Гиперпереборка. Тройной стакан-лифт. Сервошлюз.
Дверь...
Обычная, старинная дверь- трехметровый титанобазальт с прослойками
зангейского стеклотана и почти архаическим трехосным штурвалом.
- Разблокировка! - пискнуло в шлеме.
Он не думал долго. Чутье не могло обмануть.
- Блок шестнадцать ультра-два, - команда внутреннему "сторожу" отозвалась
комариным зудом - блокировка снята.
И тут же он почувствовал, как стальные руки свинчивают огромный шлем, как
герметизационные иглы разваривают спайки швов. Процедура разоблачения и,
тем более, облачения всегда вызывала у него раздражение. На все про все
понадобилось две с половиной минуты.
Он даже не оглянулся на расчлененный суперскаф. Толкнул рукой дверь. Та
заскрипела по-земному, ворчливо и занудно, раскрылась. За ней была еще
одна, темного дерева, совсем родная, выглядевшая невозможной на этой адской
планете. Она открылась тихо, мягко.
- Заходи, Иван, заходи. Гостем будешь! - приглушенно прозвучало из
дальнего угла полутемной комнаты.
Он сделал два шага вперед. Остановился. И все сразу увидел, будто
зажглись светильники и разогнали мрак.
- Гуг?!
Да, это был именно он, Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный - постаревший,
поседевший, с черными провалами под глазами, но он - отчаянный малый,
бывший десантник-смертник, избороздивший пол-Вселенной, бузотер, драчун,
пьяница, предводитель банды разбойников, терроризировавших старую и
обленившуюся Европу, каторжник, друг и приятель. Гуг стоял, привалившись к
обшитой деревом стене, огромный как бронеход, как хомозавр с Ирзига.
Стоял и ухмылялся.
- Это ты, Гуг? - ошалело повторил Иван. Он не ожидал увидеть Хлодрика
таким. Шел к нему, шел, преодолевая тысячи преград, рискуя жизнью... но
чтобы вот так, здесь, в этой комнате?!
- А ты что, Ванюша, думал, я буду по полной срок мотать в рудниках?!
Думал, я там с кайлом?! Ошибаешься, Ваня, и недооцениваешь старых добрых
друзей.
Он отлип от стены и, сильно хромая, припадая на свой уродливый протез,
подошел вплотную, положил руки на плечи.
- Ну, здорово, Иван! Я знал, что ты придешь!
Гуг чуть не придушил его. Он и в нежностях был динозавром, мастодонтом.
Иван еле вырвался из объятий расчувствовавшегося викинга-разбойника.
- Да погоди ты, хребет сломаешь! Ну, Гуг! Ну, каторжник, мать твою! Я,
понимаешь, спасать тебя шел, с каторги вызволять, а, выходит, наоборот?
Слушай, у меня голова сейчас лопнет, я семь суток не спал, пропади пропадом
эта поганая подводная каторга, эта чертова Гиргея! Ты хоть что-нибудь
понимаешь. Гуг?!
По небритой и оттого седой щеке Гуга-Игунфельда ползла вздрагивающим
шариком слезинка. И на каторге старый космопроходец не утратил своей,
вызывавшей смех у десантной братии, сентиментальности.
- Ванюша, хрен с ними со всеми, не забивай себе голову. Отдыхай! Время
еще покажет, кто кого спас.
- Ошибаешься! Времени у нас нет, - оборвал его Иван. - Его осталось
совсем мало, надо успеть, Гуг!
- Ты всегда был торопыгой, - Гуг печально улыбался, тер щеку. -
Поспешишь, Ваня, людей насмешишь, не надо спешить, тут место надежное, они
никогда не посмеют сюда сунуться. Это, Ваня, мое логово, понимаешь? Они
хорошо меня знают, они не сунутся!
Иван почувствовал вдруг, что он смертельно усталеще немного, и он
свалится прямо здесь, под ноги этому ухмыляющемуся хомозавру.
Гуг все понял, щелкнул пальцами - из-за навесной дубовой ниши выкатило
огромное мягкое кресло, явно снятое с прогулочного космолайнера, на
мыслевводах и с объемной памятью. Он рухнул в него, зная, что подхватит,
обволокет, примет самую удобную именно для него форму... да черт с ним!
Надо было успеть все сказать, это главное.
- Пока ты здесь прохлаждаешься, я кое-где успел побывать, Гуг.
- Слыхали, - пробурчал гигант. - Система?
- И не только Система, Гуг. Я был еще в одном малоприятном местечке. И
кое-что узнал. Дела плохие. Все это может скоро кончиться.
- Что - это?
- Все! Земля. Федерация. Мы с тобой. Все остальные...
- Ты всегда был невыносим, Ваня. Ну зачем эти преувеличения?! Давай-ка
лучше выпьем! - невесть откуда в огромной лапище Гуга возникла плоская
черная бутылочка. - Фаргадонский ром!
- Брось! Я говорю серьезно!
- Тебя недолечили, Ваня. Я давно говорил, что все они там в
реабилитационных центрах халтурщики, их надо сюда, на каторгу, на
перевоспитание... А ты, Ваня, всегда плоховато шел на поправку после
заданий, я то помню все, старого разбойника и выпивоху не проведешь.
Иван откинул голову назад. И понял, что никто ему не поверит, нечего
нести околесицу, надо иначе, надо быть умнее, иначе он все загубит... он
всех загубит. Да, это он будет виноват во всем - не Система, не Пристанище,
не треклятая планета Навей, а он!
- Гуг! Ты поможешь мне, если я тебя попрошу об этом?
- Да я в лепешку расшибусь, Ванюша, нам только с этой каторги смотаться,
нам бы... ты помнишь, сколько миль над нашими головами? - Гуг говорил тихо
и полунасмешливо.
- Я тебя спрашиваю серьезно. Буйный, ты понимаешь или нет?! Я лез в этот
ад не только для того, чтобы выкрасть тебя с каторги, понимаешь?! Ты мне
нужен! И Дил мне нужен! И Хук нужен! У меня больше никого нет на Земле, нет
в Федерации! Без вас мне не справиться, понимаешь?! - Иван говорил через
силу, превозмогая наваливающуюся на него сонливость. - Короче, Гуг, ты со
мной или нет?!
Хлодрик развел огромными руками. И вдруг сказал напрямик:
- Старина, и сюда доходят слухи, вот какое дело, - голос его звучал
виновато, - я, конечно, не верю всяким гадам, но поговаривают, Ваня, что
ты... что ты...
- Что-я?!
- Что ты свихнулся малость в этой дурацкой Системе, что тебя подобрали на
орбите с сильно поехавшей крышей, Ваня. Ну чего ты на меня пялишься? Я
говорю, чего слышал... а ты сам врываешься вдруг, после стольких лет, да
еще сюда, на каторгу, Ваня, и несешь, прости меня, старого балбеса, несешь
жуткую ахинею про то, что скоро все, дескать, кончится повсюду. А ты
соображаешь, Ваня, что я сам в ловушке? Я их всех обдурил, обхитрил! Я
перебил здесь уймищу вертухаев, я сколотил из кандальников банду, заперся
здесь как крот, как обреченный. Они рано или поздно доберутся сюда. И всем
нам кранты, Ваня! А ты мне про все человечество. Нехорошо с твоей стороны,
Иван, нехорошо и не по-дружески, вот так!
Иван разодрал слипающиеся глаза. Он еле ворочал языком.
- Никуда ты не денешься, Гуг-Игунфеяьд Хлодрик Буйный! Ты не предашь
друга, даже если у него поехала крыша. Ладно! Все потом. Я пошел... - Иван
провалился во тьму. Ему надо было выспаться. Хотя бы час, два. Все
остальное потом.
* * *
Он чудом ушел из комнаты с хрустальным полом. Он даже не подозревал, в
какое логово они его заманили. Негодяи! Их души чернее иргизейского черного
гранита. И с какой ловкостью они провалились в этот непостижимый пол -
обычные, нормальные люди, даже очень состоятельные, не станут до такой
степени заботиться о собственной безопасности... дрожать за свои шкуры
столь поганой дрожью могут лишь сволочи, преступники. Такой пол стоил
целого дворца. И смертный сип из горла круглолицего. Как побелел его
широченный перебитый нос! Ивана передернуло от неприязни. И глаза! Они
почти мгновенно омертвели... но еще через миг в них засветилась жизнь.
Новая жизнь. Это были глаза существа иного, прожившего долгую жизнь, очень
долгую. Иван понял тогда же - Первозург не дал подлой душонке круглолицего
спокойно отлететь от тела, он вышвырнул ее пинком, выбросил во мрак и
стужу, а может, наборот, в адское пламя. И плевать! Первозург знал, что
охрана его не тронет, что она даже не заметит подмены. Он не шелохнулся,
чтобы помочь Ивану. Плевать!
Его спасло чутье, он шагнул к той двери, откуда должны были появиться
вертухаи. Он не дал им опомниться; два кадыка - два удара - два трупа на
полу - два широкоствольных боевых лучемета в руках - реки синего огня -
оплавленные стены, перила, ступени. Он не знал жалости. Он должен был
выжить. Он прошел ад Системы и тронной ад Пристанища не для того, чтобы
загнуться на Земле. Он вновь был молод и силен. Невероятно силен и
чертовски молод! И он все помнил. Это было главным.
Разыскивать тех троих, что ушли у него из-под носа, было бесполезно. Их,
скорее всего, уже и не было во дворце. Никуда они не денутся! Они послали
его на верную смерть, на стопроцентную погибель... А он вернулся. Ивану
было их даже немного жаль. Заиметь лютым врагом, не прощающим черного зла,
идущим по следу до конца, такого, как он - десантника-смертника, поисковика
экстра-класса - отважится не каждый. Они сами выбрали свою судьбу. Не рой
яму ближнему своему... ближнему?! Нет! Это нелюди, нечисть! Они ничем не
лучше той погани, с которой он бился на всех кругах планеты Навей, еще и
похуже. Но сейчас поздно, надо было бить сразу, не упускать! Лабиринты,
проклятущие лабиринты - и там, и здесь, да что же это за страсть такая к
лабиринтам! Иван прожег верхнюю переборку, подпрыгнул, расставил локти -
рваным металлопластиком разодрало рукав, плевать! Смахнул вниз
зазевавшегося бритого парня, вбил в стену другого. Оглянулся. Нет, это не
то! Он отводил душу, он гнал из своего тела скопившуюся в нем за время
отката безудержно-безумную силу, ему надо было выпустить пары, но в то же
время он ни на секунду не терял контроля над собой. Плохо. Совсем плохо! Но
ничего не поделаешь, поздно, их не достанешь, надо уходить! Он нутром чуял
недоступную приборам дрожь - мелкую, гнусную. Они пустили на него "сеть" -
заурядную парализующую психотронную сеть-ловушку. Ей нет дела до бушующего
пламени, ей стены и переборки не преграда, она идет по следу, выщупывая в
пространстве чужака. И она накрывает его, лишает воли, лишает разума. Надо
уходить, пока не поздно! Координаты! Надо снять точное расположение. Ивану
стало вдруг холодно. Антарктида! Шестой сегмент, квадрат два-два, минус
семнадцатый километр, продольный периметр, одиннадцать-три, верх - два
плюса, ноль, блуждающий пузырь. Однако! Он рвался вверх, он знал - так
надо, там есть стационарный переходник. Сеть настигала его. Щиты Бритры
слабели. И он уже знал, что все переходники в "пузыре" вырубили, что он
обложен, как затравленный, загнанный волк. Он выскользнул из-под сети в
последнее мгновение, провалился на два яруса, сшиб с ног какого-то мычащего
"толстяка, придавил его, в полуотчаянии собираясь использовать его
заложником... и вдруг нащупал в грудном клапане несчастной, ни черта не
понимающей жертвы тяжелый, плотный кругляш - сфероидный переходник
ограниченного действия. Он ушел чудом.
Выбросило почему-то в пустыне, прямо в горячий, хрустящий на зубах песок.
Иван откинулся на спину, смахнул с губ противные и липучие песчинки,
взбрыкнул ногами и расхохотался - громко, в голос. Земля! Только теперь он
осознал наконец, только теперь дошло - он на Земле! он вернулся! это было
невозможным, но он вернулся из Сектора Смерти, он вернулся оттуда, откуда
еще никто до него не возвращался! Чудо! А еще говорят, что чудес не бывает.
Бывают! Он перевернулся на грудь, потом опять на спину, скатился с бархана
в ложбинку и снова уставился на белое, ослепительное, настоящее солнце. Все
было прекрасным, изумительным, родным... земным. Все... только пальцы еще
ощущали мерзость прикосновения к жирной шее круглолицего. Пустяки! Почти
всю жизнь он провел в Пристанище.
И вот вернулся.
Лежать под палящим солнцем на раскаленном песке было приятно. На Земле
вообще все было приятным. Но вместе с Иваном на Землю вернулась его память.
И она не могла позволить долго наслаждаться и расслабляться. Проклятье! От
этого не будет спасения. Никогда. Иван вскочил на ноги. И вот именно тогда
пришла мысль - он ничего не сможет сделать в одиночку. Соваться в
учреждения и комитеты, заведения и комиссии? Нет, хватит, спасибо, он уже
пробовал все это после возвращения из Системы, с Хархана. Его всюду
принимали за сумасшедшего, косились, старались успокоить... Надежда одна -
на друзей. Но где они?!
Почти все в дальнем поиске, да и поймут ли они его, друзья?! Нет! Они
никогда не поймут его, нечего и дергаться. Он выбит из колеи земной и
внеземной жизни, выбит напрочь... и понять его, помочь ему смогут только
такие же.
Гуг! Вот тогда Иван и вспомнил про старого, нехорошего, опустившегося
Гуга Хлодрика.
Два дня Иван шел по пустыне. Днем его безумно жгло белое солнце. Ночью
приходилось поеживаться, ветерок дул, прямо скажем, северный. Но за эти два
дня он пришел в себя, успокоился - идиотское желание кого-то бить,
убеждать, трясти за грудки пропало начисто. Он дозрел.
На третий день из-за бархана вырос крохотный оазис - пять-шесть пальм и
чахлая искусственная лужайка.
- Куда надо? - вяло поинтересовался пухлый негр с сизым от беспробудного
пьянства лицом.
Иван смахнул со столика, утопавшего ножками в рыхлом песке, три бутылки
горячительного пойла, ткнул указательным пальцем левой руки в лоб
возмутившегося было и приподнявшегося над стульчиком алкаша - тот упал на
спину и долго барахтался в песке, словно перевернутый на спину таракан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112