Мы оторвались от них.
Словно пытаясь доказать своему хозяину, что он способен куда на
большее, Черный Ветер галопом преодолел холм и сбавил темп, лишь ступив на
желтый раскаленный песок Тсакума.
Размеренный бег иноходца продолжался до самых сумерек. Убедившись,
что темнота и пыльные смерчи спрятали следы беглецов, Скилл остановил коня
и стал готовиться к ночлегу. Вскоре в защищенной от ветра и чужих взоров
лощине запылал крохотный костерок из сухих колючек.
Только сейчас, когда зашло жаркое солнце, Скилл почувствовал, как
горят раненые плечо и нога. Две вражеские стрелы все же нашли его. Одна
должна была пронзить предплечье правой руки, но, встретив на своем пути
доспех из ткани хомс, которую делали из грубой шерсти, переплетая ее с
волокнами редко встречающейся чрезвычайно прочной синей водоросли,
скользнула в сторону, оцарапав кожу. Вторая рана была посерьезней -
зазубренное острие пробило кожаный сапог и впилось в икру. В горячке боя
Скилл обломил древко и совершенно забыл об оставшемся в ноге наконечнике.
Теперь он напомнил о себе.
Раны пылали огнем. Скилл знал, что жар и сильная боль не пройдут еще
два-три дня. Стражники Аримана мазали свои стрелы ядом, действие которого
к счастью ослабло из-за жары. Лишь это обстоятельство спасло жизнь Скиллу.
Гораздо хуже чувствовал себя Черный Ветер, также раненый двумя
стрелами. Его состояние осложнялось тем, что одна из стрел глубоко
вонзилась в бок скакуна, затронув крупные кровеносные сосуды. Пораженный
участок воспламенился и пульсировал болью. Тяжко страдая, Черный Ветер
лежал на песке. Глаза его были мутны, хриплое дыхание свидетельствовало о
том, что конь с трудом борется со смертью.
Не мешкая ни секунды, Скилл достал из вьюка небольшой котелок,
плеснул в него воды из бурдюка, предусмотрительно набранной в оазисе
Мазеб, и поставил котелок на огонь.
Вскоре вода закипела. Скилл вновь обратился к вьюку и извлек оттуда
несколько комочков серого ноздреватого вещества - золы, замешанной на соке
хаомы. Сладкий сок редкого растения, дарующий забвение, хаома была
универсальным средством от всевозможных болезней, средством,
восстанавливающим жизненные силы. В этом волшебном соке воплотилась сила
Ахурамазды, великого светлого бога. Сок хаомы, ценившийся вдесятеро дороже
золота, был не по карману бедному кочевнику. Но "не богатство - доблесть"
- таков был девиз Скилла. Он взял волшебное снадобье с боя, захватив ларец
с хаомой во время налета кочевников-киммерийцев на дворец властителя
Парсы. Это было несколько лун назад. Драгоценный сок уже не раз выручал
Скилла, он поможет ему и сегодня.
Неотрывно глядя на кипящую поверхность воды и присовокупив на всякий
случай короткое магическое заклинание, Скилл бросил катышек хаомы в
котелок. Почти мгновенно вода окрасилась в оранжевый цвет. Тогда Скилл
схватился за горячие дужки полою повидавшего виды халата и поставил
котелок на песок. Варево остывало, воин смотрел на яркие блики огня, с
тревогой прислушиваясь к тяжелому дыханию Черного Ветра.
Прошло какое-то время. Скилл окунул палец в котелок и решил, что
лекарство готово к употреблению. Сделав несколько пассов руками, он поднес
котелок к губам коня.
- Ну-ка, дружище, выпей.
Скакун открыл мутные глаза и непонимающе уставился на Скилла. Яд уже
достиг его мозга и Черному Ветру было все равно, что утром взойдет солнце;
он жаждал легкого забвения. Тогда Скилл ножом разжал зубы коня. Теплая
жидкость потекла в глотку. Черный Ветер судорожно вздохнул. По животу и
бокам пробежала легкая дрожь. Вскоре взгляд коня стал осмысленным, а жар
начал спадать. Скиф удовлетворенно улыбнулся. Не останавливаясь на
достигнутом, он оторвал от халата кусок ткани, смочил его раствором хаомы
и приложил этот компресс к воспаленной ране. Оставшуюся жидкость он выпил
сам и тут же провалился в глубокий, словно песчаный омут, сон.
Утро одарило путешественников двумя новостями. Первая из них была
хорошей. Волшебное лекарство излечило Скилла и его скакуна, нейтрализовав
действие яда. Жар спал, опухоли исчезли, раны почти затянулись. Живой
взгляд коня свидетельствовал о том, что он готов продолжить путь.
Другая новость была черной. Пока они спали, стервятник, посланный
Ариманом, проделал дыру в бурдюке с водой. После этого он попытался
выклевать глаза Скиллу. Почуяв опасность, кочевник мгновенно проснулся.
Птица взвилась в воздух, но, спустя мгновение, рухнула вниз, сбитая
беспощадной стрелой. Когда Скилл подскочил к бурдюку, воды в нем
оставалось самая малость. О том, чтобы растянуть ее до оазиса Трехгорбый
Верблюд, где ждали друзья, не могло идти речи.
Волей-неволей Скиллу приходилось изменить маршрут. Теперь он держал
путь в сторону Красных гор, где по слухам было полным-полно источников с
ключевой водой. По слухам, ибо никто не мог похвастаться, что бывал там.
Красные горы пользовались дурной славой. Ни один, даже самый отчаянный
воин, по доброй воле не отважился б отправиться в эти края. Однажды отряд
пришедших с севера черноволосых киммерийцев, распаленных рассказами о
сокровищах, что таят Красные горы, отправился через Тсакум на юг и исчез
навсегда. Скилл собственными глазами видел, как они выезжали из оазиса Без
пальм. Сорок высоких, сильных, уверенных в себе воинов. Ни один из них не
вернулся назад. Красные горы поглотили их. Хотя скиф не был суеверным,
подобно своим сородичам или другим народам, населявшим восточный
континент, он не испытывал особого желания посетить это зловещее место. Но
в этот раз у него не было выбора.
Оседлав коня, Скилл поскакал на юг, туда, где в смутной дымке
виднелись миражи далеких Красных гор. И вот уже шел третий день пути.
- Пить...
Скилл мотнул головой и очнулся. Воспаленные глаза обежали окрестные
барханы. Ничего живого, даже змеи или драконоподобного варана, чья
отвратительно теплая кровь могла бы хоть чуть утолить мучительную жажду.
Лишь безжизненные песчаные гребни, да комки пустынных лишайников.
Черный Ветер едва переступал ногами. Тяжело вздохнув, Скилл похлопал
его по шее, ощутив ладонью иссохшую кожу. Конь вздрогнул, очнулся и
затрусил чуть побыстрее. Они взобрались на высокий бархан, и скиф в
изумлении открыл рот.
В десяти полетах стрелы от них возвышались стены неведомого города.
Сооруженные из густо-черного, неведомого Скиллу камня, они вырастали прямо
из песка, и марево плясало причудливый танец, меняя очертания зубов и
башен.
- Мираж, - пробормотал Скилл.
Он закрыл глаза, полагая, что наваждение исчезнет, но когда открыл их
вновь, город был на прежнем месте. И тогда скиф направил коня вперед.
По мере приближения к черным стенам жеребцом овладевало беспокойство.
Если первую треть пути он проделал бодрой рысью, то вскоре перешел на шаг,
а затем вообще остановился, не желая следовать дальше. Скиллу пришлось
спешиться и повести коня на поводу.
Едва кочевник очутился у подножия стены, как почувствовал, что в его
душе растет тяжесть, похожая на необъяснимый страх. От города исходила
ощутимая злоба, которую почувствовали сначала конь, а затем и всадник. В
полуденный зной черные стены должны были походить на раскаленную печь, но
от них веяло ледяной стужей. И тишина. Тишина, несовместимая с местом, где
живут люди. Робость коснулась сердца Скилла, но много повидавший на своем
веку воин не был склонен поддаваться панике.
По-прежнему ведя Черного Ветра на поводу, Скилл обошел город, но не
обнаружил ни одних ворот. Похоже, их вообще не было, а если они и
существовали, то неведомые мастера вделали их в стену столь искусно, что
глаз Скилла не смог обнаружить ни малейшего выступа или щелочки.
Как попасть в город? - Это стало бы проблемой для любого путника, но
не для Скилла. В зубцах черных стен были проделаны небольшие бойницы для
стрельбы из лука. Скиф решил воспользоваться одной из этих бойниц, чтобы
взобраться наверх.
Прицепив к оперению стрелы тонкий прочный шнур с небольшой петелькой
на конце, Скилл натянул тетиву и выстрелил. Стрела попала в амбразуру и
канула за стеной. Скиф начал осторожно тянуть за шнур. Вскоре из-за зубца
показалась стрела с свисающей с оперенья петелькой. Кочевник ощерил зубы в
довольной улыбке. Он извлек из горита вторую стрелу и снарядил ее точно
так же, как и предыдущую. На этот раз он целился много дольше. Наконец
пальцы отпустили тетиву. Стрела пролетела точно сквозь петельку, связав
оба шнура узлом.
Дело было сделано. Скилл был доволен собой, но не показал виду, хотя
прекрасно понимал, что никто в подлинном мире не сможет повторить этот
трюк. Выбрав веревку, Скилл закрепил се за луку седла и причмокнул.
- Хоу, Ветер! Пошел!
Неспешно переступая ногами, конь побрел прочь от стены. Веревка
натянулась и повлекла Скилла вверх. Отталкиваясь от стены ногами,
постоянно соскальзывающими с идеально отполированной поверхности, скиф
поднимался все выше и выше, пока, наконец, не перебрался через каменный
зубец.
Тяжело дыша, он поднялся на ноги и осмотрелся. Он находился на боевой
площадке стены, перед ним простирался загадочный город - великолепные
дворцы и храмы, богатые усадьбы и небольшие домики ремесленников. Белый и
пепельный мрамор, красный с прожилками гранит, синеватый базальт. Лишь
очень могущественному владыке было по силам доставить такое неисчислимое
количество редкого камня в этот отдаленный уголок пустыни.
Красочный, словно из легенды, город поражал своей ирреальностью.
Варварски пышное великолепие и запустение. Всеобщее, страшное,
таинственное. На чисто выметенных улицах не видно ни одного человека. Ни
звуков голоса, ни конского ржанья, ни рева верблюдов. Лишь вязкая тишина.
У стены, привлекая внимание хозяина, зафыркал черный Ветер. Скилл
втянул наверх веревку и крикнул коню:
- Обожди меня! Скоро я вернусь с водой.
После этого он бросил шнур на землю и ловко съехал по нему вниз.
Проверив на всякий случай, легко ли выходит из ножен акинак, кочевник
двинулся вдоль по улице, озираясь по сторонам. Он миновал беломраморную
статую, изображающую какого-то жабоподобного идола, черное жерло
огромного, уходящего под землю храма. Ни малейшего признака жизни. Скилл
решил проверить, обитаемы ли жилища. Выбрав скромный, беленый известью
домик, кочевник толкнул рукой легкую дверь.
Чистота и порядок. Идеальные чистота и порядок. Ни небрежно брошенной
тряпки, ни пылинки, ни паутины под потолком. Кухонная утварь аккуратно
расставлена по полкам, в разделочную доску воткнуты два медных ножа и
небольшой топорик. Обеденный зал - стол из тика с крохотной царапиной на
тщательно отполированной поверхности, недорогие чистые ковры на полу и на
стенах, деревянный ларь, три низенькие скамеечки. Спальная комната -
матрас, брошенный прямо на пол, скамейка, ларь, глиняная фигурка
закутанного в плащ божка. Все аккуратно и опрятно, словно подчиняясь
строгому порядку. Ни малейшего намека на то, что хозяева скрылись бегством
или погибли из-за внезапного нашествия или черного мора. Казалось, они
вышли ненадолго и скоро вернутся. Но в атмосфере помещения витал некий
отголосок вечности, шептавший на ухо Скиллу, что жители покинули этот дом
не одну сотню лет назад. Сильно озадаченный увиденным, скиф вышел на улицу
и побрел дальше, надеясь найти воду.
Солнце, стоявшее в зените, когда номад ступил на мостовую Черного
города, уже спряталось за зубцы стен. Скилл осмотрел несколько десятков
домов, поражающий своим великолепием дворец, три посвященных неведомым
богам храма, но нигде не нашел ни глотка воды. Не смог он обнаружить и
ворот. Создавалось впечатление, что жители проникали в свой город по
воздуху или сквозь стены.
- И не пили воды, - пробормотал Скилл, едва ворочая распухшим языком.
Он окончательно выбился из сил и терял сознание от жажды. Злобная
аура, исходившая из города, подобно жернову давила на Скилла, пытаясь
подчинить волю воина. Любой цивилизованный человек давно покорился бы этой
силе, но только не номад, чьей родиной была дикая Скифия. Тонкий налет
цивилизованности, приобретенный им во время скитаний по Мидии, Парсе,
Ионии, далеким восточным странам, не мог разрушить истинный пласт души
сына степей. Как и всякий скиф, Скилл был отважен, вынослив и неприхотлив.
Он полюбил тонкие вина и изящных женщин, но мог обойтись мутной брагой и
засаленной бабенкой из кибитки какого-нибудь гирканца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
Словно пытаясь доказать своему хозяину, что он способен куда на
большее, Черный Ветер галопом преодолел холм и сбавил темп, лишь ступив на
желтый раскаленный песок Тсакума.
Размеренный бег иноходца продолжался до самых сумерек. Убедившись,
что темнота и пыльные смерчи спрятали следы беглецов, Скилл остановил коня
и стал готовиться к ночлегу. Вскоре в защищенной от ветра и чужих взоров
лощине запылал крохотный костерок из сухих колючек.
Только сейчас, когда зашло жаркое солнце, Скилл почувствовал, как
горят раненые плечо и нога. Две вражеские стрелы все же нашли его. Одна
должна была пронзить предплечье правой руки, но, встретив на своем пути
доспех из ткани хомс, которую делали из грубой шерсти, переплетая ее с
волокнами редко встречающейся чрезвычайно прочной синей водоросли,
скользнула в сторону, оцарапав кожу. Вторая рана была посерьезней -
зазубренное острие пробило кожаный сапог и впилось в икру. В горячке боя
Скилл обломил древко и совершенно забыл об оставшемся в ноге наконечнике.
Теперь он напомнил о себе.
Раны пылали огнем. Скилл знал, что жар и сильная боль не пройдут еще
два-три дня. Стражники Аримана мазали свои стрелы ядом, действие которого
к счастью ослабло из-за жары. Лишь это обстоятельство спасло жизнь Скиллу.
Гораздо хуже чувствовал себя Черный Ветер, также раненый двумя
стрелами. Его состояние осложнялось тем, что одна из стрел глубоко
вонзилась в бок скакуна, затронув крупные кровеносные сосуды. Пораженный
участок воспламенился и пульсировал болью. Тяжко страдая, Черный Ветер
лежал на песке. Глаза его были мутны, хриплое дыхание свидетельствовало о
том, что конь с трудом борется со смертью.
Не мешкая ни секунды, Скилл достал из вьюка небольшой котелок,
плеснул в него воды из бурдюка, предусмотрительно набранной в оазисе
Мазеб, и поставил котелок на огонь.
Вскоре вода закипела. Скилл вновь обратился к вьюку и извлек оттуда
несколько комочков серого ноздреватого вещества - золы, замешанной на соке
хаомы. Сладкий сок редкого растения, дарующий забвение, хаома была
универсальным средством от всевозможных болезней, средством,
восстанавливающим жизненные силы. В этом волшебном соке воплотилась сила
Ахурамазды, великого светлого бога. Сок хаомы, ценившийся вдесятеро дороже
золота, был не по карману бедному кочевнику. Но "не богатство - доблесть"
- таков был девиз Скилла. Он взял волшебное снадобье с боя, захватив ларец
с хаомой во время налета кочевников-киммерийцев на дворец властителя
Парсы. Это было несколько лун назад. Драгоценный сок уже не раз выручал
Скилла, он поможет ему и сегодня.
Неотрывно глядя на кипящую поверхность воды и присовокупив на всякий
случай короткое магическое заклинание, Скилл бросил катышек хаомы в
котелок. Почти мгновенно вода окрасилась в оранжевый цвет. Тогда Скилл
схватился за горячие дужки полою повидавшего виды халата и поставил
котелок на песок. Варево остывало, воин смотрел на яркие блики огня, с
тревогой прислушиваясь к тяжелому дыханию Черного Ветра.
Прошло какое-то время. Скилл окунул палец в котелок и решил, что
лекарство готово к употреблению. Сделав несколько пассов руками, он поднес
котелок к губам коня.
- Ну-ка, дружище, выпей.
Скакун открыл мутные глаза и непонимающе уставился на Скилла. Яд уже
достиг его мозга и Черному Ветру было все равно, что утром взойдет солнце;
он жаждал легкого забвения. Тогда Скилл ножом разжал зубы коня. Теплая
жидкость потекла в глотку. Черный Ветер судорожно вздохнул. По животу и
бокам пробежала легкая дрожь. Вскоре взгляд коня стал осмысленным, а жар
начал спадать. Скиф удовлетворенно улыбнулся. Не останавливаясь на
достигнутом, он оторвал от халата кусок ткани, смочил его раствором хаомы
и приложил этот компресс к воспаленной ране. Оставшуюся жидкость он выпил
сам и тут же провалился в глубокий, словно песчаный омут, сон.
Утро одарило путешественников двумя новостями. Первая из них была
хорошей. Волшебное лекарство излечило Скилла и его скакуна, нейтрализовав
действие яда. Жар спал, опухоли исчезли, раны почти затянулись. Живой
взгляд коня свидетельствовал о том, что он готов продолжить путь.
Другая новость была черной. Пока они спали, стервятник, посланный
Ариманом, проделал дыру в бурдюке с водой. После этого он попытался
выклевать глаза Скиллу. Почуяв опасность, кочевник мгновенно проснулся.
Птица взвилась в воздух, но, спустя мгновение, рухнула вниз, сбитая
беспощадной стрелой. Когда Скилл подскочил к бурдюку, воды в нем
оставалось самая малость. О том, чтобы растянуть ее до оазиса Трехгорбый
Верблюд, где ждали друзья, не могло идти речи.
Волей-неволей Скиллу приходилось изменить маршрут. Теперь он держал
путь в сторону Красных гор, где по слухам было полным-полно источников с
ключевой водой. По слухам, ибо никто не мог похвастаться, что бывал там.
Красные горы пользовались дурной славой. Ни один, даже самый отчаянный
воин, по доброй воле не отважился б отправиться в эти края. Однажды отряд
пришедших с севера черноволосых киммерийцев, распаленных рассказами о
сокровищах, что таят Красные горы, отправился через Тсакум на юг и исчез
навсегда. Скилл собственными глазами видел, как они выезжали из оазиса Без
пальм. Сорок высоких, сильных, уверенных в себе воинов. Ни один из них не
вернулся назад. Красные горы поглотили их. Хотя скиф не был суеверным,
подобно своим сородичам или другим народам, населявшим восточный
континент, он не испытывал особого желания посетить это зловещее место. Но
в этот раз у него не было выбора.
Оседлав коня, Скилл поскакал на юг, туда, где в смутной дымке
виднелись миражи далеких Красных гор. И вот уже шел третий день пути.
- Пить...
Скилл мотнул головой и очнулся. Воспаленные глаза обежали окрестные
барханы. Ничего живого, даже змеи или драконоподобного варана, чья
отвратительно теплая кровь могла бы хоть чуть утолить мучительную жажду.
Лишь безжизненные песчаные гребни, да комки пустынных лишайников.
Черный Ветер едва переступал ногами. Тяжело вздохнув, Скилл похлопал
его по шее, ощутив ладонью иссохшую кожу. Конь вздрогнул, очнулся и
затрусил чуть побыстрее. Они взобрались на высокий бархан, и скиф в
изумлении открыл рот.
В десяти полетах стрелы от них возвышались стены неведомого города.
Сооруженные из густо-черного, неведомого Скиллу камня, они вырастали прямо
из песка, и марево плясало причудливый танец, меняя очертания зубов и
башен.
- Мираж, - пробормотал Скилл.
Он закрыл глаза, полагая, что наваждение исчезнет, но когда открыл их
вновь, город был на прежнем месте. И тогда скиф направил коня вперед.
По мере приближения к черным стенам жеребцом овладевало беспокойство.
Если первую треть пути он проделал бодрой рысью, то вскоре перешел на шаг,
а затем вообще остановился, не желая следовать дальше. Скиллу пришлось
спешиться и повести коня на поводу.
Едва кочевник очутился у подножия стены, как почувствовал, что в его
душе растет тяжесть, похожая на необъяснимый страх. От города исходила
ощутимая злоба, которую почувствовали сначала конь, а затем и всадник. В
полуденный зной черные стены должны были походить на раскаленную печь, но
от них веяло ледяной стужей. И тишина. Тишина, несовместимая с местом, где
живут люди. Робость коснулась сердца Скилла, но много повидавший на своем
веку воин не был склонен поддаваться панике.
По-прежнему ведя Черного Ветра на поводу, Скилл обошел город, но не
обнаружил ни одних ворот. Похоже, их вообще не было, а если они и
существовали, то неведомые мастера вделали их в стену столь искусно, что
глаз Скилла не смог обнаружить ни малейшего выступа или щелочки.
Как попасть в город? - Это стало бы проблемой для любого путника, но
не для Скилла. В зубцах черных стен были проделаны небольшие бойницы для
стрельбы из лука. Скиф решил воспользоваться одной из этих бойниц, чтобы
взобраться наверх.
Прицепив к оперению стрелы тонкий прочный шнур с небольшой петелькой
на конце, Скилл натянул тетиву и выстрелил. Стрела попала в амбразуру и
канула за стеной. Скиф начал осторожно тянуть за шнур. Вскоре из-за зубца
показалась стрела с свисающей с оперенья петелькой. Кочевник ощерил зубы в
довольной улыбке. Он извлек из горита вторую стрелу и снарядил ее точно
так же, как и предыдущую. На этот раз он целился много дольше. Наконец
пальцы отпустили тетиву. Стрела пролетела точно сквозь петельку, связав
оба шнура узлом.
Дело было сделано. Скилл был доволен собой, но не показал виду, хотя
прекрасно понимал, что никто в подлинном мире не сможет повторить этот
трюк. Выбрав веревку, Скилл закрепил се за луку седла и причмокнул.
- Хоу, Ветер! Пошел!
Неспешно переступая ногами, конь побрел прочь от стены. Веревка
натянулась и повлекла Скилла вверх. Отталкиваясь от стены ногами,
постоянно соскальзывающими с идеально отполированной поверхности, скиф
поднимался все выше и выше, пока, наконец, не перебрался через каменный
зубец.
Тяжело дыша, он поднялся на ноги и осмотрелся. Он находился на боевой
площадке стены, перед ним простирался загадочный город - великолепные
дворцы и храмы, богатые усадьбы и небольшие домики ремесленников. Белый и
пепельный мрамор, красный с прожилками гранит, синеватый базальт. Лишь
очень могущественному владыке было по силам доставить такое неисчислимое
количество редкого камня в этот отдаленный уголок пустыни.
Красочный, словно из легенды, город поражал своей ирреальностью.
Варварски пышное великолепие и запустение. Всеобщее, страшное,
таинственное. На чисто выметенных улицах не видно ни одного человека. Ни
звуков голоса, ни конского ржанья, ни рева верблюдов. Лишь вязкая тишина.
У стены, привлекая внимание хозяина, зафыркал черный Ветер. Скилл
втянул наверх веревку и крикнул коню:
- Обожди меня! Скоро я вернусь с водой.
После этого он бросил шнур на землю и ловко съехал по нему вниз.
Проверив на всякий случай, легко ли выходит из ножен акинак, кочевник
двинулся вдоль по улице, озираясь по сторонам. Он миновал беломраморную
статую, изображающую какого-то жабоподобного идола, черное жерло
огромного, уходящего под землю храма. Ни малейшего признака жизни. Скилл
решил проверить, обитаемы ли жилища. Выбрав скромный, беленый известью
домик, кочевник толкнул рукой легкую дверь.
Чистота и порядок. Идеальные чистота и порядок. Ни небрежно брошенной
тряпки, ни пылинки, ни паутины под потолком. Кухонная утварь аккуратно
расставлена по полкам, в разделочную доску воткнуты два медных ножа и
небольшой топорик. Обеденный зал - стол из тика с крохотной царапиной на
тщательно отполированной поверхности, недорогие чистые ковры на полу и на
стенах, деревянный ларь, три низенькие скамеечки. Спальная комната -
матрас, брошенный прямо на пол, скамейка, ларь, глиняная фигурка
закутанного в плащ божка. Все аккуратно и опрятно, словно подчиняясь
строгому порядку. Ни малейшего намека на то, что хозяева скрылись бегством
или погибли из-за внезапного нашествия или черного мора. Казалось, они
вышли ненадолго и скоро вернутся. Но в атмосфере помещения витал некий
отголосок вечности, шептавший на ухо Скиллу, что жители покинули этот дом
не одну сотню лет назад. Сильно озадаченный увиденным, скиф вышел на улицу
и побрел дальше, надеясь найти воду.
Солнце, стоявшее в зените, когда номад ступил на мостовую Черного
города, уже спряталось за зубцы стен. Скилл осмотрел несколько десятков
домов, поражающий своим великолепием дворец, три посвященных неведомым
богам храма, но нигде не нашел ни глотка воды. Не смог он обнаружить и
ворот. Создавалось впечатление, что жители проникали в свой город по
воздуху или сквозь стены.
- И не пили воды, - пробормотал Скилл, едва ворочая распухшим языком.
Он окончательно выбился из сил и терял сознание от жажды. Злобная
аура, исходившая из города, подобно жернову давила на Скилла, пытаясь
подчинить волю воина. Любой цивилизованный человек давно покорился бы этой
силе, но только не номад, чьей родиной была дикая Скифия. Тонкий налет
цивилизованности, приобретенный им во время скитаний по Мидии, Парсе,
Ионии, далеким восточным странам, не мог разрушить истинный пласт души
сына степей. Как и всякий скиф, Скилл был отважен, вынослив и неприхотлив.
Он полюбил тонкие вина и изящных женщин, но мог обойтись мутной брагой и
засаленной бабенкой из кибитки какого-нибудь гирканца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178