- Ага, куда-нибудь, - злорадно процедил Иван, - вынесет в пасть
дракону или к дьяволу на рога, а может, и прямиком под струю аннигилятора!
- Все может быть, - спокойно и даже как-то поспешно согласился
незнакомец. - Оставайтесь висеть здесь. Для этого надо рваться, метаться,
дергаться...
- А чтобы в поток нырнуть?
- Когда в вашем мозгу раздастся щелчок и потемнеет в глазах, надо
будет как можно четче, яснее, образнее представить то место, куда
собираетесь попасть.
- И что же, именно туда и попадешь? - Иван вдруг начал верить
незнакомцу, принимать его слова всерьез.
- Вы наивны, так разве можно? Да ежели бы все было по нашим
желаниям...
- Я все понял, - уверил незнакомца Иван. - Когда сработает механизм?
Тот сосредоточился. И вдруг пропал вместе с табуретом. Но голос его
прозвучал четко и громко:
- Да вот сейчас, секунды через две-третьи сутки уже заканчиваются.
Иван крепко зажмурился. Представил Землю - сразу всю, такой, как
видел ее много раз из космоса. Потом перед его глазами вспыла родная
деревня, та самая, о существовании которой он узнал, лишь завершая
четвертый десяток. Он увидал как наяву деревья, их пышные зеленые кроны, и
домики под сенью этих деревьев, настоящие рубленные деревянные дома,
увидал улицу, срубы колодцев, совершенно не изменившихся за последнее
тысячелетие, увидал даже отдельных прохожих, примятую траву, брошенный у
заборчика детский совочек... В этот миг в мозгу щелкнуло-резко, отрывисто,
звучно. И вместе со щелчком прозвучало почему-то глуховато, неопределенно:
"да будет проклят!" И вся воображаемая им картина вдруг пропала, исчезла
куда-то-вместе с домиками, с деревьями, с ручейками, палой листвой,
песочницей и совочком. И ее место заняла сошенно другая, о которой Иван и
не помышлял, не думал,* не собирался даже думать-ядовито пурпурные джунгли
Гадры полыхнули перед взором неистовым безумным пламенем, что-то
разорвалось прямо под ногами-Иван уже не висел, его несло куда-то, бросая,
переворачивая, вращая вокруг незримой оси, но одновременно ему казалось,
что он стоит ва собственных ногах, не на четырехпалых лапах, а именно
ногах, И разрывы следовали один за другим, все мельтешило, дергалось,
уплывало...
Он открыл глаза. Это была Гадра. Ее невозможно было спутать ни с
одной другой планетой в Пространстве. Кроваво-пурпурные растения-животные,
сливаясь в одну перепутанную, извивающуюся и трепещущую) массу, полуживыми
джунглями закрывали Проходы с трех сторон, высились колышущейся, уходящей
к сиреневым небесам, стеной. Из этих джунглей доносился дикий рев,
перемежающийся залихватским я пронизительным посристом. Иван знал, кто
издает эти звуки.
Он стоял по колено в зарослях лилового лишайника-трупоеда и держал в
руках спаренный десантный пулемет с разбитым в щепу пластиковым прикладом.
Все это ему напоминало что-то, было знакомо, Иван даже не сразу собразил,
что его простонапросто отбросило на семнадцать лет назад. Да, он уже стоял
точно так же тогда. Стоял и не знал, как быть, как прорваться к лагерю.
Две попытки кончились неудачей.. Но он не собирался сдаваться.
Его выпихнули из гравилета над самыми джунглями - выпихнули без
парашюта, индивидуального антигравитатора, вообще без ничего, вслед
сбросили пулемет и пару коробок с патронами. Таково было условие зачетной
задачи. В Школе не церемонились с курсантами - раз уж пошеп в Отряд, так
терпи да помалкивай, а нет, так пропаливай на все четыре стороны, двери
открыты!
Да, все это было. И Иван помнил, как он тогда поступил. До лагеря
было минут пятнадцать быстрого бега. ,С учетом всех этих непролазных
полуживых дебрей - двадцать-двадцать пять. Но звероноиды обложили его
кругом. И сидели за ближайшими стволами-туловищами да поджидали. Иван даже
видел каким-то непонятным внутренним зрением, как они облизываются и
роняют в лишайник набегающую зеленую слюну.
Со звероноидами пытались столковаться бесчетное количество раз. И они
иногда соглашались, кивали своими жуткими головами-черепами, даже
подписывали временные договоры. Но тут же их нарушали. Ивану говорили
сведующие люди, что сами бы звервнойды и непрочь дружить и контактировать
с землянами, да рефлексы, заложенные в Них матушкой-природой, были
сильнее-стоило звероноиду, пускай и самому смирному, увидать человека, и
он начинал истекать слюной, пилообразные зубищи его начинали чесаться, и
ничего этот полуразумный абориген не мог с собой поделать, он зверел,
наливался похотливо-злобной яростью или наоборот, становился вкрадчиво
осторожным, лебезил, припадал к земле, а сам выбирал момент, чтобы
вцепиться жертве в загривок. Но как бы ни лютовали звероноиды, они никогда
не умерщвляли человека сразу, они не любили мертвечины, даже самой
свеженькой, они обжирали человека постепенно, сгрызая мясо с костей,
перемалывая - и сами кости... но до тех лишь пор, пока человек этот был
жив. Стоило ему Перестать дышать, я звероноиды тут же брезгливо
отталкивали тело - лишайник-трупоед довершал начатое.
Звероноиды жили в непонятном симбиозе с живыми джунглями. Иногда они
появлялись прямо из стволов-туловищ, словно детеныши кенгуру из сумки
матери. Разница была в том, что предугадать появление звероноида было
невозможно-вроде бы ствол как ствол, ничем неотличающийся от других
раскачивающихся полуживых стволов - и вдруг прямо из пурпурной мохнатой
коры вылезает лысая угластая головища-череп с клыками, торчащими до
висков.
В тот раз Иван после двух попыток прорваться с боем, напролом, выбрал
самую верную и, пожалуй, единственнук" разумную тактику поведения. Он
знал, что инстинкт продолжения рода в звероноидах невероятно силен, что он
заглушает все, даже фантастическую их прожорливость. И решил сыграть на
родительских чувствах. Звероноидыши всегда выводками вились за матерями и
отцами, они привыкли, что их не трогают, что им все дозволено. А Иван взял
да и по-своему поступил. Он тогда ринулся вроде бы напролом, в третий раз,
разносив клочья очередями здоровенных тварей, тех, что прятались прямо за
стволами. Скольких он мог перебить? Пятерых? Десятерых? Но все равно его
бы опутали, повалили, начали бы жрать. И Иван не стал воевать, расходовать
патроны. Проложив узенькую тропу в самом начале чащи, он: ухватил железной
хваткой за глотку шестиногого слюнявого и потного звероноидыща, сдавил
так, что тот засвистел диким посвистом на весь лес. И вся прожорливая
братия, чавкая, роняя слюну и облизываясь, так и замерла, не доходя до
Ивана с разных сторон метров на пять, на шесть. Они все поняли. И
успокоились. Так и добрел Иван до лагеря, провожаемый сотнями, если не
тысячами грустных огромных глаз - звероноиды всегда сильно расстраивались
и грустили, если им не удавалось добраться до жертвы. А как дошел до
ворот, так и отшвырнул детеныша подальше от себя. Звероноиды посопели,
погрустили, поухали с обиженным видом переговариваясь меж собою глухим
совиным языком, да и убрались обратно в чащу несолоно хлебавши. Он был
очень доволен своей находчивостью тогда. А Гуг Хлодрик, еще здоровый,
неискалеченный и вечно улыбающийся, хлопнул его по плечу так, что Иван
чуть в пол не ушел на метр, и пробасил:
- Быть тебе, Ванюша, большим начальником со временем, нашим родным и
любимым отцом-командиром! У-у, голова!
Отцом-командиром Иван не стал. Вообще у него дела с продвижением по
службе были неважные, хотя многие предрекали ему славное будущее еще со
Школы.
Что было, то было. Нынешний Иван стоял в обличий Ивана юного и
размышлял. Поступить как в тот раз? Нет, ничего не изменится, и его сновка
выбросит в подвале-темнице, снова придется висеть и дозревать. Лезть
напролом? Еще хуже! Не под землей же ползти до станции, ведь не крот! И не
птица, чтоб взлететь без антигравитатора и перепорхнуть через все эту
чертово отродье! Из чащи доносился посвист, хрипы слышались, и все
заглушал время от времени утробный похотливый рев.
А-а, была не была! - решился Иван. Раскрутил над головой пулемет,
придерживая его за самый конец ствола, да и зашвырнул далеко в чащобу.
Оттуда что-то гулко ухнуло. Но Иван уже не прислушивался. Он уселся прямо
в лишайник, зная, что трупоедные ранения-моллюски не трогают живых.
Уселся, уперся руками в колени, опустил голову. Пускай жрут! Глядишь,
кто-нибудь из ненасытных тварей и подавится, все польза! Иного выхода не
было. Он не хотел больше болтаться на цепи вниз головой! В конце концов,
он не Буратино какой-нибудь, а судьба злодейка не Карабас-Барабас, чтоб
так изгиляться над ним! Пусть жрут со всеми потрохами! Пусть обгладывают!
Он будет терпеть! Терпеть, пока срок не выйдет. А там... Что будет там,
Иван не знал, надо было еще дотянуть до этого "тама"! Он сидел и не
шевелился, старался даже не моргать.
Сначала из-за пурпурных стволов выглянула одна лысая голова-череп,
уставилась водянистыми голодными буркалами на Ивана. Почти вслед за ней на
разных уровнях и со всех сторон стали высовываться десятки точно таких
голов. Посвист стих. Звероноиды, осмелев, выходили из-за деревьев,
сбивались в кучки, сопели, пыхтели, хлюпали, показывали на Ивана корявыми
скрюченными пальцами без ногтей, и похоже, спорили о чем-то. Самые смелые
начинали приближаться, пока в одиночку, осторожно, на цыпочках, подгибая
обе нижние лапы, словно приседая на них, и прижимая к груди две пары
верхних. Зеленая слюна текла по розоватой в проплешинах шерсти. Но
звероноиды-смельчаки не замечали ничего, они видели только Ивана, только
очень вкусный и большой кусок мяса, пристроившийся прямо посреди небольшой
полянки.
Вслед за смельчаками потянулись другие. Даже детеныши-звероноидыши,
подрагивая и обливаясъ потом, ползли между ногами старших к лакомой
добыче. И Ивану было непонятно, почему они не бросаются на него всем
скопом, почему тянут резинуведь они же видят, что он беззащитный, что его
можно брать голыми руками?! Он зажмурился.
А когда открыл глаза через полминуты, перед ним, с боков и сзади
бесновалась сплошная стена из корявых тел, рук, лап, голов-черепов.
Звероноиды подпрыгивали, размахивали конечностями, скалились, рычали,
свистели, обливались слюной, дико вращали мутными бельмастыми буркалами,
скрежетали пилообразными зубищами и клацали огромными клыками.
Один, здоровенный и облезлый, может, вожак, а может и просто, местный
богатырь-силач, опустился перед Иваном на четвереньки, вздел две верхние
лапы, затряс ими угрожающе, приблизил свой угластый череп-голову к самому
лицу Ивана и раззявил кошмарную трехведерную пасть, зашипел, забулькал.
Ивану стало не по себе. Он и не представлял, что можно увидать такое:
перед ним в несколько рядов торчали острейшие изогнутые зубы, которыми
хоть бронепластик грызи, с фиолетового усеянного полипами языка текла
слюна, а дальше... дальше начиналось неимоверное, будто все внутренности
от пищевода до кишечника вдруг раздулись и высветились, причем, все это
подрагивало, сокращалось, наползало одно на другое... и жутко воняло.
Крепкий Иван был человек, но и его чуть не вывернуло наизнанку. Все! -
подумалось ему обреченно. - Сейчас грызть начнут! А может, и целиком
проглотят! Надо терпеть! Терпеть!
Звероноид-вожак заревел свирепейшим ревом с подвывэнием и захлебом. И
будто по команде все стали орать и свистеть втрое громче, яростней,
принялись размахивать лайами над головой Ивана, словно поставили себе
целью запугать его во что бы то ни стало до смерти. Зрелище было
невыносимое. Но Иван сидел и помалкивал. Он был готов ко всему, к самому
худшему.
Но вожак вдруг с лязгом захлопнул пасть. И отступил на пол-шага, чуть
не раздавив звероноидыша, крохотного и шустрого. Иван ни черта не понимал.
Ведь им пора бы уже было приступать к трапезе, чего они выжидают?
Вожак принялся махать лапами, обернувшись назад. Заухал по-совиному,
принялся клекотать и цокать. Через минуту под руки приволокли совсем
облезлого низенького и добродушного на вид звероноида с одним-единственным
пучком седой шерсти в паху. Нижние лапы у седого тряслись, буркалы были
совсем затекшими, зато углов на черепе было раза в два больше, чем у
остальных. Вожак что-то ухнул на ухо старику. И тот разлепив бельма,
уставился на Ивана. И вдруг сказал:
- Твоя некарашо! Твоя сапсэм плохая!
Иван выпучил на звероноида-толмача глаза. Но не стал оправдываться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112