Танжина шмыгнула носом, и Шагалан понял – подруга готова разреветься. Он привлек ее к себе, мягко прошелся губами по глазам. Там действительно опять стало солоно. Не сговариваясь, слились в затяжном глубоком поцелуе. Оторвавшись, женщина невесело рассмеялась:
– И все правильно, все справедливо.
– Ты к чему?
– Как верно замечено в народе, бодливой корове Бог рогов не дает. Точно про меня.
Шагалан секунду помедлил, потом спросил:
– У тебя… нет детей?
Новый смешок, напомнивший стон.
– И не будет. Никогда. Ни от кого. Слишком много похоти, слишком много грехов. А в итоге – наказание, всю тяжесть которого осознаешь уже на излете жизни.
– Зачем же так… безысходно.
– Так оно и есть, Шагалан. Могла бы родить – давно бы родила. Кто только не числился среди моих любовников, все варианты перепробовала. И вечно с одинаковым результатом.
– Ты… жила с Аалем?
– И с ним тоже. Хочешь услышать грустную историю до конца?
– Конечно.
– Сказка получится длинная и довольно банальная. Жила-была у подножия Хамаранских гор девочка. Крестьянская семья, не богатая и не бедная. С голоду не пухли, правда, детки рождались все больше мертвые. Как ни старались родители, в итоге ребятишек уцелело трое: девочка и два ее брата-крохи. Да, еще с ними жила бабка, мать отца. Когда девочке исполнилось лет десять, в селение нагрянула болотная лихорадка. Вдруг оказались бессмысленными мечты о гурьбе детей – в месяц ушли и родители и братья. Вообще в тот раз полдеревни вымерло. Осталась девочка бедовать с бабкой. Старуха была добрая, разве что от всех напастей малость рассудком подвинулась, заговариваться начала. Где-то год мы с ней нищенствовали, вкусили нужды полной мерой. К весне осознали, что не выкарабкаться, дорога лежала либо на паперть, либо в могилу. А тут почудилось – повезло! Удалось бабке пристроить меня к дальнему родственнику отца, трактирщику, обретавшемуся поблизости. Конечно, там приходилось работать от зари до зари, убирать на кухне, зато кусок хлеба имелся всегда. Бабка же померла, едва освободившись от опеки… Врать не хочу, трактирщик относился к девочке с сердечностью, чего не скажешь о его жене и отпрысках. Можно было бы, впрочем, жить и там, жить да радоваться судьбе. Платить по счетам довелось через два с лишним года. Как-то раз добрый трактирщик отвел девочку в хлев и в несколько минут доказал, что она слишком выросла, чтобы считаться ребенком. Причем совершил все от чистого сердца, не из сластолюбия, а ради пользы дела. Теперь ей предстояло трудиться в зале, и все чаще находились охотники познакомиться с миловидной крошкой поближе. За серебряную монету хозяин провожал обоих в темную комнатушку наверху. Так, однажды проторенный путь превращался в накатанную дорогу.
– Как ты это перенесла? – тихо спросил Шагалан, уловив паузу в повествовании.
– Выжила. Сперва, разумеется, ревела, сопротивлялась, а потом… приспособилась. Понемногу даже пришлось по вкусу. Поначалу нравилось общее внимание и оживление, блестящие глаза мужчин. Я уже доподлинно знала, чего им надобно, но выдумывала что-то большое, чистое. А спустя примерно год проснулись и телесные чувства. Стала получать наслаждение от своих посетителей, чем заводила их только пуще. Если попадалась особо отвратная рожа, я зажмуривалась и воображала себе волшебного принца, которому отдаюсь по любви. Минул еще год, и этот принц появился. Молодой, красивый, бравый, он покорил меня с первого мгновения, а в придачу оказался неутомимым любовником. Две ночи подряд мы не отрывались друг от друга, на третью – сбежали вместе.
– Трактирщика предварительно обобрали?
– Угадал. Я же говорю, история банальная. Прихватили все, что сумели найти. Дальше жизнь понеслась кубарем. Мой сказочный принц на самом деле был отчаянным сорвиголовой, впутывался во все возможные авантюры и вскоре прибился к небольшой разбойничьей шайке. Несколько раз дрался из-за меня с другими ухажерами, а через месяц переключился на подружку вожака. За это его и зарезали.
– А ты?
– Да что мне?… Немного погоревала, поплакала по изменщику, затем отыскался новый кавалер… следом еще и еще… Спрос огромный, выбирай и обслуживай. Нельзя лишь оставаться одной.
– Потом появился Ааль?
– Да, но это случилось уже недавно, пару лет назад. Он в то время едва поднимался, собирал под свои знамена окрестный вольный люд. Примкнула и наша шайка.
– Зачем?
– Мелким группкам припекало, после Восстания мелонги взялись за них всерьез. А тут образуется солидная ватага, способная при необходимости огрызнуться. Во главе – видная фигура, человек с немалой славой: и за границей повоевал, и в разбойном промысле преуспел, из темницы сбегал. В общем, достойный вожак.
Танжина перевернулась на спину, ее бесподобный силуэт четко обрисовался в отблеске свечи. Сил по-прежнему не было, но зрелище все равно завораживало.
– Я не знал, что Ааль сидел в тюрьме… – Он коснулся кончиками пальцев высокого бюста, и тот явственно затрепетал от удовольствия.
– Попался при налете на купеческий обоз. Вроде бы там оказалась засада, много людей полегло. Вот сюда теперь… смелее… – Голос женщины начал прерываться, дыхание участилось, внимание определенно уходило в иную область. – Ааля схватили, отвезли в город. Через неделю он исхитрился сбежать, а четверых его товарищей таки повесили.
Повинуясь ее репликам, движениям, а то и прямым наставлениям, Шагалан скользил руками по горячему женскому телу. Нешуточных усилий требовало в таких условиях сохранение нити разговора. Каждая мягкость и упругость, холм и впадинка нуждалась в тщательном исследовании. Его новая подружка поражала совершенством. Возможно, обладай юноша большим опытом, заметил бы первые беспощадные следы увядания на шее или руках. К счастью, излишний опыт пока отсутствовал.
– С тех пор ты стала любовницей Ааля?
– На какой-то срок. Потом находились другие девицы… Теперь еще ниже… и наружу… а у меня – другие кавалеры. Ох!… немало народу попрыгало на мне… почитай, все вожаки перебывали тут… в лучшие времена…
– И Бархат?
– Да, да…
– И… Царапа?
– Его я никогда не встречала. Ну, приступай же… пора, видишь? А-а…
Далее продолжить разговор не получилось. Извивающееся рядом тело стремительно погружалось в неистовство наслаждения, заражая юношу. Откуда ни возьмись, возродились и мощь, и твердость, и неукротимая жажда обладания. Женщина уже билась в судорожном экстазе, но успела подхватить в водоворот страсти и его.
Шагалан проснулся привычно рано. Так же привычно обследовал собственное состояние и нашел, что для пережитых вчера испытаний оно вполне удовлетворительно. Несколько ссадин и ушибов на фоне повседневных травм были сущими пустяками, гораздо ощутимее болели части, перенапрягшиеся ночью.
Тихо посапывала рядом Танжина, по-детски приоткрыв рот. Юноша некоторое время рассматривал подружку: при свете та выглядела заметно старше, хотя по-прежнему была очаровательной. Он еле удержался от желания поцеловать – не хотелось нарушать столь сладкий сон. Выскользнул из растерзанной постели, отыскал на полу одежду. Узкий пыльный коридор пустовал. Откуда-то сбоку глухо доносились отголоски чьей-то речи, в остальном дом еще спал. Разведчик сделал всего пару шагов к выходу, как одна из дверей напротив «его» комнаты распахнулась, оттуда вывалился полураздетый, взлохмаченный Багер. Выпихнутый в коридор сильной рукой, он выглядел растерянным. В дверном проеме Шагалан обнаружил рослую девицу, голую и раздраженную. Увидав новичка, девица, впрочем, тотчас смягчилась, даже успела игриво подмигнуть, прежде чем скрыться. Из этой комнаты пахло фиалкой.
Чуть не налетев на юношу, кривоносый Багер отпрянул, покраснел и принялся натягивать рубаху.
– Вот попалась зловредная сучка, – заговорил еще из-под одежды. – Обещал же, заплачу, значит, заплачу. Куда я от нее денусь-то? А у тебя, Шагалан, понимаю, полный порядок? Молодец, настоящую королеву добыл! Приятно покувыркались?
– Неплохо.
– Да, нынче здесь солидный бабский хор вопил. Вот ведь жизнь! Дерешь их, дерешь, ублажаешь, а они единственно о деньгах думают, мерзавки. Ночью лезут на стенку, а утром – к тебе в карман.
Шагалан неопределенно хмыкнул.
– Ну и, конечно, твое вчерашнее выступление всем понравилось, – бойко продолжал Багер. – Я на тебя ставил, полсребреника заработал. И лихую же вы с Голопузом драчку учинили! Народ просто выл от восторга. Только мне однажды не по себе стало… ну, когда уяснил, что б ты мог с нами тогда у брода сотворить. Потому спасибо, дружище, не погубил во цвете лет… На радость жадной потаскухе, язви ее…
На улице было пасмурно и безлюдно. Поеживаясь от холода, они направились в сторону кухни, однако та еще темнела безжизненной, запертой крепостью. Впрочем, над крышей еле заметно вился прозрачный дымок, внушая надежду. Уселись тут же у стены, на сырую лавку, подстелили, кто что нашел. Багер, отчаянно зевая, лениво рассказывал о своих ночных похождениях, все его мысли снова и снова упирались в женскую продажность и подлость. Молчавший Шагалан вскоре задремал, едва контролируя происходящее вокруг.
Лишь через полчаса поселок начал постепенно оживать. Поочередно захлопали двери, вышла на улицу птица, первые коровы потянулись привычной дорогой к воротам. Истошно, перебивая друг друга, заголосили сразу несколько петухов. Шагалан, наблюдавший сквозь опущенные ресницы, никак не мог отделаться от впечатления, что перед ним простая мирная деревня. Наконец показались мужики. Вчерашний кутеж не прошел даром: почти все были помяты, растрепаны, а то и откровенно шатались. Кто-то возился с конем, кто-то умывался из бочки, ухая и фыркая, но основная масса народа прямиком побрела к кухне. Подходили, негромко здоровались, усаживались здесь же. От Шагалана не укрылось – его приветствовали особо уважительно. Пожалуй, как ни крути, в идеях Ретси имелась толика здравого смысла.
Когда ожидающих набралось уже человек двадцать, объявились и неразлучные приятели. Оба прибыли со стороны «дома свиданий», выглядели на удивление довольными и бодрыми. Их фонтанирующая энергия да скабрезные шутки немного растормошили понурых мужиков. Не прождав и минуты, Ретси уверенно забарабанил в дверь кухни, откуда с небольшой дежурной перебранкой вынесли завтрак. Внушительных размеров жареного кабанчика сопровождали плоские корзины с луком, хлебом, сыром и глиняный кувшин в оплетке. Именно кувшин с вином превратился в яблоко раздора. Жажда главенствовала над голодом, но если ножи отыскались у всех, то кружек было совсем мало. Пока передавали кувшин из рук в руки, пока спорили о том, кто сколько отхлебнул, незаметно перешли на крик. В воздухе запахло ссорой. Тем временем Шагалан с друзьями благополучно разделывали сочную тушу.
– Сейчас, похоже, морды чистить начнут, – предположил Ретси.
– Не-а, не успеют, – отозвался безучастно Шагалан.
Крики и впрямь внезапно стихли – вино кончилось. К разрозненным мольбам обделенных кухня осталась глуха.
– Все выжрали, сволочи. – Эркол вздохнул. – А похмелиться не мешало бы. Голова трещит…
– Зато мяса оттяпали больше, чем другие, – парировал Ретси. – Ешь и радуйся. Насчет выпивки после чего-нибудь придумаем.
– Болеете, мальчики? – раздался за спиной певучий голос. – Никак с перепою?
Ретси всплеснул руками:
– Танжина! Вот уж кого не чаяли здесь увидеть. С каких это пор, принцесса, ты делишь трапезу с простым народом?
– Со вчерашнего дня. Появилась веская причина.
– Можешь не продолжать, и так понятно. Эркол, подвинься, уступи место даме!
Женщина, изящно опустившись на лавку, прижалась к Шагалану и чмокнула в щеку.
– Куда убежал с утра пораньше, красавчик? И меня не разбудил.
– Пожалел будить.
– Что, слишком ночью умаялась, бедняжка? – с неожиданной злостью буркнул Эркол.
– Да, представь себе, – огрызнулась Танжина, – некоторым удается этого добиться.
– Так закуси, поднакопи силы. Ведь оглянуться не успеешь, снова вечер настанет.
– Главное – не надорвись от таких трудов, – добавил Ретси. – При твоем энтузиазме никакого здоровья не хватит.
Танжина презрительно фыркнула:
– Дураки вы оба. В противном случае давно бы знали: от постельных радостей женщина не слабеет, а только молодеет и расцветает.
– Ну, тогда тебе, принцесса, суждено пребывать молодой вечно.
Шагалан между тем вырезал ломоть самой нежной свинины и передал подруге. Та повертела мясо в руках, откусила пару раз, положила назад:
– Пока аппетита нет.
Ретси шепнул что-то на ухо приятелю, и они двусмысленно расхохотались. Женщина даже бровью не повела.
– А вот беде вашей я помочь, пожалуй, могу. Есть у меня в запасе немного вина, причем настоящего, благородного, а не обычного вашего пойла. Хочешь, принесу, милый?
– Спасительница, милосердница, мать родная! – взвыл Эркол. – Конечно, неси! За каждую каплю священного эликсира будем класть тебе земные поклоны, пыль перед тобой…
– Я не особо вчера пил, потому головой не мучаюсь, – прервал стенания Шагалан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74