– несколько озабоченно промолвил офицер Глаз Божьих. – Позвать лекаря?
– Не стоит, – пробормотал Тоа-Сителл. Даже если бы ему было нехорошо – а он чувствовал себя прекрасно, превосходно, – он никогда не стал бы демонстрировать этого при подчиненном.
Этому человеку нельзя было доверять.
– Продолжайте отчет, – рассеянно бросил он. Рассказ о том, как герцог Тоа-М’Жест беседовал с Кейном в камере Донжона, с трудом мог привлечь внимание патриарха. В мозгу его билось тревожное предчувствие, мрачное эхо близящегося несчастья.
– И герцог весьма энергично отстаивал честь патриарха, – продолжал Глаз Божий.
– Без сомнения, – пробормотал Тоа-Сителл. – Он всегда так делает. Хочет меня обмануть.
– Ваше сияние?
– Ничего, капитан. Продолжайте.
– Камеру очистили, и в этот самый момент Кейна переводят вниз, в Яму. Выставить дополнительные посты стражи?
– М-м-м… Зачем?
– Э-э, я… – Капитан Глаз неловко переступил с ноги на ногу. – Как я понял, ваше сияние обеспокоено безопасностью Кейна.
– Я? О, нет-нет-нет. Это был герцог , – поправил Тоа-Сителл. – Это его отговорка.
– Ваше сияние, Яма полна людей и недочеловеков, которые ненавидят Кейна. Гибель неизбежна…
– Безусловно, – прошептал патриарх. – Но я очень сомневаюсь, что это будет гибель Кейна.
2
Чтобы разобраться в том, как делаются дела в Яме, у меня уходит не больше минуты.
Отцу здесь понравилось бы: общество в банке. Здесь уже перешли от стадии военного феодализма к классической монополии на воду – сущие повелители Нила со «змеями» на месте правящего класса и т’Пассе с ее подлипалами в роли фундаменталистского подполья, которое добивается перемен, дестабилизируя… бла-бла-бла всякую хрень.
А «змей» в Яме хренова туча – сотни две самое малое. Неудивительно: «змеи» всегда были главным соперником королевства Канта. Можно было догадаться, что его величество беспременно воспользуется устроенной Тоа-Сителлом чисткой кейнистов, чтобы свести старые счеты.
Я подзываю к себе т’Пассе.
– Что за лось? – Киваю в сторону огриллона – здоровенного урода с боевыми когтями размером с кукри * , – который бродит вокруг с таким видом, словно в жизни его интересуют только трах и мордобой, причем кто станет жертвой, волнует его меньше всего. Для щенка своих лет у него набралось изрядно шрамов. Вокруг него по неровным орбитам циркулирует шестеро прихлебателей, и на меня он поглядывает косо: хочет устроить разборку, но не раньше, чем я дам ему повод.
– Его зовут Орбек, – отвечает она. – Он перешел к «змеям».
– Отлично. Позови его ко мне, ладно?
Она напрягается.
– Разве я твоя служанка? – интересуется она, холодно глядя на меня.
Я загадочно взираю на нее.
– А что, нет?
– Мы не поклоняемся тебе, Кейн, – отвечает она оскорбительно учительским тоном, порождая во мне острое желание ей вломить от души. – Для нас ты не бог, но скорее воплощение философских взглядов…
– Да-да, понял, заткнись, а? Ты его позовешь или мне попросить кого-нибудь еще?
– Я, э-э… – Она хмурится, моргая – пытается сообразить, каких жертв потребует от нее чистота доктрины, потом вздыхает. – Пожалуй… приведу его.
– Тогда спасибо.
Хансен – Делианн или как его там – смотрит ей вслед, покачивая головой, словно эта сцена показалась бы ему забавной, не будь он так изнурен.
– По-моему, ты совсем не изменился, Хэри.
Если бы так!
Я окидываю его взглядом и отворачиваюсь, не выдержав. Тяжело на него смотреть. Отчасти потому, что я все ожидаю увидать на его физиономии белую послеоперационную маску, но в основном от того, что прошедшие двадцать семь лет пошли ему вовсе не на пользу. Рваная рана на скальпе не затянулась – такое впечатление, что кто-то пытался раскроить ему череп, – и волосы растут спутанными клочьями, будто у бедолаги лишай, и всякий раз, как я бросаю взгляд на его ноги, то радуюсь, что почти ничего не чувствую ниже пояса.
Интересно, ему так же тяжело смотреть на меня?
Делианн Митондионн, принц-подменыш, штатный дуболом Т’фаррелла Вороньего Крыла: громила скорее-в-печали-нежели-в-гневе. Глаза у него все те же: щенячьи и грустные; думаю, он до сих пор убеждает себя, что насилие – это последнее прибежище, и так далее.
Крис опускает голову, словно боится на меня глянуть.
– Поток сознания… – начинает он неуверенно, – то есть богиня… э-э… Пэллес Рил – она явилась ко мне несколько дней тому назад.
Мне удается вымолвить слово.
– Мгм?
– Она сказала, что в ее силах создать противовирус, передающий иммунитет против ВРИЧ…
Он умолкает с надеждой, и я не могу смотреть на него, чтобы только не увидеть, как эта надежда вытекает из его зрачков.
– Она могла бы. – Я откусываю слово за словом, ломая зубы. – Если бы осталась жива.
– Значит, это правда, – произносит он так тихо, словно голос его сочится из слезных канальцев.
– Так обычно бывает со слухами. В них есть капля правды.
– Ходил еще другой слух, – бормочет он. – О ней и о тебе, что вы оба были…
– И это правда, – отвечаю я. – Одиннадцать лет. Чуть меньше.
Жаркий медный привкус ее крови до сих пор стоит у меня во рту. В ноздрях – запах пара над вырванным из груди сердцем.
В глазах Делианна я вижу безжалостное осознание.
– Как ты это выносишь? – шепчет он.
Я встряхиваюсь со всей силы. Не позволю ему уволочь меня обратно в темноту.
– Не выношу вовсе, – бормочу я. – Через пару дней всем нам уже не придется терпеть.
3
Возвращается т’Пассе. Орбек и его прихлебатели волочатся за ней, распихивая с дороги зэков и вообще изображая редких уродов. Кружок ребят, которых т’Пассе расставила сдерживать толпу, расступается, чтобы пропустить их.
– Как ты просил. – Она кивает в сторону Орбека.
– Класс. – Я обвожу рукой кольцо кейнистов. – Теперь прикажи своим шавкам не вмешиваться.
– Кейн, – произносит она с преувеличенным терпением, – едва ли не каждого заключенного в Яме ожидает казнь по обвинению в кейнизме. Ложному, могу добавить, обвинению. Ты здесь, как можно догадаться, большой любовью не пользуешься. Мои, как ты выразился, шавки – все, что стоит между тобою и мучительной смертью.
– Мучительная смерть ждет нас всех, – напоминаю я. – Теперь пошла на хрен. И шавок своих забери.
Лицо ее каменеет. Она машет кейнистам, и те неохотно расступаются. Остальные зэки, наоборот, подступают ближе, слышится: «Передние – нагнитесь!» и все прочее, потому что задним рядам ничего не видно. Прихлебатели Орбека расчищают площадку, покуда он стоит передо мною, точно горилла, сложив длинные руки на бочкообразной груди.
Очень скоро наступает тишина: все смотрят. Банда «змей» у родника взгромоздилась на каменный уступ, опоясывающий Яму, и с ухмылками наблюдает за нами.
– Хотел мне что-то сказать? – рычит Орбек.
В голосе его проскальзывает акцент жителей Бодекена – это объясняет его отношение ко мне. Может, он даже из Черных Ножей? Неужели мне настолько повезло?
– Не, – отвечаю я. – Просто хотел посмотреть поближе. На тупую рожу ты вполне сойдешь за одного из Вялых Херов.
Он делает два широких шага и встает надо мной, выставив над стиснутыми кулаками боевые когти.
– Я Черный Нож. Отец мой был Черный Нож. Род мой был из Черных Ножей. С тех времен, когда земля любила Черных Ножей! – рычит он.
Ну надо же! С днем рождения меня, любимого!
Я ухмыляюсь в его оскаленную рожу.
– Знаешь что я тебе скажу, боров: отнеси меня туда, где можно хлебнуть чистой воды, и я не стану тебя обижать.
– Обижать меня, человечек? – Он подносит боевой коготь к одному из клыков, чтобы я мог оценить остроту обоих. – Ты?
– Эй, Делианн, – говорю я громко, так что меня слышит вся Яма, – может, ты не знаешь: в говорах огриллонов Бодекена, нож и боевой коготь обозначаются одним словом – а последнее, в свою очередь, употребляется взамен слова «член». Клан Черных Ножей обитал в пустыне, покуда я не повеселился с ними несколько лет тому назад. К тому времени, когда я с ними покончил, остальные кланы прозвали их кланом Сломанных Ножей – Вялыми Херами, иначе сказать. Вот почему так много их покинуло Бодекен и подалось в города. Не стоит у них.
– Хэри… э-э, Кейн, – бормочет чародей и неуверенно поднимается на ноги, будто подумывая встать между мною и Орбеком. – Может, не стоит сейчас в это углубляться…
– Что, из-за этого хероплета?
– Э-э, ну…
– Мой отец говорит о тебе, – негромко и с угрозой в голосе заводит Орбек.
– В жопу твоего отца, – предлагаю я и тут же решаю извиниться: – Ой, блин, прости, забыл. Ты же не можешь, да?
Огриллон хватает меня за грудки и одной лапищей отрывает от земли, так что бесполезные мои ходули болтаются в воздухе, а боевым когтем второй потрясает у меня под носом.
– Не стоит, говоришь?
Я поднимаю руку, чтобы перехватить коготь, которым Орбек столь нахально размахивает. Боевой коготь огриллона – нечто вроде исключительно могучего дополнительного пальца, сочлененного с предплечьем чуть ниже запястья, и, как большой палец руки, он едва может сопротивляться усилию, приложенному за границей области его движения. Я поворачиваю коготь вбок и вниз. Орбек ахает.
– Это как волшебство, – объясняю я, скаля зубы. – Вот я сделал из Вялого Хера Тупую Жопу. Отнеси меня к источнику чистой воды, и я снова превращу тебя в огриллона – такого, у кого не оторван с мясом боевой коготь. Понял? Не дергайся, и у тебя останется шанс оттрахать своего папашу.
Орбек, однако, не в настроении мириться; может, не стоило лишний раз поминать его отца? Он воет от ярости и боли, отпускает мою рубаху, намереваясь врезать мне освободившейся рукой. Вот только, когда пальцы его разжимаются, на весу меня удерживает только моя же хватка на его боевом когте; мой вес до последнего грамма приходится на единственный сустав, выворачивая его наружу и вбок. Связки рвутся с глухи влажным хрустом. Орбек давится изумленным бульканьем.
Я креплюсь и удерживаюсь на вывернутом из сустава боевом когте добрых полсекунды – черт , крепок дуб! – н все же мой вес валит его с ног, и мы оба падаем на пол. Орбек сверху, но у меня достаточно места для маневра, чтобы вывернуть ему руку, точно крылышко цыпленка. Потом я протягиваю свободную руку, из-за плеча хватаюсь за его запястье и перехватываю собственное, так что предплечье мое упирается ему в локоть, отгибая плечо вверх и назад. Плечо образовавшегося рычага позволяет мне повалить Орбека на бок, так что он не может достать меня уцелевшим когтем. Потом я напрягаю руки – несильно, но огриллон хрюкает от боли, потому что мне не хватает десяти фунтов усилия, чтобы порвать ему на хрен все плечевые связки.
Физиономия его тычется мне в левое плечо. Если бы у него хватило соображения подумать о том, как изувечить меня, вместо того чтобы думать, как я могу изувечить его, он легко вырвал бы мне бивнями полруки. Я запрокидываю голову, демонстрируя улыбку.
– Ты подумай хорошенько, Орбек, – доброжелательно советую я. – Пока что я вывихнул тебе коготь. Заживет. Секунд через десять я выверну тебе плечо. После этого замах у тебя будет уже не тот. Останешься калекой на всю жизнь. Если и это не поможет, я тебя прикончу и начну заново на ком-то поумнее. Не хочешь поторговаться?
Прихлебатели его уже подтянулись, расталкивая остальных, – двое сметают с дороги Делианна, но Орбек наверху, а спина у него широкая. Один заносит ногу для пинка, и я ухмыляюсь ему.
– На что спорим, что я выдержу пинок, убью его, а потом убью тебя, прежде чем ты треснешь меня второй раз? Давай, раз такой крутой. Рискни.
Огриллон решает подождать. Просто сердце радуется, сколько благ мне до сих пор приносит репутация.
– Ну, Орбек, помощи тебе не дождаться… так что скажешь?
От боли на лбу огриллона выступает пот. Несколько секунд Орбек невнятно рычит, потом наклоняет голову к самому моему уху и шепчет:
– Сдаюсь, только перед корешами не позорь!
Я применяю к нему крайне мучительный на вид приемчик, и он вполне убедительно ревет от боли.
– Подумай, – громко говорю я. – Десять секунд. Потом я тебя убью.
Он снова наклоняется ко мне.
– Что, попросить нельзя было?
– Так лучше, – шепчу я в ответ. – Если меня убьют, твоя шкура вне опасности.
Он рычит, извивается и бьется в конвульсиях, точно заправский рестлер.
– Ну ладно, – шепчет он и цепляет меня бивнем под мышку – так, на секундочку. – Но помни. Ты победил? Помни, что я тебе мог навалять. Может, я бы сдох, но и тебе несладко бы пришлось. Так что имей уважение , блин.
Точь-в-точь я в его годы…
– Договорились.
Я перехватываю его запястье так, что могу высвободить руку и взять его шею в захват дзюдо. Запястье мое пережимает ему дыхательное горло, голова Орбека запрокидывается, глаза вылезают на лоб, и он выжимает из себя «Ладно… ладно… не убивай…» так сдавленно и хрипло, словно я взаправду пытался его удавить.
На пару нам удается изобразить все так, что я продолжаю удерживать великана, покуда мы оба поднимаемся с пола, и на пару же – убедить его оглоедов в том, вовсе не очевидном, факте, что я могу прикончить Орбека прежде, чем меня оттащат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Не стоит, – пробормотал Тоа-Сителл. Даже если бы ему было нехорошо – а он чувствовал себя прекрасно, превосходно, – он никогда не стал бы демонстрировать этого при подчиненном.
Этому человеку нельзя было доверять.
– Продолжайте отчет, – рассеянно бросил он. Рассказ о том, как герцог Тоа-М’Жест беседовал с Кейном в камере Донжона, с трудом мог привлечь внимание патриарха. В мозгу его билось тревожное предчувствие, мрачное эхо близящегося несчастья.
– И герцог весьма энергично отстаивал честь патриарха, – продолжал Глаз Божий.
– Без сомнения, – пробормотал Тоа-Сителл. – Он всегда так делает. Хочет меня обмануть.
– Ваше сияние?
– Ничего, капитан. Продолжайте.
– Камеру очистили, и в этот самый момент Кейна переводят вниз, в Яму. Выставить дополнительные посты стражи?
– М-м-м… Зачем?
– Э-э, я… – Капитан Глаз неловко переступил с ноги на ногу. – Как я понял, ваше сияние обеспокоено безопасностью Кейна.
– Я? О, нет-нет-нет. Это был герцог , – поправил Тоа-Сителл. – Это его отговорка.
– Ваше сияние, Яма полна людей и недочеловеков, которые ненавидят Кейна. Гибель неизбежна…
– Безусловно, – прошептал патриарх. – Но я очень сомневаюсь, что это будет гибель Кейна.
2
Чтобы разобраться в том, как делаются дела в Яме, у меня уходит не больше минуты.
Отцу здесь понравилось бы: общество в банке. Здесь уже перешли от стадии военного феодализма к классической монополии на воду – сущие повелители Нила со «змеями» на месте правящего класса и т’Пассе с ее подлипалами в роли фундаменталистского подполья, которое добивается перемен, дестабилизируя… бла-бла-бла всякую хрень.
А «змей» в Яме хренова туча – сотни две самое малое. Неудивительно: «змеи» всегда были главным соперником королевства Канта. Можно было догадаться, что его величество беспременно воспользуется устроенной Тоа-Сителлом чисткой кейнистов, чтобы свести старые счеты.
Я подзываю к себе т’Пассе.
– Что за лось? – Киваю в сторону огриллона – здоровенного урода с боевыми когтями размером с кукри * , – который бродит вокруг с таким видом, словно в жизни его интересуют только трах и мордобой, причем кто станет жертвой, волнует его меньше всего. Для щенка своих лет у него набралось изрядно шрамов. Вокруг него по неровным орбитам циркулирует шестеро прихлебателей, и на меня он поглядывает косо: хочет устроить разборку, но не раньше, чем я дам ему повод.
– Его зовут Орбек, – отвечает она. – Он перешел к «змеям».
– Отлично. Позови его ко мне, ладно?
Она напрягается.
– Разве я твоя служанка? – интересуется она, холодно глядя на меня.
Я загадочно взираю на нее.
– А что, нет?
– Мы не поклоняемся тебе, Кейн, – отвечает она оскорбительно учительским тоном, порождая во мне острое желание ей вломить от души. – Для нас ты не бог, но скорее воплощение философских взглядов…
– Да-да, понял, заткнись, а? Ты его позовешь или мне попросить кого-нибудь еще?
– Я, э-э… – Она хмурится, моргая – пытается сообразить, каких жертв потребует от нее чистота доктрины, потом вздыхает. – Пожалуй… приведу его.
– Тогда спасибо.
Хансен – Делианн или как его там – смотрит ей вслед, покачивая головой, словно эта сцена показалась бы ему забавной, не будь он так изнурен.
– По-моему, ты совсем не изменился, Хэри.
Если бы так!
Я окидываю его взглядом и отворачиваюсь, не выдержав. Тяжело на него смотреть. Отчасти потому, что я все ожидаю увидать на его физиономии белую послеоперационную маску, но в основном от того, что прошедшие двадцать семь лет пошли ему вовсе не на пользу. Рваная рана на скальпе не затянулась – такое впечатление, что кто-то пытался раскроить ему череп, – и волосы растут спутанными клочьями, будто у бедолаги лишай, и всякий раз, как я бросаю взгляд на его ноги, то радуюсь, что почти ничего не чувствую ниже пояса.
Интересно, ему так же тяжело смотреть на меня?
Делианн Митондионн, принц-подменыш, штатный дуболом Т’фаррелла Вороньего Крыла: громила скорее-в-печали-нежели-в-гневе. Глаза у него все те же: щенячьи и грустные; думаю, он до сих пор убеждает себя, что насилие – это последнее прибежище, и так далее.
Крис опускает голову, словно боится на меня глянуть.
– Поток сознания… – начинает он неуверенно, – то есть богиня… э-э… Пэллес Рил – она явилась ко мне несколько дней тому назад.
Мне удается вымолвить слово.
– Мгм?
– Она сказала, что в ее силах создать противовирус, передающий иммунитет против ВРИЧ…
Он умолкает с надеждой, и я не могу смотреть на него, чтобы только не увидеть, как эта надежда вытекает из его зрачков.
– Она могла бы. – Я откусываю слово за словом, ломая зубы. – Если бы осталась жива.
– Значит, это правда, – произносит он так тихо, словно голос его сочится из слезных канальцев.
– Так обычно бывает со слухами. В них есть капля правды.
– Ходил еще другой слух, – бормочет он. – О ней и о тебе, что вы оба были…
– И это правда, – отвечаю я. – Одиннадцать лет. Чуть меньше.
Жаркий медный привкус ее крови до сих пор стоит у меня во рту. В ноздрях – запах пара над вырванным из груди сердцем.
В глазах Делианна я вижу безжалостное осознание.
– Как ты это выносишь? – шепчет он.
Я встряхиваюсь со всей силы. Не позволю ему уволочь меня обратно в темноту.
– Не выношу вовсе, – бормочу я. – Через пару дней всем нам уже не придется терпеть.
3
Возвращается т’Пассе. Орбек и его прихлебатели волочатся за ней, распихивая с дороги зэков и вообще изображая редких уродов. Кружок ребят, которых т’Пассе расставила сдерживать толпу, расступается, чтобы пропустить их.
– Как ты просил. – Она кивает в сторону Орбека.
– Класс. – Я обвожу рукой кольцо кейнистов. – Теперь прикажи своим шавкам не вмешиваться.
– Кейн, – произносит она с преувеличенным терпением, – едва ли не каждого заключенного в Яме ожидает казнь по обвинению в кейнизме. Ложному, могу добавить, обвинению. Ты здесь, как можно догадаться, большой любовью не пользуешься. Мои, как ты выразился, шавки – все, что стоит между тобою и мучительной смертью.
– Мучительная смерть ждет нас всех, – напоминаю я. – Теперь пошла на хрен. И шавок своих забери.
Лицо ее каменеет. Она машет кейнистам, и те неохотно расступаются. Остальные зэки, наоборот, подступают ближе, слышится: «Передние – нагнитесь!» и все прочее, потому что задним рядам ничего не видно. Прихлебатели Орбека расчищают площадку, покуда он стоит передо мною, точно горилла, сложив длинные руки на бочкообразной груди.
Очень скоро наступает тишина: все смотрят. Банда «змей» у родника взгромоздилась на каменный уступ, опоясывающий Яму, и с ухмылками наблюдает за нами.
– Хотел мне что-то сказать? – рычит Орбек.
В голосе его проскальзывает акцент жителей Бодекена – это объясняет его отношение ко мне. Может, он даже из Черных Ножей? Неужели мне настолько повезло?
– Не, – отвечаю я. – Просто хотел посмотреть поближе. На тупую рожу ты вполне сойдешь за одного из Вялых Херов.
Он делает два широких шага и встает надо мной, выставив над стиснутыми кулаками боевые когти.
– Я Черный Нож. Отец мой был Черный Нож. Род мой был из Черных Ножей. С тех времен, когда земля любила Черных Ножей! – рычит он.
Ну надо же! С днем рождения меня, любимого!
Я ухмыляюсь в его оскаленную рожу.
– Знаешь что я тебе скажу, боров: отнеси меня туда, где можно хлебнуть чистой воды, и я не стану тебя обижать.
– Обижать меня, человечек? – Он подносит боевой коготь к одному из клыков, чтобы я мог оценить остроту обоих. – Ты?
– Эй, Делианн, – говорю я громко, так что меня слышит вся Яма, – может, ты не знаешь: в говорах огриллонов Бодекена, нож и боевой коготь обозначаются одним словом – а последнее, в свою очередь, употребляется взамен слова «член». Клан Черных Ножей обитал в пустыне, покуда я не повеселился с ними несколько лет тому назад. К тому времени, когда я с ними покончил, остальные кланы прозвали их кланом Сломанных Ножей – Вялыми Херами, иначе сказать. Вот почему так много их покинуло Бодекен и подалось в города. Не стоит у них.
– Хэри… э-э, Кейн, – бормочет чародей и неуверенно поднимается на ноги, будто подумывая встать между мною и Орбеком. – Может, не стоит сейчас в это углубляться…
– Что, из-за этого хероплета?
– Э-э, ну…
– Мой отец говорит о тебе, – негромко и с угрозой в голосе заводит Орбек.
– В жопу твоего отца, – предлагаю я и тут же решаю извиниться: – Ой, блин, прости, забыл. Ты же не можешь, да?
Огриллон хватает меня за грудки и одной лапищей отрывает от земли, так что бесполезные мои ходули болтаются в воздухе, а боевым когтем второй потрясает у меня под носом.
– Не стоит, говоришь?
Я поднимаю руку, чтобы перехватить коготь, которым Орбек столь нахально размахивает. Боевой коготь огриллона – нечто вроде исключительно могучего дополнительного пальца, сочлененного с предплечьем чуть ниже запястья, и, как большой палец руки, он едва может сопротивляться усилию, приложенному за границей области его движения. Я поворачиваю коготь вбок и вниз. Орбек ахает.
– Это как волшебство, – объясняю я, скаля зубы. – Вот я сделал из Вялого Хера Тупую Жопу. Отнеси меня к источнику чистой воды, и я снова превращу тебя в огриллона – такого, у кого не оторван с мясом боевой коготь. Понял? Не дергайся, и у тебя останется шанс оттрахать своего папашу.
Орбек, однако, не в настроении мириться; может, не стоило лишний раз поминать его отца? Он воет от ярости и боли, отпускает мою рубаху, намереваясь врезать мне освободившейся рукой. Вот только, когда пальцы его разжимаются, на весу меня удерживает только моя же хватка на его боевом когте; мой вес до последнего грамма приходится на единственный сустав, выворачивая его наружу и вбок. Связки рвутся с глухи влажным хрустом. Орбек давится изумленным бульканьем.
Я креплюсь и удерживаюсь на вывернутом из сустава боевом когте добрых полсекунды – черт , крепок дуб! – н все же мой вес валит его с ног, и мы оба падаем на пол. Орбек сверху, но у меня достаточно места для маневра, чтобы вывернуть ему руку, точно крылышко цыпленка. Потом я протягиваю свободную руку, из-за плеча хватаюсь за его запястье и перехватываю собственное, так что предплечье мое упирается ему в локоть, отгибая плечо вверх и назад. Плечо образовавшегося рычага позволяет мне повалить Орбека на бок, так что он не может достать меня уцелевшим когтем. Потом я напрягаю руки – несильно, но огриллон хрюкает от боли, потому что мне не хватает десяти фунтов усилия, чтобы порвать ему на хрен все плечевые связки.
Физиономия его тычется мне в левое плечо. Если бы у него хватило соображения подумать о том, как изувечить меня, вместо того чтобы думать, как я могу изувечить его, он легко вырвал бы мне бивнями полруки. Я запрокидываю голову, демонстрируя улыбку.
– Ты подумай хорошенько, Орбек, – доброжелательно советую я. – Пока что я вывихнул тебе коготь. Заживет. Секунд через десять я выверну тебе плечо. После этого замах у тебя будет уже не тот. Останешься калекой на всю жизнь. Если и это не поможет, я тебя прикончу и начну заново на ком-то поумнее. Не хочешь поторговаться?
Прихлебатели его уже подтянулись, расталкивая остальных, – двое сметают с дороги Делианна, но Орбек наверху, а спина у него широкая. Один заносит ногу для пинка, и я ухмыляюсь ему.
– На что спорим, что я выдержу пинок, убью его, а потом убью тебя, прежде чем ты треснешь меня второй раз? Давай, раз такой крутой. Рискни.
Огриллон решает подождать. Просто сердце радуется, сколько благ мне до сих пор приносит репутация.
– Ну, Орбек, помощи тебе не дождаться… так что скажешь?
От боли на лбу огриллона выступает пот. Несколько секунд Орбек невнятно рычит, потом наклоняет голову к самому моему уху и шепчет:
– Сдаюсь, только перед корешами не позорь!
Я применяю к нему крайне мучительный на вид приемчик, и он вполне убедительно ревет от боли.
– Подумай, – громко говорю я. – Десять секунд. Потом я тебя убью.
Он снова наклоняется ко мне.
– Что, попросить нельзя было?
– Так лучше, – шепчу я в ответ. – Если меня убьют, твоя шкура вне опасности.
Он рычит, извивается и бьется в конвульсиях, точно заправский рестлер.
– Ну ладно, – шепчет он и цепляет меня бивнем под мышку – так, на секундочку. – Но помни. Ты победил? Помни, что я тебе мог навалять. Может, я бы сдох, но и тебе несладко бы пришлось. Так что имей уважение , блин.
Точь-в-точь я в его годы…
– Договорились.
Я перехватываю его запястье так, что могу высвободить руку и взять его шею в захват дзюдо. Запястье мое пережимает ему дыхательное горло, голова Орбека запрокидывается, глаза вылезают на лоб, и он выжимает из себя «Ладно… ладно… не убивай…» так сдавленно и хрипло, словно я взаправду пытался его удавить.
На пару нам удается изобразить все так, что я продолжаю удерживать великана, покуда мы оба поднимаемся с пола, и на пару же – убедить его оглоедов в том, вовсе не очевидном, факте, что я могу прикончить Орбека прежде, чем меня оттащат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121