В голове у них зрел заговор против наглого «Черного кота», и они бодро лавировали между компаниями пьяно бредущих враскачку обнявшихся матросов, между семенящими группками одетых в модные мешковатые костюмы филиппинцев, которые двигались мягкими шуршащими шагами, всегда по двое, по трое, но никогда в одиночку. Главное приближалось, и их захлестывала безграничная любовь ко всему сущему. Одно– и двухэтажные каркасные дома толпились вдоль тротуара, навязчиво предлагая свои соблазны: бары, винные магазины, рестораны, тиры, фотоателье, и через каждые две-три витрины темные лестницы вели наверх, к женщинам (то главное, что ждало впереди, лишь подчеркивало убогость этих заведений), и всюду, нависая над всем, как судьба, непреходящее, неистребимое зловоние протухшего мяса и гнилых овощей на открытых прилавках, загороженных до утра раздвижными плоскими решетками (их вытягивают, как когда-то вытягивали трубку старомодного телефона), которые не дают никому войти в лавчонки, но свободно пропускают наружу запахи, те запахи, что каждый раз с пронзительной тоской напоминали нам о муках похмелья, ждущего нас завтра, послезавтра и так далее, вплоть до самого последнего похмелья, самого мучительного и вечного; запах гниющего на полках мяса, запах разложенных на столах волосатых и дряблых трупов моркови – эти запахи навсегда останутся в нашей памяти ароматом Гавайских островов, до конца наших дней будут прочно связаны для нас с Гавайями, Гавайями нашей упрямой, так и не раскаявшейся молодости.
А после славной победы над «Черным котом» снова вниз по Хоутел-стрит, на этот раз в «У-Фа» поесть на втором этаже супа с китайскими пельменями, а потом на первый этаж, в бар, где худощавый, весь затянутый хмырь, говоривший с лондонским акцентом, чуть заискивая, пожелал узнать, они случаем не с торгового ли флота, и, дескать, матросы вдали от родного дома любят развлечься, так, может, выпьем вместе, он угощает, но Старк посоветовал ему приберечь свои предложения для тех, у кого нет денег на баб, такие поймут его лучше, и, когда этот тип кокетливым женским движением замахнулся на Старка, тот с удовольствием двинул ему в морду, и бармен вывел обалдевшего хмыря за дверь, потому что Старк тратил больше и был клиент повыгоднее, а потом вернулся к стойке, пожал им руки и оказал, что он и сам голубых не любит, но ведь барменам тоже жить надо, и в конце концов они засели пить всерьез, чтоб уж зарядиться, и Старк накачивался на глазах, опрокидывал стакан за стаканом, пил жадно, как с цепи сорвался, чего Пруит никак не ожидал, зная его всегдашнюю немногословную холодную невозмутимость, но Старк в порыве безудержной пьяной откровенности признался, что, если сначала крепко не надерется, у него ни в одном борделе ничего не выходит, и он сам не понимает, почему так, но иначе ни черта не получается, и это единственный способ, но он не расстраивается, потому что ему так даже больше нравится, честно (в предвкушении главного им казалось, все вокруг переливается и сияет божественным блеском, излучает ту недосягаемую божественную благодать, которая в конечном счете есть чистая любовь ко всему живому, но обрести ее возможно только одним, уже намеченным ими путем), и пусть говорят что угодно, но, если от этого прямо расцеловать всех хочется, значит, ничего такого тут нет, и пусть болтают, что хотят, а никакой это, к черту, не разврат, и нечего тут стыдиться, да пошли они все подальше, и никогда он не поверит, что это нехорошо, пусть эти гады не свистят.
Требующая выхода великая любовь ко всему на свете и неутоленная жажда любви были настолько сильны, что они чуть не задохнулись, пока подымались по лестнице, которая, как кончающийся тупиком тоннель, уперлась на верхней площадке в массивную стальную дверь с маленьким квадратным окошком.
Старк, хоть и очень пьяный, все же сумел мастерски свернуть в темноте самокрутку, чиркнул спичкой, закурил – огонек осветил стены, разрисованные, как отголосок их мыслей, голыми телами (мужскими и женскими) и исписанные соответствующими стишками, которые нацарапали здесь несколько поколений любителей изящных искусств из числа солдат, матросов, морских пехотинцев и уличных чистильщиков-канаков, – и постучал кулаком в дверь.
Окошко тотчас открылось, и толстенная темнокожая гаваянка подозрительно уставилась на них из-за двери.
– Давай впускай, – сказал Старк. – Замерзли мы. Ночка-то холодная. – И в заключение трагически икнул от полноты чувств.
– Ты пьяный. – Широкое лицо колыхнулось в окошке. – Уходи. Придет военная полиция, будут неприятности. Нам это не надо. У нас приличное заведение. Закрыто. Иди домой.
– Ты, Минерва, мне не груби. – Старк усмехнулся. – Смотри у меня, быстро в рядовые разжалую. Иди к миссис Кипфер, скажи, пришел ваш клиент номер один. И вообще чего это она сама не встречает? Ее место у дверей.
– Понятно, – по-прежнему подозрительно отозвалась Минерва, – подожди, – и сердито захлопнула окошко.
Пруит посмотрел на Старка.
– Вот тебе и пожалуйста, – горько сказал тот. – Решила, что мы пьяные.
– Это ж надо! – отозвался Пруит. – Чего придумала, старая перечница!
– Эти бабы как солдата увидят, сразу думают, пьяный. А почему? Знаешь, почему?
– Потому что он и есть пьяный.
– Факт. Натура у них такая, подозрительные очень. Я потому и не люблю все эти приличные заведения. Никакого доверия к человеку. Да я лучше в номера пойду за два цента, в «Сервис», или в «Пасифик», или в «Риц», или в «Уайт-отель». Она что, думает, кроме их борделя, в городе пойти некуда? Да вон хоть в «Электромассаж» к японкам, тут же рядом, через три дома.
– Давай туда. Я ни разу там не был.
Старк хихикнул.
– Не выйдет. Уже закрыто. Они в одиннадцать закрываются. – Внезапно до него дошло, и он с изумлением уставился на Пруита. – Что? Ни разу не был?
– Никогда в жизни.
– Такая белая вывеска, и красным написано. А внизу еще молния красная нарисована.
– Я тебе говорю, не был я там.
Старк сочувственно поцокал языком.
– А где же ты был?
– Я ведь деревня, – хмуро сказал Пруит. – Годный, необученный.
Старк снова поцокал языком.
– Японский электромассаж – это вещь! Его, думаю, только на Гавайях и делают. Как же это ты оплошал? Нет, Пруит, зря. Много потерял. Пробел в образовании. Кладут тебя на бок, – продолжал он, – потом приходит такая, знаешь, аппетитная японочка и давай тебя утюжить со всех сторон этим их электровибратором. Но лапать японочку нельзя. Они там все голенькие ходят и так голышом с тобой и занимаются. Но чтобы их потрогать, это даже не думай. Там с самого начала все правила объясняют. А если кто не понял, у них на этот случай есть вышибала. Здоровый такой лоб, все приемы дзюдо знает. Как к ним заходишь, они первым делом этого вышибалу показывают.
– Я бы не удержался, – сказал Пруит. – Я люблю, когда можно трогать.
– Я тоже. В этом как раз весь фокус, понимаешь? Хочется, а нельзя. Очень занятно получается. Она вся перед тобой, только руку протяни, а нельзя. Все равно, как у гражданских, когда они порядочных женщин кадрят. Это только япошки могли додуматься.
– И удовольствие небось тоже только япошки получают.
– Не скажи. Мне, например, очень даже нравится. До того заводит, что ты эту японочку прямо сожрать готов. Лично меня очень взбадривает. Я после такого массажа могу любой бордель из строя вывести. Даже когда трезвый. Потому что тут только начинаешь понимать, что такое женщина, пусть она даже шлюха. И вообще натура человеческая понятнее делается.
– Все равно. Мне бы не понравилось, – упрямо сказал Пруит.
– Это ты так, из упрямства. Почем ты знаешь? Мне же понравилось. Почему вдруг тебе не понравится?
– Потому что я люблю, когда можно трогать. И не только трогать.
– Черт! – неожиданно взорвался Старк. – Где эту подлюгу носит? Ушла, и нет ее. – Он повернулся к двери и снова заколотил кулаком. – Эй! Открывай!
Окошко немедленно распахнулось, словно за дверью все это время слушали их разговор, и белая женщина с красивым узким лицом приветливо улыбнулась им.
– А-а, Мейлон! Здравствуйте. – Женщина снова радужно улыбнулась. – Минерва не сказала, что это вы. У вас все хорошо?
– Вот-вот концы отдам, – буркнул Старк. – Открывайте.
– Фу, Мейлон. – Она укоризненно покачала головой. Голос ее звучал ровно, но строго. – Так со мной не разговаривают.
Она держалась с такой светской, почти девичьей недоступностью, что все желания Пруита вдруг куда-то пропали и вместо них осталась пустота – так под февральским солнцем снег внезапно соскальзывает пластом с крыши, обнажая скучные ряды вывесок обанкротившейся за зиму компании. И, как не раз случалось с ним в таких заведениях раньше, он уже готов был уйти домой. Интересно, что сейчас делает Вайолет Огури, подумал он, сейчас, в эту минуту?
– Мать твою за ногу! – разбушевался Старк. – Вы что, боитесь, мы разнесем ваш клоповник?
– Ну что вы! – Женщина улыбнулась. – На этот счет я совершенно спокойна. И прошу вас выбирать выражения, Мейлон.
– Миссис Кипфер, – поняв серьезность ситуации, Старк заговорил с неожиданной трезвой рассудительностью, – миссис Килфер, я вам просто удивляюсь. Я хоть раз приходил сюда крепко поддавшим? Нет, вы скажите честно, я разве такой?
– У меня и в мыслях этого не было, – вежливо соврала миссис Кипфер. – Вы всегда себя ведете как настоящий джентльмен.
– Спасибо, – поблагодарил Старк. – В таком случае, раз мы друг друга поняли, может, вы нас впустите?
– Здесь люди отдыхают, развлекаются, и пьяным тут не место, – упорствовала миссис Кипфер. – Каждое приличное заведение должно думать о своем будущем.
– Миссис Кипфер, мадам, – проникновенно сказал Старк. – Даю вам честное благородное слово. Из-за нас ваше будущее не пострадает.
Миссис Кипфер сдалась.
– Что ж, – улыбнулась она. – Раз вы дали слово, Мейлон, я уверена, вы его сдержите.
Послышался лязг металла, и дверь открылась. Перед Пруитом стояла надменного вида женщина с высокой прической и роскошной фигурой, изящно обтянутой золотистым вечерним платьем с приколотым к плечу букетиком пурпурных орхидей – ни дать ни взять, аристократка, на минутку сошедшая с рекламы столового серебра предложить гостям аперитив. Она улыбнулась Пруиту прощающей улыбкой заботливой матери, и он понял, почему все, кто ходит по борделям, с таким восхищением отзываются о миссис Кипфер. Потому что она держится как истинная леди и умеет всем все прощать.
За его спиной Минерва захлопнула массивную дверь и опустила тяжелый засов.
– Мейлон, я, кажется, не знакома с вашим приятелем, – заметила миссис Кипфер.
– Раньше вы меня иначе принимали, – с упреком сказал Старк. – Что это за порядки такие, чтобы на порог не пускать? Можно подумать, у вас тут подпольный притон, а не лучший бордель в Гонолулу.
– Не стоит грубить из-за пустячного недоразумения, – ледяным тоном сказала миссис Кипфер. – Вы же знаете, я это слово терпеть не могу. А если вы намерены так себя вести и дальше, я, право же, буду вынуждена попросить вас уйти.
Старк набычился и молчал.
– По-моему, вам следует передо мной извиниться, – оказала миссис Кипфер. – Как вы думаете?
– Наверно, следует, – недовольно согласился Старк. – Извините.
– Вы меня до сих пор не познакомили с вашим приятелем.
Старк вежливо представил их друг другу, согнувшись в шутовском поклоне. Он вел себя как вздорный мальчишка, а не как рассерженный взрослый мужчина.
– Очень рада, – оставив без внимания поклон Старка, миссис Кипфер улыбнулась Пруиту. – Знакомство с новыми людьми вашей роты для меня всегда удовольствие.
– Очень приятно познакомиться, – неловкой скороговоркой пробормотал Пруит, недоумевая, где же женщины. От изысканных манер миссис Кипфер ему было не по себе.
– Пожалуй, я буду звать вас Пру. Можно? – Миссис Кипфер улыбнулась и повела их из большой прихожей вправо, через узкий коридор в гостиную.
– Конечно. – Пруит наконец-то увидел женщин, пусть не таких, как он представлял себе на лестнице, но все-таки женщин. – Меня по имени никто и не называет.
В гостиной их было семь. Одна стояла с солдатом у музыкального автомата, две сидели и болтали с матросами. Четыре других были не заняты. Три из них были толстые, похожие одна на другую, мерно жующие резинку коровы в одинаковых коротких платьях – наверняка так и сидят всегда втроем, безразличные, тупые, и только в день солдатской получки, когда бордель осаждают толпы, их, все таких же безразличных, перебрасывают из резерва на передовую. Но четвертая, тоже не занятая, была не похожа на них: хрупкая брюнетка в длинном и явно более дорогом платье, она сидела очень прямо и спокойно, безмятежно положив руки на колени, и Пруит поймал себя на том, что наблюдает именно за ней.
Глаз у него был наметанный, и он сразу же отметил, что четыре стройные девушки (в их число входила и хрупкая брюнетка), одетые в вечерние платья с удобной длинной молнией на спине – разрядом повыше и сознательно держатся в стороне от троицы толстых жвачных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
А после славной победы над «Черным котом» снова вниз по Хоутел-стрит, на этот раз в «У-Фа» поесть на втором этаже супа с китайскими пельменями, а потом на первый этаж, в бар, где худощавый, весь затянутый хмырь, говоривший с лондонским акцентом, чуть заискивая, пожелал узнать, они случаем не с торгового ли флота, и, дескать, матросы вдали от родного дома любят развлечься, так, может, выпьем вместе, он угощает, но Старк посоветовал ему приберечь свои предложения для тех, у кого нет денег на баб, такие поймут его лучше, и, когда этот тип кокетливым женским движением замахнулся на Старка, тот с удовольствием двинул ему в морду, и бармен вывел обалдевшего хмыря за дверь, потому что Старк тратил больше и был клиент повыгоднее, а потом вернулся к стойке, пожал им руки и оказал, что он и сам голубых не любит, но ведь барменам тоже жить надо, и в конце концов они засели пить всерьез, чтоб уж зарядиться, и Старк накачивался на глазах, опрокидывал стакан за стаканом, пил жадно, как с цепи сорвался, чего Пруит никак не ожидал, зная его всегдашнюю немногословную холодную невозмутимость, но Старк в порыве безудержной пьяной откровенности признался, что, если сначала крепко не надерется, у него ни в одном борделе ничего не выходит, и он сам не понимает, почему так, но иначе ни черта не получается, и это единственный способ, но он не расстраивается, потому что ему так даже больше нравится, честно (в предвкушении главного им казалось, все вокруг переливается и сияет божественным блеском, излучает ту недосягаемую божественную благодать, которая в конечном счете есть чистая любовь ко всему живому, но обрести ее возможно только одним, уже намеченным ими путем), и пусть говорят что угодно, но, если от этого прямо расцеловать всех хочется, значит, ничего такого тут нет, и пусть болтают, что хотят, а никакой это, к черту, не разврат, и нечего тут стыдиться, да пошли они все подальше, и никогда он не поверит, что это нехорошо, пусть эти гады не свистят.
Требующая выхода великая любовь ко всему на свете и неутоленная жажда любви были настолько сильны, что они чуть не задохнулись, пока подымались по лестнице, которая, как кончающийся тупиком тоннель, уперлась на верхней площадке в массивную стальную дверь с маленьким квадратным окошком.
Старк, хоть и очень пьяный, все же сумел мастерски свернуть в темноте самокрутку, чиркнул спичкой, закурил – огонек осветил стены, разрисованные, как отголосок их мыслей, голыми телами (мужскими и женскими) и исписанные соответствующими стишками, которые нацарапали здесь несколько поколений любителей изящных искусств из числа солдат, матросов, морских пехотинцев и уличных чистильщиков-канаков, – и постучал кулаком в дверь.
Окошко тотчас открылось, и толстенная темнокожая гаваянка подозрительно уставилась на них из-за двери.
– Давай впускай, – сказал Старк. – Замерзли мы. Ночка-то холодная. – И в заключение трагически икнул от полноты чувств.
– Ты пьяный. – Широкое лицо колыхнулось в окошке. – Уходи. Придет военная полиция, будут неприятности. Нам это не надо. У нас приличное заведение. Закрыто. Иди домой.
– Ты, Минерва, мне не груби. – Старк усмехнулся. – Смотри у меня, быстро в рядовые разжалую. Иди к миссис Кипфер, скажи, пришел ваш клиент номер один. И вообще чего это она сама не встречает? Ее место у дверей.
– Понятно, – по-прежнему подозрительно отозвалась Минерва, – подожди, – и сердито захлопнула окошко.
Пруит посмотрел на Старка.
– Вот тебе и пожалуйста, – горько сказал тот. – Решила, что мы пьяные.
– Это ж надо! – отозвался Пруит. – Чего придумала, старая перечница!
– Эти бабы как солдата увидят, сразу думают, пьяный. А почему? Знаешь, почему?
– Потому что он и есть пьяный.
– Факт. Натура у них такая, подозрительные очень. Я потому и не люблю все эти приличные заведения. Никакого доверия к человеку. Да я лучше в номера пойду за два цента, в «Сервис», или в «Пасифик», или в «Риц», или в «Уайт-отель». Она что, думает, кроме их борделя, в городе пойти некуда? Да вон хоть в «Электромассаж» к японкам, тут же рядом, через три дома.
– Давай туда. Я ни разу там не был.
Старк хихикнул.
– Не выйдет. Уже закрыто. Они в одиннадцать закрываются. – Внезапно до него дошло, и он с изумлением уставился на Пруита. – Что? Ни разу не был?
– Никогда в жизни.
– Такая белая вывеска, и красным написано. А внизу еще молния красная нарисована.
– Я тебе говорю, не был я там.
Старк сочувственно поцокал языком.
– А где же ты был?
– Я ведь деревня, – хмуро сказал Пруит. – Годный, необученный.
Старк снова поцокал языком.
– Японский электромассаж – это вещь! Его, думаю, только на Гавайях и делают. Как же это ты оплошал? Нет, Пруит, зря. Много потерял. Пробел в образовании. Кладут тебя на бок, – продолжал он, – потом приходит такая, знаешь, аппетитная японочка и давай тебя утюжить со всех сторон этим их электровибратором. Но лапать японочку нельзя. Они там все голенькие ходят и так голышом с тобой и занимаются. Но чтобы их потрогать, это даже не думай. Там с самого начала все правила объясняют. А если кто не понял, у них на этот случай есть вышибала. Здоровый такой лоб, все приемы дзюдо знает. Как к ним заходишь, они первым делом этого вышибалу показывают.
– Я бы не удержался, – сказал Пруит. – Я люблю, когда можно трогать.
– Я тоже. В этом как раз весь фокус, понимаешь? Хочется, а нельзя. Очень занятно получается. Она вся перед тобой, только руку протяни, а нельзя. Все равно, как у гражданских, когда они порядочных женщин кадрят. Это только япошки могли додуматься.
– И удовольствие небось тоже только япошки получают.
– Не скажи. Мне, например, очень даже нравится. До того заводит, что ты эту японочку прямо сожрать готов. Лично меня очень взбадривает. Я после такого массажа могу любой бордель из строя вывести. Даже когда трезвый. Потому что тут только начинаешь понимать, что такое женщина, пусть она даже шлюха. И вообще натура человеческая понятнее делается.
– Все равно. Мне бы не понравилось, – упрямо сказал Пруит.
– Это ты так, из упрямства. Почем ты знаешь? Мне же понравилось. Почему вдруг тебе не понравится?
– Потому что я люблю, когда можно трогать. И не только трогать.
– Черт! – неожиданно взорвался Старк. – Где эту подлюгу носит? Ушла, и нет ее. – Он повернулся к двери и снова заколотил кулаком. – Эй! Открывай!
Окошко немедленно распахнулось, словно за дверью все это время слушали их разговор, и белая женщина с красивым узким лицом приветливо улыбнулась им.
– А-а, Мейлон! Здравствуйте. – Женщина снова радужно улыбнулась. – Минерва не сказала, что это вы. У вас все хорошо?
– Вот-вот концы отдам, – буркнул Старк. – Открывайте.
– Фу, Мейлон. – Она укоризненно покачала головой. Голос ее звучал ровно, но строго. – Так со мной не разговаривают.
Она держалась с такой светской, почти девичьей недоступностью, что все желания Пруита вдруг куда-то пропали и вместо них осталась пустота – так под февральским солнцем снег внезапно соскальзывает пластом с крыши, обнажая скучные ряды вывесок обанкротившейся за зиму компании. И, как не раз случалось с ним в таких заведениях раньше, он уже готов был уйти домой. Интересно, что сейчас делает Вайолет Огури, подумал он, сейчас, в эту минуту?
– Мать твою за ногу! – разбушевался Старк. – Вы что, боитесь, мы разнесем ваш клоповник?
– Ну что вы! – Женщина улыбнулась. – На этот счет я совершенно спокойна. И прошу вас выбирать выражения, Мейлон.
– Миссис Кипфер, – поняв серьезность ситуации, Старк заговорил с неожиданной трезвой рассудительностью, – миссис Килфер, я вам просто удивляюсь. Я хоть раз приходил сюда крепко поддавшим? Нет, вы скажите честно, я разве такой?
– У меня и в мыслях этого не было, – вежливо соврала миссис Кипфер. – Вы всегда себя ведете как настоящий джентльмен.
– Спасибо, – поблагодарил Старк. – В таком случае, раз мы друг друга поняли, может, вы нас впустите?
– Здесь люди отдыхают, развлекаются, и пьяным тут не место, – упорствовала миссис Кипфер. – Каждое приличное заведение должно думать о своем будущем.
– Миссис Кипфер, мадам, – проникновенно сказал Старк. – Даю вам честное благородное слово. Из-за нас ваше будущее не пострадает.
Миссис Кипфер сдалась.
– Что ж, – улыбнулась она. – Раз вы дали слово, Мейлон, я уверена, вы его сдержите.
Послышался лязг металла, и дверь открылась. Перед Пруитом стояла надменного вида женщина с высокой прической и роскошной фигурой, изящно обтянутой золотистым вечерним платьем с приколотым к плечу букетиком пурпурных орхидей – ни дать ни взять, аристократка, на минутку сошедшая с рекламы столового серебра предложить гостям аперитив. Она улыбнулась Пруиту прощающей улыбкой заботливой матери, и он понял, почему все, кто ходит по борделям, с таким восхищением отзываются о миссис Кипфер. Потому что она держится как истинная леди и умеет всем все прощать.
За его спиной Минерва захлопнула массивную дверь и опустила тяжелый засов.
– Мейлон, я, кажется, не знакома с вашим приятелем, – заметила миссис Кипфер.
– Раньше вы меня иначе принимали, – с упреком сказал Старк. – Что это за порядки такие, чтобы на порог не пускать? Можно подумать, у вас тут подпольный притон, а не лучший бордель в Гонолулу.
– Не стоит грубить из-за пустячного недоразумения, – ледяным тоном сказала миссис Кипфер. – Вы же знаете, я это слово терпеть не могу. А если вы намерены так себя вести и дальше, я, право же, буду вынуждена попросить вас уйти.
Старк набычился и молчал.
– По-моему, вам следует передо мной извиниться, – оказала миссис Кипфер. – Как вы думаете?
– Наверно, следует, – недовольно согласился Старк. – Извините.
– Вы меня до сих пор не познакомили с вашим приятелем.
Старк вежливо представил их друг другу, согнувшись в шутовском поклоне. Он вел себя как вздорный мальчишка, а не как рассерженный взрослый мужчина.
– Очень рада, – оставив без внимания поклон Старка, миссис Кипфер улыбнулась Пруиту. – Знакомство с новыми людьми вашей роты для меня всегда удовольствие.
– Очень приятно познакомиться, – неловкой скороговоркой пробормотал Пруит, недоумевая, где же женщины. От изысканных манер миссис Кипфер ему было не по себе.
– Пожалуй, я буду звать вас Пру. Можно? – Миссис Кипфер улыбнулась и повела их из большой прихожей вправо, через узкий коридор в гостиную.
– Конечно. – Пруит наконец-то увидел женщин, пусть не таких, как он представлял себе на лестнице, но все-таки женщин. – Меня по имени никто и не называет.
В гостиной их было семь. Одна стояла с солдатом у музыкального автомата, две сидели и болтали с матросами. Четыре других были не заняты. Три из них были толстые, похожие одна на другую, мерно жующие резинку коровы в одинаковых коротких платьях – наверняка так и сидят всегда втроем, безразличные, тупые, и только в день солдатской получки, когда бордель осаждают толпы, их, все таких же безразличных, перебрасывают из резерва на передовую. Но четвертая, тоже не занятая, была не похожа на них: хрупкая брюнетка в длинном и явно более дорогом платье, она сидела очень прямо и спокойно, безмятежно положив руки на колени, и Пруит поймал себя на том, что наблюдает именно за ней.
Глаз у него был наметанный, и он сразу же отметил, что четыре стройные девушки (в их число входила и хрупкая брюнетка), одетые в вечерние платья с удобной длинной молнией на спине – разрядом повыше и сознательно держатся в стороне от троицы толстых жвачных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145