- Скуксишься, поди, за счастье народное умереть».
Я выбрался из толпы. Нехорошо получилось. Что это?.. Зачем?.. К чему алые косынки? Бомбисты в очках? Я свернул в переулок. Нырнул в лабиринт улочек, намереваясь пробиться к Крестовому с другого места.
Это мне ничего не дало. На тротуаре выстроилась шеренга закованных в цепи сотрудников «Похода». Секретарши в наручниках выглядели очень сексуально - словно позировали для BDSM-журнала. Глава филиала безмятежно улыбался, словно происходящее его не касалось.
- ...на открытии ежегодного погрома, - несся над проспектом усиленный динамиками голос, - знаменующего верность традициям Либерти и приверженность революционным идеалам Тайги. Ура, господа!
- Ура-а-а! - понеслось над городом.
- ...легендарная Чёрная Сотня, Красные Стрелки, Желтые Повязки и Черно-Зелёный Полк. А теперь... представить...
Толпа немилосердно стиснула меня. Перед глазами запрыгали чёрно-зелёные пятна. От запахов пота и несвежего пластибагета меня начало мутить.
Лишь выбравшись из людского водоворота, я смог отдышаться. Нет, рано ещё от окраинников моих отказываться. Куда я без них? Не будь во мне умений брата Без Ножен, до сих пор торчал бы за ограждением.
Стараясь не сбиваться на бег, я зашагал подальше от страшного проспекта. В горле пересохло. Я заглянул в автоматический мини-маркет и наугад купил две бутылки «Яна Гуса». Одну открыл, но неудачно. Пенная струя выплеснулась из горлышка прямо на живот. Толстовка промокла, но мне было плевать. Я жадно глотал пиво, понимая, что влип.
На Крестовый до выяснения обстановки лучше не соваться. Опасно. В лучшем случае придётся искать не-господина страха одному. На чужой планете, без союзников, вслепую. А в худшем - всё то же самое, но меня ещё и местные спецслужбы возьмут на карандаш. Провальное начало.
Выбросив изгаженную бутылку в мусорный ящик, я вытер руки салфеткой и побрёл вдоль переулка. Наученный горьким опытом, второго «Яна» я открыл без суеты и бестолковщины.
Мимо проехал трамвай. Женщина в легкомысленном персиковом берете неодобрительно скосилась на мои шорты, но ничего не сказала. Жизнь шла своим чередом.
Итак, что же мы имеем? Наличные с карточки я снял ещё в космопорте. На неделю хватит - если экономить. Снять номер во второсортном отеле, питаться в кафе...
Дёргать Симбу с орбиты не буду. Очень не хочется оставить после себя дурную память. Всё-таки на Либерти мне нравится, несмотря на все местные странности. Да и после войны - надо же где-нибудь поселиться? Вот здесь и обоснуюсь. Хорошее место.
А не-господина страха искать следует...
- Эй, ты! - гаркнул кто-то над ухом. - Поди-ка сюда.
Я обернулся, пытаясь понять, к кому обращается бесцеремонный голос.
- Да, да. Ты, который с пивом. Нечего глазами лупать!
Привалившись к светофорному столбу, за мной наблюдал человек высоченного роста. Одет он был в пиджачную пару и нежно-сиреневую рубашку. Рубашка была свежей (правда, двух пуговиц не хватало), а ботинки блестели.
Лицо великана могло в равной мерс принадлежать удачливому беллетристу и брошенному любовнику. Усы и бородка аккуратно пострижены, а глаза тоскующие, больные. Губы обветрены, на щеке - маленький шрам.
- Я вас умоляю, - незнакомец смотрел на меня с укором. - Пиво в общественных местах. Вы что, из чужой иностранщины приехали?
- Н-ну...
- Так вот. В Сан-Кюлотчине запрещено. И пиво, и места.
Я огляделся. Скамеечку оккупировала стайка тинэйджеров. Ребята сосредоточенно дули пиво. Из таких же бутылок, как та, что у меня в руке.
- А эти?
- Этим можно. Видишь голограммы?
Над этикетками колебалась полупрозрачная дымка, не дававшая прочесть название. Из-за неё бутылки выглядели непропорционально большими, а сами подростки казались раблезианскими великанами-пьянчугами.
- Дай, - протянул руку незнакомец. На оставшиеся полбутылки ему хватило два глотка. - А теперь пойдём, - он взял меня за плечо. - Чую я, пропадёшь ты в одиночку.
Я не спорил. Город казался мне чужим и враждебным. Селиться в нём после войны уже не хотелось. Я тупо шёл за своим провожатым, не особо задумываясь над тем, куда мы идём.
- Ты не шпион, часом? - спросил вдруг великан.
- Нет, - ответил я. Разницу между «шпионом» и «разведчиком» я усвоил ещё в школе.
- И слава богу. Вроде бы ну что мне эти шпионы? А вот не люблю. Воспитывал себя, аутотренингом пробовал... Нет, не помогает. Давай, знакомиться. Я - Борис.
Он протянул громадную ладонь.
- Гелий. Очень приятно.
Я наконец понял, отчего так ему доверяю. Чем-то неуловимым Борис напоминал моего наставника, Джоновича. Фигурой ли, обстоятельностью. Манерой речи.
- Чем занимаешься? - спросил он.
- Да так. По-разному.
- Купечествуешь. Вижу. На Либертщине первый раз, порядков местных не знаешь. - Он вскинул глаза к небу, что-то прикидывая: - А нынче влип в историю. Скажем... Крестовую. Точно?..
Я кивнул.
- Плюнь, батенька. С погромами не угадаешь. Поди, начальство кипятком писало? Вынь да положь, а к двенадцати чтоб в конторе. Так?..
Даже месмер не может настолько точно читать мысли собеседника. Борис меня успокоил:
- Я эти фокусы насквозь знаю. Два года в погромщиках отходил. Потом разжаловали. За пьянство и деструктивное раздолбайство. Так что у меня опыт - ого-го!
И он принялся объяснять:
- При погроме что важно? Смету выдержать. Чтоб ни лишнего проводочка, ни ручечки дверной не сломать. А я сдуру в бухгалтерскую машину трояна кинул. Сверх списка. Вот и попёрли меня - поганой метлой да из опричников.
- А сейчас ты кем?
- На вольных хлебах. Вон, видишь дом? Там и живу, на втором этаже. Сейчас поднимемся, всё обскажу. Писатель я.
Наверх мы поднимались в лифте. Борис экономил силы для творчества. Подойдя к двери, он сосредоточенно уставился на папиллярный замок, словно вспоминая, что с ним делать. Затем решительно ткнул ладонью в окошко сканера. Загорелся зелёный огонёк, и дверь со щелчком открылась.
- Заходи, - пригласил он. - Обустраивайся.
Жена бросила Бориса месяц назад. От неё остался чемодан без ручки и ящик научно-популярных брошюр о спрутах. Последнее Бориса потрясло больше всего. Прожив с женой четыре года, он и не подозревал, что та обожает головоногих.
- Чего ушла-то хоть?
- Сказала, что я разный.
- Чего? Грязный?
- Разный, говорю. Во мне живут десятки личностей. Утром могу шпарить ямбом, а вечером - цитировать Голсуорси в оригинале. И матом тоже.
Одной рукой он поставил на плиту чайник, а другой зашарил в груде хлама, вытаскивая стул-трансформер. Над полом поднялось облако пыли. Из-под холодного шкафа торчала суставчатая лапа киберуборщика, но, судя по всему, его давно никто не включал.
Проследив мой взгляд, Борис помрачнел:
- М-да... Грязновато. Это мы сейчас упраздним.
Механическое чудовище взвыло. Принялось ползать по полу, отдраивая засохшие винные пятна. От его воя неуют в кухне лишь усилился. Борис порылся в хлебнице и извлек оттуда засохший селёдочный хвост. Подумав немного, хвост он спрятал, а достал початую коробку крекеров и два пластиковых стаканчика. В холодильнике нашлась бутылка недурного игристого. Подделка земных крымских сортов.
- Ну, за знакомство. - Он разлил вино по стаканчикам, придвинул ко мне печенье. - Как там у вас на Земле?
Я пригубил шампанского.
- Почему это у нас и почему на Земле?
- Акцент у тебя, Гелька. Специфический, сам понимаешь. Каз ещё в начале войны разбомбили. Кто выжил - тех на Логр эвакуировали, но они уж никуда не летают. Экзоразведка, да?
Вот те на... Клавье клялся, что меня не раскусят. Наши школьные наставники начали с того, что выбили из меня казовое клекотание. Оказывается, нет, не выбили.
- Да ты не бойся, - проникновенно обнял меня писатель. - Экзоразведка в сравнении с лионесской сволочью - пшик. Ваши ребята, которые из «Похода», звонили. Просили помочь.
Я попытался встать. Борис меня остановил:
- Давай начистоту. Кроме меня тебе здесь не помогут. Посыплешься на ерунде. Пива не там выпьешь, бабу поцелуешь, куртку зелёную оденешь. Всё это запрещено. А я специалист по внутренней цензуре. Ловишь эфир?
- Ловлю. Но...
Борис сделал нетерпеливый жест: не перебивай!
И продолжил:
- Я не спрашиваю, зачем ты явился. Экзоразведка действует официально, по правительственным каналам. Если бы не погром, тебя привезли бы на Крестовый и там проинструктировали. А так - пришлось импровизировать. Либерти собирается вступать в Первое Небо. Вернее, собиралась. До войны, ловишь эфир? Сейчас - не знаю, но ссориться мы не будем.
Это я понимал. Господин Клавье предупреждал, что Либерти лояльна к политике Первого Неба. Но настороженность не проходила. Почему меня не предупредили на «Императоре» о новом статусе?
Закипел чайник. Борис бросил в заварник полгорсти чая-сенчи и залил кипятком. Беззаботно стащил пиджак и швырнул в угол. Немнущаяся ткань тут же напружилась, стала коробом. Пиджак вступил в борьбу за выживание.
- Так ты местный контрразведчик? - осторожно спросил я.
- Нет. Я же сказал - специалист но цензуре. Ты эфир-то лови, Гелька.
Специалист по цензуре. Я постарался припомнить содержимое мем-карт. Нет. Ничего, похожего. Но это обычная история. Об этом ещё Лем в двадцатом веке предупреждал. На всех планетах одна беда: плывут термины. Где-то кто-то что-то не так оценил, аналитики ошиблись - и вот вам, нате. Всё мироустройство наперекосяк. Сказать, что в действительности происходит на планете, может лишь постоянный агент. А рапорты, которые они шлют, субъективны: ведь хороший резидент на девять десятых - местный житель. Не просто чужой страны - чужой планеты. Он уже не может адекватно объяснить то, что для него само собой разумеется.
- Это новая должность, - помог Борис. - Несколько месяцев назад ввели. Потому что всякая мразь, - он многозначительно посмотрел на потолок, - бунтует. И нас хотят втравить. Да ты пей, пей, - спохватился он, пододвигая чашку.
В чайнике оказался ядрёный бурый настой. Пить его без содрогания оказалось невозможно.
- Мы - народ горячий, - объяснял Борис. - Мы такие. Душа в нас болит, от самого рождения. А начнёшь душу лечить - печень страдает. Слышал, писатель был - Достоевский? Он, да ещё один фантаст на «Дэ»... Олег Чудов, кажется. О нас писали. Загадочная либертианская душа.
- Я слышал о Достоевском, - сказал я, хлебая хину из кружки. - Но он писал о русских. Терзания, samoedstvo, загадочная русская душа... Это было давно.
- Да какая, на фиг, разница, о ком он писал? И когда? Мы ведь живы! Почему половина пси-модификаций носит древнерусские названия: срединник, счётчица, а остальные - чёрт-те как называются? Месмеры? Психоморфы? Это всё оттого. От трагедии. - Последние слова вышли у него с надрывом. - Да ты слушай, слушай! - продолжал он. - У нас кровь жаркая, боевая. Либерти полмира в революциях опустила. Ещё когда мы Ликёроводочным были - ох, погуляли!.. Думаешь, нам жалко, что народ пиво на улице выпьет? Девчонку притиснет? Думаешь, мы за нравственность боремся? Да хрен с ней, нравственностью! Тут другое. Те, которые бутылки в голопакеты суют, - это так, мусор-люди... Мы для других работаем. Для тех, которые в открытую. Которые революционеры. Он сегодня выпил на улице да над правительством поглумился: поймали, козлы? И всё. Пар выпустил, больше не мятежник. Вот, почему на Лионессе бои? Там - гайки завинчены, братка. Людей и жандармы, и армия Повиновения по сетке строят.
Я вспомнил лионесцев и согласился. В каждом из них словно была закрученная до отказа пружина. Лионесские законы логичны. Полицейские силы на уровне, и кара за нарушение следует немедленно. А порядка нет. На Лионессе постоянно идут войны. Законодательство Либерти в этом смысле мудрее.
- Так что же... и погромы, значит?
- И погромы. А ещё у нас антитайгизм есть. Продала Тайга-матушка.
- Кому? - машинально спросил я. И спохватился: - Но ведь Тайги уже полтора века не существует. Экологическая катастрофа... ядерные ледники...
- Тем лучше. Претензий не к кому предъявить. - Он посмотрел на часы: - Пойдёшь смотреть погром? Как раз самое интересное начинается. Витрины бить начнут. И морды.
- Ты что, серьёзно?
- А ты думал! Зачем фирмачам твоя морда понадобилась? Заодно дела обсудим.
Глава 3. БУДДИЗМ, РЕКЛАМА И ГАДАНИЕ ПО ЭФИРОСЕТИ
Засиделись мы допоздна. Погром на экране ГБН-визора (подумать боюсь, как его называют в просторечии) сменился боями пенсионеров на ратушной площади. Маклеры, букмекеры, опьянённая азартом толпа... Затем пошёл длинный блок рекламы. Пока на экране балерины рекламировали антистатик для велосипедных чехлов и удобный держатель для булавочных подушечек, я успел посвятить Бориса в свои изыскания. Не полностью, конечно. О том, для чего мне нужен не-господин страха, я умолчал.
- Студентик, значит... - Борис задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику. - Да ещё и в горах... Ну, зараза... Давай картинку.
Я достал фотографию. Цензор недовольно сморщил нос:
- Почему плоская?
- Реконструкция.
- Ясно. Придётся повозиться. Часов шесть, ловишь эфир?
Эфир я ловил. На то, что дело окажется настолько простым, я и не надеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54