Некоторые, явно стыдясь, прятали глаза, молчком занимали места в колонне. Другие, напротив, петушились, свистящим шепотом с хохотками передавали товарищам подробности приключения. Мрачный Шурга одернул их мимоходом.
– Закончили там, – сообщил он Сегешу негромко. – Купца, хоть и очухался, пока не развязывали – буянил шибко. Слуг освободили, все равно у них сейчас с перепугу штаны отжимать можно. Обсохнут, тогда пособят и хозяевам. Фуру осмотрели тщательнее, но ничего занятного.
– А бабой? – Атаман покосился на Шагалана.
– Да чего с ней случится-то? Живая, здоровая, и не порвали. Сил встать нет, но голос подавала. Перок-то, вон, вообще божится, что ей даже понравилось, якобы под ним задом подмахивать начала… Брешет, конечно, жеребец. Прикрыли ее тряпьем, да и ладно.
Разведчик неодобрительно скривился, однако тут поднял руку Сегеш:
– Так, все! Что сделано, то сделано. Проповеди и душеспасительные беседы отложим до лучших дней. Например, до дня окончательной победы над варварами. А для этого каждому еще предстоит немало потрудиться. Трогаем.
Несколько помешкав и потоптавшись, отряд возобновил поход. Шагалана опять ждали овражки с буреломами, тяжелая, грязная, но становившаяся уже привычной работа. «Надеюсь, никого больше не угораздило нынче ночью устроить привал возле окаянного тракта», – только и подумал юноша, перед тем как с головой окунуться в бесконечный бег по мельтешащему лесному морю.
Вскоре после полуночи миновали погруженную во мрак деревню. Как повелось, огибали дальним кругом, тем не менее какая-то самая беспокойная собака сумела учуять, а от ее пронзительного тявканья разом взбеленились и все окрестные псы. Впрочем, хозяева оказались осторожней своих собак, ни одна дверь так и не скрипнула, ни в одном окошке не промелькнул прикрытый ладонью огонек. Опасность проходила стороной, и практичный крестьянский рассудок требовал, прежде всего, не привлекать ее внимания.
Еще часа два напряженного марша. На сей раз Шурга сам подозвал условленным сигналом юношу. Шагалан вышел к дороге мокрый и пошатывающийся от усталости, отряд совершенно его загнал. Теперь хромающий Сегеш и малыш Йерс перестали тормозить движение, ехали верхом, отчего темп вырос резко. Мальчишка же, вон, задремал даже, уткнувшись носом в шею своей лошади, – Шагалан без дружелюбия глянул на невинно застывшую посреди лужи кобылу, которую отшельник держал в поводу.
– Запыхался? – Шурга оскалил редкие зубы. – Ничего, брат, впредь с нами пойдешь. Гулянию по тракту шабаш, в лес сворачиваем, в настоящие дебри. Там и мне-то непросто будет нужную тропинку отыскать.
– Тогда, может, не след и соваться туда в потемках? Пока не влетели в какую-нибудь трясину.
– Мыслишь-то, парень, правильно, да только и на открытом месте утро встречать не с руки. Углубимся где-то на милю – остановимся. Полянку для лагеря подобрать сумеешь еще?
– Ух! – отмахнулся юноша. – Никак по вкусу вам, ребята, на моей шее кататься. Ладно, не силком навязали, сам взвалил. Дайте хоть баклажку – воды отпить, моя давно сухая.
Чащоба в стороне от дороги и впрямь оказалась дремучая. С трудом верилось, что совсем неподалеку примостилась солидная деревня, а под боком – людный некогда тракт. Однако же дневали со всеми предосторожностями, без костров и дымов, без песен и криков, ощетинившись постами. Около полудня Шагалана разыскал Перок:
– Вставай, дружище, Шурга на новую прогулку кличет. Понравились, видать, атаману твои находки в Мокрой Балке.
Верзила, веселый и довольный собой, испытующего взгляда Шагалана даже не заметил. Шурга, напротив, встретил товарищей серьезным и сосредоточенным.
– Петлять не хочу, мы должны сегодня найти основной отряд, – негромко, словно размышляя вслух, произнес он, когда направлялись в лес. – Все прочие-то наши схроны завалящие, шансов застать там кого-либо мало. Поэтому только здесь…
– Что ты так посматриваешь, дядюшка? – хмыкнул Шагалан. – Я не колдун, чудесам не обучен. Могу лишь то, что могу, а достать из-под земли ватагу вне моих способностей.
Повстанец сердито дернул плечом:
– Тебе-то, удалец, чего… За тобой какой-никакой тыл, норка имеется, в которую заползти. Пусть небогато, да пересидишь зиму. А нам-то куда податься?
– Брось, дядюшка, раньше времени заупокойную петь. Дубраву еще не обшарили, вот и полагай, что там и скрывается наше счастье. Знак ведь в балке верный был? На худой конец, другой такой отыщем.
– Точно, эдак по всей стране и бегать, пока снегом не накроемся, – буркнул Шурга.
Путь оказался неблизким. Почти час ломились сквозь дикую, болотистую пущу, где даже звериные тропы попадались редко. Затем мшистые столбы сосен смилостивились, расступились, и скитальцы вышли на отлогий берег небольшой речки. Медлительная лента воды отливала ледяной серостью. В двух десятках шагов вздымался противоположный, совсем непохожий берег. Чудилось, там начинался иной мир – песчанистый обрыв будто светился под невидимым солнцем, а дальше качались упрямо сохраняющие листву ветви могучих дубов.
На кромке воды Шагалан осмотрелся из-под ладони.
– Славное местечко, – заметил застывшим рядом спутникам. – Если в Мокрой Балке нашли подобие ада, то здесь вырисовывается истинный рай. И неизвестно, что хуже. Как до столь прелестного уголка еще не добрались окрестные дровосеки? Пропустить его сложно.
– Всякие прощелыги тут сновали, – сухо отозвался Шурга. – Некоторых случалось пугнуть, надолго дорогу забудут.
– Бродяги уйдут – стражники заявятся… С обратной стороны что?
– Второй рукав реки, только совсем заросший.
– Остров, значит? Выглядит сказочно, хоть и уязвимо. Думаешь, не расстреляют нас с откоса, пока будем переправляться?
– Это уж, парень, один Бог ведает. Другого-то выхода все равно нет.
– Другой выход есть всегда. Но вам же, дядюшка, срочно нужно, немедленно, так? До темноты не дотерпим?
– Не хотелось бы, – помялся Шурга. – Измучились люди в ожидании. Да и чего тебе-то бояться? Видали же с Перком, как ты от стрел в упор уворачивался.
Юноша усмехнулся:
– В таком занятии раз на раз не приходится. Да и вас-то ведь, братцы, это не спасет.
– Ничего, авось оборонит Создатель. Двинулись!
– Стой ты, бестолочь! – Шагалан еле успел схватить за рукав рванувшегося вперед Перка. – Не спеши к смерти в зубы, она сама никого не запамятует.
Прошелся неторопливо по песку, присел, пополоскал в воде ладонь. По-настоящему студеная, не чета той, что встретилась по пути к Большому Аалю. И на дальнем берегу все тихо, лишь стайка пташек-подзимников затеяла азартную чехарду на краю обрыва.
– Ладно… – Юноша отряхнул руки, потянул из-за спины лук. – Переправляемся в сапогах, цепочкой, вдоль течения, разрыв два шага. Внимательно смотрим по сторонам и друг за другом. Речушка не быстрая, но если ноги сведет – утащит к водокрутам за милую душу.
Разведчик вступил в стылый поток последним, чуть ниже остальных по течению. На него, как обычно, ложилась двойная ответственность – подстраховывать товарищей и от случайного соскальзывания, и от вражьей атаки. Лук покачивался, обводя жалом стрелы безлюдный обрыв. Хотя какая от оружия польза? Одинокого врага юноша, пожалуй, попробовал бы опередить, но что поделать против целого десятка? Тяжелая, вязкая вода, едва доходившая до пояса, высасывала тепло, выстуживала тело с каждым ударом сердца. Тут, на открытом месте, они малоподвижны и беззащитны, словно младенцы. Шагалан, вероятно, еще кинулся бы при опасности с головой в ледяную купель и тем спас бы себе жизнь, однако его спутники были бы определенно обречены. Вся надежда на узость преграды. Ближе к середине русла юноша перешел на неуклюжий бег, уже не заботясь о тишине и поднимая тучи брызг, выскочил на отмель, нырнул под обрыв. Осторожно выглянул: кругом ни души. Вспугнутые нежданными гостями пичуги порхнули в чащу, откуда разразились недовольным свистом. Сзади, кряхтя и фыркая, выбрались на песок товарищи.
– Холодища-то какая! – Перок, шлепнувшись на задницу, стянул сапоги и принялся яростно растирать ладонями посиневшие ступни.
– Здесь завсегда так, – зашелся Шурга надрывным кашлем. – Даже летом вода студеная. Бают, ключи подземные бьют во множестве. Водичка-то в них чистейшая, зато коснешься нечаянно – враз ногу скрутит.
Юноша шикнул на болтунов. Он успел выжать одежду и теперь напряженно всматривался в мерно гудящий на ветру лес.
– Учуял чего, следопыт? – шепнул, подползая, Шурга.
Шагалан помедлил с ответом.
– Трудно сказать. Явных угроз вроде нет, только… неспокойно в этой дубраве… что-то настораживает. Пойдете сзади неподалеку, постоянно начеку. Если на меня вдруг навалятся толпой, не геройствовать, разворачиваетесь и тикаете обратно.
– Еще чего! – фыркнул повстанец. – Чай, не зайцы, пятками-то сверкать.
– Не о храбрости тут, дядюшка, речь. – Шагалан говорил терпеливо, но непреклонно. – Я-то один как-нибудь отобьюсь, вывернусь, а вот вам ускользнуть будет нелегко. Поэтому помчитесь во все лопатки, да вдобавок не напрямки. Погоня случится – лагерь ею и поднимете.
– Ясно, ясно. Не первый год по лесам-то гуляем, следы путать, петлять да затаиваться научены.
Юноша пристально посмотрел в серые, тонущие в мелких морщинах глаза Шурги, вздохнул и вскарабкался на обрыв. Пригнувшись, броском достиг передового ствола, вжался бугристую кору. Вокруг продолжала размеренно течь скупая, но мирная осенняя жизнь, лес полнился шорохами, посвистами, щелчками. Местная живность сновала в ветках, мелькала в жухлой траве, копошилась под корнями, деловито готовясь к скорой стуже. На фоне этого все людские предосторожности выглядели совершенно нелепыми и излишними, однако что-то тем не менее упорно заставляло стеречься. Когда спутники, повинуясь сигналу, показались над обрывом и тоже добежали к зарослям, юноша устремился вглубь. В лесу он ощущал себя гораздо спокойнее: здесь не приходилось ждать внезапного залпа по открытой цели, а в чащобных играх-прятках разведчик рассчитывал потягаться с любым. Несколько шагов по прямой, пируэт, нырок, перекат под корни очередного векового исполина. Померещилось или вправду его неожиданный танец сбил ровную песню леса? На всякий случай следовало бы повторить маневр, окончательно раствориться среди листвы и веток, сгинуть для возможных наблюдателей, но… по пятам шли товарищи. Шли неплохо, вкрадчиво и сторожко, однако вместе раствориться у них не получится. Обнаруживать себя почему-то отчаянно не хотелось, но ведь он сам велел идти сзади! Раньше бы разбираться с предчувствиями…
Шагалан через силу поднялся из-за редких кустов, махнул начавшим озадаченно озираться ватажникам. Дальше двигался уже без всяких заумных уверток. Собственно, люди тут, несомненно, бывали, причем подолгу. Примет предостаточно, вот только все они старые, остывшие. Ничего свежего. Ни одного подозрительного шороха или шевеления вокруг. Благодать. И неуклонно нарастающее беспокойство. Разведчик совсем было решился остановиться и перекроить план, когда за небольшим взгорком внезапно открылся лагерь. Никакой поляны или вырубки, десятка два низких шалашей равномерно, мохнатыми муравейниками рассеялись между уходящими в небо стволами. Чернели пятна кострищ. И опять ни звука, ни дымка, безжизненное, давно покинутое стойбище.
Шагалан замер на кромке откоса, по его знаку шелест за спиной послушно смолк. Приподнявшись, втянул ноздрями воздух, вжался обратно в землю. В другой ситуации он ни за что бы не спустился – этот заброшенный бивак уж чересчур напоминал настороженную западню. А как поступить сейчас? Если строго по науке мастера Кане, надо вновь исчезнуть для всяческого наблюдения, обойти лагерь кругом, возможно неоднократно. Маневр позволит обличить засаду и выяснить наконец, кто ее устроил – друзья или враги. Друзей успокоить, врагов – уничтожить… Но куда девать Шургу с Перком? Не успеет ли заглотать ловушка их? Шагалан шепотом выругался. Терпеть не мог вызывать удар на себя, а в последнее время исключительно тем и выпадало заниматься. Они влезли уже слишком глубоко, оставалось уповать разве на дерзкий встречный натиск…
Не особо таясь, юноша перебрался на откос и направился вниз. Что его поджидает, ныне осознавал довольно четко, хотя ни единого внятного довода привести бы не сумел. Доводы начали собираться лишь сейчас, на ходу, словно сами покатились под ноги. Он шел, выпрямившись, быстрым шагом, уверенно, не поворачивая головы. Только глаза под опущенными веками непрерывно стреляли по сторонам да ладони все плотнее придерживали рукояти сабель. Навскидку определил центр лагеря, здесь же обнаружился и самый большой шалаш. Рядом – самое большое кострище. Разведчик припал на колено, сунул пальцы в рыхлый блин золы. Встал, неспешно отряхнулся, чуть качнулся на носках, пробуя опору. Дальше озираться смысла не имело, и он одновременно с вытягиванием клинков из ножен резко крикнул под ноги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Закончили там, – сообщил он Сегешу негромко. – Купца, хоть и очухался, пока не развязывали – буянил шибко. Слуг освободили, все равно у них сейчас с перепугу штаны отжимать можно. Обсохнут, тогда пособят и хозяевам. Фуру осмотрели тщательнее, но ничего занятного.
– А бабой? – Атаман покосился на Шагалана.
– Да чего с ней случится-то? Живая, здоровая, и не порвали. Сил встать нет, но голос подавала. Перок-то, вон, вообще божится, что ей даже понравилось, якобы под ним задом подмахивать начала… Брешет, конечно, жеребец. Прикрыли ее тряпьем, да и ладно.
Разведчик неодобрительно скривился, однако тут поднял руку Сегеш:
– Так, все! Что сделано, то сделано. Проповеди и душеспасительные беседы отложим до лучших дней. Например, до дня окончательной победы над варварами. А для этого каждому еще предстоит немало потрудиться. Трогаем.
Несколько помешкав и потоптавшись, отряд возобновил поход. Шагалана опять ждали овражки с буреломами, тяжелая, грязная, но становившаяся уже привычной работа. «Надеюсь, никого больше не угораздило нынче ночью устроить привал возле окаянного тракта», – только и подумал юноша, перед тем как с головой окунуться в бесконечный бег по мельтешащему лесному морю.
Вскоре после полуночи миновали погруженную во мрак деревню. Как повелось, огибали дальним кругом, тем не менее какая-то самая беспокойная собака сумела учуять, а от ее пронзительного тявканья разом взбеленились и все окрестные псы. Впрочем, хозяева оказались осторожней своих собак, ни одна дверь так и не скрипнула, ни в одном окошке не промелькнул прикрытый ладонью огонек. Опасность проходила стороной, и практичный крестьянский рассудок требовал, прежде всего, не привлекать ее внимания.
Еще часа два напряженного марша. На сей раз Шурга сам подозвал условленным сигналом юношу. Шагалан вышел к дороге мокрый и пошатывающийся от усталости, отряд совершенно его загнал. Теперь хромающий Сегеш и малыш Йерс перестали тормозить движение, ехали верхом, отчего темп вырос резко. Мальчишка же, вон, задремал даже, уткнувшись носом в шею своей лошади, – Шагалан без дружелюбия глянул на невинно застывшую посреди лужи кобылу, которую отшельник держал в поводу.
– Запыхался? – Шурга оскалил редкие зубы. – Ничего, брат, впредь с нами пойдешь. Гулянию по тракту шабаш, в лес сворачиваем, в настоящие дебри. Там и мне-то непросто будет нужную тропинку отыскать.
– Тогда, может, не след и соваться туда в потемках? Пока не влетели в какую-нибудь трясину.
– Мыслишь-то, парень, правильно, да только и на открытом месте утро встречать не с руки. Углубимся где-то на милю – остановимся. Полянку для лагеря подобрать сумеешь еще?
– Ух! – отмахнулся юноша. – Никак по вкусу вам, ребята, на моей шее кататься. Ладно, не силком навязали, сам взвалил. Дайте хоть баклажку – воды отпить, моя давно сухая.
Чащоба в стороне от дороги и впрямь оказалась дремучая. С трудом верилось, что совсем неподалеку примостилась солидная деревня, а под боком – людный некогда тракт. Однако же дневали со всеми предосторожностями, без костров и дымов, без песен и криков, ощетинившись постами. Около полудня Шагалана разыскал Перок:
– Вставай, дружище, Шурга на новую прогулку кличет. Понравились, видать, атаману твои находки в Мокрой Балке.
Верзила, веселый и довольный собой, испытующего взгляда Шагалана даже не заметил. Шурга, напротив, встретил товарищей серьезным и сосредоточенным.
– Петлять не хочу, мы должны сегодня найти основной отряд, – негромко, словно размышляя вслух, произнес он, когда направлялись в лес. – Все прочие-то наши схроны завалящие, шансов застать там кого-либо мало. Поэтому только здесь…
– Что ты так посматриваешь, дядюшка? – хмыкнул Шагалан. – Я не колдун, чудесам не обучен. Могу лишь то, что могу, а достать из-под земли ватагу вне моих способностей.
Повстанец сердито дернул плечом:
– Тебе-то, удалец, чего… За тобой какой-никакой тыл, норка имеется, в которую заползти. Пусть небогато, да пересидишь зиму. А нам-то куда податься?
– Брось, дядюшка, раньше времени заупокойную петь. Дубраву еще не обшарили, вот и полагай, что там и скрывается наше счастье. Знак ведь в балке верный был? На худой конец, другой такой отыщем.
– Точно, эдак по всей стране и бегать, пока снегом не накроемся, – буркнул Шурга.
Путь оказался неблизким. Почти час ломились сквозь дикую, болотистую пущу, где даже звериные тропы попадались редко. Затем мшистые столбы сосен смилостивились, расступились, и скитальцы вышли на отлогий берег небольшой речки. Медлительная лента воды отливала ледяной серостью. В двух десятках шагов вздымался противоположный, совсем непохожий берег. Чудилось, там начинался иной мир – песчанистый обрыв будто светился под невидимым солнцем, а дальше качались упрямо сохраняющие листву ветви могучих дубов.
На кромке воды Шагалан осмотрелся из-под ладони.
– Славное местечко, – заметил застывшим рядом спутникам. – Если в Мокрой Балке нашли подобие ада, то здесь вырисовывается истинный рай. И неизвестно, что хуже. Как до столь прелестного уголка еще не добрались окрестные дровосеки? Пропустить его сложно.
– Всякие прощелыги тут сновали, – сухо отозвался Шурга. – Некоторых случалось пугнуть, надолго дорогу забудут.
– Бродяги уйдут – стражники заявятся… С обратной стороны что?
– Второй рукав реки, только совсем заросший.
– Остров, значит? Выглядит сказочно, хоть и уязвимо. Думаешь, не расстреляют нас с откоса, пока будем переправляться?
– Это уж, парень, один Бог ведает. Другого-то выхода все равно нет.
– Другой выход есть всегда. Но вам же, дядюшка, срочно нужно, немедленно, так? До темноты не дотерпим?
– Не хотелось бы, – помялся Шурга. – Измучились люди в ожидании. Да и чего тебе-то бояться? Видали же с Перком, как ты от стрел в упор уворачивался.
Юноша усмехнулся:
– В таком занятии раз на раз не приходится. Да и вас-то ведь, братцы, это не спасет.
– Ничего, авось оборонит Создатель. Двинулись!
– Стой ты, бестолочь! – Шагалан еле успел схватить за рукав рванувшегося вперед Перка. – Не спеши к смерти в зубы, она сама никого не запамятует.
Прошелся неторопливо по песку, присел, пополоскал в воде ладонь. По-настоящему студеная, не чета той, что встретилась по пути к Большому Аалю. И на дальнем берегу все тихо, лишь стайка пташек-подзимников затеяла азартную чехарду на краю обрыва.
– Ладно… – Юноша отряхнул руки, потянул из-за спины лук. – Переправляемся в сапогах, цепочкой, вдоль течения, разрыв два шага. Внимательно смотрим по сторонам и друг за другом. Речушка не быстрая, но если ноги сведет – утащит к водокрутам за милую душу.
Разведчик вступил в стылый поток последним, чуть ниже остальных по течению. На него, как обычно, ложилась двойная ответственность – подстраховывать товарищей и от случайного соскальзывания, и от вражьей атаки. Лук покачивался, обводя жалом стрелы безлюдный обрыв. Хотя какая от оружия польза? Одинокого врага юноша, пожалуй, попробовал бы опередить, но что поделать против целого десятка? Тяжелая, вязкая вода, едва доходившая до пояса, высасывала тепло, выстуживала тело с каждым ударом сердца. Тут, на открытом месте, они малоподвижны и беззащитны, словно младенцы. Шагалан, вероятно, еще кинулся бы при опасности с головой в ледяную купель и тем спас бы себе жизнь, однако его спутники были бы определенно обречены. Вся надежда на узость преграды. Ближе к середине русла юноша перешел на неуклюжий бег, уже не заботясь о тишине и поднимая тучи брызг, выскочил на отмель, нырнул под обрыв. Осторожно выглянул: кругом ни души. Вспугнутые нежданными гостями пичуги порхнули в чащу, откуда разразились недовольным свистом. Сзади, кряхтя и фыркая, выбрались на песок товарищи.
– Холодища-то какая! – Перок, шлепнувшись на задницу, стянул сапоги и принялся яростно растирать ладонями посиневшие ступни.
– Здесь завсегда так, – зашелся Шурга надрывным кашлем. – Даже летом вода студеная. Бают, ключи подземные бьют во множестве. Водичка-то в них чистейшая, зато коснешься нечаянно – враз ногу скрутит.
Юноша шикнул на болтунов. Он успел выжать одежду и теперь напряженно всматривался в мерно гудящий на ветру лес.
– Учуял чего, следопыт? – шепнул, подползая, Шурга.
Шагалан помедлил с ответом.
– Трудно сказать. Явных угроз вроде нет, только… неспокойно в этой дубраве… что-то настораживает. Пойдете сзади неподалеку, постоянно начеку. Если на меня вдруг навалятся толпой, не геройствовать, разворачиваетесь и тикаете обратно.
– Еще чего! – фыркнул повстанец. – Чай, не зайцы, пятками-то сверкать.
– Не о храбрости тут, дядюшка, речь. – Шагалан говорил терпеливо, но непреклонно. – Я-то один как-нибудь отобьюсь, вывернусь, а вот вам ускользнуть будет нелегко. Поэтому помчитесь во все лопатки, да вдобавок не напрямки. Погоня случится – лагерь ею и поднимете.
– Ясно, ясно. Не первый год по лесам-то гуляем, следы путать, петлять да затаиваться научены.
Юноша пристально посмотрел в серые, тонущие в мелких морщинах глаза Шурги, вздохнул и вскарабкался на обрыв. Пригнувшись, броском достиг передового ствола, вжался бугристую кору. Вокруг продолжала размеренно течь скупая, но мирная осенняя жизнь, лес полнился шорохами, посвистами, щелчками. Местная живность сновала в ветках, мелькала в жухлой траве, копошилась под корнями, деловито готовясь к скорой стуже. На фоне этого все людские предосторожности выглядели совершенно нелепыми и излишними, однако что-то тем не менее упорно заставляло стеречься. Когда спутники, повинуясь сигналу, показались над обрывом и тоже добежали к зарослям, юноша устремился вглубь. В лесу он ощущал себя гораздо спокойнее: здесь не приходилось ждать внезапного залпа по открытой цели, а в чащобных играх-прятках разведчик рассчитывал потягаться с любым. Несколько шагов по прямой, пируэт, нырок, перекат под корни очередного векового исполина. Померещилось или вправду его неожиданный танец сбил ровную песню леса? На всякий случай следовало бы повторить маневр, окончательно раствориться среди листвы и веток, сгинуть для возможных наблюдателей, но… по пятам шли товарищи. Шли неплохо, вкрадчиво и сторожко, однако вместе раствориться у них не получится. Обнаруживать себя почему-то отчаянно не хотелось, но ведь он сам велел идти сзади! Раньше бы разбираться с предчувствиями…
Шагалан через силу поднялся из-за редких кустов, махнул начавшим озадаченно озираться ватажникам. Дальше двигался уже без всяких заумных уверток. Собственно, люди тут, несомненно, бывали, причем подолгу. Примет предостаточно, вот только все они старые, остывшие. Ничего свежего. Ни одного подозрительного шороха или шевеления вокруг. Благодать. И неуклонно нарастающее беспокойство. Разведчик совсем было решился остановиться и перекроить план, когда за небольшим взгорком внезапно открылся лагерь. Никакой поляны или вырубки, десятка два низких шалашей равномерно, мохнатыми муравейниками рассеялись между уходящими в небо стволами. Чернели пятна кострищ. И опять ни звука, ни дымка, безжизненное, давно покинутое стойбище.
Шагалан замер на кромке откоса, по его знаку шелест за спиной послушно смолк. Приподнявшись, втянул ноздрями воздух, вжался обратно в землю. В другой ситуации он ни за что бы не спустился – этот заброшенный бивак уж чересчур напоминал настороженную западню. А как поступить сейчас? Если строго по науке мастера Кане, надо вновь исчезнуть для всяческого наблюдения, обойти лагерь кругом, возможно неоднократно. Маневр позволит обличить засаду и выяснить наконец, кто ее устроил – друзья или враги. Друзей успокоить, врагов – уничтожить… Но куда девать Шургу с Перком? Не успеет ли заглотать ловушка их? Шагалан шепотом выругался. Терпеть не мог вызывать удар на себя, а в последнее время исключительно тем и выпадало заниматься. Они влезли уже слишком глубоко, оставалось уповать разве на дерзкий встречный натиск…
Не особо таясь, юноша перебрался на откос и направился вниз. Что его поджидает, ныне осознавал довольно четко, хотя ни единого внятного довода привести бы не сумел. Доводы начали собираться лишь сейчас, на ходу, словно сами покатились под ноги. Он шел, выпрямившись, быстрым шагом, уверенно, не поворачивая головы. Только глаза под опущенными веками непрерывно стреляли по сторонам да ладони все плотнее придерживали рукояти сабель. Навскидку определил центр лагеря, здесь же обнаружился и самый большой шалаш. Рядом – самое большое кострище. Разведчик припал на колено, сунул пальцы в рыхлый блин золы. Встал, неспешно отряхнулся, чуть качнулся на носках, пробуя опору. Дальше озираться смысла не имело, и он одновременно с вытягиванием клинков из ножен резко крикнул под ноги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74