Но раньше её там не было. Хрупкого телосложения, вся какая-то выцветшая, словно вытертая. Короткие светлые кучеряшки, лицо круглое, глаза как у совы.
Она печально посмотрела на меня:
- У вашего собеседника, Андрей, есть ещё одна возможность. И надеюсь, он выберет именно её.
- Мать Хаала, - Борис даже привстал от волнения. - Я же просил вас не подслушивать! Вы нарушаете своё слово.
- Молчите, господин Витман! - ответила она яростно. - Вы сами вынудили меня к этому. Ваши пиратские замашки, ваше вечное враньё! В том, что мне приходится поступать бесчестно, есть лишь ваша вина.
- О, женщины... - Борис закатил глаза. - Коварство ваше имя. Чего же вы хотите, мать Хаала? Говорите сразу. Чёрт... Уж лучше бы я продолжал якшаться с оркнейцами.
- Не сомневаюсь, - Хаала поджала губы. - Как раз по вам компания. Вор на воре, бандит на бандите... Чего ещё ждать от латентных насильников? - Она обернулась ко мне: - До меня дошли слухи, что вы насиловали женщин врага. Это правда?
Я прозрел. Обличающая монахиня! В воздухе повис едва заметный запах ванили.
- Это слухи, мать Хаала, - улыбнулся я.
- Уверена, что вы лжете, - печально сказала она. - Мужчины всегда лгут. Это ваша особенность по греху рождения. Но я буду молиться за вас.
От ясных, пронзительных, обличающих глаз монахини мне стало не по себе. Мать Хаала никогда не опускалась до лжи. В монастыре на Крещенском Вечерке в этом не было нужды. Сестры жили по веками установленному распорядку, а вечерами собирались в общей зале и исповедовались друг другу. Украденное яблоко, зависть, похотливые мысли, обращенные к охранникам или евнухам-рабам... У монашенок не было тайн друг от друга.
Я почувствовал себя грязным. Уродливым, беспомощным, жалким. Борис заёрзал в кресле. Цензора тоже терзало чувство вины.
- Отдайте мне его, господин Витман. Вы - родом с Либерти. Порченая кровь, мятежное сердце - вас нельзя в этом винить. Но вы потворствуете своей испорченности.
- Но как же... - цензор даже привстал. - Наш договор... Госпожа Хаала...
- Мать Хаала.
- Мать Хаала, мы так не договаривались! Я обещал раскрыть заговор Первого Неба против Крещенского Вечерка. А взамен...
- Вот видите: вы опять плетёте интриги. - Она кротко вздохнула: - Бедные вы, бедные... А всё дело вот в этом отростке, - Хаала брезгливо указала на промежность цензора. - Это он не даёт вам жить спокойно. Заставляет вас воевать, убивать и насиловать. Успокойтесь, господин Витман. Крещенский Вечерок выполнит свои обязательства. Даже перед последним мерзавцем и негодяем, каковым вы являетесь.
Она поднялась, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Борис сидел понурившись. Мне стало жаль его. Мятежник отлично справлялся с заговорами и интригами. Везде, где требовалась логика, он оказывался на высоте. Но сейчас его побили в том, над чем он не был властен. Побили по-женски, выведя ситуацию из плоскости мужского ума.
- Почему вы ещё здесь? - обернулась ко мне монахиня. - Почему мне всегда приходится вас ждать?
Голос её звучал обыденно и спокойно, однако мне стало неловко. Хаалу угнетало общество мятежника, но ради меня ей приходилось терпеть жестокие муки. Я вскочил.
- Влип ты, парень... - пробормотал Борис. - Да и я тоже.
Монахиня грациозно выскользнула из кают-компании. Я не отставал ни на шаг. Мембрана заросла за моей спиной, оставляя мятежника наедине со своими невесёлыми мыслями.
* * *
Витман не делал тайны из конечной точки нашего маршрута. Бригантина «Красотка Игрейн» мчалась к Лионессе. Звезде негодяев и предателей, как называла её мать Хаала.
Меня же вела другая звезда - ясная, счастливая. Двое из пяти рабов философского круга отыскались и следовали за мной. Может быть, не совсем следовали, но пути наши пока совпадают. А чего ещё желать?
Вот уже шесть стандарт-дней я жил в отдельной каюте по соседству с матерью Хаалой. Альберта поселили поблизости, но не-господин страха почти не выходил из своей комнаты. Я был этому рад. Изматывающее чувство тревоги, которое излучал Альберт, свело бы в могилу кого угодно.
До встречи с ним я ни разу не вспоминал о метеоритах. Я прекрасно знаю, какова вероятность столкнуться в космосе с куском камня. Однако же, пообщавшись с Альбертом, я стал всерьёз прикидывать: а что я буду делать в случае аварии? Входя в каюту, я вжимал голову с плечи: мне всё казалось, что лопнул энерговод и конец его свисает на уровне моей макушки. Умом я понимал, что тревоги эти надуманны, но поделать ничего не мог.
С Хаалой было ещё хуже.
Её голос, вид, фигура, звуки шагов - всё вызывало чувство вины. Сама она страдала больше всех. Слёзы можно вытереть, морщинки уничтожить кремами и массажем, но всегда останется нечто, доступное восприятию срединника. Нечто невесомое, неуловимое.
Тревога и вина действовали не на меня одного. Мятежники и Витман тоже оказались во власти круга. Борис оказался не готов к этому. Он всегда легко справлялся с внешним врагом. Но что можно сделать против врага внутреннего? Люди слабые знают, что тело и психика могут предать в любой момент. Отплатить слабостью, депрессией, болезнью - как раз тогда, когда нужна сила. Поэтому действуют они с оглядкой, боязливо. И конечно же звёзд с неба не хватают.
Счастливчик, баловень судьбы, Борис слабаков презирал. Себе он доверял безоговорочно. Так хирург доверяет скальпелю, а мастер-пилот своему кораблю. Когда его скрутило неуверенностью и виной, он растерялся. Мир в единый миг сделался призрачным и страшным. В нём появились силы, над которыми заговорщик не был властен. Земля и Металл. А где-то во вселенной прятались Вода, Дерево и Огонь. Их еще предстояло найти.
Я сидел по-турецки у ног матери Хаалы. Мы пили кофе и болтали о разных пустяках. На полу лежал нью-багдадский белый ковёр, украшенный узором из птичьих глазок. Двойная монашеская мораль: Хаала ненавидела пиратов, однако с удовольствием пользовалась плодами пиратства. Думаю, она просто отдыхала от аскезы.
- Расскажи мне ещё о Лангедоке, - предложила она. Кофейная чашечка в её пальцах перевернулась. Кофе не выплеснулся - чашка была пуста. Меня кольнули угрызения совести: какая-никакая, а Хаала - дама. За ней надо ухаживать.
- Позвольте, я налью вам, - предложил я. Монахиня рассеянно протянула чашку. Тёмно-коричневая струя из крфейника плеснула чуть мимо, и брызги попали на кожу Хаалы. Монахиня поморщилась.
- Простите, - пробормотал я.
- Ничего, ничего... Со мной постоянно что-то такое случается, - она устало улыбнулась, - да что же за проклятие такое... Вы говорили, будто видели на обречённой планете одну из наших сестёр.
- Да. Асмику.
- Я слышала о ней. В возрасте четырнадцати лет мы отправили её к мирянам. Это страшный грех. К сожалению, храму нужны пси-модификанты. Мир, построенный вами, слишком жесток. В нем не выжить без оружия. Я слышала, - тут монахиня запнулась, - что на Лангедоке женщин принуждали вступать... в противоестественную связь, - голос изменил ей, - с мужчинами иной расы?
Далась ей эта связь. Я вспомнил Асмику. Бойкая шпионка. Да ещё и бывшая монашка... Вряд ли она после модификации надолго задержалась в монастыре.
- Лангедок - это концлагерь, мать Хаала. Узник не принадлежит себе. И выбирать зачастую приходится лишь между унижением и смертью.
- Или грехом, ты хочешь сказать? По счастью, наша девочка избегла этой судьбы. Уж действительно: лучше погибнуть в печи, чем услаждать мужчин врага.
Руки монахини дрожали так, что кофе расплескалось. Чтобы скрыть дрожь, она поставила чашку на столик.
- Почему погибнуть? Асмика жива.
- Что? - Хаала распахнула глаза от удивления. - Но откуда ты можешь знать?
Наития обычно приходят из ниоткуда. У меня возник план. Асмика, Асмика, шпионка непутёвая. Опять ты меня спасаешь.
- Я кое-что утаил от вас, мать Хаала. Я - срединник. Когда мы бежали с Лангедока, вашей монахине пришлось стать моей окраинницей. И мы держим связь до сих пор.
Лучше бы я её ударил. Мать Хаала дёрнулась и попыталась отодвинуться. Губы её тряслись, лицо побелело. Она вытащила из-за пояса чётки розоватого оникса, принялась перебирать. Затем отшвырнула в сторону.
- Как?! Я не ослышалась?.. Сестра Асмика жива?.. Живёт в мерзости?.. Грехе... Окраинница... Господи помилуй! И давно?
- Больше месяца.
- Больше месяца! - Она прижала ладони к горлу, словно воротничок душил её, - Святая Диана, спаси нас!.. Спаси и помилуй!..
Голос ей изменил. Она махнула рукой, чтобы я убирался. Жест получился не столько повелительным, сколько умоляющим. Я поднялся, сложил кофейник и чашки на поднос и выскользнул из каюты.
...Если смотреть на терминал в ходовой рубке, звезда Лионессе медленно, но неуклонно катилась вниз. Больше ей не придётся определять мою судьбу.
* * *
К Витману меня вызвали часа через два. В коридоре меня встретил Альберт. Парня трясло.
- Андрей, - он схватил меня за рукав кодлянки. - Что происходит?! Это бунт?
- После, после. Я спешу.
- Но это надо видеть!.. Андрей, это рядом. Одну минуту лишь!.. - Он огляделся по сторонам. Даже на расстоянии я чувствовал, как колотится его сердце.
- Ну давай. Только быстро.
- Это быстро! Очень быстро!
He-господин страха не обманул. Мы действительно шли недолго. В коридоре, ведущем на оружейные палубы (куда нам по внутреннему распорядку хода не было), валялись тела. Сперва я решил, что их выкосили из парализатора. Потом принюхался и понял: ничего подобного. Воняло спиртом и блевотиной. Я положил Альберту руку на плечо:
- Всё в порядке, парень. Привыкай. Мы на пиратском корабле, и нравы здесь пиратские.
- Быть может, им нужна помощь?
- Вряд ли. Разве что перестрелять всю эту сволочь. Чтобы чище стало.
Я повернулся, чтобы уйти, и тут за спиной загрохотало. Оглянувшись, я обнаружил, что Альберт сидит на полу, и вид у него предурацкий. Штаны и рукава его кодлянки окаменели, словно пропитанные гипсовой коркой. Притворявшиеся пьяными лионесцы поднимались с пола, выхватывая оружие. Рожи их не предвещали ничего хорошего.
- Полегче, парень! Не машись, твой прикид суеты не любит, - хмыкнул один из них - пустоглазый и щербатый. В руке его блеснул нож.
- Ого! Бунтуем, господа?
Я попробовал пошевелиться. Безрезультатно. Кодлянка сковала меня по рукам и ногам. Альберт дёрнулся, пытаясь подняться.
- Мы же договаривались, - пискнул он. - Вы не... вы же обещали!.. - Он чуть не плакал.
- Не гундось, сявка, - лениво бросил ему тот, что с ножом. - Будет твоему любовничку хорошо. Польза ему будет.
- Польза, говоришь? - Я смотрел ему в глаза. - Ты не из реакторной обслуги случаем?
- Чё?
- На реакторах фонит, - объяснил я. - Плохо отражается на мозгах. Посмотри по сторонам. Ты лишней тени случайно не видишь?
Тут я попал в точку. О Хаале сложились легенды. Дианнитки умели передвигаться незамеченными. Говорят, их даже детекторы движения не берут.
Заговорщики беспокойно заозирались.
- Да он смаль гонит, - послышалось робкое ворчание. - На пургу заносит.
Щербатый переступил с ноги на ногу. Его мучили сомнения.
- Слышь, земелец... - Голос его звучал почти заискивающе. - Ты ведь смайлишь, да?.. Помирать не хочется, вот и корячишь дезу. Скажи, ты в самом деле её видишь?
- Не вижу, а знаю. Я же срединник.
Шушуканье стало громче. О том, что я частенько бываю у матери Хаалы, знали все. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать сплетни, которые о нас ходят.
- Так это правда... - он облизал губы, - что вы... того?..
- А ты ударь меня, попробуй, - посоветовал я. - Ножом там, рукой... Или ногой. Чего тебе не жалко?
Бандит опустил нож и выругался. Его приятели отступили на шаг.
- Ведь врешь же! - тонко и испуганно выкрикнул он. - Скажи: врёшь?
- Одёжку мне разблокируй, - сказал я. - И парня отпусти. Зря вы его пугаете.
- С-сука! - Щербатый едва не плакал. Но проверять, вру я или нет, не стал. Значит, и правда, не берут корабельные сканеры мастериц-дианниток. Иначе мой блеф давно бы раскусили.
Мне стало легко-легко. Руки упали безвольными плетьми. Ослабевшие ноги не держали тело, и я едва не рухнул на пол.
- До скорой встречи, господа, - отсалютовал я лионесцам. Обернувшись к Альберту, бросил:
- Ты пойдёшь с нами. Нечего тебе в одиночку здесь болтаться.
Заговорщики разошлись. В коридоре не осталось никого, кроме нас двоих.
- Пойдём, пойдём. Не стой столбом.
Альберт не двигался. Зрачки его расширились, словцо он увидел призрака. Я обернулся.
- Прекрасное самообладание, срединник, - с кривой усмешкой объявила Хаала. - Но впредь попрошу моей репутации не касаться. Даже намёками.
- Не стану, мать Хаала.
- Иди. Главарь стаи ждёт тебя. И помни: он не остановится ни перед чем.
* * *
Когда я вошёл в каюту Витмана, там уже сидели Борис и помощник капитана - немногословный азиат с исчерканным шрамами лицом. Меня ждали. Причём именно меня, а не свору головорезов с упакованным в окаменевшую кодлянку пленником.
- Давай, - махнул Борис. Помощник развернул на полу сканер и включил его. Сплетённая из призрачных световых нитей сфера разбухла, наполняя каюту. От невидимой Хаалы защищаются, понял я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Она печально посмотрела на меня:
- У вашего собеседника, Андрей, есть ещё одна возможность. И надеюсь, он выберет именно её.
- Мать Хаала, - Борис даже привстал от волнения. - Я же просил вас не подслушивать! Вы нарушаете своё слово.
- Молчите, господин Витман! - ответила она яростно. - Вы сами вынудили меня к этому. Ваши пиратские замашки, ваше вечное враньё! В том, что мне приходится поступать бесчестно, есть лишь ваша вина.
- О, женщины... - Борис закатил глаза. - Коварство ваше имя. Чего же вы хотите, мать Хаала? Говорите сразу. Чёрт... Уж лучше бы я продолжал якшаться с оркнейцами.
- Не сомневаюсь, - Хаала поджала губы. - Как раз по вам компания. Вор на воре, бандит на бандите... Чего ещё ждать от латентных насильников? - Она обернулась ко мне: - До меня дошли слухи, что вы насиловали женщин врага. Это правда?
Я прозрел. Обличающая монахиня! В воздухе повис едва заметный запах ванили.
- Это слухи, мать Хаала, - улыбнулся я.
- Уверена, что вы лжете, - печально сказала она. - Мужчины всегда лгут. Это ваша особенность по греху рождения. Но я буду молиться за вас.
От ясных, пронзительных, обличающих глаз монахини мне стало не по себе. Мать Хаала никогда не опускалась до лжи. В монастыре на Крещенском Вечерке в этом не было нужды. Сестры жили по веками установленному распорядку, а вечерами собирались в общей зале и исповедовались друг другу. Украденное яблоко, зависть, похотливые мысли, обращенные к охранникам или евнухам-рабам... У монашенок не было тайн друг от друга.
Я почувствовал себя грязным. Уродливым, беспомощным, жалким. Борис заёрзал в кресле. Цензора тоже терзало чувство вины.
- Отдайте мне его, господин Витман. Вы - родом с Либерти. Порченая кровь, мятежное сердце - вас нельзя в этом винить. Но вы потворствуете своей испорченности.
- Но как же... - цензор даже привстал. - Наш договор... Госпожа Хаала...
- Мать Хаала.
- Мать Хаала, мы так не договаривались! Я обещал раскрыть заговор Первого Неба против Крещенского Вечерка. А взамен...
- Вот видите: вы опять плетёте интриги. - Она кротко вздохнула: - Бедные вы, бедные... А всё дело вот в этом отростке, - Хаала брезгливо указала на промежность цензора. - Это он не даёт вам жить спокойно. Заставляет вас воевать, убивать и насиловать. Успокойтесь, господин Витман. Крещенский Вечерок выполнит свои обязательства. Даже перед последним мерзавцем и негодяем, каковым вы являетесь.
Она поднялась, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Борис сидел понурившись. Мне стало жаль его. Мятежник отлично справлялся с заговорами и интригами. Везде, где требовалась логика, он оказывался на высоте. Но сейчас его побили в том, над чем он не был властен. Побили по-женски, выведя ситуацию из плоскости мужского ума.
- Почему вы ещё здесь? - обернулась ко мне монахиня. - Почему мне всегда приходится вас ждать?
Голос её звучал обыденно и спокойно, однако мне стало неловко. Хаалу угнетало общество мятежника, но ради меня ей приходилось терпеть жестокие муки. Я вскочил.
- Влип ты, парень... - пробормотал Борис. - Да и я тоже.
Монахиня грациозно выскользнула из кают-компании. Я не отставал ни на шаг. Мембрана заросла за моей спиной, оставляя мятежника наедине со своими невесёлыми мыслями.
* * *
Витман не делал тайны из конечной точки нашего маршрута. Бригантина «Красотка Игрейн» мчалась к Лионессе. Звезде негодяев и предателей, как называла её мать Хаала.
Меня же вела другая звезда - ясная, счастливая. Двое из пяти рабов философского круга отыскались и следовали за мной. Может быть, не совсем следовали, но пути наши пока совпадают. А чего ещё желать?
Вот уже шесть стандарт-дней я жил в отдельной каюте по соседству с матерью Хаалой. Альберта поселили поблизости, но не-господин страха почти не выходил из своей комнаты. Я был этому рад. Изматывающее чувство тревоги, которое излучал Альберт, свело бы в могилу кого угодно.
До встречи с ним я ни разу не вспоминал о метеоритах. Я прекрасно знаю, какова вероятность столкнуться в космосе с куском камня. Однако же, пообщавшись с Альбертом, я стал всерьёз прикидывать: а что я буду делать в случае аварии? Входя в каюту, я вжимал голову с плечи: мне всё казалось, что лопнул энерговод и конец его свисает на уровне моей макушки. Умом я понимал, что тревоги эти надуманны, но поделать ничего не мог.
С Хаалой было ещё хуже.
Её голос, вид, фигура, звуки шагов - всё вызывало чувство вины. Сама она страдала больше всех. Слёзы можно вытереть, морщинки уничтожить кремами и массажем, но всегда останется нечто, доступное восприятию срединника. Нечто невесомое, неуловимое.
Тревога и вина действовали не на меня одного. Мятежники и Витман тоже оказались во власти круга. Борис оказался не готов к этому. Он всегда легко справлялся с внешним врагом. Но что можно сделать против врага внутреннего? Люди слабые знают, что тело и психика могут предать в любой момент. Отплатить слабостью, депрессией, болезнью - как раз тогда, когда нужна сила. Поэтому действуют они с оглядкой, боязливо. И конечно же звёзд с неба не хватают.
Счастливчик, баловень судьбы, Борис слабаков презирал. Себе он доверял безоговорочно. Так хирург доверяет скальпелю, а мастер-пилот своему кораблю. Когда его скрутило неуверенностью и виной, он растерялся. Мир в единый миг сделался призрачным и страшным. В нём появились силы, над которыми заговорщик не был властен. Земля и Металл. А где-то во вселенной прятались Вода, Дерево и Огонь. Их еще предстояло найти.
Я сидел по-турецки у ног матери Хаалы. Мы пили кофе и болтали о разных пустяках. На полу лежал нью-багдадский белый ковёр, украшенный узором из птичьих глазок. Двойная монашеская мораль: Хаала ненавидела пиратов, однако с удовольствием пользовалась плодами пиратства. Думаю, она просто отдыхала от аскезы.
- Расскажи мне ещё о Лангедоке, - предложила она. Кофейная чашечка в её пальцах перевернулась. Кофе не выплеснулся - чашка была пуста. Меня кольнули угрызения совести: какая-никакая, а Хаала - дама. За ней надо ухаживать.
- Позвольте, я налью вам, - предложил я. Монахиня рассеянно протянула чашку. Тёмно-коричневая струя из крфейника плеснула чуть мимо, и брызги попали на кожу Хаалы. Монахиня поморщилась.
- Простите, - пробормотал я.
- Ничего, ничего... Со мной постоянно что-то такое случается, - она устало улыбнулась, - да что же за проклятие такое... Вы говорили, будто видели на обречённой планете одну из наших сестёр.
- Да. Асмику.
- Я слышала о ней. В возрасте четырнадцати лет мы отправили её к мирянам. Это страшный грех. К сожалению, храму нужны пси-модификанты. Мир, построенный вами, слишком жесток. В нем не выжить без оружия. Я слышала, - тут монахиня запнулась, - что на Лангедоке женщин принуждали вступать... в противоестественную связь, - голос изменил ей, - с мужчинами иной расы?
Далась ей эта связь. Я вспомнил Асмику. Бойкая шпионка. Да ещё и бывшая монашка... Вряд ли она после модификации надолго задержалась в монастыре.
- Лангедок - это концлагерь, мать Хаала. Узник не принадлежит себе. И выбирать зачастую приходится лишь между унижением и смертью.
- Или грехом, ты хочешь сказать? По счастью, наша девочка избегла этой судьбы. Уж действительно: лучше погибнуть в печи, чем услаждать мужчин врага.
Руки монахини дрожали так, что кофе расплескалось. Чтобы скрыть дрожь, она поставила чашку на столик.
- Почему погибнуть? Асмика жива.
- Что? - Хаала распахнула глаза от удивления. - Но откуда ты можешь знать?
Наития обычно приходят из ниоткуда. У меня возник план. Асмика, Асмика, шпионка непутёвая. Опять ты меня спасаешь.
- Я кое-что утаил от вас, мать Хаала. Я - срединник. Когда мы бежали с Лангедока, вашей монахине пришлось стать моей окраинницей. И мы держим связь до сих пор.
Лучше бы я её ударил. Мать Хаала дёрнулась и попыталась отодвинуться. Губы её тряслись, лицо побелело. Она вытащила из-за пояса чётки розоватого оникса, принялась перебирать. Затем отшвырнула в сторону.
- Как?! Я не ослышалась?.. Сестра Асмика жива?.. Живёт в мерзости?.. Грехе... Окраинница... Господи помилуй! И давно?
- Больше месяца.
- Больше месяца! - Она прижала ладони к горлу, словно воротничок душил её, - Святая Диана, спаси нас!.. Спаси и помилуй!..
Голос ей изменил. Она махнула рукой, чтобы я убирался. Жест получился не столько повелительным, сколько умоляющим. Я поднялся, сложил кофейник и чашки на поднос и выскользнул из каюты.
...Если смотреть на терминал в ходовой рубке, звезда Лионессе медленно, но неуклонно катилась вниз. Больше ей не придётся определять мою судьбу.
* * *
К Витману меня вызвали часа через два. В коридоре меня встретил Альберт. Парня трясло.
- Андрей, - он схватил меня за рукав кодлянки. - Что происходит?! Это бунт?
- После, после. Я спешу.
- Но это надо видеть!.. Андрей, это рядом. Одну минуту лишь!.. - Он огляделся по сторонам. Даже на расстоянии я чувствовал, как колотится его сердце.
- Ну давай. Только быстро.
- Это быстро! Очень быстро!
He-господин страха не обманул. Мы действительно шли недолго. В коридоре, ведущем на оружейные палубы (куда нам по внутреннему распорядку хода не было), валялись тела. Сперва я решил, что их выкосили из парализатора. Потом принюхался и понял: ничего подобного. Воняло спиртом и блевотиной. Я положил Альберту руку на плечо:
- Всё в порядке, парень. Привыкай. Мы на пиратском корабле, и нравы здесь пиратские.
- Быть может, им нужна помощь?
- Вряд ли. Разве что перестрелять всю эту сволочь. Чтобы чище стало.
Я повернулся, чтобы уйти, и тут за спиной загрохотало. Оглянувшись, я обнаружил, что Альберт сидит на полу, и вид у него предурацкий. Штаны и рукава его кодлянки окаменели, словно пропитанные гипсовой коркой. Притворявшиеся пьяными лионесцы поднимались с пола, выхватывая оружие. Рожи их не предвещали ничего хорошего.
- Полегче, парень! Не машись, твой прикид суеты не любит, - хмыкнул один из них - пустоглазый и щербатый. В руке его блеснул нож.
- Ого! Бунтуем, господа?
Я попробовал пошевелиться. Безрезультатно. Кодлянка сковала меня по рукам и ногам. Альберт дёрнулся, пытаясь подняться.
- Мы же договаривались, - пискнул он. - Вы не... вы же обещали!.. - Он чуть не плакал.
- Не гундось, сявка, - лениво бросил ему тот, что с ножом. - Будет твоему любовничку хорошо. Польза ему будет.
- Польза, говоришь? - Я смотрел ему в глаза. - Ты не из реакторной обслуги случаем?
- Чё?
- На реакторах фонит, - объяснил я. - Плохо отражается на мозгах. Посмотри по сторонам. Ты лишней тени случайно не видишь?
Тут я попал в точку. О Хаале сложились легенды. Дианнитки умели передвигаться незамеченными. Говорят, их даже детекторы движения не берут.
Заговорщики беспокойно заозирались.
- Да он смаль гонит, - послышалось робкое ворчание. - На пургу заносит.
Щербатый переступил с ноги на ногу. Его мучили сомнения.
- Слышь, земелец... - Голос его звучал почти заискивающе. - Ты ведь смайлишь, да?.. Помирать не хочется, вот и корячишь дезу. Скажи, ты в самом деле её видишь?
- Не вижу, а знаю. Я же срединник.
Шушуканье стало громче. О том, что я частенько бываю у матери Хаалы, знали все. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать сплетни, которые о нас ходят.
- Так это правда... - он облизал губы, - что вы... того?..
- А ты ударь меня, попробуй, - посоветовал я. - Ножом там, рукой... Или ногой. Чего тебе не жалко?
Бандит опустил нож и выругался. Его приятели отступили на шаг.
- Ведь врешь же! - тонко и испуганно выкрикнул он. - Скажи: врёшь?
- Одёжку мне разблокируй, - сказал я. - И парня отпусти. Зря вы его пугаете.
- С-сука! - Щербатый едва не плакал. Но проверять, вру я или нет, не стал. Значит, и правда, не берут корабельные сканеры мастериц-дианниток. Иначе мой блеф давно бы раскусили.
Мне стало легко-легко. Руки упали безвольными плетьми. Ослабевшие ноги не держали тело, и я едва не рухнул на пол.
- До скорой встречи, господа, - отсалютовал я лионесцам. Обернувшись к Альберту, бросил:
- Ты пойдёшь с нами. Нечего тебе в одиночку здесь болтаться.
Заговорщики разошлись. В коридоре не осталось никого, кроме нас двоих.
- Пойдём, пойдём. Не стой столбом.
Альберт не двигался. Зрачки его расширились, словцо он увидел призрака. Я обернулся.
- Прекрасное самообладание, срединник, - с кривой усмешкой объявила Хаала. - Но впредь попрошу моей репутации не касаться. Даже намёками.
- Не стану, мать Хаала.
- Иди. Главарь стаи ждёт тебя. И помни: он не остановится ни перед чем.
* * *
Когда я вошёл в каюту Витмана, там уже сидели Борис и помощник капитана - немногословный азиат с исчерканным шрамами лицом. Меня ждали. Причём именно меня, а не свору головорезов с упакованным в окаменевшую кодлянку пленником.
- Давай, - махнул Борис. Помощник развернул на полу сканер и включил его. Сплетённая из призрачных световых нитей сфера разбухла, наполняя каюту. От невидимой Хаалы защищаются, понял я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54