.. и
я не считаю, что эти уродцы хуже наших... - далее последовало такое
соленое земное ругательство, что Иван остановился и энергично почесал себе
переносицу, от неожиданности он чуть не расчихался. И всетаки эти голоса
не могли быть слуховой галлюцинацией. Не могли и все!
- Ты просто дура! - отвечал голосок потоньше.
- Чего-о?!
- Что слышала! Держи в своей глупой башке свои дурацкие мыслишки,
глядишь, и за умную примут!
Ивану стало не по себе. Лететь за миллион световых лет, к черту на
рога, пересекать Пространство, нырять в гнусный и трижды проклятый
коллапса? и выныривать посреди Иной Вселенной - и для чего, спрашивается,
чтобы подслушивать бабьи склоки, чтобы быть свидетелем назревающего
скандала?! Это было свыше его сил!
Но Иван тихонько пошел вперед, прячась за стволами, крадучись и
ощущая себя не в своей тарелке, эдаким подслушивателем и подглядывателем
ощущая. Правда, о подглядывании было еще рановато говорить.
- Мне вообще непонятно, зачем мы им сдались! На фига эта жирная
ящерица нас тут охраняет и для кого?! Если это зоопарк, так должны быть
посетители, которые глазеют. Если гарем, так... сама понимаешь, для чего в
гареме держат. А тут?! - обладательница высокого голоса была возмущена, ей
не хватало дыхания, слов, она все время сбивалась.
- Ничего, привыкнешь! - заверил низкий голос. - Тут все привыкают. А
потом поймешь, для чего ты им нужна! Только те, кто понял это до конца,
сюда почему-то больше не возвернулись, милочка моя, так-то!
- Да ладно вы! - вмешался третий голос, немного хрипловатый, но от
этого не менее женственный, может даже и более, наполненный какой-то
внутренней силой, энергией. - Ладно вам! Уймитесь. Все равно нас не
спросят.
- Это точно, - согласилась обладательница грудного, низкого, - Марту
увели, а я помню, она улыбалась, радовалась, шептала мне, вот дескать, три
с половиной года маялась в этом садике, обрыдло все до невозможности -
хоть куда! Ты, милочка, посидишь еще с месяцочек и тоже привыкнешь.
- Нет!
- Привыкнешь! Я поначалу головой билась обо все подряд, волосы
рвала... Они, знаешь, чего сотворили?! Я бы не видала своими глазами,
никогда бы не поверила, сказала бы бабьи враки!
Иван стоял совсем рядом. Его отделяло от женщин не больше десятка
метров и резной заборчик. Но из-за густой листвы, стволов он так ничего
толком и не видел. А приближаться опасался. Надо было привыкнуть немного,
пооглядеться.
- Расскажи? - попросила хрипатая.
- Да чего там... Дело было так. Мы шли на трейлере в район Арктура,
на базу! Эх, чтобы я еще хоть раз в жизни связалась с Космотрансом, с этой
чертовой конторой, ну уж нет!
- Да ты не бойся, не свяжешься больше! - успокоила ее хрипатая.
- Чего-о?! Ты меня рано хоронить удумала, подруженька дорогая!
- Заткнитесь вы обе! - осекла ее обладательница высокого голоса. -
Надоели! Начала травить, так трави!
После долгого сопенья и вздохов, тяжелых, громких, рассказ был
продолжен. Иван приблизился еще на три шага. И теперь различал
говоривших-это и впрямь были самые настоящие земные женщины. Выглядели они
в этом саду очень баззащитно, по-домашнему, даже более того, они были
почти обнаженными, лишь легкие полупрозрачные, повязки прикрывали их бедра
- если полупрозрачные повязочки можно было только назвать прикрытием. Лиц
и деталей Иван пока не видел-все терялось в листве, все ускользало. Но в
горле у Ивана вдруг пересохло.
Рассказывала полная, смуглокожая женщина, выглядевшая значительно
моложе, чем на то намекал ее грудной усталый голос.
- А чего говорить. Я в этих делах не слишкомто сильна, - продолжала
она, - мне что-подай, прими, налей. Я в буфете подрабатывала, Я ни черта
не поняла этих... - она снова выругалась довольно-таки крепко, - а они
говорили чего-то про изгиб пространства, про какой-то провал... короче, мы
вляпались в такое дерьмо, что и они не хрена разобраться не могли! Всех
распихали по анабиокамерам, и меня тоже-говорят, спи, детка, и ни о чем не
думай, пускай тебе твой женишок приснится в самой обольстительной позе...
мужланы! дурачье!
Светленькая и тоненькая, очень подвижная, все время меняющая
положения своего тела, и оттого почти не видимая женщина, вставила:
- И когда ж это было?
- В семнадцатом! - последовал ответ.
- Что, в семнадцатом? Совсем свихнулась тут с жиру и безделья?! Тебе
ж не восемьдесят!
- Заткнись! - оборвала ее грубо смуглокожая. - Это было в две тысячи
семнадцатом году, у меня пока что башка кумекает!
Иван потрогал ладонью лоб. Тот был мокр. Ой чуть не присвистнул,
усяыхав дату. Уж ежели он себя считал стариком, так кем же считать тогда
эту симпатичную и высокогрудую толстушку, которой на вид больше тридцати
ни за что не дашь.
- Сбрендила она, я давно это подозревала! - проговорила сипатая
обладательница изумительной фигуры, от которой Иван не мог отвести глаз,
явно обделяя в этом плане двух других женщин. - Точняк - сверзилась! Эти
шкафы дольше трехсот лет никогда не держали режима, а сейчас - две тысячи
четыреста семидесятый, я уж года считать не разучилась...
- Ну и считай! Только свои считай! - ехидно вставила смуглая.
Иван обратил внимание на то, что сиплая красавица, увешанная связками
жемчужных бус непонятного происхождения, была его современницей. И это
как-то приободрило. Если в такой ситуации можно было сохранять бодрость.
- Ну так вот, с вами и не доскажешь, - смуглая взяла что-то в щепоть
с плоской тарелочки, пихнула в рот, пожевала. - Никто меня не спрашивал -
говорят; полезай и помалкивай, потом спасибо скажешь! Втиснули в камеру. Я
и отключилась сразу. И никакие женишки мне не снились, вранье все это! У
меня и не было женишков! Два полюбовничка сбежали еще до рейса, а новым не
обзавелась покуда. Короче, отключилась тра-та-та-та, - ругательства были
отменными и многоступенчатыми. - А как прочухалась, не знаю. Только дверца
вдруг открывается, и стоит вот такое чучело чешуйчатое, - она куда-то
махнула рукой, но Иван не понял куда, зачем. - Я снова с копыт! В себя
прихожу-рожа трехглазая, мурло брыластое-я в отключку! На третий раз
удержалась, А они меня за собой, вдоль всего коридорчика по анабиоотсеку.
И вытаскивают - одного за другим вытаскивают! Наших в трейлере было
человек под сорок, много. Так они чего тра-та-тата! Они - бабу в сторонку,
ко мне впритычку, а как мужика вытянут - хвать его когтищами от горла
до... - смугляночка все называла своими именами, и Ивану становилось не по
себе от этого физиологизма начала двадцать первого века. Но он слушал. -
Так вот, комбинезончик вместе с кожей сантиметров на пять вглубь-хряк! А
потом с двух сторон подняли, дернули, встряхнули - и вылетай родимый из
собственной шкуры голышом!
- Фу, что за гадости ты говоришь! Слушать невозможно! - возмутилась
стройненькая, тоненькая.
- Чего было, то и говорю! Я их, что ли, обдирала, ты чего на меня
бочку катишь, стервозина?! Слушай и не возникай! Вот так вот всех и
обошли! А нас-то волокут, мы идем... - страшно, наступить некуда - повсюду
освежеванные дрыгаются, дергаются, какие и ползают, живые, не сразу
вырубались. А эти твари прямо по ним когтищами, запросто, у них, видать,
такое дело обычное, не привыкать. Меня еще раза три вырубало. Только у
этих ящериц не забалуешь, сами знаете, только чего-коготь под задницу или
еще куда, и аля-улю! только попрыгивай себе! По колено в кровище, меж тел
ободранных... Ох, не приведи Господь! А потом за баб взялись, какие
поплоше да постарше-головешку набок! Так-то вот. А тебе тут не нравится,
видишь ли, цаца какая!
Иван подошел почти вплотную. Его отделяли от женщин три-четыре метра.
Он выбрал очень удобную позицию - за свисающей с дерева ветвью, покрытой
густейшей листвой. Он полностью был уверен, что его незаметят.
Женщины были ухожены и хороши, видно, их холили и лелеяли в этом
садике. И какие бы оттенки не имела их кожа, кожа эта была гладкой,
упругой, чистой, чуть поблескивающей, что говорило и об отменном питании,
и о достатке витаминов, и, возможно, о массажах, душах и прочем, прочем.
Блестящие пышные волосы - у одной иссиня-черные, у другой - белокурые, у
третьей - русые с пепельным налетом, говорили о том же. Что же касалось их
фигур, то у Ивана просто дух захватывало, он готов был стоять здесь до
полного изнеможения и любоваться этими волнительными полными бедрами,
стройными и сильными ногами, гибкими талиями, высокими и налитыми грудями,
чуть покачивающимися при каждом движении. Он уже позабыл, где находится,
позабыл про опасности и тревоги. Он был с ними, он ничего не видел кроме
них. Чувство одиночества сразу пропадо, исчезло, улетучилось. Он
вглядывался в их живые ясные глаза, в открытые прекрасные лица, упивался
их голосами, иногда и грубыми, резкими, но не менее влекущими от того. И
он не обращал внимания на ожерелья из жемчуга. Да и откуда здесь мог
взяться этот самый жемчуг! Он не видел алмазных нитей на их шеях, в
волосах, не замечал тоненьких витых браслетиков, поблескивающих на
запястьях и лодыжках. Ничего из всех этих и многих других украшений он
просто не видел, точнее, видел, конечно же, но не в отдельности, не сами
по себе они воспринимались им, а лишь как вполне естественное продолжение
этих тел, рук, ног, как органичная часть кожи... Да, после всех передряг
картина была отрадная.
И все-таки Иван сразу выделил одну - ту, что имела чуть охрипший
голос и пепельно-русые волосы, ту, что вспомнила о семидесятом годе их
столетия. Она была необыкновенна, она была сказочно хороша. И не той
картиночной, журнальной смазливостью, что считается эталоном и нравится
всем без исключения, а обаянием, женственностью, даже какой-то
нескладностью, проглядывавшей в движениях, Иван внимательно слушал
смуглянку, а смотрел на другую. И потому все у него мешалось в голове, все
плыло перед глазами. Он даже не удивился, что не первым из землян оказался
в этой самой непонятной "системе".
- И до вас тут сидели строптивые бабенки, - тянула свое смуглянка, -
все возникали по каждому поводу-то им не то, это-не это! А толку,
тра-тата-та! Повозникают, повозникают-и ломаются. А как созреют, видать,
так и уводят! Вон, Марту же увели при вас, так?!
- Чего же тебя не трогают тогда, а? Ты ведь все сроки пересидела, в
перестарках уже ходишь? - ехидно вопросила беленькая.
Смуглянка бросила в нее каким-то круглым желтым плодом, но
промахнулась. Надула губки.
- Сама ты дура старая! - пробасила она после некоторой заминки. -
Меня на десерт берегут! И они все втроем рассмеялись.
Иван тоже не смог сдержать улыбки, хотя в словах смугляночки был
резон - она вполне годилась "на десерт".
- Во-о! Нет, вы только поглядите! - смуглянка снова махнула рукой,
указывая на кого-то. - И эта жирная ящерица хохочет! Нет, я не выдержу
этого!
Иван встрепенулся, он и не подозревал о присутствии здесь еще
кого-то. Он сразу же опустился на траву, переполз к стволу соседнего
деревца, всего на полтора метра. Осторожно встал. Высунул голову. И
обомлел. И как он мог так опростоволоситься?? Еще бы немного - и он
уткнулся носом в спину негуманоиду, точно такому же, как те, что встречали
его возле коллапсара.
Негуманоид сидел спиной к Ивану, опираясь на беленький резной
заборчик, забросив на него чешуйчатую длинную руку с морщинистыми
пальцами, унизанными перстнями, кольцами. Он лениво шевелил пальцами,
словно перебирая что-то невидимое, и отблески поигрывали на матово черных
когтях. Был негуманоид спокоен и вял.
Лишь со второго взгляда Иван понял, что он немного отличался от тех
бравых ребят, что разодрали его капсулу будто консервную банку. Те были
крепкие, подтянутые несмотря на врожденную корявость. А этот расстекся по
сиденьицу жирной задницей, обтянутой сереньким комбинезоном. Бока у него
свисали по обе стороны от ремня. Затылок-гол и шишкаст, лишь чешуйчатые
темные пластины будто завесь шлема ложились на спину. Но и из-за них были
видны обрюзгшие, висящие явно ниже подбородка щеки-бырла, усеянные
бородавками и седыми толстыми волосками. Негуманоид был стар и мерзок.
Судя по всему, его не интересовали женские прелести, да, наверное, и
женщины как таковые его тоже совершенно не интересовали... И могли ли
вообще эти "ящерицы" хоть как-то реагировать на земных женщин? Может, у
них были свои понятия о привлекательности, красоте? Иван не стал ломать
голову.
Он вдруг пожалел, что так бездарно использовал парализатор!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112