Быстрые нейтроны отличаются большим пробегом в твердых средах; даже противолучевая защита уменьшит дозу до пяти, в лучшем случае – до двух тысяч. Восемь тысяч рад являются для человека мгновенно смертельной дозой; пять тысяч за пять минут выводят солдата из строя, но убивают только через два дня.
А еще быстрые нейтроны индуцируют мощный поток вторичного излучения, раскалывая атомные ядра в почве, преобразуя их в широкий набор крайне нестабильных изотопов. В течение семи часов поток вторичного излучения уменьшается вдесятеро, но все еще может убить человека. За двое суток он спадает до безопасного уровня, но к тому времени любое живое существо, пережившее первоначальный взрыв, будет убито вторичным излучением.
Именно ради этого создавалось подобное оружие: чтобы выжигать локальные вспышки ВРИЧ. «Антифугасное» действие заряда как раз для того и было придумано, чтобы взрывная волна не вынесла вирусные частицы за пределы зоны излучения.
Боеголовка выпустила управляемые компьютером складные крылья, чтобы высотные ветра не унесли ее в сторону от мишени, и принялась рассеивать самонаводящиеся бомбочки. Каждый заряд нес собственную систему наведения, улавливая радарный луч с центрального блока на фоне видимого в тепловых лучах города внизу. Все города теплей окружающей местности, но этот полыхал, точно маяк.
Радарные альтиметры отсчитывали высоту. Сопротивление плоскостей за девять секунд стабилизировало скорость падения на уровне 97,3 метра в секунду, слегка изменяясь по мере того, как плотней становился воздух.
Оптимальная высота детонации – два километра.
Сто семьдесят шесть секунд до взрыва.
9
Райте лежал на спине в чаше фонтана, наслаждаясь ощущением мокрого грубого камня под лопатками. Небо над ним было полно стали и свинца, дыма и пламени, воплей умирающих и завываний турбин боинговских штурмкатеров ВТ-17. Неразрывная связь с выжидающим богом дарила ему странное двойное зрение: там, где его привычные к видам Поднебесья глаза видели бронированных великанов, мечущих огненные шары, земная память демонстрировала АБМП – артиллерийские боевые машины пехоты – РВ-101 «Джексон», которые вели огонь главным калибром 122 мм, уперев в мостовую гасители отдачи. Турболеты, полосующие город пулеметным огнем, казались ему пламенными колесницами солнечных божков, хотя при желании он мог бы перечислить спецификации их двигателей, вооружения, дальность действия и скорость. Возникни у него такая нужда, он мог бы назвать поименно каждого пилота. Но не эта власть вызвала улыбку на тонких губах.
Он радовался, что имеет право умереть.
Райте осознал это, когда, сидя рядом с Кейном, увидал в небесах чудовищно прекрасную стаю пикирующих штурмкатеров. Кейн рванулся к укрытию, но Райте не шевельнулся. Не чувствовал себя обязанным. Он ответил перед судьбой за все.
Он был свободен.
Десять лет жизни он потратил на то, чтобы узнать, чего требует от него судьба. И ни разу не спросил себя, чего хочет сам.
«Может, я не стану хозяином своей судьбы, но я не обязан отдаваться ей во власть».
Райте улыбнулся бескрайнему небу.
«И понадобился сам Кейн, чтобы научить меня этому».
Перевернувшись на живот, он подполз к краю чаши, чтобы выглянуть. Сквозь пламя и дым, сквозь веселый посвист пуль и шрапнели ковылял, будто разлагающийся с каждым шагом зомби, Кейн. Он направлялся к изгибу стены Сен-Данналина, но ясно было, что не дойдет.
– Ну ладно, – промолвил Райте.
И, подобравшись, прыгнул.
Пулеметная очередь бежала за ним по пятам. Он мчался через площадь, раздвигая воздух, загустевший, как отстраненно подсказывало сознание, от бронебойных пуль с сердечником из обедненного урана, калибр 12,5 мм, средняя скорость 423 метра в секунду. В реальность этих пуль он до конца поверил, только когда одна из них пробила ему бедро – звонкий шлепок, словно учебным ротанговым мечом, и две дырки в палец шириной. Пуля миновала кость, и монах даже не сбился с шага. Еще одна пуля оцарапала ягодицу, когда Райте поскользнулся в луже крови, миг спустя нога его запуталась в петлях кишок, вылетевших из разорванного пополам трупа. Монах упал, и третья пуля пробила ему лопатку, прежде чем вылететь на два пальца ниже ключицы.
Райте перекатился через голову и вскочил на ноги – от плеча расползались по торсу волны цепенящей боли; когда чувствительность вернется, расколотая кость будет болеть еще сильней – над головой просвистел снаряд, выбив здоровенный кусок из стены Сен-Данналина прямо над макушкой Кейна. Монах прыгнул, ударив раненым плечом в спину Кейна, и оба рухнули наземь в стороне от обрушившейся лавины каменных обломков.
Несколько секунд оба лежали, переводя дух, а вокруг грохотали взрывы.
Наконец Райте встал на четвереньки.
– Лезь, – приказал он, махнув рукой.
Медленно, еще задыхаясь, Кейн взгромоздился ему на спину, набросив цепь кандалов на плечи.
– Какого, – прохрипел он, когда дар речи вернулся к нему, – черта?
Райте изобразил улыбку, теплую, как стекавшая по ногам кровь.
– Я передумал.
10
Он волочет меня по узким петляющим переулкам, покуда артиллерия рушит все вокруг. Кровь хлещет из него ручьем, но все темная – должно быть, артерии не задеты. Может, он и переживет этот день.
Если не будет делать глупостей. Например, не станет волочь на спине старого калеку.
Он уже задыхается, его пьяно мотает. Такими темпами мы до Зала суда не доберемся. Даже до общественной уборной не доберемся, чтобы спрятаться в катакомбах – трубы вокруг фонтана забиты обломками, ближайший – у подножия Рыцарского моста, у самого Зала суда.
– Мы не доползем! – ору я ему в ухо. – Скажи Делианну, пусть тащит свою дурную задницу под землю!
Райте с мрачным упорством ковыляет вперед.
– Я.. не могу… думать… и бежать… одновременно. Без Веры… осталось одно звено… которое создал сам Делианн…
Впереди я вижу выбитую прямым попаданием витрину: зияющая дыра зовет нас во тьму.
– Туда! Пошел! Может, там есть подвал!
Монах качает головой, пытаясь свернуть, но я перехватываю руки, беру его глотку в «сонный захват».
– Давай, или я придушу тебя, и мы оба сдохнем посреди улицы!
Он подчиняется, не пытаясь сопротивляться, и тащит меня в разрушенный дом. Похоже, раньше тут была аптека. В дверях валяется груда рубленого мяса с человека весом, кровавый след на полу ведет по коридору и кончается у трупа старухи. Похоже, она пыталась доползти до распахнутых дверей квартиры.
– Опусти меня.
Райте пялился на окровавленный пол.
– Сюда?
– Да! Малыш, это всего лишь кровь.
Он кивает и опускает меня у стены, чтобы я мог сесть, опершись на нее. Похоже, он собирается что-то сказать, но миг спустя просто приваливается к стене и соскальзывает по ней.
– Давай, – командую я. – Поговори с Делианном. Скажи, пусть кончает трахать долбаные штурмкатера и драпает в катакомбы!
Глаза монаха на миг стекленеют, потом он качает головой.
– Он отказывается.
– Он должен! Скажи ему, что он до…
– Он не станет. Сила богини обуяла его, и он сражается ради всех нас. В пещерах он станет бессилен.
– Скажи ему про бомбу! – рычу я, впиваясь пальцами в плечо монаха. Он пытается вырваться – сейчас, размечтался! Ниже пояса я, может, и вышел из формы, но хватка у меня до сих пор как тиски. – Долбаную нейтронную бомбу! Если он останется, все впустую – мы с тем же успехом могли отдать клятый меч и разойтись по домам! Какого хрена может поделать его богиня с нейтронной бомбой?!
– Он говорит… – хрипло шепчет Райте. – Говорит…
Голос его угасает. Лицо судорожно передергивается, глаза стекленеют напрочь. Я встряхиваю его снова и снова, хватаю за подбородок, поворачиваю к себе.
– Скажи ему, Райте! Скажи, блин, передай… – Но я понимаю, что монах не слышит меня. Руки мои беспомощно опускаются, и цепь кандалов звенит далеким металлическим смехом. – Скажи, что хоть один из тех, кого я люблю, должен пережить все это, – тихонько заканчиваю я.
Но Райте лишь пялится невидящим глазами в незримую даль.
11
В пятнадцати милях от города колдовское чувство, принадлежавшее телу Ма’элКота, передало слепому богу ощущение внезапного вихря Силы: струйка энергии превратилась в волну, а та – в водоворот, поглотивший небо.
Слепой бог бросил тело Ма’элКота к лимузину, заставив забарабанить кулаками в посеребренные окна. Тварь не могла ждать, покуда знание просочится извилистыми путями ее составного мозга.
– Девчонка! Стимулянт!.. Инъекцию!.. Тряхните ее! Бейте ! – ревел слепой бог устами Ма’элКота. – Разбудите мне девчонку!
12
Богиня ощущала, как сыплются на землю сотни бомбочек, опустившихся уже так низко, что гордые орлы в небесах ее могли бы достичь их. Времени на тонкости не оставалось; она не могла и преобразовать тело Делианна, как это случилось с Райте; могла только воспользоваться способностями, какими уже обладал чародей.
Мощь Шамбарайи хлынула в Оболочку Делианна; аура его раздувалась, поглощая Зал суда, поглощая Анхану, выплескиваясь за пределы золотой изложницы, отсекавшей город от порталов Уинстона. Распухшая оболочка его полусферой накрыла землю на мили и мили вокруг, поглотив все бомбочки до последней.
Богиня ощущала каждую из них – как и любой штурмкатер, и любой броневик, сеявший погибель в городе. Она ощущала даже лимузин на прибрежном лугу, где один медик-соцполицейский, забив в горло Вере пластиковую трубку, методично откачивал вручную содержимое ее желудка – пищеварительный сок и немного воды вонючей лужей растекались по ковру, пока другой вводил смесь стимуляторов в капельницу.
Богиня чувствовала полог силы, окружающей каждую бомбочку, каждый турболет: колючую оболочку трансмутативной энергии, поддерживающей внутри себя набор физических законов Земли. Шли драгоценные секунды, покуда она изучала эту силу, позволяя ей нашептывать свои искушения. Задуманное она могла совершить лишь единожды и очень быстро: промедли миг – и хаотические граничные эффекты могут вызвать ту самую детонацию, которой она надеялась избежать.
Потом она настроила Оболочку Делианна тем же образом, каким он сделал это много дней назад, в белой комнате в подвале «Чужих игр», когда потянулся к потоку энергии грифоньего камня в руках Кайрендал. Она протянула руку к этой Силе. И выпила ее.
До последнего джоуля, эрга, электрон-вольта.
Эту энергию Ма’элКот – сверхъестественное существо, созданное, чтобы пропускать сквозь себя мощь, способную испепелить любого смертного – накапливал и преобразовывал в течение многих часов; поторопись он – и безграничная мощь уничтожила бы даже его. Эту невообразимую энергию богиня выпила за долю мгновения. Вся она должна была куда-то деться.
А чтобы достичь цели, ей пришлось бы пройти сквозь Делианна.
13
Делианн оставался в сознании. Более чем в сознании. Более чем в сверхсознании. Он превзошел человеческий разум в себе. Не отступил в бездну, но позволил богине течь сквозь себя. И чувствовал все.
Ощущал, как закипает его мозг.
Температура повышалась, потому что в эпифизе чародея зародился поток гамма-излучения и жесткого рентгена, перегревший ликвор, и приблизительно через одну десятитысячную долю секунды после этого тело Делианна должно было превратиться в облако плазмы, когда высокоэнергетические фотоны оставят от тканей ионизированный газ.
Осознать все это он мог, поскольку мыслил приблизительно со скоростью света.
В предпоследнюю десятитысячную долю секунды жизни он воспользовался властью реки, чтобы найти Райте, привалившегося к стене в темных развалинах, где пахло кровью. Малой толики бившей сквозь него энергии хватило чародею, чтобы на долю мгновения смять пространство и время, протянуть руку в мрачный, мертвый дом.
И бросить туда меч.
А в последнюю десятитысячную долю секунды он подумал об отце, оставшемся в Мальме, о матери, умершей много лет назад, о кровных братьях и сестре, о Т’фаррелле Вороньем Крыле и Живом чертоге, о Кайрендал и Туп.
О Торронелле и Кейне.
Он сказал им «прощайте» и предсмертным усилием воли преобразовал бьющую сквозь него радиацию.
Он обратил себя в свет.
14
У социального полицейского за штурвалом головного турболета было не больше мгновения, чтобы осознать, что управляемые компьютером закрылки не подчиняются больше его командам, прежде чем все молекулярные цепи на борту претерпели спонтанный квантовый распад и машина, будто комок жеваной бумаги, врезалась в стену Старого города чуть ниже Первой башни. Стена выдержала. Штурмкатер – нет.
На берегу Великого Шамбайгена бесновался Ма’элКот, слыша, как затихает вой стоявших на холостом ходу турбин лимузина.
У экипажа ТБ-24 «Дэв» осталось несколько минут, чтобы поглядеть на стремительно приближающуюся землю.
Штурмкатера рушились на Анхану с небес один за другим, разбиваясь о крыши, о мостовые, о речные воды. Броневики просто оседали на шасси, когда отключалась электроника:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
А еще быстрые нейтроны индуцируют мощный поток вторичного излучения, раскалывая атомные ядра в почве, преобразуя их в широкий набор крайне нестабильных изотопов. В течение семи часов поток вторичного излучения уменьшается вдесятеро, но все еще может убить человека. За двое суток он спадает до безопасного уровня, но к тому времени любое живое существо, пережившее первоначальный взрыв, будет убито вторичным излучением.
Именно ради этого создавалось подобное оружие: чтобы выжигать локальные вспышки ВРИЧ. «Антифугасное» действие заряда как раз для того и было придумано, чтобы взрывная волна не вынесла вирусные частицы за пределы зоны излучения.
Боеголовка выпустила управляемые компьютером складные крылья, чтобы высотные ветра не унесли ее в сторону от мишени, и принялась рассеивать самонаводящиеся бомбочки. Каждый заряд нес собственную систему наведения, улавливая радарный луч с центрального блока на фоне видимого в тепловых лучах города внизу. Все города теплей окружающей местности, но этот полыхал, точно маяк.
Радарные альтиметры отсчитывали высоту. Сопротивление плоскостей за девять секунд стабилизировало скорость падения на уровне 97,3 метра в секунду, слегка изменяясь по мере того, как плотней становился воздух.
Оптимальная высота детонации – два километра.
Сто семьдесят шесть секунд до взрыва.
9
Райте лежал на спине в чаше фонтана, наслаждаясь ощущением мокрого грубого камня под лопатками. Небо над ним было полно стали и свинца, дыма и пламени, воплей умирающих и завываний турбин боинговских штурмкатеров ВТ-17. Неразрывная связь с выжидающим богом дарила ему странное двойное зрение: там, где его привычные к видам Поднебесья глаза видели бронированных великанов, мечущих огненные шары, земная память демонстрировала АБМП – артиллерийские боевые машины пехоты – РВ-101 «Джексон», которые вели огонь главным калибром 122 мм, уперев в мостовую гасители отдачи. Турболеты, полосующие город пулеметным огнем, казались ему пламенными колесницами солнечных божков, хотя при желании он мог бы перечислить спецификации их двигателей, вооружения, дальность действия и скорость. Возникни у него такая нужда, он мог бы назвать поименно каждого пилота. Но не эта власть вызвала улыбку на тонких губах.
Он радовался, что имеет право умереть.
Райте осознал это, когда, сидя рядом с Кейном, увидал в небесах чудовищно прекрасную стаю пикирующих штурмкатеров. Кейн рванулся к укрытию, но Райте не шевельнулся. Не чувствовал себя обязанным. Он ответил перед судьбой за все.
Он был свободен.
Десять лет жизни он потратил на то, чтобы узнать, чего требует от него судьба. И ни разу не спросил себя, чего хочет сам.
«Может, я не стану хозяином своей судьбы, но я не обязан отдаваться ей во власть».
Райте улыбнулся бескрайнему небу.
«И понадобился сам Кейн, чтобы научить меня этому».
Перевернувшись на живот, он подполз к краю чаши, чтобы выглянуть. Сквозь пламя и дым, сквозь веселый посвист пуль и шрапнели ковылял, будто разлагающийся с каждым шагом зомби, Кейн. Он направлялся к изгибу стены Сен-Данналина, но ясно было, что не дойдет.
– Ну ладно, – промолвил Райте.
И, подобравшись, прыгнул.
Пулеметная очередь бежала за ним по пятам. Он мчался через площадь, раздвигая воздух, загустевший, как отстраненно подсказывало сознание, от бронебойных пуль с сердечником из обедненного урана, калибр 12,5 мм, средняя скорость 423 метра в секунду. В реальность этих пуль он до конца поверил, только когда одна из них пробила ему бедро – звонкий шлепок, словно учебным ротанговым мечом, и две дырки в палец шириной. Пуля миновала кость, и монах даже не сбился с шага. Еще одна пуля оцарапала ягодицу, когда Райте поскользнулся в луже крови, миг спустя нога его запуталась в петлях кишок, вылетевших из разорванного пополам трупа. Монах упал, и третья пуля пробила ему лопатку, прежде чем вылететь на два пальца ниже ключицы.
Райте перекатился через голову и вскочил на ноги – от плеча расползались по торсу волны цепенящей боли; когда чувствительность вернется, расколотая кость будет болеть еще сильней – над головой просвистел снаряд, выбив здоровенный кусок из стены Сен-Данналина прямо над макушкой Кейна. Монах прыгнул, ударив раненым плечом в спину Кейна, и оба рухнули наземь в стороне от обрушившейся лавины каменных обломков.
Несколько секунд оба лежали, переводя дух, а вокруг грохотали взрывы.
Наконец Райте встал на четвереньки.
– Лезь, – приказал он, махнув рукой.
Медленно, еще задыхаясь, Кейн взгромоздился ему на спину, набросив цепь кандалов на плечи.
– Какого, – прохрипел он, когда дар речи вернулся к нему, – черта?
Райте изобразил улыбку, теплую, как стекавшая по ногам кровь.
– Я передумал.
10
Он волочет меня по узким петляющим переулкам, покуда артиллерия рушит все вокруг. Кровь хлещет из него ручьем, но все темная – должно быть, артерии не задеты. Может, он и переживет этот день.
Если не будет делать глупостей. Например, не станет волочь на спине старого калеку.
Он уже задыхается, его пьяно мотает. Такими темпами мы до Зала суда не доберемся. Даже до общественной уборной не доберемся, чтобы спрятаться в катакомбах – трубы вокруг фонтана забиты обломками, ближайший – у подножия Рыцарского моста, у самого Зала суда.
– Мы не доползем! – ору я ему в ухо. – Скажи Делианну, пусть тащит свою дурную задницу под землю!
Райте с мрачным упорством ковыляет вперед.
– Я.. не могу… думать… и бежать… одновременно. Без Веры… осталось одно звено… которое создал сам Делианн…
Впереди я вижу выбитую прямым попаданием витрину: зияющая дыра зовет нас во тьму.
– Туда! Пошел! Может, там есть подвал!
Монах качает головой, пытаясь свернуть, но я перехватываю руки, беру его глотку в «сонный захват».
– Давай, или я придушу тебя, и мы оба сдохнем посреди улицы!
Он подчиняется, не пытаясь сопротивляться, и тащит меня в разрушенный дом. Похоже, раньше тут была аптека. В дверях валяется груда рубленого мяса с человека весом, кровавый след на полу ведет по коридору и кончается у трупа старухи. Похоже, она пыталась доползти до распахнутых дверей квартиры.
– Опусти меня.
Райте пялился на окровавленный пол.
– Сюда?
– Да! Малыш, это всего лишь кровь.
Он кивает и опускает меня у стены, чтобы я мог сесть, опершись на нее. Похоже, он собирается что-то сказать, но миг спустя просто приваливается к стене и соскальзывает по ней.
– Давай, – командую я. – Поговори с Делианном. Скажи, пусть кончает трахать долбаные штурмкатера и драпает в катакомбы!
Глаза монаха на миг стекленеют, потом он качает головой.
– Он отказывается.
– Он должен! Скажи ему, что он до…
– Он не станет. Сила богини обуяла его, и он сражается ради всех нас. В пещерах он станет бессилен.
– Скажи ему про бомбу! – рычу я, впиваясь пальцами в плечо монаха. Он пытается вырваться – сейчас, размечтался! Ниже пояса я, может, и вышел из формы, но хватка у меня до сих пор как тиски. – Долбаную нейтронную бомбу! Если он останется, все впустую – мы с тем же успехом могли отдать клятый меч и разойтись по домам! Какого хрена может поделать его богиня с нейтронной бомбой?!
– Он говорит… – хрипло шепчет Райте. – Говорит…
Голос его угасает. Лицо судорожно передергивается, глаза стекленеют напрочь. Я встряхиваю его снова и снова, хватаю за подбородок, поворачиваю к себе.
– Скажи ему, Райте! Скажи, блин, передай… – Но я понимаю, что монах не слышит меня. Руки мои беспомощно опускаются, и цепь кандалов звенит далеким металлическим смехом. – Скажи, что хоть один из тех, кого я люблю, должен пережить все это, – тихонько заканчиваю я.
Но Райте лишь пялится невидящим глазами в незримую даль.
11
В пятнадцати милях от города колдовское чувство, принадлежавшее телу Ма’элКота, передало слепому богу ощущение внезапного вихря Силы: струйка энергии превратилась в волну, а та – в водоворот, поглотивший небо.
Слепой бог бросил тело Ма’элКота к лимузину, заставив забарабанить кулаками в посеребренные окна. Тварь не могла ждать, покуда знание просочится извилистыми путями ее составного мозга.
– Девчонка! Стимулянт!.. Инъекцию!.. Тряхните ее! Бейте ! – ревел слепой бог устами Ма’элКота. – Разбудите мне девчонку!
12
Богиня ощущала, как сыплются на землю сотни бомбочек, опустившихся уже так низко, что гордые орлы в небесах ее могли бы достичь их. Времени на тонкости не оставалось; она не могла и преобразовать тело Делианна, как это случилось с Райте; могла только воспользоваться способностями, какими уже обладал чародей.
Мощь Шамбарайи хлынула в Оболочку Делианна; аура его раздувалась, поглощая Зал суда, поглощая Анхану, выплескиваясь за пределы золотой изложницы, отсекавшей город от порталов Уинстона. Распухшая оболочка его полусферой накрыла землю на мили и мили вокруг, поглотив все бомбочки до последней.
Богиня ощущала каждую из них – как и любой штурмкатер, и любой броневик, сеявший погибель в городе. Она ощущала даже лимузин на прибрежном лугу, где один медик-соцполицейский, забив в горло Вере пластиковую трубку, методично откачивал вручную содержимое ее желудка – пищеварительный сок и немного воды вонючей лужей растекались по ковру, пока другой вводил смесь стимуляторов в капельницу.
Богиня чувствовала полог силы, окружающей каждую бомбочку, каждый турболет: колючую оболочку трансмутативной энергии, поддерживающей внутри себя набор физических законов Земли. Шли драгоценные секунды, покуда она изучала эту силу, позволяя ей нашептывать свои искушения. Задуманное она могла совершить лишь единожды и очень быстро: промедли миг – и хаотические граничные эффекты могут вызвать ту самую детонацию, которой она надеялась избежать.
Потом она настроила Оболочку Делианна тем же образом, каким он сделал это много дней назад, в белой комнате в подвале «Чужих игр», когда потянулся к потоку энергии грифоньего камня в руках Кайрендал. Она протянула руку к этой Силе. И выпила ее.
До последнего джоуля, эрга, электрон-вольта.
Эту энергию Ма’элКот – сверхъестественное существо, созданное, чтобы пропускать сквозь себя мощь, способную испепелить любого смертного – накапливал и преобразовывал в течение многих часов; поторопись он – и безграничная мощь уничтожила бы даже его. Эту невообразимую энергию богиня выпила за долю мгновения. Вся она должна была куда-то деться.
А чтобы достичь цели, ей пришлось бы пройти сквозь Делианна.
13
Делианн оставался в сознании. Более чем в сознании. Более чем в сверхсознании. Он превзошел человеческий разум в себе. Не отступил в бездну, но позволил богине течь сквозь себя. И чувствовал все.
Ощущал, как закипает его мозг.
Температура повышалась, потому что в эпифизе чародея зародился поток гамма-излучения и жесткого рентгена, перегревший ликвор, и приблизительно через одну десятитысячную долю секунды после этого тело Делианна должно было превратиться в облако плазмы, когда высокоэнергетические фотоны оставят от тканей ионизированный газ.
Осознать все это он мог, поскольку мыслил приблизительно со скоростью света.
В предпоследнюю десятитысячную долю секунды жизни он воспользовался властью реки, чтобы найти Райте, привалившегося к стене в темных развалинах, где пахло кровью. Малой толики бившей сквозь него энергии хватило чародею, чтобы на долю мгновения смять пространство и время, протянуть руку в мрачный, мертвый дом.
И бросить туда меч.
А в последнюю десятитысячную долю секунды он подумал об отце, оставшемся в Мальме, о матери, умершей много лет назад, о кровных братьях и сестре, о Т’фаррелле Вороньем Крыле и Живом чертоге, о Кайрендал и Туп.
О Торронелле и Кейне.
Он сказал им «прощайте» и предсмертным усилием воли преобразовал бьющую сквозь него радиацию.
Он обратил себя в свет.
14
У социального полицейского за штурвалом головного турболета было не больше мгновения, чтобы осознать, что управляемые компьютером закрылки не подчиняются больше его командам, прежде чем все молекулярные цепи на борту претерпели спонтанный квантовый распад и машина, будто комок жеваной бумаги, врезалась в стену Старого города чуть ниже Первой башни. Стена выдержала. Штурмкатер – нет.
На берегу Великого Шамбайгена бесновался Ма’элКот, слыша, как затихает вой стоявших на холостом ходу турбин лимузина.
У экипажа ТБ-24 «Дэв» осталось несколько минут, чтобы поглядеть на стремительно приближающуюся землю.
Штурмкатера рушились на Анхану с небес один за другим, разбиваясь о крыши, о мостовые, о речные воды. Броневики просто оседали на шасси, когда отключалась электроника:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121