Скорее всего – пустое бахвальство. Когда рослый парень внезапно и молча обрушился на пол, Шагалан, развернувшись, скачками бросился к дверям. По пути он не только тащил Эркола, но и ухитрился выпихнуть перед собой Ретси. Вылетели на крыльцо, захлопнули дверь, подперли спинами. Внутри стремительно нарастал галдеж, но настоящей погони не случилось. Лишь раз кто-то попытался толкнуть дверь, а затем все потонуло в грохоте мебели, воплях и визге – обычной музыке кабацких баталий. Разведчик оглядел приятелей: Эркол был еще не в себе, зато Ретси совершенно оправился.
– Может, вернемся? – чуть натянуто подмигнул он Шагалану. – Что за вечер без доброй потасовки?
– Чего ради? У меня кулаки не чешутся.
– Неужели тебе не под силу раскидать задирал?
– Вероятно, под силу. Однако никчемная это затея и опасная… – Юноша прислушался. – К ножам перешли. Пожалуй, пора домой. Я забираю Эркола, ты с нами?
– Конечно, бросать вас не резон.
Едва отдалились во мрак, как дверь со стуком распахнулась, на крыльцо вывалились сразу несколько человек. Музыкант ойкнул, но это оказалось не преследование – выбежавший народ сам кинулся врассыпную.
Миновали темную, мертвенно-тихую деревню, углубились в лес по той же призрачной тропинке. Лишь там Эркол сумел идти без посторонней поддержки.
– Из-за чего сыр-бор поднялся? – поинтересовался Шагалан.
– Честное слово, братцы, понятия не имею! То ли я его толкнул, то ли девку его зацепил. Так и не уразумел.
– Просто захотелось парням кулаками помахать, – пояснил шедший впереди Ретси, – вот и привязались.
Разведчик покачал головой:
– Чудно. Я думал, вас тут все уважают и боятся.
– Уважают, верно, а частенько и боятся. Но это местные уроды, деревенские. К нам не попали, собственную шайку собрать мозгов не хватает, вот и бесятся.
– Кусают руку кормящего?
– Вроде того. Время от времени им намнут бока, они затихнут, но потом сызнова за старое. Все это уже дело привычное, на манер развлечения или разминки.
– А как же Ааль?
– А что ему? Пока никого не зарежут, он внимания не обратит. Да и тогда повесит лишь виновника. Деревня ему нужна – надо же где-то ребятам развеяться.
Назад добирались долго, но без происшествий. С грехом пополам перевалили через ограду. Лагерь, чудилось, спал, редкие огни факелов моргали из мрака. Расстались – приятели направились к своей казарме, а Шагалан – к «дому свиданий».
Едва ступив на крыльцо, он понял – здесь вечер в самом разгаре. Глушимое обычно коврами и толстыми стенами слилось в захватывающую какофонию. Со всех сторон явственно ухали, охали, чмокали, стонали и вскрикивали.
Дверь распахнулась, когда он еще приближался. Теплые руки Танжины оплели шею, повлекли в душистое жерло комнаты. Целовались прямо на пороге, жарко и жадно. Вся усталость от прошлой ночи рассеялась как дым. Юноша ласкал ладонями сильное, гибкое тело, распаляясь с каждой секундой. Сделал уже шаг к постели, но тут Танжина, напрягшись, остановила.
– Раздевайся и ложись, – проворковала она. – Я тебе кое-что покажу.
– Обещанный сюрприз? – Шагалан улыбнулся. – Неужели найдется подарок лучший, чем ты сама?
– Льстец несчастный.
– Ничего подобного. Просто соскучился по тебе, Танжи.
– Вот в это я верю, поскольку… тоже жутко скучала. А как повеселились?
– Тоска. Постоянно думал только о тебе. И сберег свою непорочность, невзирая на множество соблазнов.
– Мало что льстец, а вдобавок и болтун. Впрочем, сберег ли ты силы, я скоро проверю. Ложись.
Едва Шагалан устроился на широкой постели, Танжина зажгла от лампы две свечи, расставила их по углам. В комнатке ощутимо посветлело. Теперь юноша смог разглядеть, что подруга одета в свободный длинный халат. Танжина отвела назад волосы, обворожительно улыбнулась. Глаза казались чуть покрасневшими, но сейчас женщина наслаждалась вниманием. Вздохнула и быстрым движением стряхнула халат на пол. Юноша даже сел от удивления: она осталась вовсе не нагой, нечто эфемерное, пронзительно изящное и соблазнительное было на ней. Это нечто поблескивало и переливалось, струилось вокруг прекрасных форм, пропадая у коленок.
Шагалан поднял голову:
– Что это, Танжи?
Она молча приблизилась, довольно улыбаясь и покачивая бедрами. Забралась к нему на постель, подставила живот под осторожные пальцы. Ткань была прохладная и скользкая.
– Нравится? – Дыхание женщины сбивалось. – Редкостная штучка, заморская, настоящий шелк. Это белье сочиняла для себя какая-нибудь изысканная графиня, ее супруг отвалил торговцам бешеные деньги, а теперь… Теперь я буду… творить в нем любовь с тобой. Тебя это заводит?
– Великолепно. Только вот как…
– Понимаю. Да, мне добыли это сокровище на большой дороге. Нет, его не снимали с хозяйки, ни с живой, ни с мертвой. Простой обоз с вещами. Мне полагалась кой-какая доля, но я все променяла на… это. Согласись, не прогадала. Дай руку. Чувствуешь? Такие ощущения вкушали единицы в целой стране, а нынче еще и мы… Ого, какой ты нетерпеливый! Ну, тогда держись!
Она ринулась сверху неистовым ураганом, равно алчущим и победы, и отпора. Встречный вихрь оказался достойной парой.
VIII
К утру Шагалан окончательно утвердился в решении. Ночь выдалась не менее бурной, чем предыдущая: Танжина, страстная и опытная, не истомила, а истощила его. Впрочем, и сама порядком изнемогла. Шагалан снова оставил подругу отсыпаться, осторожно выскользнув на улицу. Тусклый блин солнца поднялся уже высоко, дело шло к завтраку. Одинокие сонные фигуры брели по направлению к кухне. Разведчик не без сожаления поглядел им вслед, но двинулся в противоположную сторону.
На ступенях крыльца атаманского терема дремал, опершись на древко копья, охранник. Юноша чуть смягчил шаг, аккуратно прокрался мимо, когда одна из ступенек неожиданно резко взвизгнула.
– Эй! Куда? – тотчас рыкнули сипло.
– К атаманам, несомненно, – бросил Шагалан.
Картина просторной светлицы показалась поразительно знакомой. Тот же полумрак, безмолвие, огромный голый стол и силуэт Бархата на его дальнем конце. Помедлив, Шагалан слегка поклонился, атаман в ответ тоже шевельнулся заметно. Сзади, громыхая сапогами, вбежал запыхавшийся охранник, вцепился в рукав.
– Оставь его, Колотарь! – разорвал тишину властный голос Бархата. – Раньше надо было стараться, а теперь убирайся обратно. С молодым человеком я сам поговорю.
Охранник, ворча что-то себе под нос, исчез за дверью.
– Проходите, юноша, садитесь, – продолжил атаман. – Вижу, у вас появляется неучтивая привычка каждый раз нарушать мою трапезу… Впрочем, дело превыше всего. Я капельку наслышан о ваших последних похождениях. Пока в них полно мальчишества и безрассудства, но, несмотря на это, я полагаю вас человеком достаточно серьезным.
– Польщен, – ухмыльнулся Шагалан, примащиваясь на краешке лавки.
– Не надо дуться. Право, мне искренне жаль, что первая беседа получилась столь напряженной. Поймите и вы: осторожность в нашем ремесле – вещь наиважнейшая.
– Уже сняли с меня подозрения?
– Возможно. За вас то, что вы понравились Аалю. И на вояку Ряжа сумели произвести впечатление. У меня же чуть другой подход, господин… – Бархат нарочито покопался в памяти, но юноша на лицедейство не поддался, – Шагалан. Меня мало интересуют ваши боевые способности или преданность родине.
– Чего же еще во мне интересного?
– Ваша суть, ваши истинные, потаенные мотивы и цели. Вы у нас всего лишь третий день, не так ли? Срок небольшой, но кое-какие заключения сделать я успел.
– Очень любопытно.
– Например, как я сказал, вы кажетесь вполне серьезным человеком. Настолько серьезным, что не станете вламываться к атаманам иначе как для серьезного разговора. Я прав?
– Абсолютно. Пришел я как раз для того, чтобы прояснить кое-что насчет своих мотивов и сути.
– Внимательно слушаю.
– Насколько я выяснил, вы, господин Бархат, помимо прочего, занимаетесь связями с другими ватагами.
– Вам не полагалось этого знать, молодой человек, но добыли вы подлинную правду.
– В таком случае имею сообщить вам о кое-каком уточнении моего собственного статуса в вашем отряде… – Шагалана понесло в высокопарность, однако это было простительно – подобное заявление произносилось впервые. С мастером Кане они давно выработали последовательность роста откровенности во взаимоотношениях с вольными ватагами. И не их вина, что никто до сих пор не переходил даже к этой, второй ступени. – Я представляю не только себя лично, но и значительную группу людей, связанных едиными помыслами и целями. В свете всего виденного здесь от имени своих соратников готов предложить вам сотрудничество. Надеюсь, оно послужит обоюдной пользе и свободе Гердонеза.
Несколько секунд Бархат сидел молча, опустив глаза и вращая в пальцах оловянную ложку.
– Не хочу лукавить, господин Шагалан, – вздохнул он наконец, – мы предполагали нечто похожее. У нас побывала уйма гостей, но таких, как вы… ни разу. Безусловно, мы заинтересованы в сотрудничестве с солидными силами. Сейчас, однако, складывается неудобная ситуация: вы получили возможность узнать о нас почти все, о вас же самих пока не известно ничего.
– Что бы вы хотели узнать?
– Прежде всего, что представляет собой ваша группа?
– Отряд хорошо обученных воинов. Все мы – дети Гердонеза, вынужденные в свое время покинуть родину.
– Если я правильно понял, место вашего обитания – по ту сторону пролива? Какой-нибудь из лагерей беженцев?
– Вы правильно поняли, господин Бархат. Надеюсь, также понимаете, что я не намерен сразу уточнять это местоположение. Как вы изволили заметить, осторожность в нашем ремесле…
– Ясно. Позволено ли будет осведомиться о численности отряда?
– Она невелика, но сопоставима с численностью вашего.
– Как вы помните, господин Шагалан, говорилось о солидных силах. Впрочем… Все ли беженцы имеют подготовку, сравнимую с вашей?
– Все.
Тонкие губы атамана дрогнули, наконец изобразив подобие улыбки:
– Это меняет дело. Военная мощь такого отряда могла бы здорово пригодиться. Думаю, мы обсудим ваше предложение.
– Полагаю, вы сами известите остальных атаманов и в первую очередь господина Ааля?
– В этом нет необходимости, мой мальчик, – раздался знакомый низкий голос.
Повторения становились навязчивыми. По лестнице опять спускался Большой Ааль, вероятно банально подслушивавший сверху беседу.
– Рад, что не ошибся в тебе, Шагалан, – улыбнулся бородач. – Когда позавчера я увидел тебя спорящим с Бархатом, сразу понял – вместе с юным гостем к нам пожаловали основательные перемены. Таких смельчаков до сих пор не встречалось. Я связал с тобой некоторые надежды и не прогадал. Более того, обретаю союз с серьезной силой! Какой бальзам на измученную душу… Должен сказать, мой мальчик, во всем Гердонезе вряд ли сыщется человек, радевший за объединение повстанческих ватаг яростнее, чем я. Ведь если посмотреть трезво, захватчиков с их приспешниками не так уж и много! Те десятки тысяч хищников, покорявшие Гердонез, давно покинули его. Ныне на всех безбрежных просторах наберется менее двух тысяч мелонгов, тысяч пять стражников да дюжина поселений фригольдеров. Все! Вдобавок эта масса рассеяна по стране. И очевидно же, что против них следует выступать единым, сплоченным войском. Любому это очевидно, а ничего не получается! Каждый баран стремится очистить лишь свой край, убрать своего кровопийцу, после чего напрочь теряет к борьбе всякий интерес! А ведь пока мы не пройдем страну, сомкнув ряды, из конца в конец, нас будут легко истреблять поодиночке! Я знаю, Гердонез готов к новому восстанию, бросить клич – поднимутся десятки и десятки тысяч обиженных. Вопрос в том, как превратить их из стада в боеспособную армию.
– Голтейку удалось поднять полсотни тысяч, но они бесславно разбежались под Брансенгертом, – заметил Шагалан.
Ааль в ответ кивнул, еще более довольный:
– Верно. Некоторые из его людей сейчас у меня, и, судя по их рассказам, Голтейка погубили не столько орды варваров, сколько те же застарелые болезни восстания. Одни толпы крестьян приходили, другие, добившись желаемого, разбредались по домам. Дворяне с духовенством воротили нос от черного люда, те, в свою очередь, не упускали случая подгадить высшим сословиям. Все сплошь и рядом грабили братьев и принимали посулы врагов. О какой подготовке армии здесь может идти речь? Коль скоро мы поставили себе целью освобождение Гердонеза, то обязаны избежать повторения прежних ошибок. Ты спросишь, каким образом? Я провел немало мучительных бессонных ночей, пока бился над этой задачей. Теперь же убежден – необходим костяк. Необходим мощный таран, тысяча-две умелых, закаленных, дисциплинированных воинов. Затем скелет обрастет мясом крестьянских полков, он принесет им уверенность и стойкость, а они ему – живучесть и мощь. Следующий вопрос: где взять таких солдат? Даже продав с себя штаны, мы не наберем денег, чтобы призвать столько наемников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74