ему не отпирали. Потом оконце приоткрылось:
– А ну п-шел отседова! Спать не мешай! – крикнул грубый голос. Вряд ли эскулапа – скорее, лесоруба, а в прошлом наверняка стрелка.
Однако Том и не подумал робеть. Еще раз грохнул ботинком в дверь.
– Пацана позови, Кощеева детеныша! Потолковать с ним надо.
– Спит он уже, – отозвался все тот же хрипатый.
– Разбуди!
– Вот еще! Не тебе, пацан, мне приказывать.
– Разбуди! – потребовал Михал, отстраняя Тома и поднимаясь на крыльцо.
Ему тут же отворили. Здоровяк в ватнике на голое тело провел Михала и Тома на кухню. Здесь горела вечная лампа. И на стуле, одетый в теплый свитер и рейтузы, сидел давешний мальчишка, тот, что выманил Виктора Ланьера из дома. Сидел, съежившись, глядя в пол. Ожидал расправы.
– Ну, рассказывай, Рустик, чем тебе Генрих заплатил, чтобы ты ему в спектакле подыграл, – сказал староста, усаживаясь на табурет напротив.
– Да я... я просто так, дядя Михал, – попробовал запереться Рустик. – Сказали, я пошел и позвал. Откуда мне знать – для чего.
– Не лгать! – рявкнул староста.
– Две пачки сигарет дал, – признался Рустик. – И жвачку. Жвачку я уже съел. А сигареты – вот. – Рустик выложил пачки на стол.
Приоткрылась дверь, худой тощий человек в халате и вязаной шапочке шагнул на кухню несмело.
– Да ладно тебе, Михал! – попробовал защитить сына Кощей. – Ну, глупость сморозил, искушению поддался, так мальчишка ведь. Что ж нам, казнить его теперь?
– За глупость надо платить. Явятся псы – рабов покупать после Нового года, продадим.
– Да ты что? – Кощей стал рвать халат, царапать грудь, будто хотел что-то спрятанное достать и отдать старосте, как Рустик только что отдал сигареты. – Побойся Бога! Да за что мальчишку-то?
– Я же сказал: за глупость. – Михал был невозмутим.
– Дядя Михал! Простите! – заревел Рустик. – Я вам скажу, я такое нашел, случайно... Я отдам! Вот.
Он кинулся на колени, поднял деревянную плашку в полу и извлек из простенького тайничка припрятанное днем: кобуру от игломета. Похитителю было несподручно лежать, ожидая жертву, держа под одеялом не только игломет, но и кобуру с ремнем. Вот он кобуру и бросил за кровать, а пацан после уже нашел.
Михал взял находку, повертел в руках. Кожа хорошая, заклепки металлические, пряжка серебряная, и на ней эмблема – венок, меч и орел.
– Знак Валгаллы. Вот откуда этот Генрих пожаловал. – Староста покосился на Тома. – Они ждали герцога. Знали: осенью герцог непременно придет в деревню. Ну что ж, дождались. Ладно, Рустик, не будем тебя продавать. – И староста слегка тронул Тома за плечо. Разрешал пару раз виновного приложить. От души.
Том не сдвинулся с места.
– Ты чего? – спросил Михал.
– Надо было запереть вездеход, – пробормотал Том. – Сам виноват.
И кинулся вон из дома.
МИР
Глава 6
1
– Проснитесь, команданте, к вам какие-то люди приехали. – Толстяк Мигель тряс хозяина за плечо. – Я просил их отправиться на отцовское поле, но они не уходят.
Тутмос лежал поперек огромной кровати, зарывшись лицом в подушки. С кровати даже не сняли шелковое покрывало. Измятое, оно свешивалось с одного краю на пол. На кровати валялось также несколько посторонних предметов: огромный серебряный поднос, рассыпанная колода карт (теперь уже наверняка неполная), пустая бутылка, из горлышка которой на оранжевое покрывало вытекло немного жидкости темно-лилового цвета, и пустые пластиковые стаканчики.
– А? Что за люди? Ах да, марш открытых врат... Открыть ворота всем и обняться... Почему они не заночевали в палатках? Ладно, ладно, уложи их в гостиной на полу. – Команданте взял серебряный поднос и принялся в него смотреться, хотя напротив кровати имелось огромное зеркало. Команданте морщился: то, что отражалось в серебряном подносе, ему явно не нравилось.
– Уже утро, синьор. К тому же не похоже, что они будут куда-то маршировать. Старые больно. Это рен Сироткин и полковник Скотт. Так они о себе сказали.
– Что, полковник Скотт? Этот хрыч? – При таком известии сон мгновенно слетел с Тутмоса, команданте вскочил и принялся одеваться. Первым делом – ремень, на нем, как всегда, кобура с пистолетом и в кожаных ножнах – тесак. Потом брюки. – Я обещал его пристрелить. Пиф-паф, если он подойдет ко мне ближе, чем на сто шагов. Проклятье! Что ему нужно, ты не знаешь?
– Не знаю, синьор. Только рен Сироткин велел вам передать одну фразу...
– Какую? – Тутмос насторожился. Даже дыхание задержал. Мигель нахмурился, почесал переносицу, потом затылок:
– Как же он сказал? Больно мудрено. Ага, сейчас вспомню. Лето вместо осени... Нет, не так. Ах да, слушайте: «Лето поменялось с осенью местами». Что бы это могло значить?
Команданте выдохнул. Но нельзя сказать, чтобы с облегчением.
– Еще он мне подмигнул, – добавил Мигель. – Мне показалось – по-дружески.
– Рен тебе подмигнул? – не поверил Тутмос. – Ладно, веди этих надоед в гостиную.
– Всех?
– Что значит – всех? Обоих. Рена и полковника. Полковника, старого хрыча, лучше убивать в доме. Так ведь?
Мигель растерянно захлопал глазами, не зная, как понимать слова хозяин. Шутит тот или говорит серьезно.
Наконец выдавил:
– С ними какая-то девица. Ее тоже...
– И девицу тоже тащи. Уж кого-кого, а девицу я точно не оставлю за воротами.
– Я так и думал! – Мигель помчался выполнять указание.
Тутмос кинулся в соседнюю комнату. Эта спальня была почти таких же размеров, что и комната команданте. Во всяком случае, кровать ничуть не уступала по габаритам ложу хозяина.
Едва скрипнула дверь, Ланьер вскочил. Был он в одних трусах, зато в руке – пистолет. Увидев команданте, Поль сел на кровать и спрятал оружие под подушку.
– В чем дело? Прибыл транспорт? – спросил Ланьер.
– Как бы не так! Прибыли рен Сироткин и полковник Скотт. Ты знаешь Сироткина? Ему можно доверять?
– Деньги можно давать в долг и на хранение. Себе не возьмет. А вот насчет тайн – не знаю. Ладно, поболтай с гостями о каких-нибудь пустяках, я скоро выйду к ним. Только про наши игрушки – ни слова.
– Конечно, ни слова. Я же не дурак, как полковник! – приосанился команданте.
2
– Ничего себе поместье, – бормотал полковник Скотт, пока гости шли через холл в гостиную. – И этого человека называют бескорыстным! Видели, какие у него вазы? А люстра? А ковры? Кто за все это заплатил?
– У вас есть возможность спросить об этом у команданте, – отозвался рен Сироткин. – Впрочем, я уверен – он все это барахло мало ценит. – В отличие от своих спутников, рен свободно говорил по-испански.
– Ошибаетесь, рен, очень даже ценю, – команданте встречал гостей на пороге гостиной. И отвечал по-английски. Говорил он довольно сносно, хотя и с сильным акцентом. – Особенно эту шкуру на полу. Прошу ступать осторожно. Она из Дикого мира. Подарок друга, спасшего мне жизнь.
– Я бы на вашем месте носил эту шкуру на плечах, – сказал рен.
– Ого! Какая ж пуля может свалить такого зверя? – изумилась Женька.
– Двенадцатый калибр.
– Двенадцатый? – переспросила Женька. – Что же эта за пуля?
– Я имею в виду гладкоствольное охотничье оружие, – отвечал команданте, не скрывая самодовольства. – Двенадцать пуль отливаются из фунта свинца. Каждый мужчина должен разбираться в калибрах.
– Еще скажите, что этот дом вам тоже подарили, как шкуру.
– Вы угадали. А у вас, полковник, неужели нет собственного домика? – поинтересовался Тутмос.
– У меня нет таких друзей, команданте, – отозвался Скотт.
– Я столько лет жил под открытым небом, что имею право несколько деньков понежиться в мягкой кровати и поплавать в бассейне. Впрочем, полковник, не завидуйте: завтра я отправляюсь в поход. Когда я уйду, можете расположиться в моих комнатах, как у себя дома. Мне не жалко. Плавайте в бассейне, загорайте, смотрите головидео в гостиной. Хотите?
– Мы хотим серьезно поговорить, – оборвал треп Тутмоса рен Сироткин.
– Неужели вы снизошли до серьезного разговора со мной? – хмыкнул команданте.
– Ну вот! Я же говорил! – возмутился полковник. – Этот человек – дешевый фигляр, разве можно иметь с ним дело?!
– Думаю, что да, – без тени насмешки отвечал рен.
– Ого! Оказывается, рен Сироткин умеет быть мудрым! – Тутмос захлопал в ладоши. – Ну что ж, я буду говорить серьезно, только разговор этот будет кратким. Вот моя речь, я ее заготовил на тот случай, если появится мудрый человек. Итак, господа, слушайте речь, предназначенную для мудрого человека. – Команданте поднял руку и застыл в позе римского оратора. – Я чувствую, что-то не так! Я чувствую – воняет дерьмом. Любой из политиков, писателей и комментаторов тут же заявит: дескать, только он знает, что нам всем делать. Я же говорю: «Не знаю». Я кричу: «Оглянитесь! Задумайтесь!» Меня не слышат. Тогда я беру автомат и начинаю стрелять. Тогда меня слышат. И все тоже начинают стрелять. Мы все стреляем. – Команданте замолчал и опустил руку. – Ну, как?
– По-моему, вы сказали слишком мало, – заметил рен.
– Вообще ничего не сказал. Переливал из пустого в порожнее, – буркнул Скотт.
– А что после пальбы? – спросила Женька.
– Девочка все поняла! Можно, я тебя расцелую, крошка? – Не дожидаясь ответа, команданте чмокнул Женьку в губы. – Так вот, господа, я вас обманул! Я знаю, что делать! Надо идти в Чичен-Ицу!
– Мы хотим к вашему маршу присоединиться, – заявил рен Сироткин. – Я даже готов пожертвовать десять тысяч евродоллов на ваше дело.
– Поразительно! – Команданте не сразу нашелся, что ответить. – И что... Полковник тоже пойдет с нами в Чичен-Ицу?
– Разумеется. В первых рядах, – подтвердил рен. Полковник лишь надменно сжал губы и кивнул.
– Это какая-то шутка? – не мог поверить команданте. – Рен Сироткин в рядах моей герильи? Вы же всегда были моим рьяным противником, рен! Я уж не говорю про полковника!
– Думаю, на время нам придется объединиться, – ответил Сироткин.
– Не получится, – пожал плечами команданте. – Вы пойдете в одну сторону, а я в другую. Даже если вам будет казаться, что вы идете за мной.
3
Поль Ланьер наблюдал встречу на экране в соседней комнате.
– Значит, рен догадался, – пробормотал герцог. – Этого стоило ожидать. Он принял приглашение. Эх, Даня, Даня, ты хоть знаешь, каков будет итог? – Потом герцог перевел взгляд на Женьку и улыбнулся. – Из этой дикарки выйдет неплохая охотница. Ей понравится в Недоступных горах.
Поль прошелся по комнате, размышляя. И хотя он давно уже все решил и оставалось только воплотить задуманное, его смущало присутствие рена. На первый взгляд казалось, что Сироткин принял правила игры, однако Ланьер чувствовал подвох. Вряд ли рен Сироткин захочет быть марионеткой. У него наверняка тоже есть свой план действий, но какой именно – Ланьер не знал.
ВОЙНА
Глава 7
1
Утро выдалось радостное, с легким морозцем. Снег искрился, деревья закутались в белое так, что лишь кое-где проглядывали темные ветви. Каланжо никогда не видел такого леса. На той стороне не осталось уже ничего подобного. Спору нет, в Вечном мире есть множество уютных уголков, красивых мест, парков и островков леса, похожих на парки. Но чтобы вот так в ряд стояли древесные великаны – один к одному, такого не найти. Разве что в заповедниках, куда не пускают людей. Да еще, говорят, в сибирской тайге остались такие места, если суметь прорваться через завалы мертвого рыжего леса. Но туда лишь сумасшедшие пытаются пробиться. И никто не возвращается. Никогда.
На этой стороне Каланжо не бывал зимой. Теперь в первый раз смотрел, обмирая от незнакомого почти чувства, на белые, все в инее, деревья на фоне ярко-голубого неба.
Назад в крепость ехали по знакомой дороге. В этот раз машину вел Том. Парнишка был молчалив и мрачен.
– У нас тут больше суток прошло, – сказал Каланжо. – А в крепости сколько?
Раф зачем-то посмотрел на свои механические часы.
– Часов пять. Или шесть.
– Не так много. Я думал, замедление куда больше. До бессмертия еще далеко, – заметил Каланжо.
– Пять жизней вместо одной? – удивился Димаш. – Мне бы хватило!
– Раф, неужели тебе ни разу не хотелось в наш Вечный мир заглянуть – хоть одним глазком поглядеть, каково там? А?
Раф стиснул зубы и ничего не ответил.
– Может, этой осенью с нами уйдешь? – продолжал как бы между прочим Каланжо.
Да что там у вас такого есть? Ничего хорошего, – буркнул Раф. – Машины повсюду, шпионство. Не хочу я к вам.
– Точно не хочешь? А может, наоборот, очень-очень хочешь, только мама с папой не пускают? – хмыкнул капитан.
Раф бросил на него полный ненависти взгляд.
– Мой отец – самый лучший! – заявил. – Он – герцог. Он – первый человек в этом мире!
– Мы в этом не сомневаемся, – хмыкнул Каланжо и, похоже, этим смешком еще больше Рафа оскорбил.
– Не зовите его с собой, – сказал Том. – Кто вырос в этом мире, для того, завратного, уже не пригоден.
– Заткнись! – в ярости выкрикнул Раф. – Это, может быть, ты не пригоден. А я смогу!
– Ну, так что, уйдем осенью? – подмигнул мальчишке Каланжо.
– Я подумаю, – Раф отвернулся и принялся смотреть в окно, чтобы ни капитан, ни сидящий рядом с ним Димаш не видели его лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– А ну п-шел отседова! Спать не мешай! – крикнул грубый голос. Вряд ли эскулапа – скорее, лесоруба, а в прошлом наверняка стрелка.
Однако Том и не подумал робеть. Еще раз грохнул ботинком в дверь.
– Пацана позови, Кощеева детеныша! Потолковать с ним надо.
– Спит он уже, – отозвался все тот же хрипатый.
– Разбуди!
– Вот еще! Не тебе, пацан, мне приказывать.
– Разбуди! – потребовал Михал, отстраняя Тома и поднимаясь на крыльцо.
Ему тут же отворили. Здоровяк в ватнике на голое тело провел Михала и Тома на кухню. Здесь горела вечная лампа. И на стуле, одетый в теплый свитер и рейтузы, сидел давешний мальчишка, тот, что выманил Виктора Ланьера из дома. Сидел, съежившись, глядя в пол. Ожидал расправы.
– Ну, рассказывай, Рустик, чем тебе Генрих заплатил, чтобы ты ему в спектакле подыграл, – сказал староста, усаживаясь на табурет напротив.
– Да я... я просто так, дядя Михал, – попробовал запереться Рустик. – Сказали, я пошел и позвал. Откуда мне знать – для чего.
– Не лгать! – рявкнул староста.
– Две пачки сигарет дал, – признался Рустик. – И жвачку. Жвачку я уже съел. А сигареты – вот. – Рустик выложил пачки на стол.
Приоткрылась дверь, худой тощий человек в халате и вязаной шапочке шагнул на кухню несмело.
– Да ладно тебе, Михал! – попробовал защитить сына Кощей. – Ну, глупость сморозил, искушению поддался, так мальчишка ведь. Что ж нам, казнить его теперь?
– За глупость надо платить. Явятся псы – рабов покупать после Нового года, продадим.
– Да ты что? – Кощей стал рвать халат, царапать грудь, будто хотел что-то спрятанное достать и отдать старосте, как Рустик только что отдал сигареты. – Побойся Бога! Да за что мальчишку-то?
– Я же сказал: за глупость. – Михал был невозмутим.
– Дядя Михал! Простите! – заревел Рустик. – Я вам скажу, я такое нашел, случайно... Я отдам! Вот.
Он кинулся на колени, поднял деревянную плашку в полу и извлек из простенького тайничка припрятанное днем: кобуру от игломета. Похитителю было несподручно лежать, ожидая жертву, держа под одеялом не только игломет, но и кобуру с ремнем. Вот он кобуру и бросил за кровать, а пацан после уже нашел.
Михал взял находку, повертел в руках. Кожа хорошая, заклепки металлические, пряжка серебряная, и на ней эмблема – венок, меч и орел.
– Знак Валгаллы. Вот откуда этот Генрих пожаловал. – Староста покосился на Тома. – Они ждали герцога. Знали: осенью герцог непременно придет в деревню. Ну что ж, дождались. Ладно, Рустик, не будем тебя продавать. – И староста слегка тронул Тома за плечо. Разрешал пару раз виновного приложить. От души.
Том не сдвинулся с места.
– Ты чего? – спросил Михал.
– Надо было запереть вездеход, – пробормотал Том. – Сам виноват.
И кинулся вон из дома.
МИР
Глава 6
1
– Проснитесь, команданте, к вам какие-то люди приехали. – Толстяк Мигель тряс хозяина за плечо. – Я просил их отправиться на отцовское поле, но они не уходят.
Тутмос лежал поперек огромной кровати, зарывшись лицом в подушки. С кровати даже не сняли шелковое покрывало. Измятое, оно свешивалось с одного краю на пол. На кровати валялось также несколько посторонних предметов: огромный серебряный поднос, рассыпанная колода карт (теперь уже наверняка неполная), пустая бутылка, из горлышка которой на оранжевое покрывало вытекло немного жидкости темно-лилового цвета, и пустые пластиковые стаканчики.
– А? Что за люди? Ах да, марш открытых врат... Открыть ворота всем и обняться... Почему они не заночевали в палатках? Ладно, ладно, уложи их в гостиной на полу. – Команданте взял серебряный поднос и принялся в него смотреться, хотя напротив кровати имелось огромное зеркало. Команданте морщился: то, что отражалось в серебряном подносе, ему явно не нравилось.
– Уже утро, синьор. К тому же не похоже, что они будут куда-то маршировать. Старые больно. Это рен Сироткин и полковник Скотт. Так они о себе сказали.
– Что, полковник Скотт? Этот хрыч? – При таком известии сон мгновенно слетел с Тутмоса, команданте вскочил и принялся одеваться. Первым делом – ремень, на нем, как всегда, кобура с пистолетом и в кожаных ножнах – тесак. Потом брюки. – Я обещал его пристрелить. Пиф-паф, если он подойдет ко мне ближе, чем на сто шагов. Проклятье! Что ему нужно, ты не знаешь?
– Не знаю, синьор. Только рен Сироткин велел вам передать одну фразу...
– Какую? – Тутмос насторожился. Даже дыхание задержал. Мигель нахмурился, почесал переносицу, потом затылок:
– Как же он сказал? Больно мудрено. Ага, сейчас вспомню. Лето вместо осени... Нет, не так. Ах да, слушайте: «Лето поменялось с осенью местами». Что бы это могло значить?
Команданте выдохнул. Но нельзя сказать, чтобы с облегчением.
– Еще он мне подмигнул, – добавил Мигель. – Мне показалось – по-дружески.
– Рен тебе подмигнул? – не поверил Тутмос. – Ладно, веди этих надоед в гостиную.
– Всех?
– Что значит – всех? Обоих. Рена и полковника. Полковника, старого хрыча, лучше убивать в доме. Так ведь?
Мигель растерянно захлопал глазами, не зная, как понимать слова хозяин. Шутит тот или говорит серьезно.
Наконец выдавил:
– С ними какая-то девица. Ее тоже...
– И девицу тоже тащи. Уж кого-кого, а девицу я точно не оставлю за воротами.
– Я так и думал! – Мигель помчался выполнять указание.
Тутмос кинулся в соседнюю комнату. Эта спальня была почти таких же размеров, что и комната команданте. Во всяком случае, кровать ничуть не уступала по габаритам ложу хозяина.
Едва скрипнула дверь, Ланьер вскочил. Был он в одних трусах, зато в руке – пистолет. Увидев команданте, Поль сел на кровать и спрятал оружие под подушку.
– В чем дело? Прибыл транспорт? – спросил Ланьер.
– Как бы не так! Прибыли рен Сироткин и полковник Скотт. Ты знаешь Сироткина? Ему можно доверять?
– Деньги можно давать в долг и на хранение. Себе не возьмет. А вот насчет тайн – не знаю. Ладно, поболтай с гостями о каких-нибудь пустяках, я скоро выйду к ним. Только про наши игрушки – ни слова.
– Конечно, ни слова. Я же не дурак, как полковник! – приосанился команданте.
2
– Ничего себе поместье, – бормотал полковник Скотт, пока гости шли через холл в гостиную. – И этого человека называют бескорыстным! Видели, какие у него вазы? А люстра? А ковры? Кто за все это заплатил?
– У вас есть возможность спросить об этом у команданте, – отозвался рен Сироткин. – Впрочем, я уверен – он все это барахло мало ценит. – В отличие от своих спутников, рен свободно говорил по-испански.
– Ошибаетесь, рен, очень даже ценю, – команданте встречал гостей на пороге гостиной. И отвечал по-английски. Говорил он довольно сносно, хотя и с сильным акцентом. – Особенно эту шкуру на полу. Прошу ступать осторожно. Она из Дикого мира. Подарок друга, спасшего мне жизнь.
– Я бы на вашем месте носил эту шкуру на плечах, – сказал рен.
– Ого! Какая ж пуля может свалить такого зверя? – изумилась Женька.
– Двенадцатый калибр.
– Двенадцатый? – переспросила Женька. – Что же эта за пуля?
– Я имею в виду гладкоствольное охотничье оружие, – отвечал команданте, не скрывая самодовольства. – Двенадцать пуль отливаются из фунта свинца. Каждый мужчина должен разбираться в калибрах.
– Еще скажите, что этот дом вам тоже подарили, как шкуру.
– Вы угадали. А у вас, полковник, неужели нет собственного домика? – поинтересовался Тутмос.
– У меня нет таких друзей, команданте, – отозвался Скотт.
– Я столько лет жил под открытым небом, что имею право несколько деньков понежиться в мягкой кровати и поплавать в бассейне. Впрочем, полковник, не завидуйте: завтра я отправляюсь в поход. Когда я уйду, можете расположиться в моих комнатах, как у себя дома. Мне не жалко. Плавайте в бассейне, загорайте, смотрите головидео в гостиной. Хотите?
– Мы хотим серьезно поговорить, – оборвал треп Тутмоса рен Сироткин.
– Неужели вы снизошли до серьезного разговора со мной? – хмыкнул команданте.
– Ну вот! Я же говорил! – возмутился полковник. – Этот человек – дешевый фигляр, разве можно иметь с ним дело?!
– Думаю, что да, – без тени насмешки отвечал рен.
– Ого! Оказывается, рен Сироткин умеет быть мудрым! – Тутмос захлопал в ладоши. – Ну что ж, я буду говорить серьезно, только разговор этот будет кратким. Вот моя речь, я ее заготовил на тот случай, если появится мудрый человек. Итак, господа, слушайте речь, предназначенную для мудрого человека. – Команданте поднял руку и застыл в позе римского оратора. – Я чувствую, что-то не так! Я чувствую – воняет дерьмом. Любой из политиков, писателей и комментаторов тут же заявит: дескать, только он знает, что нам всем делать. Я же говорю: «Не знаю». Я кричу: «Оглянитесь! Задумайтесь!» Меня не слышат. Тогда я беру автомат и начинаю стрелять. Тогда меня слышат. И все тоже начинают стрелять. Мы все стреляем. – Команданте замолчал и опустил руку. – Ну, как?
– По-моему, вы сказали слишком мало, – заметил рен.
– Вообще ничего не сказал. Переливал из пустого в порожнее, – буркнул Скотт.
– А что после пальбы? – спросила Женька.
– Девочка все поняла! Можно, я тебя расцелую, крошка? – Не дожидаясь ответа, команданте чмокнул Женьку в губы. – Так вот, господа, я вас обманул! Я знаю, что делать! Надо идти в Чичен-Ицу!
– Мы хотим к вашему маршу присоединиться, – заявил рен Сироткин. – Я даже готов пожертвовать десять тысяч евродоллов на ваше дело.
– Поразительно! – Команданте не сразу нашелся, что ответить. – И что... Полковник тоже пойдет с нами в Чичен-Ицу?
– Разумеется. В первых рядах, – подтвердил рен. Полковник лишь надменно сжал губы и кивнул.
– Это какая-то шутка? – не мог поверить команданте. – Рен Сироткин в рядах моей герильи? Вы же всегда были моим рьяным противником, рен! Я уж не говорю про полковника!
– Думаю, на время нам придется объединиться, – ответил Сироткин.
– Не получится, – пожал плечами команданте. – Вы пойдете в одну сторону, а я в другую. Даже если вам будет казаться, что вы идете за мной.
3
Поль Ланьер наблюдал встречу на экране в соседней комнате.
– Значит, рен догадался, – пробормотал герцог. – Этого стоило ожидать. Он принял приглашение. Эх, Даня, Даня, ты хоть знаешь, каков будет итог? – Потом герцог перевел взгляд на Женьку и улыбнулся. – Из этой дикарки выйдет неплохая охотница. Ей понравится в Недоступных горах.
Поль прошелся по комнате, размышляя. И хотя он давно уже все решил и оставалось только воплотить задуманное, его смущало присутствие рена. На первый взгляд казалось, что Сироткин принял правила игры, однако Ланьер чувствовал подвох. Вряд ли рен Сироткин захочет быть марионеткой. У него наверняка тоже есть свой план действий, но какой именно – Ланьер не знал.
ВОЙНА
Глава 7
1
Утро выдалось радостное, с легким морозцем. Снег искрился, деревья закутались в белое так, что лишь кое-где проглядывали темные ветви. Каланжо никогда не видел такого леса. На той стороне не осталось уже ничего подобного. Спору нет, в Вечном мире есть множество уютных уголков, красивых мест, парков и островков леса, похожих на парки. Но чтобы вот так в ряд стояли древесные великаны – один к одному, такого не найти. Разве что в заповедниках, куда не пускают людей. Да еще, говорят, в сибирской тайге остались такие места, если суметь прорваться через завалы мертвого рыжего леса. Но туда лишь сумасшедшие пытаются пробиться. И никто не возвращается. Никогда.
На этой стороне Каланжо не бывал зимой. Теперь в первый раз смотрел, обмирая от незнакомого почти чувства, на белые, все в инее, деревья на фоне ярко-голубого неба.
Назад в крепость ехали по знакомой дороге. В этот раз машину вел Том. Парнишка был молчалив и мрачен.
– У нас тут больше суток прошло, – сказал Каланжо. – А в крепости сколько?
Раф зачем-то посмотрел на свои механические часы.
– Часов пять. Или шесть.
– Не так много. Я думал, замедление куда больше. До бессмертия еще далеко, – заметил Каланжо.
– Пять жизней вместо одной? – удивился Димаш. – Мне бы хватило!
– Раф, неужели тебе ни разу не хотелось в наш Вечный мир заглянуть – хоть одним глазком поглядеть, каково там? А?
Раф стиснул зубы и ничего не ответил.
– Может, этой осенью с нами уйдешь? – продолжал как бы между прочим Каланжо.
Да что там у вас такого есть? Ничего хорошего, – буркнул Раф. – Машины повсюду, шпионство. Не хочу я к вам.
– Точно не хочешь? А может, наоборот, очень-очень хочешь, только мама с папой не пускают? – хмыкнул капитан.
Раф бросил на него полный ненависти взгляд.
– Мой отец – самый лучший! – заявил. – Он – герцог. Он – первый человек в этом мире!
– Мы в этом не сомневаемся, – хмыкнул Каланжо и, похоже, этим смешком еще больше Рафа оскорбил.
– Не зовите его с собой, – сказал Том. – Кто вырос в этом мире, для того, завратного, уже не пригоден.
– Заткнись! – в ярости выкрикнул Раф. – Это, может быть, ты не пригоден. А я смогу!
– Ну, так что, уйдем осенью? – подмигнул мальчишке Каланжо.
– Я подумаю, – Раф отвернулся и принялся смотреть в окно, чтобы ни капитан, ни сидящий рядом с ним Димаш не видели его лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51