- Филлис оживилась. - Что ты собираешься делать со своей жизнью теперь, когда наконец ты сама можешь распоряжаться ею?
- Не знаю, - снова пожала плечами Анна. - Наверное, буду искать работу.
На некоторое время воцарилось молчание, пока Филлис разливала чай. Она подала Анне одну из чашек, затем пододвинула ближе тарелку с булочками и горшочек со сливовым вареньем - все домашнего приготовления, но купленное в местном магазинчике. Филлис Шелли вела слишком активную жизнь, чтобы у нее оставалось время на вязание или готовку; она так и говорила об этом всем, кто опрометчиво забредал к ней с просьбой о пожертвованиях на церковные или какие-либо иные дела.
- Жизнь, Анна, дается нам для того, чтобы жить, - медленно проговорила она, слизывая варенье с пальцев. - Чтобы прожить ее - со всеми ее плюсами и минусами. Возможно, она складывается не так, как мы планировали или надеялись. Возможно, она не всегда так уж легка и приятна. Но она должна всегда быть захватывающей. - Ее глаза блеснули. - Глядя на тебя, никак не скажешь, чтобы ты планировала что-нибудь захватывающее.
Несмотря на свое настроение, Анна рассмеялась.
- Да, похоже, на сегодняшний день в моей жизни не наблюдается ничего захватывающего.
Если оно вообще когда-нибудь присутствовало в ее жизни.
Вслед за этими словами наступило долгое молчание. Анна сидела, устремив взгляд на кирпичную стену, вдоль которой вытянулся узенький садик возле коттеджа. Стена была старая, заросшая пятнами лишайника и почти сплошь покрытая ярко-алыми листьями виргинского плюща, а на верху ее, положив голову на лапы, мирно спала Джолли, любимая кошка Филлис. Поздние розы еще цвели вовсю, и воздух был обманчиво теплым, безмятежным, потому что высокие дома на другой стороне улицы защищали коттедж от ветров. Анна вздохнула. Поймав выражение, с которым на нее смотрела Филлис, она прикусила губу, внезапно увидев себя ее глазами. Избалованную. Ленивую. Никчемную. Раздавленную. Словом, неудачницу.
Филлис прищурилась. Кроме прочих достоинств, она отлично умела читать чужие мысли.
- Знаешь, Анна, на меня не производит впечатления, когда человек начинает жалеть себя. Уж что-что, а это никогда меня не трогало. Ты должна взять себя за шиворот, хорошенько встряхнуть и поставить на ноги. Мне никогда не нравился твой муженек. Твой отец, наверное, был не в себе, когда позволил тебе попасться на его удочку. Ты вышла за Феликса слишком юной. Ты сама не ведала, что творишь. И думаю, тебе здорово повезло - я имею в виду развод. У тебя впереди еще много времени, чтобы заново устроить свою жизнь. Ты молода, здорова, и у тебя все зубы свои!
Анна вновь не смогла удержаться от смеха.
- Спасибо, Фил. Мне действительно нужно, чтобы кто-нибудь задал мне взбучку. Только беда в том, что я не знаю, с чего начать.
Развод произошел, что называется, вполне цивилизованно. Не было ни скандалов, ни склок, ни ссор по поводу раздела денег или имущества. Феликс уступил ей дом в обмен на чистую совесть. В конце концов, ведь это он лгал ей и это он бросил ее. И потом, его мысли уже были устремлены к другому дому в более фешенебельном районе - дому, оформление которого он собирался поручить профессиональному дизайнеру и который хотел обставить так, чтобы сделать максимально комфортабельной и приятной свою новую жизнь в обществе своей новой женщины и их ребенка.
Для Анны же, внезапно оказавшейся в одиночестве, жизнь вдруг стала похожей на опустевшую раковину. Феликс был для нее всем. Даже друзьями были друзья Феликса. Ее основным занятием, ее работой было в общем-то развлекать Феликса, поддерживать его социальный имидж, обеспечивать ровное и гладкое течение его жизни, и она хорошо справлялась с этими обязанностями. По крайней мере, ей казалось, что хорошо. Хотя, возможно, она ошибалась. Возможно, ее внутренняя неудовлетворенность в конце концов дала о себе знать.
Они поженились спустя две недели после того, как она окончила университет по специальности «современные языки». Он был пятнадцатью годами старше. Теперь Анна подозревала, что ее решение отложить свадьбу до защиты диплома было последним важным решением касательно собственной жизни, которое она приняла самостоятельно.
Сделав ей предложение, Феликс немедленно выразил желание, чтобы она оставила учебу.
- Тебе совершенно не нужно все это образование, дорогая, - сказал он. - К чему оно? Ведь тебе никогда не придется работать. И вообще утомлять свою хорошенькую головку чем-то таким, о чем стоило бы думать…
Эти снисходительные слова, не произнесенные вслух, но подразумевавшиеся, чем дольше, тем чаще приходили на память Анне все последовавшие затем годы. Она старалась не задумываться о них, убеждая себя: все равно у меня больше ни на что нет времени, а то, что я делаю для Феликса, - это моя работа. И это действительно была работа с полной выкладкой. Что же до платы за эту работу, то она была хорошей. Очень хорошей! Феликс не скупился для нее ни на что. Ее обязанности были просты и четко очерчены. В эпоху феминизма, женской независимости и решительности Анне отводилась роль чисто декоративного свойства. Феликс сумел настолько тонко и аккуратно организовать исполнение ею этой роли, что она даже не отдавала себе отчета в происходящем. Ей надлежало быть достаточно умной, чтобы на достойном уровне поддерживать беседу с друзьями Феликса, но все же не настолько, чтобы затмевать его. Она лишь со временем поняла, насколько искусно он убедил ее в огромной важности и ответственности ее задачи: организовывать все те сферы его жизни, которые не были уже организованы его секретаршей. И лишь после фешенебельной церемонии бракосочетания в Мейфэре и великолепного медового месяца, проведенного на Виргинских островах, ей, Анне, было четко объяснено, что у них не будет детей. Никогда.
У нее было два увлечения: фотография и садоводство. На оба Феликс разрешал ей тратить, сколько ей заблагорассудится, и даже поощрял эти ее интересы, когда они не входили в противоречие с ее обязанностями. В конце концов, оба упомянутых занятия были в моде, давали подходящие и безобидные темы для разговоров, и Анна позволила им заполнить все пустоты, какие имелись в ее жизни. Сочетая одно с другим, она достигла здесь такого успеха, что сделанные ею фотографии ее сада получали награды, раскупались, и это давало ей иллюзию, что она посвящает свою жизнь чему-то полезному.
Как ни странно, она мирилась с время от времени имевшими место провинностями Феликса, сама удивляясь тому, насколько мало в общем-то они ее расстраивали. Она подозревала (никогда, впрочем, не признаваясь себе в этом), что, наверное, просто любит мужа вовсе не так сильно, как следовало бы. Да это и не имело значения. В ее жизни не было никакого другого мужчины, который привлекал бы ее. Иногда ей приходило в голову: а может, все дело в том, что она несколько фригидна? Она получала удовольствие от близости с Феликсом, однако не страдала, когда эта близость стала случаться все реже и реже. Тем не менее известие о том, что его последняя приятельница беременна, явилось для нее тяжелым ударом. Плотина, столь долго сдерживавшая эмоции, рухнула; поток ярости, разочарования, одиночества и боли завертел ее с такой силой, что она сама испугалась этого - настолько же, насколько был поражен ее муж. Подобная перемена течения жизни вовсе не входила в его планы. Он надеялся, что все будет продолжаться, как раньше: он будет навещать Ширли, поддерживать ее, платить, когда настанет время, за обучение ребенка, но не связывать себя чересчур. Его внезапная и искренняя привязанность к малышу поразила его самого до такой же степени, до какой она обрадовала Ширли и потрясла Анну. Через несколько дней после рождения ребенка Феликс переехал к Ширли, а Анна пошла консультироваться к своему адвокату.
После развода друзья Феликса, как ни странно, были очень внимательны к ней, старались ее поддержать, возможно, понимая, что произошло нечто незапланированное, неожиданное, и искренне жалели ее, но все как один, произнося сочувствие, неловко замолкали. И когда она поняла, насколько мало у нее собственных друзей, ей стало еще более одиноко. Как ни странно, прежде чем положить трубку, каждый говорил одно и то же:
- Тебе надо съездить куда-нибудь.
И вот теперь Филлис советовала то же самое:
- Тебе надо начать с того, чтобы съездить куда-нибудь, Анна, дорогая моя. Оценить обстановку. Новые места, новые люди… А потом, когда вернешься, ты продашь этот дом. Ведь он был тюрьмой для тебя.
- Но, Фил…
- Нет, Анна. Не спорь. Ну, может быть, насчет дома еще ладно, но насчет путешествия - и слышать не хочу никаких возражений. Феликс брал тебя с собой в такие места, где тебе приходилось только сидеть в шезлонге возле какого-нибудь бассейна и смотреть, как он ведет деловые разговоры. Тебе нужно, тебе просто необходимо отправиться в какое-нибудь захватывающее место. И я даже знаю куда: ты должна поехать в Египет.
- В Египет? - Анна почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. - Почему именно в Египет?
- Потому, что ты все свое детство проболтала о Египте. Никаких других тем для тебя просто не существовало. У тебя были книги о Египте. Ты рисовала пирамиды, верблюдов, ибисов и при каждой нашей встрече прямо-таки терроризировала меня, требуя рассказать что-нибудь о Луизе.
Анна кивнула.
- А ведь ты права! Как странно, что я столько лет не вспоминала о ней.
- Значит, теперь настало время вспомнить. Детские мечты легко забываются. Иногда мне кажется, что люди намеренно забывают их. Отстраняются от всего, что сделало бы их жизнь захватывающей. Думаю, тебе следовало бы съездить туда и своими глазами увидеть те места, которые видела Луиза. Когда несколько лет назад было издано несколько альбомов ее рисунков, знаешь, мне самой захотелось съездить в Египет. Я ведь помогала твоему отцу отбирать работы, вместе с редактором составляла комментарии. И мне так хотелось увидеть все это наяву! Может быть, в один прекрасный день я и соберусь. - Она улыбнулась, глаза ее снова блеснули, и Анна подумала, что, вполне возможно, в один прекрасный день Филлис действительно соберется. - Она была удивительной женщиной, твоя прапрабабушка, - продолжала Филлис. - Удивительной, отважной и очень талантливой.
«Такой, как ты. В отличие от меня». - Анна прикусила губу и не произнесла этого вслух.
Сдвинув брови, она обдумывала сказанное Филлис, сознавая, что похожие на бусинки глаза престарелой дамы так и сверлят ее.
- Ну, что скажешь?
Анна улыбнулась.
- Идея в общем-то соблазнительная.
- Соблазнительная?! Да она просто блестящая!
Анна кивнула.
- На самом деле я раз-другой пробовала уговорить Феликса съездить в Египет, но его это не интересовало. - Она помолчала, ощущая, как где-то глубоко внутри зарождается нечто вроде волнения. В конце концов, почему бы и нет? - А знаешь, пожалуй, я последую твоему совету. Все равно на ближайшее будущее у меня нет ни дел, ни планов.
Филлис откинулась в кресле. Закрыв глаза, она повернула лицо к солнцу, и легкая улыбка скользнула по ее морщинам.
- Хорошо. Значит, на том и порешили. - И, помолчав, она добавила: - Просто райское блаженство. Самое чудесное время года - это осень. Октябрь - мой любимый месяц. - Снова открыв глаза, она взглянула на Анну. - Ты уже говорила с отцом?
Анна покачала головой.
- Он не звонил мне с самого развода. Думаю, он никогда не простит меня.
- За то, что ты рассталась с Феликсом?
Анна кивнула:
- Он так гордился тем, что Феликс его зять… - И с ноткой горечи добавила: - Почти сын, которого у него так никогда и не было.
- Глупец, - вздохнула Филлис. - Он стал просто невозможным с тех пор, как умерла твоя мать. Тому уже добрых десять лет, а он все хуже и хуже! Ну да ладно, постарайся не слишком расстраиваться по этому поводу. Он даст о себе знать. Ты стоишь десятка любых сыновей, какие у него могли быть, и в один прекрасный день он поймет это, могу поручиться.
Анна отвела взгляд, изо всех сил стараясь удержать его на алой плети плюща, извивающейся по стене у края террасы. Она не собиралась плакать. Ей в общем-то следовало уже привыкнуть к холодности отца и его полному равнодушию к пей, его единственной дочери. Шмыгнув носом, она перевела взгляд с плюща на каменные плиты под ногами, изукрашенные замысловатыми узорами старого, высохшего добела лишайника. Вдруг она услышала, что Филлис встала. Подняв глаза, Анна смотрела, как ее двоюродная бабушка направляется к распахнутой застекленной двери, ведущей из террасы в комнату. Когда старая леди исчезла в доме, Анна, нашарив в кармане носовой платок, торопливо промокнула глаза.
Филлис не заставила себя долго ждать. Уже через пару минут она появилась вновь с каким-то пакетом в руках.
- У меня тут есть кое-что, что, пожалуй, может заинтересовать тебя. - Снова усевшись и не глядя на Анну, она положила пакет перед собой на стол. - Когда я занималась просмотром бумаг и альбомов Луизы, просто приходила в отчаяние оттого, что мне не попадается ничего личного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
- Не знаю, - снова пожала плечами Анна. - Наверное, буду искать работу.
На некоторое время воцарилось молчание, пока Филлис разливала чай. Она подала Анне одну из чашек, затем пододвинула ближе тарелку с булочками и горшочек со сливовым вареньем - все домашнего приготовления, но купленное в местном магазинчике. Филлис Шелли вела слишком активную жизнь, чтобы у нее оставалось время на вязание или готовку; она так и говорила об этом всем, кто опрометчиво забредал к ней с просьбой о пожертвованиях на церковные или какие-либо иные дела.
- Жизнь, Анна, дается нам для того, чтобы жить, - медленно проговорила она, слизывая варенье с пальцев. - Чтобы прожить ее - со всеми ее плюсами и минусами. Возможно, она складывается не так, как мы планировали или надеялись. Возможно, она не всегда так уж легка и приятна. Но она должна всегда быть захватывающей. - Ее глаза блеснули. - Глядя на тебя, никак не скажешь, чтобы ты планировала что-нибудь захватывающее.
Несмотря на свое настроение, Анна рассмеялась.
- Да, похоже, на сегодняшний день в моей жизни не наблюдается ничего захватывающего.
Если оно вообще когда-нибудь присутствовало в ее жизни.
Вслед за этими словами наступило долгое молчание. Анна сидела, устремив взгляд на кирпичную стену, вдоль которой вытянулся узенький садик возле коттеджа. Стена была старая, заросшая пятнами лишайника и почти сплошь покрытая ярко-алыми листьями виргинского плюща, а на верху ее, положив голову на лапы, мирно спала Джолли, любимая кошка Филлис. Поздние розы еще цвели вовсю, и воздух был обманчиво теплым, безмятежным, потому что высокие дома на другой стороне улицы защищали коттедж от ветров. Анна вздохнула. Поймав выражение, с которым на нее смотрела Филлис, она прикусила губу, внезапно увидев себя ее глазами. Избалованную. Ленивую. Никчемную. Раздавленную. Словом, неудачницу.
Филлис прищурилась. Кроме прочих достоинств, она отлично умела читать чужие мысли.
- Знаешь, Анна, на меня не производит впечатления, когда человек начинает жалеть себя. Уж что-что, а это никогда меня не трогало. Ты должна взять себя за шиворот, хорошенько встряхнуть и поставить на ноги. Мне никогда не нравился твой муженек. Твой отец, наверное, был не в себе, когда позволил тебе попасться на его удочку. Ты вышла за Феликса слишком юной. Ты сама не ведала, что творишь. И думаю, тебе здорово повезло - я имею в виду развод. У тебя впереди еще много времени, чтобы заново устроить свою жизнь. Ты молода, здорова, и у тебя все зубы свои!
Анна вновь не смогла удержаться от смеха.
- Спасибо, Фил. Мне действительно нужно, чтобы кто-нибудь задал мне взбучку. Только беда в том, что я не знаю, с чего начать.
Развод произошел, что называется, вполне цивилизованно. Не было ни скандалов, ни склок, ни ссор по поводу раздела денег или имущества. Феликс уступил ей дом в обмен на чистую совесть. В конце концов, ведь это он лгал ей и это он бросил ее. И потом, его мысли уже были устремлены к другому дому в более фешенебельном районе - дому, оформление которого он собирался поручить профессиональному дизайнеру и который хотел обставить так, чтобы сделать максимально комфортабельной и приятной свою новую жизнь в обществе своей новой женщины и их ребенка.
Для Анны же, внезапно оказавшейся в одиночестве, жизнь вдруг стала похожей на опустевшую раковину. Феликс был для нее всем. Даже друзьями были друзья Феликса. Ее основным занятием, ее работой было в общем-то развлекать Феликса, поддерживать его социальный имидж, обеспечивать ровное и гладкое течение его жизни, и она хорошо справлялась с этими обязанностями. По крайней мере, ей казалось, что хорошо. Хотя, возможно, она ошибалась. Возможно, ее внутренняя неудовлетворенность в конце концов дала о себе знать.
Они поженились спустя две недели после того, как она окончила университет по специальности «современные языки». Он был пятнадцатью годами старше. Теперь Анна подозревала, что ее решение отложить свадьбу до защиты диплома было последним важным решением касательно собственной жизни, которое она приняла самостоятельно.
Сделав ей предложение, Феликс немедленно выразил желание, чтобы она оставила учебу.
- Тебе совершенно не нужно все это образование, дорогая, - сказал он. - К чему оно? Ведь тебе никогда не придется работать. И вообще утомлять свою хорошенькую головку чем-то таким, о чем стоило бы думать…
Эти снисходительные слова, не произнесенные вслух, но подразумевавшиеся, чем дольше, тем чаще приходили на память Анне все последовавшие затем годы. Она старалась не задумываться о них, убеждая себя: все равно у меня больше ни на что нет времени, а то, что я делаю для Феликса, - это моя работа. И это действительно была работа с полной выкладкой. Что же до платы за эту работу, то она была хорошей. Очень хорошей! Феликс не скупился для нее ни на что. Ее обязанности были просты и четко очерчены. В эпоху феминизма, женской независимости и решительности Анне отводилась роль чисто декоративного свойства. Феликс сумел настолько тонко и аккуратно организовать исполнение ею этой роли, что она даже не отдавала себе отчета в происходящем. Ей надлежало быть достаточно умной, чтобы на достойном уровне поддерживать беседу с друзьями Феликса, но все же не настолько, чтобы затмевать его. Она лишь со временем поняла, насколько искусно он убедил ее в огромной важности и ответственности ее задачи: организовывать все те сферы его жизни, которые не были уже организованы его секретаршей. И лишь после фешенебельной церемонии бракосочетания в Мейфэре и великолепного медового месяца, проведенного на Виргинских островах, ей, Анне, было четко объяснено, что у них не будет детей. Никогда.
У нее было два увлечения: фотография и садоводство. На оба Феликс разрешал ей тратить, сколько ей заблагорассудится, и даже поощрял эти ее интересы, когда они не входили в противоречие с ее обязанностями. В конце концов, оба упомянутых занятия были в моде, давали подходящие и безобидные темы для разговоров, и Анна позволила им заполнить все пустоты, какие имелись в ее жизни. Сочетая одно с другим, она достигла здесь такого успеха, что сделанные ею фотографии ее сада получали награды, раскупались, и это давало ей иллюзию, что она посвящает свою жизнь чему-то полезному.
Как ни странно, она мирилась с время от времени имевшими место провинностями Феликса, сама удивляясь тому, насколько мало в общем-то они ее расстраивали. Она подозревала (никогда, впрочем, не признаваясь себе в этом), что, наверное, просто любит мужа вовсе не так сильно, как следовало бы. Да это и не имело значения. В ее жизни не было никакого другого мужчины, который привлекал бы ее. Иногда ей приходило в голову: а может, все дело в том, что она несколько фригидна? Она получала удовольствие от близости с Феликсом, однако не страдала, когда эта близость стала случаться все реже и реже. Тем не менее известие о том, что его последняя приятельница беременна, явилось для нее тяжелым ударом. Плотина, столь долго сдерживавшая эмоции, рухнула; поток ярости, разочарования, одиночества и боли завертел ее с такой силой, что она сама испугалась этого - настолько же, насколько был поражен ее муж. Подобная перемена течения жизни вовсе не входила в его планы. Он надеялся, что все будет продолжаться, как раньше: он будет навещать Ширли, поддерживать ее, платить, когда настанет время, за обучение ребенка, но не связывать себя чересчур. Его внезапная и искренняя привязанность к малышу поразила его самого до такой же степени, до какой она обрадовала Ширли и потрясла Анну. Через несколько дней после рождения ребенка Феликс переехал к Ширли, а Анна пошла консультироваться к своему адвокату.
После развода друзья Феликса, как ни странно, были очень внимательны к ней, старались ее поддержать, возможно, понимая, что произошло нечто незапланированное, неожиданное, и искренне жалели ее, но все как один, произнося сочувствие, неловко замолкали. И когда она поняла, насколько мало у нее собственных друзей, ей стало еще более одиноко. Как ни странно, прежде чем положить трубку, каждый говорил одно и то же:
- Тебе надо съездить куда-нибудь.
И вот теперь Филлис советовала то же самое:
- Тебе надо начать с того, чтобы съездить куда-нибудь, Анна, дорогая моя. Оценить обстановку. Новые места, новые люди… А потом, когда вернешься, ты продашь этот дом. Ведь он был тюрьмой для тебя.
- Но, Фил…
- Нет, Анна. Не спорь. Ну, может быть, насчет дома еще ладно, но насчет путешествия - и слышать не хочу никаких возражений. Феликс брал тебя с собой в такие места, где тебе приходилось только сидеть в шезлонге возле какого-нибудь бассейна и смотреть, как он ведет деловые разговоры. Тебе нужно, тебе просто необходимо отправиться в какое-нибудь захватывающее место. И я даже знаю куда: ты должна поехать в Египет.
- В Египет? - Анна почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. - Почему именно в Египет?
- Потому, что ты все свое детство проболтала о Египте. Никаких других тем для тебя просто не существовало. У тебя были книги о Египте. Ты рисовала пирамиды, верблюдов, ибисов и при каждой нашей встрече прямо-таки терроризировала меня, требуя рассказать что-нибудь о Луизе.
Анна кивнула.
- А ведь ты права! Как странно, что я столько лет не вспоминала о ней.
- Значит, теперь настало время вспомнить. Детские мечты легко забываются. Иногда мне кажется, что люди намеренно забывают их. Отстраняются от всего, что сделало бы их жизнь захватывающей. Думаю, тебе следовало бы съездить туда и своими глазами увидеть те места, которые видела Луиза. Когда несколько лет назад было издано несколько альбомов ее рисунков, знаешь, мне самой захотелось съездить в Египет. Я ведь помогала твоему отцу отбирать работы, вместе с редактором составляла комментарии. И мне так хотелось увидеть все это наяву! Может быть, в один прекрасный день я и соберусь. - Она улыбнулась, глаза ее снова блеснули, и Анна подумала, что, вполне возможно, в один прекрасный день Филлис действительно соберется. - Она была удивительной женщиной, твоя прапрабабушка, - продолжала Филлис. - Удивительной, отважной и очень талантливой.
«Такой, как ты. В отличие от меня». - Анна прикусила губу и не произнесла этого вслух.
Сдвинув брови, она обдумывала сказанное Филлис, сознавая, что похожие на бусинки глаза престарелой дамы так и сверлят ее.
- Ну, что скажешь?
Анна улыбнулась.
- Идея в общем-то соблазнительная.
- Соблазнительная?! Да она просто блестящая!
Анна кивнула.
- На самом деле я раз-другой пробовала уговорить Феликса съездить в Египет, но его это не интересовало. - Она помолчала, ощущая, как где-то глубоко внутри зарождается нечто вроде волнения. В конце концов, почему бы и нет? - А знаешь, пожалуй, я последую твоему совету. Все равно на ближайшее будущее у меня нет ни дел, ни планов.
Филлис откинулась в кресле. Закрыв глаза, она повернула лицо к солнцу, и легкая улыбка скользнула по ее морщинам.
- Хорошо. Значит, на том и порешили. - И, помолчав, она добавила: - Просто райское блаженство. Самое чудесное время года - это осень. Октябрь - мой любимый месяц. - Снова открыв глаза, она взглянула на Анну. - Ты уже говорила с отцом?
Анна покачала головой.
- Он не звонил мне с самого развода. Думаю, он никогда не простит меня.
- За то, что ты рассталась с Феликсом?
Анна кивнула:
- Он так гордился тем, что Феликс его зять… - И с ноткой горечи добавила: - Почти сын, которого у него так никогда и не было.
- Глупец, - вздохнула Филлис. - Он стал просто невозможным с тех пор, как умерла твоя мать. Тому уже добрых десять лет, а он все хуже и хуже! Ну да ладно, постарайся не слишком расстраиваться по этому поводу. Он даст о себе знать. Ты стоишь десятка любых сыновей, какие у него могли быть, и в один прекрасный день он поймет это, могу поручиться.
Анна отвела взгляд, изо всех сил стараясь удержать его на алой плети плюща, извивающейся по стене у края террасы. Она не собиралась плакать. Ей в общем-то следовало уже привыкнуть к холодности отца и его полному равнодушию к пей, его единственной дочери. Шмыгнув носом, она перевела взгляд с плюща на каменные плиты под ногами, изукрашенные замысловатыми узорами старого, высохшего добела лишайника. Вдруг она услышала, что Филлис встала. Подняв глаза, Анна смотрела, как ее двоюродная бабушка направляется к распахнутой застекленной двери, ведущей из террасы в комнату. Когда старая леди исчезла в доме, Анна, нашарив в кармане носовой платок, торопливо промокнула глаза.
Филлис не заставила себя долго ждать. Уже через пару минут она появилась вновь с каким-то пакетом в руках.
- У меня тут есть кое-что, что, пожалуй, может заинтересовать тебя. - Снова усевшись и не глядя на Анну, она положила пакет перед собой на стол. - Когда я занималась просмотром бумаг и альбомов Луизы, просто приходила в отчаяние оттого, что мне не попадается ничего личного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68