– Но все равно. Я тебя понял.
– Вот и хорошо. А теперь давай чеши. Ты, может, думаешь, я тебя усыновила? Мне тут некогда с тобой лясы точить.
– Иди к черту, – улыбнулся он.
– Следующий! – заорала Морин, едва он закрыл дверь.
Он все еще улыбался, когда миссис Кипфер любезно открыла ему дверь на лестницу, и он без всякого труда сдержал себя, не сказал ей ни слова и только ухмыльнулся.
Ты должен запомнить: никто не виноват, все дело в системе, внушал он себе. Чего ты ждал в день получки? Что тебя встретят с духовым оркестром? Что будет эскорт мотоциклистов? Она просто занята, вот и все. Представь себе, что в день большой распродажи ты зашел в универмаг к своей девушке и хочешь поболтать с ней за прилавком, а вокруг покупатели вот-вот измордуют друг друга до смерти.
– Все дело только в этом, – сказал он ступенькам лестницы. – Она должна зарабатывать себе на жизнь. Как того требует наша система. Что, не правда?
Все дело только в этом, сказал он себе.
Но жесткий, плотный, кислый комок гнева, осевший в желудке, так и лежал там, непереваренный.
Наверное, Морин права. Тебе надо напиться. Надо напиться и успеть рассиропиться, пока ты не перестал верить ее словам. И нечего заговаривать себе зубы, не поможет. Чего ж удивляться, что в этой треклятой стране, в этом треклятом Двадцатом Веке столько алкоголиков!
Какое все-таки имя! Лорен! Идеальное имя для проститутки – романтичное, аристократическое и очень женственное. Лорен прелестная, девушка честная, Лорен – жемчужина Хоутел-стрит! Как тебе могло прийти в голову, что это – красивое имя, что это – имя женщины? – ядовито подумал он.
Что ж, раз так, он пойдет на угол к ресторану «У-Фа», вот куда. Он пойдет в бар, тот, что в подвале, и пропьет там свои тринадцать пятьдесят, тогда посмотрим, как мы будем себя чувствовать. А как мы будем себя чувствовать? Великолепно – вот как. А потом он сядет на автобус и поедет на Ваикики, где обещал быть Маджио, у того там сегодня встреча с его голубым приятелем Хэлом, потому что сегодня день получки, а Маджио уже раздал долги и остался без гроша. Вот мы их и проведаем. И еще слегка выпьем за их счет. Чем черт не шутит, если он здорово напьется, то, может, тоже сумеет подцепить себе какого-нибудь «клиента»? Все остальное он уже пробовал. Что ему мешает провести разведку и в этом направлении?
24
Искать Маджио на Ваикики ему не понадобилось. Маджио сидел у стойки в баре ресторана «У-Фа». Когда Пруит остановился в дверях битком набитого, пьяно орущего бара, ему захотелось расхохотаться во все горло от безумной радости, как хохочет смертник, которому неожиданно отсрочили казнь: маленький итальяшка восседал на кожаном загривке высокого табурета, точно жокей-победитель, окруженный болельщиками, и, снисходительно улыбаясь неистовствующей у его ног толпе, о чем-то спорил с барменом по-итальянски. Пруит глядел на Маджио, и на душе у него теплело. Лекарство, прописанное Морин, не смогло бы так согреть.
– Эй, салага! – крикнул ему Анджело и помахал рукой. – Эй! Я здесь. Иди сюда. Это я!
Пруит с трудом протиснулся ближе к стойке, чувствуя, как губы у него расползаются в улыбке.
– Дышать-то хоть можешь? – спросил Анджело.
– Нет.
– Залезай ко мне на плечи. Отсюда все видно. И есть чем дышать. Шикарно я устроился, да?
– Ты же собирался поехать на Ваикики.
– А я и поеду. Это пока просто так, маленькая артподготовка. Сам-то не хочешь слегка подготовиться, салага?
– Не возражаю, – пропыхтел Пруит, все еще проталкиваясь к стойке.
– Эй, бамбино! – крикнул Анджело бармену. – Принеси-ка этому бамбино стаканчик артподготовки. Этот бамбино мой лучший друг. Ему срочно нужна артподготовка.
Потный ухмыляющийся бармен приветливо кивнул и отошел к другому концу стойки.
– Этот бамбино тоже воевал с Гарибальди! – крикнул Анджело ему вдогонку. – Обслужи по первому классу, он иначе не привык.
Я его уже выдрессировал, – сказал он Пруиту. – Мыс этим бамбино вместе воевали у Гарибальди. Я ему сейчас рассказывал, какой отличный памятник отгрохали нашему Гарибальди американцы на Вашингтон-сквер.
– Откуда у тебя деньги, шпана? Днем ты, по-моему, говорил, что гол как сокол.
– Так и было. Честно. Просто случайно встретил одного из пятой роты, а он мне был пятерку должен, я у него в сортире выиграл. Я ему и говорю, давай два пятьдесят, будем квиты. Теперь вот маленькая артподготовка, а потом поеду на Ваикики, там будет работа посерьезней.
– Рассказывай своей бабушке.
– Не веришь? Посмотри мне в глаза. Такие глаза могут врать? Эй, бамбино, – крикнул он, перегнувшись через стойку. – Давай быстрее! Можешь спросить у бамбино, – он снова повернулся к Пруиту, – спроси его, такие глаза могут врать? Мы с ним вместе воевали у Гарибальди.
– Чего ты несешь? Этот твой бамбино еще молодой мужик, он даже у Муссолини не успел бы повоевать, не то что у Гарибальди. А ты, между прочим, уже косой.
– Ну и что? При чем тут косой? Заткнись, он сюда идет, – Маджио кивнул на приближающегося бармена. – Этот, бамбино – бамбино что надо, – громко сказал он Пруиту, когда бармен поставил на стойку стакан.
– Привет, бамбино, – сказал Пруит. – Ну как, много голубых нынче выгнал?
– Нет, нет. Нет, – бармен развел руками, показывая, какая в баре толпа. – Сегодня их нет. День получки. Большая работа, видишь?
– Бамбино, – сказал Анджело, – это прекрасный памятник. Невероятной красоты.
Бармен покачал мокрой от пота головой:
– Хорошо бы увидеть.
– Как мне тебе его описать? – продолжал Анджело. – Такая красота! Когда я работал на складе «Гимбела», я каждую получку, в субботу, возлагал к этому памятнику венок, вот до чего он красивый.
– Гарибальди, – бармен улыбнулся. – Хороший человек. Мой дед воевал с Гарибальди.
– Вот, пожалуйста, – Анджело поглядел на Пруита. – Понял? – Он повернулся к бармену и показал пальцем на Пруита: – Этот бамбино тоже с ним воевал.
– Говоришь, клал к памятнику цветочки? – ехидно улыбнулся Пруит. – Может, заодно и голубиное дерьмо соскабливал?
– Нет. Дерьмо я поручил своему ассистенту.
– Гарибальди воевал за свободу, – сказал бармен.
– Правильно, бамбино, – кивнул Анджело. – Заткнись, – прошептал он Пруиту, когда бармен отошел от них. – Хочешь мне все испортить? Я же настраиваю бамбино, чтобы он выдал нам артподготовку за бесплатно.
– Пошел твой бамбино к черту. У меня тринадцать пятьдесят в кармане. Настрой его, чтобы напоил нас на все.
– Это другой разговор. Чего ж ты сразу не предупредил?
– Нужно только оставить восемьдесят центов на такси, а остальное можем пропить. Если я снова опоздаю утром на построение – мне гроб.
– Гроб с музыкой, – поправил Анджело. – Старик, ты ведь прав. Без трепа. Эта наша армия у меня в печенках сидит. Только подумать! Гарибальди… Джордж Вашингтон… Авраам Линкольн… Франклин Делано Рузвельт… Гарри Купер… А с другой стороны – наша армия!
– Или, к примеру, генерал Макартур, – сказал Пруит. – И его сын, тоже генерал Макартур… Или, скажем, наш прежний главнокомандующий.
– Верно. Или Великая хартия вольностей… или Декларация независимости… Конституция… Билль о правах… Четвертое июля…
– Рождество, – подсказал Пруит.
– Верно. Или, например, Александр Македонский. И сравни с нашей дерьмовой армией! Все, больше об этом ни слова. Сил моих нету!
– Силы будут. Надо только еще раз настроить бамбино и расширить артподготовку.
– Во-во. Смотри-ка, а ты уже соображаешь. А что, может, поедешь потом со мной на Ваикики? Тринадцать пятьдесят – это не разговор, надолго не хватит.
– Может, и поеду. Если сначала хорошо настроим артподготовку. Вообще-то я голубые компании не люблю. Мне там каждый раз хочется кому-нибудь врезать в морду.
– Брось ты, они хорошие ребята. Просто немного чудные. Со сдвигом. Зато артподготовку настроят на всю ночь.
– Думаешь, кого-нибудь мне найдешь? – заколебался Пруит, хотя в душе давно знал, что поедет.
– Конечно. Папа Хэл найдет тебе кого надо. Чего ты раздумываешь? Поехали.
Пруит посмотрел по сторонам.
– Я же сказал, что поеду. Не ори. И хватит об этом, честное слово! Между прочим, я и так собирался туда. Думал, посижу здесь, потом поеду искать тебя на Ваикики. А что это за бурда у нас в стаканах?
– Джин с лимонадом.
– Это же только бабы пьют. Давай лучше возьмем виски. Деньги пока есть.
– Хочешь виски – пей виски. Я пью джин, у меня впереди серьезная работа. На Ваикики буду пить коктейли с шампанским. Да, старик, я там только это и пью.
Из «У-фа» они вышли в половине одиннадцатого. Кроме мелочи на обратную дорогу, у Пруита оставалось два доллара. Они решили доехать до Ваикики на такси. Срезав угол, перешли через Кинг-стрит к стоянке возле японской женской парикмахерской и встали в хвост очереди, облепившей стоянку густой толпой, почти такой же густой, как в баре. Сегодня всюду была толкучка, даже у японской парикмахерской.
– Это ж обираловка, – пьяно сказал Анджело. – Платить пятьдесят центов с рыла, чтобы проехать три мили до Ваикики. До Скофилда тридцать пять миль, а берут столько же. На такси оно, конечно, лучше, чем в вонючем автобусе. Особенно в получку. Грабят нашего брата солдатика. Все кому не лень.
Такси, в которое им наконец удалось сесть, было уже набито пассажирами, ехавшими до Ваикики, были заняты и заднее, и оба откидных сиденья. Они влезли вперед рядом с таксистом и захлопнули дверь. Шофер тотчас ловко и быстро вырулил со стоянки, освобождая место следующему такси, подпиравшему их сзади. Машина легко влилась в поток автомобилей и медленно заскользила в сторону Пауахи мимо чередующихся светлыми и темными пятнами баров и публичных домов, обогнула квартал и снова выехала на Хоутел-стрит.
– Давай, пока едем, объясню тебе, что к чему. – Анджело пьяно вздохнул. – Это хорошо, что ты в гражданском, а не в форме, – добавил он.
– Да? Интересно. А чем плохо, если в форме? Я, например, форму люблю.
– Зато они не любят. – Анджело ухмыльнулся. – Не дай бог, увидят какие-нибудь их интеллигентные приятели и не так поймут. Могут даже подумать, что они бегают за солдатами.
– Вот еще новости. В Вашингтоне и в Балтиморе это никого не останавливало.
– Так то ж большие города. Гонолулу – деревня. Здесь все друг друга знают. А у тебя что, тоже были дела с голубыми?
– Да нет. Просто мы с одним парнем в Вашингтоне иногда чистили их, тех, кто побогаче. Такие в полицию не заявляют. Один раз замахнешься, они сами деньги отдают.
Такси медленно тащилось по запруженной машинами Хоутел-стрит, сиявшей огнями, как луна-парк. Они ехали мимо крытой галереи неподалеку от АМХ, где возле тиров собралась толпа солдат и одни стреляли из электрических пулеметов по светящимся самолетикам, другие ждали своей очереди, чтобы пьяно облапить грудастую японку в гавайском костюме и сфотографироваться с ней на фоне пальм, нарисованных на куске холста. На будке фотографа висела вывеска: «Привет с Гавайских островов».
– А в Гонолулу их не почистишь, – сказал Анджело. – Они с деньгами на улицу не выходят. Слишком много солдатни.
– Я знаю, – кивнул Пруит.
– Их здесь надо приманивать. Как рыбу на блесну, понял? Черт! – пьяно прорычал он. – С которыми на улице познакомишься, даже стакан не поставят. Зачем им зря деньги тратить? Они себе и за так парня найдут, солдат полный город. Я раньше пробовал приманивать уличных, но потом поумнел, набрался опыта. За все в мире надо платить. Пока опыта не наберешься, расплачиваешься собственной глупостью. А когда тебя чему не надо научат, платишь тем, что уже умеешь. Или дружбой. Но платить обязан все равно. Это мой принцип. Про это даже в книжках пишут, я сам в одной читал.
Такси на черепашьей скорости проползло мимо стоящего впритык к АМХ ларька, где торговали горячими сосисками к где собравшаяся возле фотоавтомата очередь вылезла даже на тротуар, и без того заполненный толпой. Сразу за фотоавтоматом тянулся широкий, усаженный пальмами газон перед зданием АМХ, а напротив светился «Черный кот», куда сейчас тоже было не протолкнуться. На газоне валялись в отключке несколько пьяных.
– Но сегодняшняя компания – это не уличные, – сказал Анджело. – Они народ солидный. Ходят с чековой книжкой, наличными не платят.
Пруит смотрел в окно на газон.
– Как в получку на шахтах.
– Во-во. Старик, это ж было золотое дно. А теперь все уже не то. Настоящим охотникам вроде нас с тобой теперь не развернуться. В «Таверне» половина нашей роты ошивается. Сам увидишь. Можно подумать, у нас там сторожевой пост. Гарис оттуда не вылезает, Мартучелли – тоже. Нэпп, Родес…
– Что, и Академик? – Пруит растерянно улыбнулся. – И он тоже?
– Конечно. И Ридел Трэдвелл, и Бык Нейр, и Джонсон. Блум с Энди тоже чуть не каждый вечер заваливаются. Кого ни назови! Все равно как слет однополчан.
– Балда этот Энди! Я же ему говорил, чтоб он туда не совался. Особенно с Блумом.
Анджело пожал плечами:
– Все равно все туда ходят. Черт бы их побрал! Я думаю, пора организовать профсоюз, ей-богу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Вот и хорошо. А теперь давай чеши. Ты, может, думаешь, я тебя усыновила? Мне тут некогда с тобой лясы точить.
– Иди к черту, – улыбнулся он.
– Следующий! – заорала Морин, едва он закрыл дверь.
Он все еще улыбался, когда миссис Кипфер любезно открыла ему дверь на лестницу, и он без всякого труда сдержал себя, не сказал ей ни слова и только ухмыльнулся.
Ты должен запомнить: никто не виноват, все дело в системе, внушал он себе. Чего ты ждал в день получки? Что тебя встретят с духовым оркестром? Что будет эскорт мотоциклистов? Она просто занята, вот и все. Представь себе, что в день большой распродажи ты зашел в универмаг к своей девушке и хочешь поболтать с ней за прилавком, а вокруг покупатели вот-вот измордуют друг друга до смерти.
– Все дело только в этом, – сказал он ступенькам лестницы. – Она должна зарабатывать себе на жизнь. Как того требует наша система. Что, не правда?
Все дело только в этом, сказал он себе.
Но жесткий, плотный, кислый комок гнева, осевший в желудке, так и лежал там, непереваренный.
Наверное, Морин права. Тебе надо напиться. Надо напиться и успеть рассиропиться, пока ты не перестал верить ее словам. И нечего заговаривать себе зубы, не поможет. Чего ж удивляться, что в этой треклятой стране, в этом треклятом Двадцатом Веке столько алкоголиков!
Какое все-таки имя! Лорен! Идеальное имя для проститутки – романтичное, аристократическое и очень женственное. Лорен прелестная, девушка честная, Лорен – жемчужина Хоутел-стрит! Как тебе могло прийти в голову, что это – красивое имя, что это – имя женщины? – ядовито подумал он.
Что ж, раз так, он пойдет на угол к ресторану «У-Фа», вот куда. Он пойдет в бар, тот, что в подвале, и пропьет там свои тринадцать пятьдесят, тогда посмотрим, как мы будем себя чувствовать. А как мы будем себя чувствовать? Великолепно – вот как. А потом он сядет на автобус и поедет на Ваикики, где обещал быть Маджио, у того там сегодня встреча с его голубым приятелем Хэлом, потому что сегодня день получки, а Маджио уже раздал долги и остался без гроша. Вот мы их и проведаем. И еще слегка выпьем за их счет. Чем черт не шутит, если он здорово напьется, то, может, тоже сумеет подцепить себе какого-нибудь «клиента»? Все остальное он уже пробовал. Что ему мешает провести разведку и в этом направлении?
24
Искать Маджио на Ваикики ему не понадобилось. Маджио сидел у стойки в баре ресторана «У-Фа». Когда Пруит остановился в дверях битком набитого, пьяно орущего бара, ему захотелось расхохотаться во все горло от безумной радости, как хохочет смертник, которому неожиданно отсрочили казнь: маленький итальяшка восседал на кожаном загривке высокого табурета, точно жокей-победитель, окруженный болельщиками, и, снисходительно улыбаясь неистовствующей у его ног толпе, о чем-то спорил с барменом по-итальянски. Пруит глядел на Маджио, и на душе у него теплело. Лекарство, прописанное Морин, не смогло бы так согреть.
– Эй, салага! – крикнул ему Анджело и помахал рукой. – Эй! Я здесь. Иди сюда. Это я!
Пруит с трудом протиснулся ближе к стойке, чувствуя, как губы у него расползаются в улыбке.
– Дышать-то хоть можешь? – спросил Анджело.
– Нет.
– Залезай ко мне на плечи. Отсюда все видно. И есть чем дышать. Шикарно я устроился, да?
– Ты же собирался поехать на Ваикики.
– А я и поеду. Это пока просто так, маленькая артподготовка. Сам-то не хочешь слегка подготовиться, салага?
– Не возражаю, – пропыхтел Пруит, все еще проталкиваясь к стойке.
– Эй, бамбино! – крикнул Анджело бармену. – Принеси-ка этому бамбино стаканчик артподготовки. Этот бамбино мой лучший друг. Ему срочно нужна артподготовка.
Потный ухмыляющийся бармен приветливо кивнул и отошел к другому концу стойки.
– Этот бамбино тоже воевал с Гарибальди! – крикнул Анджело ему вдогонку. – Обслужи по первому классу, он иначе не привык.
Я его уже выдрессировал, – сказал он Пруиту. – Мыс этим бамбино вместе воевали у Гарибальди. Я ему сейчас рассказывал, какой отличный памятник отгрохали нашему Гарибальди американцы на Вашингтон-сквер.
– Откуда у тебя деньги, шпана? Днем ты, по-моему, говорил, что гол как сокол.
– Так и было. Честно. Просто случайно встретил одного из пятой роты, а он мне был пятерку должен, я у него в сортире выиграл. Я ему и говорю, давай два пятьдесят, будем квиты. Теперь вот маленькая артподготовка, а потом поеду на Ваикики, там будет работа посерьезней.
– Рассказывай своей бабушке.
– Не веришь? Посмотри мне в глаза. Такие глаза могут врать? Эй, бамбино, – крикнул он, перегнувшись через стойку. – Давай быстрее! Можешь спросить у бамбино, – он снова повернулся к Пруиту, – спроси его, такие глаза могут врать? Мы с ним вместе воевали у Гарибальди.
– Чего ты несешь? Этот твой бамбино еще молодой мужик, он даже у Муссолини не успел бы повоевать, не то что у Гарибальди. А ты, между прочим, уже косой.
– Ну и что? При чем тут косой? Заткнись, он сюда идет, – Маджио кивнул на приближающегося бармена. – Этот, бамбино – бамбино что надо, – громко сказал он Пруиту, когда бармен поставил на стойку стакан.
– Привет, бамбино, – сказал Пруит. – Ну как, много голубых нынче выгнал?
– Нет, нет. Нет, – бармен развел руками, показывая, какая в баре толпа. – Сегодня их нет. День получки. Большая работа, видишь?
– Бамбино, – сказал Анджело, – это прекрасный памятник. Невероятной красоты.
Бармен покачал мокрой от пота головой:
– Хорошо бы увидеть.
– Как мне тебе его описать? – продолжал Анджело. – Такая красота! Когда я работал на складе «Гимбела», я каждую получку, в субботу, возлагал к этому памятнику венок, вот до чего он красивый.
– Гарибальди, – бармен улыбнулся. – Хороший человек. Мой дед воевал с Гарибальди.
– Вот, пожалуйста, – Анджело поглядел на Пруита. – Понял? – Он повернулся к бармену и показал пальцем на Пруита: – Этот бамбино тоже с ним воевал.
– Говоришь, клал к памятнику цветочки? – ехидно улыбнулся Пруит. – Может, заодно и голубиное дерьмо соскабливал?
– Нет. Дерьмо я поручил своему ассистенту.
– Гарибальди воевал за свободу, – сказал бармен.
– Правильно, бамбино, – кивнул Анджело. – Заткнись, – прошептал он Пруиту, когда бармен отошел от них. – Хочешь мне все испортить? Я же настраиваю бамбино, чтобы он выдал нам артподготовку за бесплатно.
– Пошел твой бамбино к черту. У меня тринадцать пятьдесят в кармане. Настрой его, чтобы напоил нас на все.
– Это другой разговор. Чего ж ты сразу не предупредил?
– Нужно только оставить восемьдесят центов на такси, а остальное можем пропить. Если я снова опоздаю утром на построение – мне гроб.
– Гроб с музыкой, – поправил Анджело. – Старик, ты ведь прав. Без трепа. Эта наша армия у меня в печенках сидит. Только подумать! Гарибальди… Джордж Вашингтон… Авраам Линкольн… Франклин Делано Рузвельт… Гарри Купер… А с другой стороны – наша армия!
– Или, к примеру, генерал Макартур, – сказал Пруит. – И его сын, тоже генерал Макартур… Или, скажем, наш прежний главнокомандующий.
– Верно. Или Великая хартия вольностей… или Декларация независимости… Конституция… Билль о правах… Четвертое июля…
– Рождество, – подсказал Пруит.
– Верно. Или, например, Александр Македонский. И сравни с нашей дерьмовой армией! Все, больше об этом ни слова. Сил моих нету!
– Силы будут. Надо только еще раз настроить бамбино и расширить артподготовку.
– Во-во. Смотри-ка, а ты уже соображаешь. А что, может, поедешь потом со мной на Ваикики? Тринадцать пятьдесят – это не разговор, надолго не хватит.
– Может, и поеду. Если сначала хорошо настроим артподготовку. Вообще-то я голубые компании не люблю. Мне там каждый раз хочется кому-нибудь врезать в морду.
– Брось ты, они хорошие ребята. Просто немного чудные. Со сдвигом. Зато артподготовку настроят на всю ночь.
– Думаешь, кого-нибудь мне найдешь? – заколебался Пруит, хотя в душе давно знал, что поедет.
– Конечно. Папа Хэл найдет тебе кого надо. Чего ты раздумываешь? Поехали.
Пруит посмотрел по сторонам.
– Я же сказал, что поеду. Не ори. И хватит об этом, честное слово! Между прочим, я и так собирался туда. Думал, посижу здесь, потом поеду искать тебя на Ваикики. А что это за бурда у нас в стаканах?
– Джин с лимонадом.
– Это же только бабы пьют. Давай лучше возьмем виски. Деньги пока есть.
– Хочешь виски – пей виски. Я пью джин, у меня впереди серьезная работа. На Ваикики буду пить коктейли с шампанским. Да, старик, я там только это и пью.
Из «У-фа» они вышли в половине одиннадцатого. Кроме мелочи на обратную дорогу, у Пруита оставалось два доллара. Они решили доехать до Ваикики на такси. Срезав угол, перешли через Кинг-стрит к стоянке возле японской женской парикмахерской и встали в хвост очереди, облепившей стоянку густой толпой, почти такой же густой, как в баре. Сегодня всюду была толкучка, даже у японской парикмахерской.
– Это ж обираловка, – пьяно сказал Анджело. – Платить пятьдесят центов с рыла, чтобы проехать три мили до Ваикики. До Скофилда тридцать пять миль, а берут столько же. На такси оно, конечно, лучше, чем в вонючем автобусе. Особенно в получку. Грабят нашего брата солдатика. Все кому не лень.
Такси, в которое им наконец удалось сесть, было уже набито пассажирами, ехавшими до Ваикики, были заняты и заднее, и оба откидных сиденья. Они влезли вперед рядом с таксистом и захлопнули дверь. Шофер тотчас ловко и быстро вырулил со стоянки, освобождая место следующему такси, подпиравшему их сзади. Машина легко влилась в поток автомобилей и медленно заскользила в сторону Пауахи мимо чередующихся светлыми и темными пятнами баров и публичных домов, обогнула квартал и снова выехала на Хоутел-стрит.
– Давай, пока едем, объясню тебе, что к чему. – Анджело пьяно вздохнул. – Это хорошо, что ты в гражданском, а не в форме, – добавил он.
– Да? Интересно. А чем плохо, если в форме? Я, например, форму люблю.
– Зато они не любят. – Анджело ухмыльнулся. – Не дай бог, увидят какие-нибудь их интеллигентные приятели и не так поймут. Могут даже подумать, что они бегают за солдатами.
– Вот еще новости. В Вашингтоне и в Балтиморе это никого не останавливало.
– Так то ж большие города. Гонолулу – деревня. Здесь все друг друга знают. А у тебя что, тоже были дела с голубыми?
– Да нет. Просто мы с одним парнем в Вашингтоне иногда чистили их, тех, кто побогаче. Такие в полицию не заявляют. Один раз замахнешься, они сами деньги отдают.
Такси медленно тащилось по запруженной машинами Хоутел-стрит, сиявшей огнями, как луна-парк. Они ехали мимо крытой галереи неподалеку от АМХ, где возле тиров собралась толпа солдат и одни стреляли из электрических пулеметов по светящимся самолетикам, другие ждали своей очереди, чтобы пьяно облапить грудастую японку в гавайском костюме и сфотографироваться с ней на фоне пальм, нарисованных на куске холста. На будке фотографа висела вывеска: «Привет с Гавайских островов».
– А в Гонолулу их не почистишь, – сказал Анджело. – Они с деньгами на улицу не выходят. Слишком много солдатни.
– Я знаю, – кивнул Пруит.
– Их здесь надо приманивать. Как рыбу на блесну, понял? Черт! – пьяно прорычал он. – С которыми на улице познакомишься, даже стакан не поставят. Зачем им зря деньги тратить? Они себе и за так парня найдут, солдат полный город. Я раньше пробовал приманивать уличных, но потом поумнел, набрался опыта. За все в мире надо платить. Пока опыта не наберешься, расплачиваешься собственной глупостью. А когда тебя чему не надо научат, платишь тем, что уже умеешь. Или дружбой. Но платить обязан все равно. Это мой принцип. Про это даже в книжках пишут, я сам в одной читал.
Такси на черепашьей скорости проползло мимо стоящего впритык к АМХ ларька, где торговали горячими сосисками к где собравшаяся возле фотоавтомата очередь вылезла даже на тротуар, и без того заполненный толпой. Сразу за фотоавтоматом тянулся широкий, усаженный пальмами газон перед зданием АМХ, а напротив светился «Черный кот», куда сейчас тоже было не протолкнуться. На газоне валялись в отключке несколько пьяных.
– Но сегодняшняя компания – это не уличные, – сказал Анджело. – Они народ солидный. Ходят с чековой книжкой, наличными не платят.
Пруит смотрел в окно на газон.
– Как в получку на шахтах.
– Во-во. Старик, это ж было золотое дно. А теперь все уже не то. Настоящим охотникам вроде нас с тобой теперь не развернуться. В «Таверне» половина нашей роты ошивается. Сам увидишь. Можно подумать, у нас там сторожевой пост. Гарис оттуда не вылезает, Мартучелли – тоже. Нэпп, Родес…
– Что, и Академик? – Пруит растерянно улыбнулся. – И он тоже?
– Конечно. И Ридел Трэдвелл, и Бык Нейр, и Джонсон. Блум с Энди тоже чуть не каждый вечер заваливаются. Кого ни назови! Все равно как слет однополчан.
– Балда этот Энди! Я же ему говорил, чтоб он туда не совался. Особенно с Блумом.
Анджело пожал плечами:
– Все равно все туда ходят. Черт бы их побрал! Я думаю, пора организовать профсоюз, ей-богу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145