- Зачем вы это делаете? - спросил кто-то.
Я просто посмотрел на него. Как он не понимает?
- Это же не ваша работа, - продолжал настаивать этот большой и толстый парень.
- Наша, - возразил я. - Я здесь больше не гость. Я - хозяин.
- Да? - удивился он. - Теперь вы ведете занятия? Форман умер и назначил вас Всевышним?
Правильным ответом было «да», но он бы не понял.
- Я веду ту часть занятий, за которую несу ответственность, - сказал я. - Отойдите, пожалуйста. Мне надо тут подмести.
Он отошел, нахмурившись. Он расстроился, потому что видел, что чего-то не понимает, - но отошел.
Я не волновался за парня. Он поймет, очень скоро. Мы все поймем.
Подошла женщина с озабоченным выражением лица.
- Вы знаете, что здесь происходит, да?
- Нет.
- Но вы же подметаете.
- Правильно. Я подметаю.
- Почему?
- Потому что здесь надо подмести.
Она обиженно скривилась, покачала головой и отошла. Наверное, решила, что я грубиян, но объяснять ей что-либо было бессмысленно.
Потом меня оставили в покое.
Чтобы подмести весь зал, потребовалось время, несмотря на то что мы работали вчетвером. Мы заключили молчаливый договор о партнерстве и без всяких слов понимали, что делали.
Пока я подметал, пока я был занят какой-то работой, мне не надо было думать. Я стал работой, сконцентрировался на подметании пола до максимально возможной чистоты.
Я действительно не знал, что происходит, но не сомневался, что грязный пол имеет к этому какое-то отношение. Необходимо подмести его, и тогда станет ясной перспектива. Моя уверенность не простиралась дальше.
Тем не менее мне казалось…
… Я даже не могу подобрать для этого точные слова. Меня охватило чувство, но объяснить его я не мог, потому что слова преуменьшили бы его. Так что в тот момент я решил просто чувствовать. Форман говорил, что беспокоиться о выражении уместно на репетиции перед спектаклем, а общение - не спектакль, а передача информации и ощущений.
Но в одном я не сомневался - это часть тренировки.
Нас не бросили.
Каждый день зал обставляли по-разному, а Форман никогда ничего не делал без цели. Мы привыкали к ежедневной смене окружающей обстановки, воспринимая и узнавая парадигму данного зала.
Сегодняшняя ситуация говорила не о внезапном прекращении курса тренировки, а о наступлении следующего ее этапа.
Это просто другой способ подготовки помещения.
Только для чего?
Я чувствовал, что разгадка рядом. Мы закончили подметать.
Теперь можно обставить зал самостоятельно.
Я вытряхнул последнюю порцию мусора и пыли в урну и отнес метлу с совком в кладовку. Посмотрел на остальных. Нас уже оказалось семеро.
Все ухмылялись. Каждый знал.
Мы взялись за стулья…
- Подождите минуту. - Это был жилистый паренек с черными вьющимися волосами, похоже пакистанец. - Как мы расставим их?
Хороший вопрос.
- Сейчас мы решаем сами, - сказал я. - Поэтому должны придумать нечто такое, чтобы стало понятно, что мы сами отвечаем за нашу тренировку.
- Правильно, - согласилась женщина со светлыми волосами. - В этом есть смысл.
- Не должно быть передних и задних рядов. Каждый должен получить хороший обзор.
- Верно. - Это Рэнд, парень с Гавайев. - Все должны быть равны. Или, по крайней мере, стулья.
- Круг, - предложила блондинка. - Расставим их большим кругом.
- Звучит здраво, - заметил Пейрент. - Как ты думаешь?
Все выжидательно посмотрели на меня.
- Э… - Я кое-что понял. - Почему вы спрашиваете меня?
- Ты начал подметать - значит, ты главный.
- Нет. Мы сейчас равны. Не думаю, что нам нужен вождь. Искать вождя - один из путей отказа от личной ответственности. Необходимо нечто такое, что должно представлять всех.
- Поэтому ты и подходишь, - сказала блондинка.
Я собрался огрызнуться, но увидел улыбку на ее лице. Мы рассмеялись.
- О'кей, - согласился я. - Мне нравится круг. Никому не хочется чего-нибудь другого?
Все согласились на круг.
Расставить стулья было недолго - ведь нас уже стало двадцать, а пока мы работали, присоединились и другие.
Я даже не представлял, каким огромным был зал: мы расставили по кругу пятьсот стульев, и еще оставалось место.
Это заставило меня снова задуматься о модулирующей тренировке.
Они знали.
Они дблжны были знать.
Они должны были обеспечить нас пространством, потому что оно нам понадобится. Они ожидали этого.
Возможно даже, что наши действия были в точности тем самым результатом, которого они добивались.
А это означало, что за нами наблюдают.
Я посмотрел вверх - камеры были на месте, причем одна смотрела прямо на меня. Я бы поставил на то, что она работает. Улыбнувшись, я помахал рукой.
- Вы что-то знаете, да? - Это опять женщина с озабоченным лицом.
Я продолжал улыбаться. Понимал, что она не поверит мне, но все-таки сказал: - Я знаю не больше вашего, честное слово. Просто радуюсь шутке. О'кей?
- Какой шутке? Это не смешно!
- Очень смешно. Все. В целом. Жизнь - это большая шутка, которую мы разыгрываем сами с собой. И сегодня становится ясно, в чем здесь юмор.
Она покачала головой.
- Какой-то вы странный. - И отошла.
Она права. Я странный. Я улыбнулся другой камере, тоже направленной на меня, и помахал рукой, потом стал осматриваться, куда бы сесть.
Большинство мест было занято. Закончив расставлять стулья, люди стали садиться. Что это - привычка? Групповой эффект? Стадное поведение?
Или они начали понимать, в чем соль шутки?
Я не знал.
Единственное, что я знал, - в данный момент мы должны сесть.
Это был очень тщательно спланированный процесс - но процесс, который изобретали мы сами, по ходу дела.
От нас ждали этого. В этом и заключался смысл.
Последние слушатели расселись по местам, смущенные и неуверенные. Но вокруг совершенно явно что-то происходило, поэтому они сели и стали ждать.
То, что происходило, было последним днем тренировки. Только теперь мы проводили ее сами, потому что от нас ждали этого.
Понимаете… Форман говорил: - Вы существуете в модусах. Двигаясь по жизни, вы переходите из одного модуса в другой. Вот вы в модусе родителя, а вот в модусе ребенка. Сексуальном модусе. Модусе агрессии. Каждый из них существует, потому что в какой-то момент вы обнаруживаете, что именно он необходим для вашего выживания. Ваша личность - коллекция стереотипов поведения. Например, сейчас вы "пребываете в модусе скептического студента. Форман говорил: - Наш курс посвящен тому, как выходить за рамки этих маленьких модусов и попадать в больший контекст, где они и создаются. Зовите его источником. Я понимаю, что это звучит почти как жаргон, но не судите строго. То, к чему мы стремимся, - научить компьютер самопрограммироваться. Вы научитесь создавать адекватные модусы по мере необходимости. Таким образом, то, к чему мы стремимся, - это модус нахождения вне модусов, где вы сможете конструировать любые варианты. Форман говорил: - Что вы делаете, когда у вас ничего нет? Созидаете.
Он говорил: - В этом вся штука. До сих пор все ваши модусы возникали по необходимости. Вы создавали их, потому что считали, что они связаны с вашим выживанием. Теперь вы можете создавать модусы, не имеющие с выживанием ничего общего, - и только потому, что вам хочется их создать. Вы выбираете.
И вот сейчас мы выбирали, каким сделать себе последний день тренировки. Просто выбирали, без конкретной цели. Это не касалось ни выживания, ни правоты. Мы выдумывали по ходу дела. Мы изобретали.
В этом и заключался юмор.
Так мы и жили, не зная, что можем сделать жизнь такой, какой нам хочется, Вместо этого мы шли по жизни, делая то, что, казалось, обязаны делать, - и ненавидели себя за то, что не можем разорвать порочный круг. Но здесь тоже существовал выбор; мы сами выбрали такую жизнь.
Но ведь существует другой, лучший выбор.
Например, сидеть в комнате вместе с пятью сотнями людей, которые раньше казались тебе чужими, и смеяться, и улыбаться друг другу.
Наверное, мы выглядели идиотами.
Сторонний наблюдатель решил бы, что мы сошли с ума. Это напоминало сборище в психушке: сесть в кружок, хихикать, смеяться и строить друг другу рожи.
Смех набирал силу. Он прокатывался по залу волнами. Теперь мы все начинали понимать соль шутки. Мы сидели, смотрели друг на друга и радовались самим себе и тому, что все осталось позади. Теперь мы были семьей.
Человеческой семьей.
Посторонних больше не существовало.
Это было замечательное ощущение - окончательно принадлежать к чему-то; и это что-то было всем.
Когда смех замер, возник короткий миг неловкости. Мы стали переглядываться.
Все это хорошо. Но что дальше?
Встала одна женщина. Она была смущена, но лицо ее светилось.
- Я просто хочу сказать спасибо каждому. Вы - прекрасны.
Мы зааплодировали.
На другом конце круга встал мужчина и тоже начал благодарить. А после него другой. Потом еще женщина. Никакой очередности не существовало, и говорить-то было не обязательно. Ты говорил, если был готов к этому. Мы тренировались функционировать в этом режиме - режиме уважения к взаимному общению. Никто никого не перебивал. Мы выслушивали каждого и аплодировали, и хотя, наверное, прошло ужасно много времени, мы оставались на своих местах, пока каждый не получил возможность высказать то, что хотел.
Процесс назывался завершением общения. Форман рассказывал о нем: - Большинство всю жизнь повторяет: «Это я должен сказать». Вы таскаете с собой повсюду ношу незавершенных разговоров и удивляетесь, откуда голоса в вашей голове. Хуже того - при первом удобном случае вы норовите высказать то, что торчит костью в вашем горле. Вы вываливаете весь свой гнев, или разочарование, или страх на первого попавшегося безответного бедолагу, вместо того чтобы обратиться по истинному адресу. А потом еще удивляетесь, почему у вас не складываются отношения с людьми. Вы ходите и сообщаете свои новости тем, кому они не предназначены. Попробуйте сказать человеку то, что ему в данный момент необходимо услышать. Например, «спасибо», «простите меня» или «я люблю вас», и вы увидите, что произойдет…
Моего выступления никто не ждал. Не думаю, что у меня вообще было что сказать. Но в беседе возникла пауза, и на меня смотрели люди. Я встал, огляделся и покраснел.
- Спасибо вам. Простите меня. - И добавил: - Я люблю вас.
Но это были только слова.
Однако появилось и что-то более глубокое. Такое чувство родства, и радости, и единения, которому еше не придумали названия. Ощущение было необычайное. Я не знал, как донести его до всех - и начал аплодировать.
Я медленно поворачивался вокруг, глядя на всех, встречался взглядом с каждым и аплодировал их человечности. Мы такие глупые, такие жалкие, такие гордые и такие храбрые - маленькие голые розовые обезьянки, бросающие вызов Вселенной.
Мы - не пища червей! Мы - боги!
Они начали хлопать мне. Зал взорвался аплодисментами. Все встали. Мы ликовали, вопили и хлопали в ладоши все вместе.
Тренировка подошла к концу! Мы победили! Мы брали на себя ответственность за судьбу всего нашего вида - и тот, кто не хочет присоединиться к нам, пусть остается позади и дает червям сожрать себя. Мы собирались дать кое-кому хорошего пинка в волосатый красный зад!
Я чувствовал себя потрясающе!
Но когда аплодисменты стихли, мы по-прежнему оставались одни в этом зале.
Можно было не сомневаться: те, кто наблюдал за нами, поняли, что мы закончили. Тренировка завершилась.
Что бы сейчас ни произошло, мы ждали.
Мы продолжали ждать.
А через какое-то время настроение начало падать.
Да, душевный настрой мы получили, но процесс не закончился. Должно произойти еше что-то.
Мы переглядывались. Мы нравились себе. Мы все делали правильно: убрались, расставили стулья, придумали тренировку, завершили общение, поздравили себя…
Что же еще?
Я вспомнил, что когда-то говорил мне Форман - казалось, прошли годы.
- Наша тренировка - игра, Джим, но мы играем не ради выигрыша, а для того, чтобы играть. И то, чему мы учимся во время игры - где не бывает наказания за проигрыш, - помогает в тех играх, где мы не можем позволить себе проиграть. Главное - понять, в чем состоит смысл любой игры, и тогда можно ставить на выигрыш.
Смысл данной игры заключается в том…
… чтобы заново изобрести будущее человечества.
И я понял, в чем заключается незавершенность.
Все, что мы делали до сих пор, касалось только нас самих.
Даже стулья мы поставили так, чтобы сесть лицом друг к другу, отгородившись от остального мира.
Но тренировка подразумевала ломку парадигм. Ее цель - избавить нас от того, что есть, чтобы мы могли изобретать то, чего нет; подготовить нас к встрече с остальной Вселенной.
Так вот что неверно: мы были обращены не в ту сторону.
Я встал со стула и развернул его, поставив сиденьем наружу, лицом к миру. Я мог повернуться лицом ко всей Вселенной, потому что доверял людям у себя за спиной.
Позади послышался вздох. Кто-то еще понял суть. Это была женщина с вечно обеспокоенным лицом. Теперь, довольная собой, она встала и тоже развернула стул.
Потом послышался стук и шарканье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75