Как и всем актерам до меня, мне придется изображать эльфа, избравшего по той или иной причине жизнь среди людей, но задача оставалась головокружительно сложной.
Так что общаться с гориллами у меня не было никакого настроения. Студенты-боевики с хохотом и шутками топотали по коридору, будто полупарализованные слоны, я с переменным успехом проскальзывал между двухметровыми колоссами где-то на уровне локтей. Кто направлялся в дормиторий, кто – в небезызвестную пивнушку на подвальном уровне. Один, здоровяк с плечами как пудовые гири, стоял ко мне спиной, вроде бы тыча кулаком в нос кому-то, совершенно скрытому могучим торсом. Судя по тому, как екнуло мое сердце, то был Хэри.
Вражда между студентами Коллежа боевой тавматургии и рукопашниками является, по моему убеждению, частью стойкой исторической традиции, уходящей корнями в девятнадцатый век, когда студенты-атлеты задирали студентов-зубрил. Они видят в нас холощеных книжных червей, мы в них – безголовых горилл, перекачавших все серое вещество в бицепс. Однако в Консерватории положение осложняется тем, что большая часть учебной программы готовит нас тем или иным способом убивать людей. Это, мягко говоря, сказывается на характере студентов и повышает ставки. Легким унижением дело не обходится. Бывает, что кто-то пострадал – обычно это чародеи-подмастерья. По эту сторону порталов Уинстона, без помощи чужих законов физики, мы почти беспомощны. А те навыки, которые Консерватория вдалбливает в мозги боевикам, одинаково полезны на Земле и в Поднебесье.
Кроме того, они все такие здоровенные .
Так что сердце мое чуток трепетало. Толпа рассосалась, по коридору гуляли последние отзвуки голосов, и теперь я мог расслышать, что бубнит себе под нос горилла.
Это оказался тот парень из качалки, Боллинджер.
– Посмотрим, как тебе будет весело, умник. – Он ткнул Хэри в грудь пальцем-сарделькой, нависая над тощим работягой. – Как-нибудь я тебя застану на площадке. Тогда и посмотрим.
Глаза Хэри полыхали жутким огнем безумия, ничуть не сродственного ужасу.
– Пошел на хер, Боллинджер. Я занят. Убью тебя позже.
Булыжный кулак великана скомкал футболку на груди Хэри, едва на прихватив ребра.
– А ну повтори!
Я уже раньше видывал такие стычки: ученику чародеев надоедает ходить опущенным, и он решает огрызнуться. Кончается дело травмами. Я обычно отходил в сторону, чтобы потом доволочь бедолагу до лазарета. Или, если видел шанс, пытался разрядить ситуацию. Но сейчас…
Я поймал взгляд Хэри. Подмигнул. А потом встал на карачки точно за спиной Боллинджера.
Не знаю, может, виной тут неделя, что я провел рядом с Хэри Майклсоном, в бою с ним, обок него. Может, я заразился как-то. Тяжелый случай синдрома Майклсона.
Такой искренней, счастливой, широкой улыбки на лице Хэри я еще не видел.
– Боллинджер, у тебя когда отпуск?
– А?
– Не знаешь? Я тебя отпускаю.
Хэри врезал великану по сгибу локтя, так, что тот отдернул руку, и оттолкнул. Боллинджер споткнулся о меня и рухнул, величаво, как подрубленный кедр, так приложившись спиной об пол, что тот дрогнул. Не успел я подняться, а боевик – прийти в себя, как Хэри подскочил к нему и яростно пнул в ухо. Боллинджер застонал и попытался закрыть голову руками, сворачиваясь в позу эмбриона.
Я оттолкнул Хэри, когда тот уже изготовился ударом ноги перебить противнику шею.
– Хватит, Хэри! Ты его убьешь!
Майклсон отмахнулся от меня шутя.
– Точно, блин!..
Но тут из-за двери выхромал на механических протезах профессионал Хэммет – инструктор по виртуальным приключениям – и спас Боллинджеру жизнь. Ему достаточно было просто заслонять собой лежащего, покуда Хэри не взял себя в руки; даже Майклсон не рисковал ударить инструктора.
Хэммет был актером в отставке, бывшим мечником, озлобленным на весь мир и сволочным от природы. Снисхождения от него дожидаться не приходилось. Особенно Боллинджеру, когда тот пожаловался, будто Хэри его бьет. По мнению Хэммета, студент-боевик, не сумевший уложить двоих колдунишек, гроша ломаного не стоил. Подводить нас под выговор он не хотел – бумаги еще заполнять, морочиться, но и драк в окрестностях своих любимых кабин ВП терпеть не собирался. Поэтому Боллинджера послали в одну сторону, а нас – в другую. Боллинджер уковылял, бормоча что-то под нос и кровожадно посматривая на нас через плечо. Я же продемонстрировал карточку Чандры.
Пускать нас в кабину без присмотра Хэммету не очень-то хотелось, но с Чандрой не поспоришь. Отзвонив директору, дабы убедиться, что я не спер пропуск, инструктор неохотно впустил нас внутрь. Мы зашли, и я запер дверь.
– Господи, Хэри, – выдохнул я, привалившись к косяку, – это уже слишком. Слишком страшно. Ты же мог убить его! Ну и характерец у тебя. Ты просто взбесился.
Хэри вздохнул, понурившись, и сел на пол в позе лотоса.
– Почему взбесился?
– Боже мой…
– Зря ты мне не дал его кончить. Это был мой лучший шанс. Теперь я его в одиночку хрен поймаю.
У меня отвисла челюсть.
Хэри пожал плечами.
– Мы с Боллинджером уже давно… не ладили.
– Ты его спровоцировал, – прошептал я. – Ты сам напросился.
– Крис, тут или он, или я. Если бы на полу я лежал, мы бы сейчас с тобой не болтали. И не только сейчас.
– Кончай спектакль, Хэри. Ну столкнулись вы пару раз лбами – и что такого?
Он рубанул воздух ладонью.
– Ты бизнесмен, Крис. А это – рабочее дело. – Хэри стиснул кулаки, и уставился на них, как на непроплаченную в срок накладную. – Боллинджер, он из трущоб Филадельфии. Мы с ним друг друга понимаем.
– Не могу этого понять. И принять. – Но, произнося эти слова, я не отрывал взгляда от его костяшек: узлы рубцовой ткани – будто комки старой жвачки.
– И не надо. Ты из другого мира, Крис. Вот поэтому, когда мы выберемся из этого сортира, я буду великим актером, а ты – остроухим покойником. – Он поднялся на ноги. – Ты собирался мне показать, какой ты крутой в костюме ВП.
8
Несколько минут мне пришлось вместе с Хэри проторчать в его тесной кабинке, чтобы помочь настроить индукторы. С костюмом обратной связи проблемы не было; это устройство в основном механическое – жмет тебя, трясет и бьет. А вот к индукционному шлему надо привыкнуть.
Технология в нем используется та же, что позволяет первоочередникам в просмотровых залах Студии переживать впечатления/ощущения актеров в реальном времени. Калибровка – процесс на самом деле несложный; подстраиваешь шлем, покуда на белом фоне не появится черная точка, чтобы растянуться в линию, а линия не развернется в явственно видимый логотип Студии. Таким же образом белый шум переходит в настроечный тон и так далее. В кабине ВП это даже проще, чем в Студии, – здесь индукторам не приходится передавать еще и запах, а осязательные/болевые импульсы и кинестезию подменяет костюм.
Но несложной калибровка кажется тому, кто ею уже пару раз занимался; начиная с определенных уровней кастовой системы это практически всеобщий навык, однако Хэри происходил из работяг и, конечно, в жизни своей не бывал на Студии и не настраивал индукционный шлем. Непривычные ощущения пришлись ему не по вкусу. К концу он уже вслепую – забрало шлема делается непрозрачным, чтобы зрение не мешало воспринимать наведенные нейростимуляцией образы – бил меня по рукам и требовал отвязаться.
Оставив его в кабине, я подошел к инструкторскому посту: трем широким пультам-подковам, одному над другим, будто орган. Над головой висели четыре экрана, где ВП-компьютер должен был показывать происходящее с разных точек зрения. За спиной тянулись пустые ряды сидений.
Я уселся в кресло, склонился над клавишами и позволил себе затрястись от ужаса.
Читал когда-то, будто взрослым становишься, когда начинаешь воспринимать смерть как камушек в ботинке – на каждом шагу чувствуешь ее близость. Перед глазами неотрывно стоял потолок коридора, каким видел бы его Боллинджер; из мыслей не шло, как легко, почти небрежно Хэри мог отнять у него жизнь. Мне представилось, как я в Поднебесье иду по городской улочке, как из переулка выходит человек и, ни слова ни говоря, всаживает мне нож в глотку – без требований и угроз, не дав ни шанса отразить нападение.
Ни шанса.
Я слышал, как пятки барабанят по земле, будто ты судорожно дергаешься, опроставшись, когда тебя убивают. Я переживал это снова и снова, беспомощно постукивая пятками, ярче самой яркой фантазии, с ошеломительной яркостью вхождения.
Когда я начинал работать с Хэри, то ощущал себя дрессировщиком, взявшимся натаскивать нового льва. Если я не выкажу страха, ничем не спровоцирую рефлексы хищника, я в безопасности. Даже чувствовал себя немного героем, гордился собой – мне казалось, что я одной силой воли леплю свою судьбу. Я могу помочь Хэри, победить Чандру, начать смутно представляемую, но, несомненно, славную карьеру актера.
И сейчас меня трясло, потому что безопасности нет .
В один несчастный день ты скажешь что-то не то любому из Хэри Майклсонов – и в следующий миг рухнешь на пол с последним вздохом.
Даже сейчас меня не сам Хэри страшил, а мир, в котором он жил, мой мир, который я увидал его глазами. Он глубочайшим образом воспринимал хрупкость моей жизни, его жизни, жизни вообще – и плевал на нее.
А ведь он не один такой, он даже не особенный. Каста рабочих производит бессчетных Хэри Майклсонов. Теперь я начал понимать, почему он решил, будто у меня «кишка тонка».
Хотя какая разница? Стоит ли мне жить – без Поднебесья?
Я вызвал стандартную программу, потом вошел в свою кабинку и торопливо оделся. Мне калибровка не требовалась; стоило надеть шлем, как компьютер распознал мои биотоки и автоматически загрузил нужный файл.
Вокруг меня соткался луг – поросшая высокой травой чуть всхолмленная равнина до самого горизонта. Небо над головой было безоблачным и ошеломительно синим, солнце висело в нем без движения. Это простейший уровень среды, здесь обычно проходят поединки и практические занятия по магии. Я сам много часов провел на этой равнине – на мягкой земле удобно стоять на коленях, когда медитируешь, и облака не заслоняют солнце.
Стандартнолицый манекен Хэри стоял от меня в шести шагах. Он шагнул было ко мне, но оглянулся и замер, потом вдруг нагнулся, чтобы потрогать траву.
– Ого!
– Знаю. Впечатляет, да?
– Круто. Круче яиц. – Невыразительное лицо не дрогнуло, но в голосе слышалось веселье. – Видок у тебя пидорский.
Я со вздохом пожал плечами. Мой виртуальный манекен выглядел примерно так, как я буду выглядеть после всех операций: густые, коротко остриженные платиновые волосы, огромные золотые глаза, тонкие черты лица, экстравагантно заостренные, точно у рыси, уши…. Может, я перестарался?
Хэри подошел поближе.
– Знаешь, я тебя без этой белой маски не видел ни разу. Это у тебя рожа такая?
– Будет когда-нибудь, – отозвался я. – Наверное. Еще десять недель не узнаю.
Он кивнул, и мне внезапно захотелось увидеть выражение на его лице.
– Ладно, – проговорил он. – Теперь что?
Я глубоко вздохнул. Добрую неделю я трудился, чтобы привести его сюда, и теперь меня охватила неуверенность, предчувствие… не знаю чего. Мандраж, наверное.
Может, я боялся, что он и тут меня обойдет.
– Сейчас никаких заклятий, – ответил я. – Сжалюсь над тобой. Надрать тебе задницу я смогу на голой Силе. Переходи на колдовское зрение. Компьютер уловит твои биотоки и покажет симуляцию токов Силы. Ты увидишь мою Оболочку.
Манекен закрыл глаза и сложил руки перед собой, соединив только кончики первых трех пальцев. Мне, разумеется, мудра трех пальцев уже не требовалась, чтобы перейти на колдовское зрение, – на нужный уровень мое сознание переключали ритм дыхания и волевое усилие. Но меня тревожило, что за десять дней до семинара Хэри еще нуждался в символических жестах.
Тревога рассеялась сама; когда колдуешь, волноваться невозможно. Цель продвинутых способов медитации, каким учат нас в Консерватории, – полностью, безоглядно сосредоточить не только сознание, но и подсознание на желаемых магических эффектах. После двух лет тренировок я мог манипулировать своим рассудком, как хирургическим лазером.
Говорят, что каждый чародей воспринимает Силу в рамках личной метафоры – как потоки света или призрачные струи, как сияющие струны, проплетающие воздух, как пламенные сферы вроде шаровых молний. Чем Сила станет для меня, я не узнаю, покуда не окажусь в Поднебесье. Костюм ВП симулирует ее всегда одинаково – в виде мерцающей сетки. В направлении тока по ней ползут цветные яркие полоски.
Оболочка Хэри тоже выглядела вполне стандартно – аура из паутинок. В такт сердцебиению она слегка подрагивала, вокруг ступней и ладоней полыхала огнем. Я следил за токами Силы, выжидая, пока мой противник начнет ее притягивать.
Хэри открыл глаза.
– Я ее вижу, – благоговейно шепнул он.
Я и не заметил, как затаил дыхание, и запоздало выдохнул.
– Ладно. Для тебе это внове, понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Так что общаться с гориллами у меня не было никакого настроения. Студенты-боевики с хохотом и шутками топотали по коридору, будто полупарализованные слоны, я с переменным успехом проскальзывал между двухметровыми колоссами где-то на уровне локтей. Кто направлялся в дормиторий, кто – в небезызвестную пивнушку на подвальном уровне. Один, здоровяк с плечами как пудовые гири, стоял ко мне спиной, вроде бы тыча кулаком в нос кому-то, совершенно скрытому могучим торсом. Судя по тому, как екнуло мое сердце, то был Хэри.
Вражда между студентами Коллежа боевой тавматургии и рукопашниками является, по моему убеждению, частью стойкой исторической традиции, уходящей корнями в девятнадцатый век, когда студенты-атлеты задирали студентов-зубрил. Они видят в нас холощеных книжных червей, мы в них – безголовых горилл, перекачавших все серое вещество в бицепс. Однако в Консерватории положение осложняется тем, что большая часть учебной программы готовит нас тем или иным способом убивать людей. Это, мягко говоря, сказывается на характере студентов и повышает ставки. Легким унижением дело не обходится. Бывает, что кто-то пострадал – обычно это чародеи-подмастерья. По эту сторону порталов Уинстона, без помощи чужих законов физики, мы почти беспомощны. А те навыки, которые Консерватория вдалбливает в мозги боевикам, одинаково полезны на Земле и в Поднебесье.
Кроме того, они все такие здоровенные .
Так что сердце мое чуток трепетало. Толпа рассосалась, по коридору гуляли последние отзвуки голосов, и теперь я мог расслышать, что бубнит себе под нос горилла.
Это оказался тот парень из качалки, Боллинджер.
– Посмотрим, как тебе будет весело, умник. – Он ткнул Хэри в грудь пальцем-сарделькой, нависая над тощим работягой. – Как-нибудь я тебя застану на площадке. Тогда и посмотрим.
Глаза Хэри полыхали жутким огнем безумия, ничуть не сродственного ужасу.
– Пошел на хер, Боллинджер. Я занят. Убью тебя позже.
Булыжный кулак великана скомкал футболку на груди Хэри, едва на прихватив ребра.
– А ну повтори!
Я уже раньше видывал такие стычки: ученику чародеев надоедает ходить опущенным, и он решает огрызнуться. Кончается дело травмами. Я обычно отходил в сторону, чтобы потом доволочь бедолагу до лазарета. Или, если видел шанс, пытался разрядить ситуацию. Но сейчас…
Я поймал взгляд Хэри. Подмигнул. А потом встал на карачки точно за спиной Боллинджера.
Не знаю, может, виной тут неделя, что я провел рядом с Хэри Майклсоном, в бою с ним, обок него. Может, я заразился как-то. Тяжелый случай синдрома Майклсона.
Такой искренней, счастливой, широкой улыбки на лице Хэри я еще не видел.
– Боллинджер, у тебя когда отпуск?
– А?
– Не знаешь? Я тебя отпускаю.
Хэри врезал великану по сгибу локтя, так, что тот отдернул руку, и оттолкнул. Боллинджер споткнулся о меня и рухнул, величаво, как подрубленный кедр, так приложившись спиной об пол, что тот дрогнул. Не успел я подняться, а боевик – прийти в себя, как Хэри подскочил к нему и яростно пнул в ухо. Боллинджер застонал и попытался закрыть голову руками, сворачиваясь в позу эмбриона.
Я оттолкнул Хэри, когда тот уже изготовился ударом ноги перебить противнику шею.
– Хватит, Хэри! Ты его убьешь!
Майклсон отмахнулся от меня шутя.
– Точно, блин!..
Но тут из-за двери выхромал на механических протезах профессионал Хэммет – инструктор по виртуальным приключениям – и спас Боллинджеру жизнь. Ему достаточно было просто заслонять собой лежащего, покуда Хэри не взял себя в руки; даже Майклсон не рисковал ударить инструктора.
Хэммет был актером в отставке, бывшим мечником, озлобленным на весь мир и сволочным от природы. Снисхождения от него дожидаться не приходилось. Особенно Боллинджеру, когда тот пожаловался, будто Хэри его бьет. По мнению Хэммета, студент-боевик, не сумевший уложить двоих колдунишек, гроша ломаного не стоил. Подводить нас под выговор он не хотел – бумаги еще заполнять, морочиться, но и драк в окрестностях своих любимых кабин ВП терпеть не собирался. Поэтому Боллинджера послали в одну сторону, а нас – в другую. Боллинджер уковылял, бормоча что-то под нос и кровожадно посматривая на нас через плечо. Я же продемонстрировал карточку Чандры.
Пускать нас в кабину без присмотра Хэммету не очень-то хотелось, но с Чандрой не поспоришь. Отзвонив директору, дабы убедиться, что я не спер пропуск, инструктор неохотно впустил нас внутрь. Мы зашли, и я запер дверь.
– Господи, Хэри, – выдохнул я, привалившись к косяку, – это уже слишком. Слишком страшно. Ты же мог убить его! Ну и характерец у тебя. Ты просто взбесился.
Хэри вздохнул, понурившись, и сел на пол в позе лотоса.
– Почему взбесился?
– Боже мой…
– Зря ты мне не дал его кончить. Это был мой лучший шанс. Теперь я его в одиночку хрен поймаю.
У меня отвисла челюсть.
Хэри пожал плечами.
– Мы с Боллинджером уже давно… не ладили.
– Ты его спровоцировал, – прошептал я. – Ты сам напросился.
– Крис, тут или он, или я. Если бы на полу я лежал, мы бы сейчас с тобой не болтали. И не только сейчас.
– Кончай спектакль, Хэри. Ну столкнулись вы пару раз лбами – и что такого?
Он рубанул воздух ладонью.
– Ты бизнесмен, Крис. А это – рабочее дело. – Хэри стиснул кулаки, и уставился на них, как на непроплаченную в срок накладную. – Боллинджер, он из трущоб Филадельфии. Мы с ним друг друга понимаем.
– Не могу этого понять. И принять. – Но, произнося эти слова, я не отрывал взгляда от его костяшек: узлы рубцовой ткани – будто комки старой жвачки.
– И не надо. Ты из другого мира, Крис. Вот поэтому, когда мы выберемся из этого сортира, я буду великим актером, а ты – остроухим покойником. – Он поднялся на ноги. – Ты собирался мне показать, какой ты крутой в костюме ВП.
8
Несколько минут мне пришлось вместе с Хэри проторчать в его тесной кабинке, чтобы помочь настроить индукторы. С костюмом обратной связи проблемы не было; это устройство в основном механическое – жмет тебя, трясет и бьет. А вот к индукционному шлему надо привыкнуть.
Технология в нем используется та же, что позволяет первоочередникам в просмотровых залах Студии переживать впечатления/ощущения актеров в реальном времени. Калибровка – процесс на самом деле несложный; подстраиваешь шлем, покуда на белом фоне не появится черная точка, чтобы растянуться в линию, а линия не развернется в явственно видимый логотип Студии. Таким же образом белый шум переходит в настроечный тон и так далее. В кабине ВП это даже проще, чем в Студии, – здесь индукторам не приходится передавать еще и запах, а осязательные/болевые импульсы и кинестезию подменяет костюм.
Но несложной калибровка кажется тому, кто ею уже пару раз занимался; начиная с определенных уровней кастовой системы это практически всеобщий навык, однако Хэри происходил из работяг и, конечно, в жизни своей не бывал на Студии и не настраивал индукционный шлем. Непривычные ощущения пришлись ему не по вкусу. К концу он уже вслепую – забрало шлема делается непрозрачным, чтобы зрение не мешало воспринимать наведенные нейростимуляцией образы – бил меня по рукам и требовал отвязаться.
Оставив его в кабине, я подошел к инструкторскому посту: трем широким пультам-подковам, одному над другим, будто орган. Над головой висели четыре экрана, где ВП-компьютер должен был показывать происходящее с разных точек зрения. За спиной тянулись пустые ряды сидений.
Я уселся в кресло, склонился над клавишами и позволил себе затрястись от ужаса.
Читал когда-то, будто взрослым становишься, когда начинаешь воспринимать смерть как камушек в ботинке – на каждом шагу чувствуешь ее близость. Перед глазами неотрывно стоял потолок коридора, каким видел бы его Боллинджер; из мыслей не шло, как легко, почти небрежно Хэри мог отнять у него жизнь. Мне представилось, как я в Поднебесье иду по городской улочке, как из переулка выходит человек и, ни слова ни говоря, всаживает мне нож в глотку – без требований и угроз, не дав ни шанса отразить нападение.
Ни шанса.
Я слышал, как пятки барабанят по земле, будто ты судорожно дергаешься, опроставшись, когда тебя убивают. Я переживал это снова и снова, беспомощно постукивая пятками, ярче самой яркой фантазии, с ошеломительной яркостью вхождения.
Когда я начинал работать с Хэри, то ощущал себя дрессировщиком, взявшимся натаскивать нового льва. Если я не выкажу страха, ничем не спровоцирую рефлексы хищника, я в безопасности. Даже чувствовал себя немного героем, гордился собой – мне казалось, что я одной силой воли леплю свою судьбу. Я могу помочь Хэри, победить Чандру, начать смутно представляемую, но, несомненно, славную карьеру актера.
И сейчас меня трясло, потому что безопасности нет .
В один несчастный день ты скажешь что-то не то любому из Хэри Майклсонов – и в следующий миг рухнешь на пол с последним вздохом.
Даже сейчас меня не сам Хэри страшил, а мир, в котором он жил, мой мир, который я увидал его глазами. Он глубочайшим образом воспринимал хрупкость моей жизни, его жизни, жизни вообще – и плевал на нее.
А ведь он не один такой, он даже не особенный. Каста рабочих производит бессчетных Хэри Майклсонов. Теперь я начал понимать, почему он решил, будто у меня «кишка тонка».
Хотя какая разница? Стоит ли мне жить – без Поднебесья?
Я вызвал стандартную программу, потом вошел в свою кабинку и торопливо оделся. Мне калибровка не требовалась; стоило надеть шлем, как компьютер распознал мои биотоки и автоматически загрузил нужный файл.
Вокруг меня соткался луг – поросшая высокой травой чуть всхолмленная равнина до самого горизонта. Небо над головой было безоблачным и ошеломительно синим, солнце висело в нем без движения. Это простейший уровень среды, здесь обычно проходят поединки и практические занятия по магии. Я сам много часов провел на этой равнине – на мягкой земле удобно стоять на коленях, когда медитируешь, и облака не заслоняют солнце.
Стандартнолицый манекен Хэри стоял от меня в шести шагах. Он шагнул было ко мне, но оглянулся и замер, потом вдруг нагнулся, чтобы потрогать траву.
– Ого!
– Знаю. Впечатляет, да?
– Круто. Круче яиц. – Невыразительное лицо не дрогнуло, но в голосе слышалось веселье. – Видок у тебя пидорский.
Я со вздохом пожал плечами. Мой виртуальный манекен выглядел примерно так, как я буду выглядеть после всех операций: густые, коротко остриженные платиновые волосы, огромные золотые глаза, тонкие черты лица, экстравагантно заостренные, точно у рыси, уши…. Может, я перестарался?
Хэри подошел поближе.
– Знаешь, я тебя без этой белой маски не видел ни разу. Это у тебя рожа такая?
– Будет когда-нибудь, – отозвался я. – Наверное. Еще десять недель не узнаю.
Он кивнул, и мне внезапно захотелось увидеть выражение на его лице.
– Ладно, – проговорил он. – Теперь что?
Я глубоко вздохнул. Добрую неделю я трудился, чтобы привести его сюда, и теперь меня охватила неуверенность, предчувствие… не знаю чего. Мандраж, наверное.
Может, я боялся, что он и тут меня обойдет.
– Сейчас никаких заклятий, – ответил я. – Сжалюсь над тобой. Надрать тебе задницу я смогу на голой Силе. Переходи на колдовское зрение. Компьютер уловит твои биотоки и покажет симуляцию токов Силы. Ты увидишь мою Оболочку.
Манекен закрыл глаза и сложил руки перед собой, соединив только кончики первых трех пальцев. Мне, разумеется, мудра трех пальцев уже не требовалась, чтобы перейти на колдовское зрение, – на нужный уровень мое сознание переключали ритм дыхания и волевое усилие. Но меня тревожило, что за десять дней до семинара Хэри еще нуждался в символических жестах.
Тревога рассеялась сама; когда колдуешь, волноваться невозможно. Цель продвинутых способов медитации, каким учат нас в Консерватории, – полностью, безоглядно сосредоточить не только сознание, но и подсознание на желаемых магических эффектах. После двух лет тренировок я мог манипулировать своим рассудком, как хирургическим лазером.
Говорят, что каждый чародей воспринимает Силу в рамках личной метафоры – как потоки света или призрачные струи, как сияющие струны, проплетающие воздух, как пламенные сферы вроде шаровых молний. Чем Сила станет для меня, я не узнаю, покуда не окажусь в Поднебесье. Костюм ВП симулирует ее всегда одинаково – в виде мерцающей сетки. В направлении тока по ней ползут цветные яркие полоски.
Оболочка Хэри тоже выглядела вполне стандартно – аура из паутинок. В такт сердцебиению она слегка подрагивала, вокруг ступней и ладоней полыхала огнем. Я следил за токами Силы, выжидая, пока мой противник начнет ее притягивать.
Хэри открыл глаза.
– Я ее вижу, – благоговейно шепнул он.
Я и не заметил, как затаил дыхание, и запоздало выдохнул.
– Ладно. Для тебе это внове, понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121