очередь – осколки камней брызнули у основания скалы. Каланжо тут же уложил стрелка. Остальные бежали, даже не пробуя отстреливаться. Виктор и Каланжо расстреляли их по одному. Когда упал последний, Виктор, позабыв о всякой опасности, понесся по камням вниз. Потерял равновесие, упал, покатился, стукнулся коленом и локтем, штанину порвал. Добежал до дерева первым.
К сосне был привязан голый мужчина. Его прикрутили к стволу стальной проволокой. Да еще руки прибили гвоздями. Где они только взяли эти гвозди? Прибили давно: кровь успела свернуться. В ноздри пленнику мары воткнули остро заточенные ветки. В одно ухо – тоже. Всего, что мары учинили, Виктор даже и не разглядел – отвернулся. Перевел дыхание, перебарывая тошноту. Стал срочно искать, чем вытащить гвозди, чтобы парня от дерева отодрать.
И тут увидел, что один из маров жив – его только в руку ранило. Map сидел на снегу, всхлипывал, сопли по губам и подбородку текли, здоровой рукой он успел вытащить" из кармана бинтик. Рану хотел перевязывать. Тряпочку белую в его руках ветерком повевало, такой вот белый флаг получился. Жить мару хотелось.
Виктор поднял автомат. Ствол почти коснулся виска раненого. Парень замер.
– Ланьер, что ты делаешь?! – окликнул Виктора тонкий голосок.
Виктор лишь скосил глаза. Изящно ступая по палой хвое, шагал Раф. Это он первым выстрелом из своей снайперки снял главаря.
– Мы берем в плен маров? – спросил Виктор.
– Нет.
– Тогда зачем ты спрашиваешь?
– Его можно подлечить и продать, деньги нам еще понадобятся, – сказал Раф. Испытывает ли этот малыш какие-то чувства? Ненависть? Любовь? Страх?
– Как раба? – спросил Виктор с издевкой.
– Ну да. Рабы в Диком мире дорогие. – Вопрос его нисколько не уязвил. – Тысячу патронов можно запросить. Парень на вид крепкий. А рана у него легкая. Царапина, а не рана.
– Хорошо. Свяжи подонка. Пусть в Картофельной деревне решают, что с ним делать.
Виктор опустил автомат и отвернулся. Его душила злость. Злился он на себя: во-первых, за то, что не смог пристрелить мара. Во-вторых, ему было стыдно, что хотел это сделать.
5
Пленного они все же отодрали от дерева. Возились довольно долго, а если учесть, что дерево росло на границе мортала, то каждый потерял как минимум неделю жизни. Однако справились. Втроем (тяжелый этот человек был неимоверно) дотащили спасенного до вездехода, надели манжету с физраствором на руку, закутали изувеченное тело в одеяло. Виктор вколол раненому морфий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Я и не знал, что ты голубой, – хмыкнул Виктор. – О пастушках мечтаешь.
– Мечтаю, мечтаю, – поддакнул Каланжо. – Этот «Пастушонок» любую задницу может поиметь. А вот и генерал к нам идет! Может, решил чем-нибудь ценным нас одарить на дорогу?
Однако было не похоже, чтоб генерал собирался их чем-то одаривать. Бурлаков был мрачен. Оглядел вездеход, потом подошел к караульне.
– Ну что, собрались? – спросил, хотя и сам видел: чти все приготовленное оружие они уже забрали.
– Набили вездеход под завязку, – похвастался Каланжо.
Бурлаков протянул раскрытую ладонь:
– Виктор Павлович, отдайте мне ваши ключи.
– В чем дело? Вы же мне их сами вручили как своему помощнику.
– Выносить ключи из крепости не допускается. Вернетесь – получите снова.
– Быстро же вы меня разжаловали!
Виктор снял ключи с пояса, повертел связку в. пальцах, помедлил.
– Я их вам верну, даю слово, – сказал Бурлаков.
– Забирайте! – Виктор положил связку на раскрытую ладонь. – Одного не понимаю: зачем вам понадобилось так меня унижать? Или вы даже не заметили, как унизили?
Он повернулся и зашагал к вездеходу.
– Не очень-то вы любезны с нашим генералом, – заметил Каланжо, когда все участники экспедиции уже забрались в вездеход.
– Знаете, почему я не переношу монархов? – Ланьер все еще злился: на той стороне браслет наверняка бы показал недопустимое повышение агрессивности.
– Вопрос риторический?
Виктор усмехнулся:
– Потому что любому монарху подданные должны лизать задницу. И мне, честно говоря, безразлично, хорошая эта жопа или мерзкая, – меня сам процесс бесит.
– Я заметил, – кивнул Каланжо. – Но, знаете, многим нравится.
3
Вокруг крепости за белым кругом располагались зоны мортала. А меж ними тонкой паутиной – хронопостоянные линии. По ним, как по дорогам, можно было ехать без опаски. Одна беда: линии эти менялись. Где вчера было хроноболото – сегодня уже мортал. Зимой с этим нетрудно разобраться: если снег лежит – значит, безопасный участок, если серая земля да гнилая хвоя – мортал. А если палая листва повсюду видна – мортал только-только сдвинулся, выпустил новые щупальца. На карте хронопостоянныс зоны – светло-зеленые. В реальности они были в это время года белыми – завалены снегом. Дороги здешние зимой не чистят. Снегопады в Диком мире похожи на бедствия – полметра за ночь может навалить.
Километров десять вездеход ехал по ровной, засыпанной снегом просеке. Псевдоколеса приподнялись на метр, не меньше, но все равно снежная пыль окутала машину густым облаком. Раф указывал дорогу. Том – вел. Колесили, поворачивали, ехали напрямик через мортал – благо деревья росли редко. Потом вывернул им прямо под колеса накатанный санный путь, а дальше пошли следы колес, попадались и зигзаги, оставленные псевдиками вездеходов.
– Красиво здесь, правда? – вздохнул Димаш. – Просто загляденье. По этому миру с рюкзачком бы походить летом и на лыжах – зимой.
– В принципе, затем большинство и приходит, – отозвался Виктор.
– И еще пострелять, – хмыкнул Каланжо.
– Поиграть, – уточнил Ланьер. – Покричать: «Пиф-паф!» Для большинства это не всерьез. Смерть условная, как и боль.
– Наша жизнь давно утратила серьезность, – заметил Каланжо.
– А вместе с ней и значительность. – Этим утром у Ланьера было мрачное настроение. – Все стоит одинаково – фальшь и искренность, кропотливый труд и легкомысленный успех, потому что цена всему – минута.
– А эта дорога куда ведет? – спросил Димаш, указывая на боковую тропку в снегу.
– Здесь повсюду деревни, – пояснил Раф, – но сейчас в ближайшие поселения соваться нет смысла – до Нового года деревенские ничего не продают. Придерживают, набивают цену. Только если у кого острая нужда в патронах или лекарствах. Но в этом случае они приходят сами, покупают в крепости, что нужно, и тут же уходят.
– Я и не знал, что здесь столько пацифистов, – подивился Виктор.
– Пасики? Нет, – покачал головой Раф. – Обычные люди. Стрелки, ролевики, технари из дорожных бригад, наблюдатели – все оседают в Диком мире. Явятся из-за врат якобы поиграться, побродят по лесам, прикинут, что и как, побросают оружие и устроятся жить. Дома ставят, обзаводятся семьями.
– Жить? Разве можно жить среди войны? – засомневался Виктор.
– Вполне. Война в игровых зонах, а тут – вполне приличное житье. В поселках «милитари», говорят, вообще все классно устроено.
– Им что, в том, нормальном, мире места мало?
– Выходит, что так. Останови! – велел Раф Томасу.
Навстречу ехали груженные бревнами сани. Лошадью правил мальчишка-подросток. По обеим сторонам саней шагали два здоровенных мужика с винтовками.
Виктор выбрался из машины.
– День добрый! Мы из крепости! – крикнул он мужикам. – Продукты есть на продажу?
– А что можете предложить? – отозвался охранник в овчинном тулупе и меховой шапке.
– Патроны. Лекарства.
– Ничего не нужно. Проезжайте.
Виктор пожал плечами, вновь сел в вездеход.
– Видишь того бородатого? – Раф указал на мужика, что не вступал в разговор. – Этого типа отец спас от смерти. Оказалось – жадный до смерти. С ним лучше не торговаться. Он за килограмм картошки десять патронов просил. Я думал, в тот год, когда отец его спас, он скидку сделает. У нас, как назло, было туго с припасами: из-за врат почти ничего не прислали. Ну, мы и поехали торговаться. А этот жадюга ни одного патрона не скинул. Зато за лекарствами приходит в крепость и выпрашивает – бесплатно. Каждый раз канючит: ребеночек помирает. То сыночек, то племянничек, то дочурка занемогла. И никогда не платит. Мы жителей этой деревни «волками» называем.
– Зачем ты привез нас сюда? – пожал плечами Каланжо. – Поглядеть на этого павиана? Таких и по ту сторону врат полно.
– Да ни зачем. Просто мимо ехали. Картошку лучше покупать в долине. Там зона небольшого хроноускорения. Там уже в июле каждая картофелина вот такая. – Раф изобразил руками что-то больше похожее на арбуз. – И староста там нормальный. Прижимистый, но в меру, не борзеет. И потом он в крепости много всяких вещей заказывает: колокольцы серебряные, подсвечники, клепсидры. Механические часы для него в мастерских делают. Счет, разумеется, ведется на патроны. Здесь это валюта. Если в крепости с патронами и припасами туго, он картошку в кредит отпускает. Иногда охрану из крепости просит и хорошо платит, при этом кормит охрану бесплатно.
– А Хьюго там у них свой есть? – спросил Каланжо.
– Ты о чем? – не понял Раф.
– Да я вот думаю, может, мне лучше в этой вашей Картофельной деревне поселиться? Больно мне твой староста понравился.
4
Особенность Дикого мира такова: все, что близко, на самом деле – далеко. Все, что сложно, – проще простого. Самое простое – неразрешимо.
До Картофельной деревни они не доехали.
Время встало. Рядом на сиденье притулился тот мальчишка, с белыми волосами и исхудалым лицом, прозрачный, бестелесный почти, призрак смерти, остановленный пулями черного всадника в мортале.
В отличие от прежних «гостей» этот остался таким, каким был, – до времени постаревшим, с белыми волосами и бровями, с истонченной кожей, сквозь которую просвечивали голубые ниточки вен. Только белую стариковскую бороду стер у призрака мортал.
– Мы нашли подходящую скалу. Может, это та самая, настоящая! – Призрак начал, как всегда, со своей мечты. Протянул ладонь, и на ней замерцала голограмма: из зелени густого леса выдавалась носом линкора скала. – Но ты дальше пока не ходи. Опасно тут.
– Почему пришел ты, а не кто-то другой? – спросил Виктор, впрочем, не надеясь, что получит ответ. Но тот ответил:
– Сегодня моя очередь...
Видение пропало.
– Останови! – крикнул Виктор.
Том отреагировал мгновенно, вездеход встал, псевдоколеса погрузились в снег.
– Впереди мары, – сказал Виктор. – Том, Димаш и Раф – оставаться в машине. Мы с Каланжо пойдем вперед на разведку.
Двинулись целиной, увязая в снегу. Сначала по колено, потом по щиколотку. Еще шаг – и стала проглядывать хвоя, захрустели ветки под ногами. Они приближались к границе мортала.
«Бесшумно, как у Хьюго, не получается, – подумал Виктор. – Хоть и кровь виндекса в жилах, да навыка нет».
Хорошо еще, ни Ланьер, ни Каланжо не навесили на себя колокольчики.
Впереди дорога поворачивала. А что за поворотом, не видно: как нарочно, слева грудой лежали огромные валуны. Из-за поворота долетали звуки: голоса, какое-то хрипенье, слышался смех.
Виктор приложил палец к губам. Затем ткнул себя в грудь и указал пальцем вперед. За поворот он хотел заглянуть один. Каланжо отрицательно мотнул головой. Его палец нацелился на раздавленную скалу, ставшую грудой камней. Логично: забраться на вершину и оттуда глянуть, что происходит на той стороне. Виктор кивнул.
По камням они лезли минут пять. Камни оказались на редкость острые – резали пальцы даже сквозь кожаные перчатки. Еще приходилось следить, чтобы камни вниз не катились. Объявлять о своем появлении им было пока ни к чему. Один раз Каланжо едва не сорвался, но Виктор его удержал, ухватил за ворот. Наконец забрались на гребень. Глянули, да так и застыли, будто к камням примерзли.
Маров было семеро. Главарь – высоченный и дородный, в синей курке и меховой шапке – стоял возле высокого дерева. Подле него суетился то ли мужик, то ли баба – не разобрать издали. Одно было видно: волосы длинные и плечи покатые, куртка просторная. Остальных Виктор разглядеть не успел. Потому что взгляд его уперся в дерево. Огромная мортальная сосна: граница как раз пролегала за разрушенной скалой. И к этому необхватному стволу было прибито нечто длинное, бело-розово-красное, больше всего похожее на мешок. Мешок этот издавал хрипящие и булькающие звуки.
Не сразу Виктор донял, что мешок вовсе не булькает – он говорит. Даже можно разобрать, что именно.
«Я люблю маров».
Каланжо ткнул Виктора в бок, указал на главаря и стал целиться. Виктор решил стрелять в того, что стоял слева. Но первым выстрелил не он, и не Каланжо. Выстрел грохнул внизу – со стороны дороги. Голова главаря лопнула выдавленным гнойником. Тело покачнулось и плашмя рухнуло на землю. Следом выстрелил Виктор – в того типа, что напоминал бабу, Каланжо выстрелил почти одновременно, он успел сориентироваться и снял из своей снайперки еще одного.
После этого мары кинулись врассыпную. Один развернулся, наугад дал очередь – осколки камней брызнули у основания скалы. Каланжо тут же уложил стрелка. Остальные бежали, даже не пробуя отстреливаться. Виктор и Каланжо расстреляли их по одному. Когда упал последний, Виктор, позабыв о всякой опасности, понесся по камням вниз. Потерял равновесие, упал, покатился, стукнулся коленом и локтем, штанину порвал. Добежал до дерева первым.
К сосне был привязан голый мужчина. Его прикрутили к стволу стальной проволокой. Да еще руки прибили гвоздями. Где они только взяли эти гвозди? Прибили давно: кровь успела свернуться. В ноздри пленнику мары воткнули остро заточенные ветки. В одно ухо – тоже. Всего, что мары учинили, Виктор даже и не разглядел – отвернулся. Перевел дыхание, перебарывая тошноту. Стал срочно искать, чем вытащить гвозди, чтобы парня от дерева отодрать.
И тут увидел, что один из маров жив – его только в руку ранило. Map сидел на снегу, всхлипывал, сопли по губам и подбородку текли, здоровой рукой он успел вытащить" из кармана бинтик. Рану хотел перевязывать. Тряпочку белую в его руках ветерком повевало, такой вот белый флаг получился. Жить мару хотелось.
Виктор поднял автомат. Ствол почти коснулся виска раненого. Парень замер.
– Ланьер, что ты делаешь?! – окликнул Виктора тонкий голосок.
Виктор лишь скосил глаза. Изящно ступая по палой хвое, шагал Раф. Это он первым выстрелом из своей снайперки снял главаря.
– Мы берем в плен маров? – спросил Виктор.
– Нет.
– Тогда зачем ты спрашиваешь?
– Его можно подлечить и продать, деньги нам еще понадобятся, – сказал Раф. Испытывает ли этот малыш какие-то чувства? Ненависть? Любовь? Страх?
– Как раба? – спросил Виктор с издевкой.
– Ну да. Рабы в Диком мире дорогие. – Вопрос его нисколько не уязвил. – Тысячу патронов можно запросить. Парень на вид крепкий. А рана у него легкая. Царапина, а не рана.
– Хорошо. Свяжи подонка. Пусть в Картофельной деревне решают, что с ним делать.
Виктор опустил автомат и отвернулся. Его душила злость. Злился он на себя: во-первых, за то, что не смог пристрелить мара. Во-вторых, ему было стыдно, что хотел это сделать.
5
Пленного они все же отодрали от дерева. Возились довольно долго, а если учесть, что дерево росло на границе мортала, то каждый потерял как минимум неделю жизни. Однако справились. Втроем (тяжелый этот человек был неимоверно) дотащили спасенного до вездехода, надели манжету с физраствором на руку, закутали изувеченное тело в одеяло. Виктор вколол раненому морфий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51