– Дело щекотливое, парень, – придержал товарища Куля. – Такими серьезными обвинениями запросто не кидаются.
Шагалан холодно кивнул:
– Получите и доказательства. Только зачем повторять их многократно? Я намерен прийти в лагерь и рассказать обо всем ватаге.
– Кто ж тебе поверит, щенок? – ярился Маглис.
– Со мной люди, которым вы верите больше. Не так ли, Куля?
– Это… Опринья? – осторожно спросил разбойник. – Он жив?
– Жив и здоров.
– А остальные? Бархат? И ушедшие с Ряжем?
– Ряж мертв, как и те из его подручных, кто не успел вовремя улизнуть. Бархат схвачен. Можете видеть, драка разворачивается совсем не шуточная. И вам в ней не устоять.
– У нас достанет железа намотать на него ваши гнилые потроха! – рыкнул Маглис.
– Уйми своего приятеля, Куля, – поморщился юноша. – Вокруг лагеря силы, втрое превышающие ваши. Лучших из бойцов Ааля они перебили почти без потерь. Потому не обольщайтесь.
Куля наклонился к спутнику и начал что-то горячо шептать ему на ухо. Тот лишь зло ворчал.
– Так вы примете меня в лагере? – выждав немного, надавил Шагалан. – Или сразу приступим к кровавой потехе?
– Кровь лить – работа нехитрая, – заторопился с ответом Куля. – Никогда не опоздаешь. А насчет поговорить… Ну, коли храбрости в избытке – приходи, пропустим. Только, чур, без оружия! Больно уж вас… сударь, нахваливают как искусного бойца, кое-чему я и сам…
Разведчик усмехнулся:
– Могу и без оружия. Со мной будут еще двое-трое.
– Согласен.
– А как поглядит на это Ааль?
– Атаман – человек уважаемый и влиятельный, – чуть приосанился разбойник, – но в вольных ватагах исстари решающее слово всегда за сходом. Здесь не баронская дружина. Вожаки меняются, народ остается. И от имени схода я ваше предложение, сударь, принимаю.
– Договорились. Теперь прогуляемся, посмотришь на живого Сегеша.
Куля смутился, махнул рукой:
– Да чего там, верю… Сказать по совести, я и видал-то его издалече, где уж в лицо опознать.
Коротко раскланявшись, переговорщики разошлись. Разбойники поспешили в приоткрытые ворота, Шагалан – обратно к друзьям.
– Идем, – заявил он, втыкая глефу в землю. Рядом бросил сабли. – Все готовы?
– Без оружия? – заколебался Опринья.
– Это же ваша родная ватага, господа удальцы! Не ожидал, что испугаетесь возвратиться в нее.
Уязвленный Эркол порывисто швырнул оружие под ноги, Опринья последовал примеру неохотно, качая головой:
– Даже в родной ватаге обязательно найдется несколько дураков, годных для любой гнусности. Тем более по приказу атамана.
– Золотые слова, – хмыкнули сбоку.
– Господин Бархат, – обернулся туда Шагалан. – А вы не желаете составить компанию? Ваше свидетельство имело бы особый вес, а вдобавок помогло бы в искуплении вины.
– Все так, сударь, – бывший атаман скривился, – и в другое время я бы, пожалуй, согласился. Однако не сейчас. Скажу откровенно, юноша, ваши… переговоры – чистой воды самоубийство. Ааль далеко не отважный воин, но, прижатый к стенке, дерется яро. Терять-то все равно нечего! Зарезать безоружных парламентеров – самое пустячное, на что он способен.
– По-вашему, сколько человек атамана в этом поддержит?
– Предугадать трудно, в подобном деле все решают считанные мгновения. Многое будет зависеть, например, от положения, в котором окажется Ааль. Известно, толпа охотно следует за вожаком в дни побед и топчет – в минуты неудач.
– Но ведь кто-то пойдет за ним до конца?
– Отыщутся и такие. Часть из них полегла вместе с Ряжем, осталось человек… пять-семь истинно преданных. Или глубоко продажных. Открывшиеся грешки предводителя их не отпугнут.
Шагалан заметил, что старик Сегеш впервые глянул на пленного Бархата уважительно.
– Придется рискнуть, – вздохнул юноша. – На всякий случай, господин атаман, готовьтесь в любой момент начать штурм со всех сторон разом. Мы постараемся, по крайней мере, подать сигнал. И еще подтяните к воротам побольше лучников. Мало ли… Значит, отправляемся втроем?
– Ты забыл меня, брат.
Кабо выступил на свет и демонстративно уронил оружие в общую кучу.
– А если неудача? – еле слышно сказал Шагалан. – Кто сообщит на тот берег?
– Никаких неудач, брат. Да и кто в опасности прикроет тебе спину?
– Чем прикроет-то? – скривился Эркол. – Голыми руками?
Кабо снисходительно потрепал музыканта по плечу:
– Если там, паренек, будет хоть один вооруженный человек, я непременно что-нибудь нам добуду. Не сомневайся.
Провожаемая тревожными взглядами и тихими напутствиями, четверка покинула кусты и приблизилась к воротам. Через частокол на них свесилась внушительная щетина копий и стрел. С минуту гостей пытливо рассматривали, затем створки чуть разошлись, приоткрыв пламенеющее огнями нутро лагеря. Хмурый Куля с полудюжиной разбойников встретил их прямо при входе. Никакой особой толпы на улочках лесной деревни Шагалан не обнаружил, хаотично разложенные большие костры полыхали в безлюдье.
– С кем же говорить? – поинтересовался юноша.
– Пойдемте, – буркнул Куля. – Для важных слов уши завсегда найдутся. Всех скликать не можем, извините. Сами виноваты – окружили нас, ровно медведя…
– Что, великовата деревушка? – не удержался от ехидства Кабо. – Рать на посты растянули, а теперь отвлечь боязно?
Разбойник покосился на него неласково:
– А с чего, удалец, доверять-то вам? Явились незваными, кровь первыми пролили… Да и в обиде не останетесь – самых уважаемых и рассудительных делегировали на встречу. Как они решат, так ватага и сделает.
Их подвели к «атаманскому» терему. У подножия высокой лестницы переминались пятеро основательно вооруженных мужиков, четверо виднелись на ее вершине. Многих из собравшихся Шагалан успел узнать, однако сейчас все поглядывали на него исключительно мрачно.
– Вот сюда подниметесь, – указал Куля. – Тут и выступать.
– Еще кто-нибудь подойдет? – обернулся Шагалан.
– И нынешних довольно. Подождем лишь, когда атаман выйдет.
В воздухе висело напряжение. Волновались разбойники, нервно тиская древки копий, шевелил желваками Опринья, тяжело дышал бледный Эркол. Только пришельцы с той стороны пролива сохраняли удивительную безмятежность в течение всего нарочито долгого ожидания, устроенного Аалем. Кабо, похоже изначально не полагавшийся на мирный финал, даже принялся озирать выборных с хищным интересом.
Наконец в дверях дома возник и сам атаман. Дородный, при полном параде, в белоснежном кафтане и богатой меховой шапке. Встал на краю верхней ступеньки, подбоченился, кинул строгий взор сверху вниз на явившихся за его головой. Выждал минуту, потом пророкотал низким голосом, в котором едва ли улавливался испуг:
– Горькую картину вижу я. Люди, которым доверял, для которых трудился денно и нощно, теперь решили обратить против меня оружие! Чью орду вы привели к нам? Истинный Бог, я не знаю за собой вины перед Сегешем, если это действительно он. Не знаю, что сему славному воителю взбрело на ум, но меня поразили вы! Именно вы! Как вы посмели принести смерть и разорение в гнездо, укрывавшее вас? Разве…
Шагалан широко, напоказ зевнул, повернувшись к ритору, и тот, сбившись, умолк.
– Пусть господин атаман простит, – негромко и твердо произнес юноша, – однако мы прибыли совершенно по другому делу. Как я понял, здесь представители ватаги, а у нас есть о чем им поведать. Посему предлагаю обсуждение наших деяний отложить на конец, когда немного прояснятся мотивы.
– Что ты можешь сказать достойным людям, мальчишка? – нахмурился Ааль.
– А я и не буду ничего говорить. Имеются более уважаемые свидетели.
По знаку Шагалана Опринья, вздохнув, ступил на лестницу. Наверху недовольно заворочались, но Ааль придержал свору.
– Здравствуй, брат, – кивнул он. – Тебя я ожидал увидеть среди перебежчиков меньше прочих.
– Не начинайте сначала, господин атаман,– оборвал юноша. – Приметесь краснобайствовать после того, как человек выскажется.
Оскорбленный Ааль надулся, но стерпел. Тем временем Опринья поднялся на несколько ступенек, помедлил в нерешительности, а затем поворотился спиной к атаману. Лицо его закаменело, на лбу обозначилась паутина капелек пота. Узловатые пальцы нервно мяли воздух. Воин откашлялся, с трудом заговорил, будто выдавливая каждое слово:
– Вы знаете меня, братья. Я сражался с вами плечо к плечу не один год и, мыслю, вправе рассчитывать на кой-какое доверие. Волей случая я сделался очевидцем очень важных событий и обязан известить о них ватагу. Даже если моих заслуг недостаточно для принятия всего на веру, их должно хватить, чтобы вы внимательно выслушали.
– Заслуг, брат, у тебя на десятерых, здесь спору нет, – отозвался выборный, седой плечистый мужик. – Только как же ты очутился-то по другую сторону? Может, тебя и вещать понудили силком?
Лицо Оприньи дрогнуло от негодования, скованность с волнением внезапно улетучились:
– Не чаял, Дудан, услыхать от тебя такое. И впрямь полагаешь, меня просто запугать? Понудить лгать своим боевым товарищам? Кто тогда помешает мне в этот миг совершить правильный выбор между клеветой и смертью?
– Смерть ходит за предателями и без их выбора, – вставил сверху Ааль.
– Тонко замечено. – Шагалан переместил ногу на первую ступень. – Но еще одно подобное замечание, и я вам надеру уши, господин атаман.
Хоть и нелепо смотрелась дерзость безоружного юноши, никто с крыльца почему-то не рискнул испытать меру данной нелепости.
– И правда, атаман, – махнул ладонью седой. – Пусть скажет, а рядить потом примемся. Говори, брат.
Ааль возмущенно отвернулся, но Опринья внимания на это уже не обращал:
– Нынешней ночью в кузнице небезызвестного Мигуна мне выпало быть свидетелем странной встречи. Атаман Бархат и чужеземец, торговец из Сошек…
Ватажник рассказывал последовательно, подробно, и с каждым словом мрачнели слушатели. Несколько раз Ааль порывался вклиниться в речь, однако жесткий взор Шагалана останавливал. Закончил Опринья описанием появления и печальной участи Ряжа.
Воцарилась вязкая тишина. Выборные растерянно переглядывались, не решаясь даже пошептаться. Было слышно, как в отдалении заржала встревоженная лошадь, какая-то женщина протащила охапку сучьев к оголодавшим кострам.
– Ну и дела… – Седой Дудан, отставив копье, поскреб в затылке. – И чего же теперь хочет атаман Сегеш?
– Сегеш требует выдачи изменника Ааля на его суд, – ответил Шагалан.
– И только-то? – Атаман наверху скривился.
– Мы считаем, что с уходом Ааля змеиное гнездо пособников Гонсета перестанет существовать. С остальными людьми, непричастными к предательству, Сегеш готов сотрудничать, как и с любой другой вольной ватагой.
– Невеселый выбор, мужики, смекаете? – Дудан обозрел сумрачных товарищей. – Либо бойня кровавая, либо голова атамана.
– Опомнитесь, братья! – вскричал Ааль, спускаясь на пару ступенек. – Неужели вы бесчестьем и моей жизнью оплатите свое спокойствие?
– Не кипятись, атаман, – поморщился Дудан. – Люди здесь разумеют, что такое честь. Если б все было просто, мы без колебаний приняли бы последний бой… Но как ответишь на рассказ Оприньи?
– Оприньи? – Ааль чуть замешкался. – Ума не приложу! Опринья – весьма уважаемый человек, и я не знаю, какое наваждение заставляет его произносить столь чудовищные вещи. Я никогда не работал на мелонгов, братья! Что сделать в доказательство, коль скоро годы совместной борьбы потеряли вес? Какую клятву принести? Или, может, самому перерезать себе глотку, чтобы вы поверили?… Опринья, по сути, говорил все со слов Бархата. А где сам Бархат? Вдруг он почему-то решил оклеветать меня?
– Бархат у нас в плену, – отозвался Шагалан скучающим голосом. – Если пожелаете разбираться досконально, то услышите и его. Только зачем Бархату зря очернять вас, господин атаман? Он сознался в своем грехе, Ряж и Царапа – подтвердили действием. Хотите нас уверить, будто находились в полном неведении об их черных делишках?
– Воистину так! Обвиняйте меня в доверчивости или слепоте, но никак не в предательстве!
Юноша, склонив голову набок, наблюдал за разошедшимся разбойником.
– А если побеседовать с Гармасом? Ведь он известил Мигуна о затевающейся встрече? Что за спешные покупки потребовались? Вдобавок такие, чтобы по возвращении докладывать лично вам.
Испуганно дернувшийся молодой парень в окружении Ааля, как понял Шагалан, и был незадачливым гонцом.
– Клевета от первого до последнего слова!– рявкнул атаман, багровея. – Ложь и еще раз ложь! Я не готов сейчас же разгрести эту гору измышлений, но по-прежнему клянусь в своей невиновности! А вы-то чего молчите, братья? На ваших глазах чужак втаптывает в грязь честное имя…
– Ай вправду, – перебил разведчик, – каково же ваше слово, господа ватажники? Вы узнали обо всем приключившемся нынче ночью. Если нужно, выскажется Эркол, он тоже присутствовал при некоторых событиях. Пора принимать решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74