Генри свидетель, все толковое разом вылетело из головы. Хотя я считался хорошим актером, который разбирался в драматизме сюжетов.
Указав ножом на Орбека, я кричу:
– Смотрите!
Он оставил своих помощников далеко позади. Двое из трех солдат, охранявших платформу, бегут по ступеням на перехват, а третий, оставшись у лебедки, целится из арбалета. Первого противника Орбек сносит, как таран, и одобрительный рев сотрясает старинные стены Ямы. И тут он начинает играть на публику. Второй охранник пытается ахнуть его дубиной. Но Орбек отражает удар профессиональным верхним блоком – точно как я учил его – и проводит «абнеко», контрудар сверху, который сминает шлем противника и заставляет солдата попятиться.
– Это не дуэль! – кричу я. – Убей ублюдка!
Первый охранник, оставшийся за его спиной, поднимается на ноги и бьет Орбека дубиной под нижнее ребро. У кольчуги нет внутренней прокладки, и мощный тычок сгибает огриллона, как сломанную куклу. Но тот быстро приходит в себя и, развернувшись, берет солдата в борцовский захват. Его противник отчаянно цепляется за правый локоть Орбека, и уже пытается высвободить собственную, прежде чем до него доходит, что его противник – не человек.
У огриллонов есть клыки.
Охранник издает тонкий визг, потом хрипит придушенно, когда огриллон, вонзив клыки в его подбородок, прокусывает кость, мышцы, язык и небо. Загривок у Орбека – как у дикого кабана. Мотнув головой, он вырывает челюсть противника и выплевывает ее на пол. По подбородку его струится кровь.
Потом огриллон одной рукой хватает охранника за шиворот, другой – между ногами, поднимает его над головой и вопит, обращаясь к обитателям Ямы:
– Я Черный Нож! Я Орбек Черный Нож!
Те отвечают ему громоподобным ревом.
Орбек швыряет солдата на пол галереи, как кусок мяса в клетку со львом. Зэки быстро обступают упавшего, и через мгновение его визг обрывается. Похоже, вкус крови вдохновил Орбека сильнее, чем все мои призывы, которых я так и не придумал. Он поворачивает измазанную кровью физиономию к солдату в помятом шлеме, и тот вдруг вспоминает о каком-то срочном деле на дальней стороне Донжона.
Три-четыре охранника, частично сохранившие присутствие духа, разом стреляют в Орбека, но ни одна из стрел не попадает в цель, а посему огриллон даже не обращает на них внимания. Он бросается вверх по ступеням, и солдат, стоящий на платформе, стреляет ему прямо в лицо. Но, по счастью, Орбек обладает реакцией боксера. Он быстро наклоняет голову в сторону, и стрела, царапнув ухо, отлетает от плеча, защищенного кольчугой. Охранник бросает арбалет и снимает с пояса дубину, но, вместо того чтобы побежать огриллону навстречу, ударить и сбить с лестницы, он осторожно отступает под прикрытие лебедки. Размахивая дубиной, словно стрелой башенного крана, он старается навязать Орбеку тактический бой и тем самым отвлечь его до прихода подкрепления.
Однако огриллон – умный парень и не вступает в бой с охранником. Он просто отгоняет солдата от лебедки ложным выпадом в голову, затем подымает тяжелую дубину над головой и сбивает один из предохранителей храповика. Чертова деталь разлетается вдребезги. Охранник с криком бросается на врага, но Орбек уклоняется от удара и с усмешкой сбивает второй предохранитель лебедки. Мостик-сходни начинает опускаться, как нож гильотины.
Если бы я знал, сколько мозгов окажется в башке у этого здоровяка, то выбрал бы кого-нибудь другого.
Когда сходни хлопаются о каменные плиты Ямы, охранники, стоящие наверху, наконец перестают заботиться о подержании тюремного порядка и задумываются о том, как спасти свою шкуру. Зэки бесконечным ревущим потоком устремляются на мостки. Здесь, внизу, томятся больше тысячи людей, которым нечего терять, и солдатам это известно. И у них хватает ума не торчать на месте.
Прежде чем первые узники добираются до середины лестницы, большинство охранников, пробежав по ступеням, собираются у обитой медью двери, которая ведет наверх – в Зал суда.
Донжон наш.
Нет.
Донжон мой .
Герой возвратился из страны мертвых.
Как и другие настоящие герои, он вернулся с чудесными дарами: способностями, которые уже стали его натурой и превзошли ограничения, налагаемые слабой смертной плотью. Он пришел как младенец: безымянный, слабый и плачущий. Он столкнулся с задачей, которая предстоит всякому воскрешенному герою – обуздать сотворившие его силы и добиться искупления у отца своего.
Иными словами, повзрослеть.
Глава двадцать первая
1
Когда его сознание вновь пересекло границы мира, он лежал ничком на грязных плитах, повернув в сторону лицо. Он чувствовал тепло камня, кровь, стекавшую по щеке. Вокруг гудело пламя. Кто-то сильными руками толкал его в спину, выдавливая из легких речную воду. Человек открыл рот, чтобы попросить о передышке, но его вырвало водой со сгустками крови прямо на руку. Он сжал пальцы в кулак.
– Кажется, очнулся, – произнес незнакомый голос.
Паря в липкой бесконечности, он не мог вспомнить, как его зовут и что это за место. Неужели он Кейн – калека, лежащий в собственном дерьме? В исполосованной пламенем ночи не угадывалось ни единого намека. Ноздри уловили тяжелый смрад Донжона. Он был почище вони отхожего места – едкий, перебивающий дыхание, как запах дыма артанских горнопроходческих машин, которые жуют в Забожье горные склоны.
Сильные руки перевернули его на спину. Он увидел два незнакомых лица, а за ними клубы черного дыма, застилавшего звезды.
– Посол… – заглушая гул пламени, произнес чей-то голос. – Почтенный Райте, вы слышите меня? Мы должны унести вас отсюда. Вы уже дышите?
«Все верно, – подумал он. – Райте. Я Райте».
Он хватал ртом воздух и не понимал, что выходило из его легких – вода или жар огня, который бушевал вокруг. Болотная отрыжка чужих воспоминаний поднималась пузырями из синей трясины в его голове. Пузыри лопались и исчезали до того, как он успевал уловить их сюжеты.
– Райте, скажите что-нибудь, – произнес другой голос, сердитый и осипший от выкрикивания команд.
В поле зрения возник силуэт и переместился в сторону. Алое пламя освещало пол-лица, другая половина скрывалась в непроницаемой тени. На нижней челюсти проступала серая щетина. Покрасневший глаз выглядел так, словно не моргал уже несколько дней. На человеке была мантия монастырского посла, испачканная, порванная, вся в грязи и копоти.
– Пока мы вытаскивали вас из реки, я потерял троих монахов, – скрипучим голосом сообщил человек. – Они сгорели в масле. Трое моих лучших людей. Последние из моих лучших людей. Последние, кому я мог доверять. Я доверял им. Теперь остались только вы, и я хочу получить ответы на свои вопросы.
Он наклонился ближе и пристально посмотрел на Райте:
– Что такое этот меч? Как он влияет на вас? Кто вы такой и что собираетесь делать в городе?
Райте машинально узнавал услышанные слова, но не мог понять их смысл.
– Почтенный Дамон, – настороженно сказал стоявший рядом монах. – Пора уходить. Мы подвергаем себя опасности.
Человек свирепо оскалил желтые зубы и повернулся к монаху:
– Я уже слышал ваше мнение. Но вы не остановите меня!
– Его признания будут бесполезны, если мы сгорим в огне, – угрюмо возразил монах.
Издав животное рычание, Дамон набросился на своего противника. Они повалились на землю и скрылись из поля зрения Райте. Тот попытался повернуть голову, но тщетно, и слышал только шум драки и свирепые проклятия вперемешку со смачными ударами кулаков. Ему удалось задействовать внутренне зрение. Однако куда бы он ни направлял мысленный взор, везде бушевало пламя. Райте еще раз попробовал приподняться на локтях и сесть. Но у него ничего не получилось. Левая рука была парализована.
Пальцы правой руки ощупали онемевший участок от грудной мышцы до плеча. Левое предплечье, запястье и кисть были такими же безжизненными, как мясо в коптильне. Он хотел закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Он хотел упереться в землю ногами, но осознал, что отнялась вся левая сторона тела. Правая пятка беспомощно скользила по каменной плите.
– Помогите мне, – беззвучно прошептал он. – Пожалуйста, кто-нибудь… помогите мне…
На миг ему привиделось, что вокруг не бушующее пламя, а люди, мужчины и женщины, готовые вонзить в него ножи, вцепиться скрюченными пальцами и зубами, – люди, которых болезнь Гарретта свела с ума и лишила человеческого облика, кровожадные призрами, чьи опустошенные души томились голодом и похотью. Ему казалось, что он ощущает их дыхание, похожее на запах скотобойни, что чувствует слюни вампиров, скользящие теплыми струйками по шее и плечу…
Гул пожара заглушил звуки драки.
– Вот так-то, – качнув головой, произнес Дамон. – Это вам урок. Наказание за измену . Кто еще хочет усомниться в моих полномочиях ?
Райте покосился на влажную полоску, оставленную одинокой слезой на руке. Над ним снова склонился Дамон. Его губы и подбородок были испачканы кровью. Он пососал ободранные костяшки кулака и хриплым голосом спросил:
– Что происходит? Вы ведь знаете, Райте. Что с нами происходит?
Но единственным, что смог выдавить из себя юноша, было хриплое бульканье:
– Нет… не…..
Дамон наклонился ниже и сердито прошептал:
– Я ждал вас несколько дней. Мы теперь связаны друг с другом, Райте. Город стал приютом для безумцев. Вы знаете, почему люди сходят с ума, и знаете, что я могу сделать для их спасения. Я бесконечно терпелив, но сейчас мое терпение на исходе.
Рука, похожая на лапу, сжала парализованное запястье Райте. Морщась от голода и одновременно от отвращения, Дамон поднес его ладонь ко рту.
– Меня одолевает жажда крови.
Его передернуло, и он опустил руку Райте. Затем отступил на шаг, как человек, у которого на краю утеса закружилась голова.
– Вы должны помочь мне, Райте. Я знаю, вы можете помочь. Мне непонятно, почему вы отказываетесь…
«Отказываюсь?! – мысленно крикнул Райте. – Посмотри на меня! Неужели ты не видишь?» И чего же от него ждут?
Дамон погладил тыльной стороной ладони онемевшую щеку Райте.
– Причина в воде, не так ли? – тихо спросил он. – Я знаю, нас отравили, но вы должны сказать мне, где найти чистую воду. Это наша единственная надежда, Райте. Единственная надежда на спасение города. Почему вы не хотите разговаривать со мной?
Дамон пригнул голову и, пряча глаза, прошептал:
– Я так хочу пить…
Страх сдавил грудь так сильно, что Райте едва мог дышать.
– Или это кровь? – внезапно спросил Дамон.
Он снова взглянул на Райте. В его глазах тлел огонь безумия.
– Вот почему вы молчите. Я понимаю. Чистая вода уже не поможет – слишком поздно. Нужна незараженная кровь. Кровь – это жизнь и наша последняя надежда. Нам необходимо пить ее. Мы должны поддерживать жизнь свежей и чистой кровью.
Дамон снова схватил парализованную руку Райте. Снова поднес ее к губам, и губы его изогнулись.
– Это ваша кровь? Мы должны пить ее? Кровь человека, ставшего богом? Вот почему вы молчите. Вот почему вы желаете нам смерти. Вы не хотите делиться своей кровью.
«Кровь, – подумал Райте. – Все дело в крови». Ему никак не удавалось вернуть этот забытый фрагмент памяти. Он знал что-то о крови – что-то очень важное. А кто рассказал ему о ней?
Богиня.
Он узнал это от богини.
Вместе с ответом пришло не только раздражение, но и взрыв удивления: «С каких пор она перестала быть для меня царицей актиров и превратилась в богиню?» Знание было где-то внутри него. Он не мог объять той информации, которой она поделилась с ним, но сейчас ему была нужна лишь малая толика.
Кровь… Он вспомнил ее слова о крови.
Острые зубы впились в его запястье. Нижняя челюсть Дамона ритмично двигалась, но Райте почти не замечал происходящего.
«Я могу спасти этих людей. Я могу спасти всех жителей города».
Благоговейные слезы покатились по его щекам. Дамон отнял окровавленные губы от запястья Райте.
– Вам больно? Виноват. Простите… Мне действительно жаль. Но я должен отпить вашей крови. Без нее я умру, а когда меня не станет, наше посольство падет, и вместе с ним будут уничтожены Монастыри и Империя. Вся моя жизнь пропадет ни за что. Ни за что, понимаете? Конечно, вы не понимаете. Вы еще так молоды. Вы слишком молоды и сильны, чтобы понять разочарование человека, который делал свою работу годами, каждый месяц и каждый день…
Собрав волю в кулак, Райте пошевелил губами и поворочал языком, словно управлял частями механической куклы. Затем с трудом произнес:
– Н-н-нет, Да-а-мон… Я пон-ним-ма-аю… Я м-могу п-по… пом-мочь тебе…
– Вы можете? Вы нам поможете?
В глазах пожилого мужчины засияла надежда.
– Что я должен сделать? Что вам требуется для начальных действий?
– Н-не моя-я кр-ро… – произнес Райте. Он глубоко вздохнул и постарался говорить яснее. – Кр-ро-овь, н-необходи-и-мая дл-я-я ва-ашего спа-асе-ения…
И, собрав все свои силы, он четко произнес слова, которые могли спасти город и мир:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Указав ножом на Орбека, я кричу:
– Смотрите!
Он оставил своих помощников далеко позади. Двое из трех солдат, охранявших платформу, бегут по ступеням на перехват, а третий, оставшись у лебедки, целится из арбалета. Первого противника Орбек сносит, как таран, и одобрительный рев сотрясает старинные стены Ямы. И тут он начинает играть на публику. Второй охранник пытается ахнуть его дубиной. Но Орбек отражает удар профессиональным верхним блоком – точно как я учил его – и проводит «абнеко», контрудар сверху, который сминает шлем противника и заставляет солдата попятиться.
– Это не дуэль! – кричу я. – Убей ублюдка!
Первый охранник, оставшийся за его спиной, поднимается на ноги и бьет Орбека дубиной под нижнее ребро. У кольчуги нет внутренней прокладки, и мощный тычок сгибает огриллона, как сломанную куклу. Но тот быстро приходит в себя и, развернувшись, берет солдата в борцовский захват. Его противник отчаянно цепляется за правый локоть Орбека, и уже пытается высвободить собственную, прежде чем до него доходит, что его противник – не человек.
У огриллонов есть клыки.
Охранник издает тонкий визг, потом хрипит придушенно, когда огриллон, вонзив клыки в его подбородок, прокусывает кость, мышцы, язык и небо. Загривок у Орбека – как у дикого кабана. Мотнув головой, он вырывает челюсть противника и выплевывает ее на пол. По подбородку его струится кровь.
Потом огриллон одной рукой хватает охранника за шиворот, другой – между ногами, поднимает его над головой и вопит, обращаясь к обитателям Ямы:
– Я Черный Нож! Я Орбек Черный Нож!
Те отвечают ему громоподобным ревом.
Орбек швыряет солдата на пол галереи, как кусок мяса в клетку со львом. Зэки быстро обступают упавшего, и через мгновение его визг обрывается. Похоже, вкус крови вдохновил Орбека сильнее, чем все мои призывы, которых я так и не придумал. Он поворачивает измазанную кровью физиономию к солдату в помятом шлеме, и тот вдруг вспоминает о каком-то срочном деле на дальней стороне Донжона.
Три-четыре охранника, частично сохранившие присутствие духа, разом стреляют в Орбека, но ни одна из стрел не попадает в цель, а посему огриллон даже не обращает на них внимания. Он бросается вверх по ступеням, и солдат, стоящий на платформе, стреляет ему прямо в лицо. Но, по счастью, Орбек обладает реакцией боксера. Он быстро наклоняет голову в сторону, и стрела, царапнув ухо, отлетает от плеча, защищенного кольчугой. Охранник бросает арбалет и снимает с пояса дубину, но, вместо того чтобы побежать огриллону навстречу, ударить и сбить с лестницы, он осторожно отступает под прикрытие лебедки. Размахивая дубиной, словно стрелой башенного крана, он старается навязать Орбеку тактический бой и тем самым отвлечь его до прихода подкрепления.
Однако огриллон – умный парень и не вступает в бой с охранником. Он просто отгоняет солдата от лебедки ложным выпадом в голову, затем подымает тяжелую дубину над головой и сбивает один из предохранителей храповика. Чертова деталь разлетается вдребезги. Охранник с криком бросается на врага, но Орбек уклоняется от удара и с усмешкой сбивает второй предохранитель лебедки. Мостик-сходни начинает опускаться, как нож гильотины.
Если бы я знал, сколько мозгов окажется в башке у этого здоровяка, то выбрал бы кого-нибудь другого.
Когда сходни хлопаются о каменные плиты Ямы, охранники, стоящие наверху, наконец перестают заботиться о подержании тюремного порядка и задумываются о том, как спасти свою шкуру. Зэки бесконечным ревущим потоком устремляются на мостки. Здесь, внизу, томятся больше тысячи людей, которым нечего терять, и солдатам это известно. И у них хватает ума не торчать на месте.
Прежде чем первые узники добираются до середины лестницы, большинство охранников, пробежав по ступеням, собираются у обитой медью двери, которая ведет наверх – в Зал суда.
Донжон наш.
Нет.
Донжон мой .
Герой возвратился из страны мертвых.
Как и другие настоящие герои, он вернулся с чудесными дарами: способностями, которые уже стали его натурой и превзошли ограничения, налагаемые слабой смертной плотью. Он пришел как младенец: безымянный, слабый и плачущий. Он столкнулся с задачей, которая предстоит всякому воскрешенному герою – обуздать сотворившие его силы и добиться искупления у отца своего.
Иными словами, повзрослеть.
Глава двадцать первая
1
Когда его сознание вновь пересекло границы мира, он лежал ничком на грязных плитах, повернув в сторону лицо. Он чувствовал тепло камня, кровь, стекавшую по щеке. Вокруг гудело пламя. Кто-то сильными руками толкал его в спину, выдавливая из легких речную воду. Человек открыл рот, чтобы попросить о передышке, но его вырвало водой со сгустками крови прямо на руку. Он сжал пальцы в кулак.
– Кажется, очнулся, – произнес незнакомый голос.
Паря в липкой бесконечности, он не мог вспомнить, как его зовут и что это за место. Неужели он Кейн – калека, лежащий в собственном дерьме? В исполосованной пламенем ночи не угадывалось ни единого намека. Ноздри уловили тяжелый смрад Донжона. Он был почище вони отхожего места – едкий, перебивающий дыхание, как запах дыма артанских горнопроходческих машин, которые жуют в Забожье горные склоны.
Сильные руки перевернули его на спину. Он увидел два незнакомых лица, а за ними клубы черного дыма, застилавшего звезды.
– Посол… – заглушая гул пламени, произнес чей-то голос. – Почтенный Райте, вы слышите меня? Мы должны унести вас отсюда. Вы уже дышите?
«Все верно, – подумал он. – Райте. Я Райте».
Он хватал ртом воздух и не понимал, что выходило из его легких – вода или жар огня, который бушевал вокруг. Болотная отрыжка чужих воспоминаний поднималась пузырями из синей трясины в его голове. Пузыри лопались и исчезали до того, как он успевал уловить их сюжеты.
– Райте, скажите что-нибудь, – произнес другой голос, сердитый и осипший от выкрикивания команд.
В поле зрения возник силуэт и переместился в сторону. Алое пламя освещало пол-лица, другая половина скрывалась в непроницаемой тени. На нижней челюсти проступала серая щетина. Покрасневший глаз выглядел так, словно не моргал уже несколько дней. На человеке была мантия монастырского посла, испачканная, порванная, вся в грязи и копоти.
– Пока мы вытаскивали вас из реки, я потерял троих монахов, – скрипучим голосом сообщил человек. – Они сгорели в масле. Трое моих лучших людей. Последние из моих лучших людей. Последние, кому я мог доверять. Я доверял им. Теперь остались только вы, и я хочу получить ответы на свои вопросы.
Он наклонился ближе и пристально посмотрел на Райте:
– Что такое этот меч? Как он влияет на вас? Кто вы такой и что собираетесь делать в городе?
Райте машинально узнавал услышанные слова, но не мог понять их смысл.
– Почтенный Дамон, – настороженно сказал стоявший рядом монах. – Пора уходить. Мы подвергаем себя опасности.
Человек свирепо оскалил желтые зубы и повернулся к монаху:
– Я уже слышал ваше мнение. Но вы не остановите меня!
– Его признания будут бесполезны, если мы сгорим в огне, – угрюмо возразил монах.
Издав животное рычание, Дамон набросился на своего противника. Они повалились на землю и скрылись из поля зрения Райте. Тот попытался повернуть голову, но тщетно, и слышал только шум драки и свирепые проклятия вперемешку со смачными ударами кулаков. Ему удалось задействовать внутренне зрение. Однако куда бы он ни направлял мысленный взор, везде бушевало пламя. Райте еще раз попробовал приподняться на локтях и сесть. Но у него ничего не получилось. Левая рука была парализована.
Пальцы правой руки ощупали онемевший участок от грудной мышцы до плеча. Левое предплечье, запястье и кисть были такими же безжизненными, как мясо в коптильне. Он хотел закричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип. Он хотел упереться в землю ногами, но осознал, что отнялась вся левая сторона тела. Правая пятка беспомощно скользила по каменной плите.
– Помогите мне, – беззвучно прошептал он. – Пожалуйста, кто-нибудь… помогите мне…
На миг ему привиделось, что вокруг не бушующее пламя, а люди, мужчины и женщины, готовые вонзить в него ножи, вцепиться скрюченными пальцами и зубами, – люди, которых болезнь Гарретта свела с ума и лишила человеческого облика, кровожадные призрами, чьи опустошенные души томились голодом и похотью. Ему казалось, что он ощущает их дыхание, похожее на запах скотобойни, что чувствует слюни вампиров, скользящие теплыми струйками по шее и плечу…
Гул пожара заглушил звуки драки.
– Вот так-то, – качнув головой, произнес Дамон. – Это вам урок. Наказание за измену . Кто еще хочет усомниться в моих полномочиях ?
Райте покосился на влажную полоску, оставленную одинокой слезой на руке. Над ним снова склонился Дамон. Его губы и подбородок были испачканы кровью. Он пососал ободранные костяшки кулака и хриплым голосом спросил:
– Что происходит? Вы ведь знаете, Райте. Что с нами происходит?
Но единственным, что смог выдавить из себя юноша, было хриплое бульканье:
– Нет… не…..
Дамон наклонился ниже и сердито прошептал:
– Я ждал вас несколько дней. Мы теперь связаны друг с другом, Райте. Город стал приютом для безумцев. Вы знаете, почему люди сходят с ума, и знаете, что я могу сделать для их спасения. Я бесконечно терпелив, но сейчас мое терпение на исходе.
Рука, похожая на лапу, сжала парализованное запястье Райте. Морщась от голода и одновременно от отвращения, Дамон поднес его ладонь ко рту.
– Меня одолевает жажда крови.
Его передернуло, и он опустил руку Райте. Затем отступил на шаг, как человек, у которого на краю утеса закружилась голова.
– Вы должны помочь мне, Райте. Я знаю, вы можете помочь. Мне непонятно, почему вы отказываетесь…
«Отказываюсь?! – мысленно крикнул Райте. – Посмотри на меня! Неужели ты не видишь?» И чего же от него ждут?
Дамон погладил тыльной стороной ладони онемевшую щеку Райте.
– Причина в воде, не так ли? – тихо спросил он. – Я знаю, нас отравили, но вы должны сказать мне, где найти чистую воду. Это наша единственная надежда, Райте. Единственная надежда на спасение города. Почему вы не хотите разговаривать со мной?
Дамон пригнул голову и, пряча глаза, прошептал:
– Я так хочу пить…
Страх сдавил грудь так сильно, что Райте едва мог дышать.
– Или это кровь? – внезапно спросил Дамон.
Он снова взглянул на Райте. В его глазах тлел огонь безумия.
– Вот почему вы молчите. Я понимаю. Чистая вода уже не поможет – слишком поздно. Нужна незараженная кровь. Кровь – это жизнь и наша последняя надежда. Нам необходимо пить ее. Мы должны поддерживать жизнь свежей и чистой кровью.
Дамон снова схватил парализованную руку Райте. Снова поднес ее к губам, и губы его изогнулись.
– Это ваша кровь? Мы должны пить ее? Кровь человека, ставшего богом? Вот почему вы молчите. Вот почему вы желаете нам смерти. Вы не хотите делиться своей кровью.
«Кровь, – подумал Райте. – Все дело в крови». Ему никак не удавалось вернуть этот забытый фрагмент памяти. Он знал что-то о крови – что-то очень важное. А кто рассказал ему о ней?
Богиня.
Он узнал это от богини.
Вместе с ответом пришло не только раздражение, но и взрыв удивления: «С каких пор она перестала быть для меня царицей актиров и превратилась в богиню?» Знание было где-то внутри него. Он не мог объять той информации, которой она поделилась с ним, но сейчас ему была нужна лишь малая толика.
Кровь… Он вспомнил ее слова о крови.
Острые зубы впились в его запястье. Нижняя челюсть Дамона ритмично двигалась, но Райте почти не замечал происходящего.
«Я могу спасти этих людей. Я могу спасти всех жителей города».
Благоговейные слезы покатились по его щекам. Дамон отнял окровавленные губы от запястья Райте.
– Вам больно? Виноват. Простите… Мне действительно жаль. Но я должен отпить вашей крови. Без нее я умру, а когда меня не станет, наше посольство падет, и вместе с ним будут уничтожены Монастыри и Империя. Вся моя жизнь пропадет ни за что. Ни за что, понимаете? Конечно, вы не понимаете. Вы еще так молоды. Вы слишком молоды и сильны, чтобы понять разочарование человека, который делал свою работу годами, каждый месяц и каждый день…
Собрав волю в кулак, Райте пошевелил губами и поворочал языком, словно управлял частями механической куклы. Затем с трудом произнес:
– Н-н-нет, Да-а-мон… Я пон-ним-ма-аю… Я м-могу п-по… пом-мочь тебе…
– Вы можете? Вы нам поможете?
В глазах пожилого мужчины засияла надежда.
– Что я должен сделать? Что вам требуется для начальных действий?
– Н-не моя-я кр-ро… – произнес Райте. Он глубоко вздохнул и постарался говорить яснее. – Кр-ро-овь, н-необходи-и-мая дл-я-я ва-ашего спа-асе-ения…
И, собрав все свои силы, он четко произнес слова, которые могли спасти город и мир:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121