Теперь для этого подыскивались подходящие места.
Джип остановился перед станцией, и я потянулся за спинку сиденья, где лежало мое ружье. Я носил его повсюду, даже спал с ним.
- Подожди меня здесь, - приказал я Маккейну. Внутри ближайшего купола свободно гулял ветер. Раньше в нем, похоже, располагалась контора.
Во втором куполе была какая-то мастерская, но по оборудованию нельзя было понять, какая именно. Половину помещения отделяла двойная стеклянная стена, за которой виднелась погрузочная платформа и транспортер, ведущий в следующий купол. С нашей стороны от стеклянной стены тянулись многочисленные трубы, стояли два генератора, несколько приборных панелей и целая батарея телевизионных мониторов. За другой стеклянной стеной находились души, дегазационнные камеры и вешалка с гермокомбинезонами.
Со времен эпидемий осталась масса таких построенных на скорую руку сооружений: убежища, склады, перевалочные базы, центры обеззараживания, автономные исследовательские лаборатории. Но это не походило ни на что.
Я прошел в третий купол, и ответ стал ясен. Здесь находились печи.
Когда я понял, для чего они предназначались, меня словно током ударило. Колени стали ватными. Я едва не упал. Проклятье! Я считал, что давно похоронил свое горе. Как долго оно будет преследовать меня? Проклятье! Проклятье!
Я поборол в себе отчаяние - в который раз! - и продолжал осмотр.
Во время эпидемий погибло около семи миллиардов, более половины всего человечества. Больше мужчин, чем женщин; больше белых, чем негров; больше желтых, чем белых. Сотни тысяч мумифицированных тел еще ждали, когда их обнаружат.
Одной из главных забот в последующие годы стало захоронение погибших. Мертвые таили смертельную угрозу, так как по-прежнему несли в себе бактерии.
Сотни таких станций появились по всей стране. Строить их было проще простого. Купола надувались, опрыскивались пенобетоном и затвердевали в течение дня. Установка оборудования занимала меньше недели. Некоторые станции обслуживались одними роботами.
Если вы находили тело, то поднимали телефонную трубку, набирали слово: «ТРУП», или «ЗАХОРОНЕНИЕ», или любое другое из полудюжины легко запоминающихся условных кодов - и сообщали координаты. Ближайший катафалк получал по рации уведомление, и тело подбирали в срок от двух до четырех часов. Труп везли на ближайшую контрольную станцию типа этой, где и сжигали.
Эпидемии еще не закончились, но пик смертности миновал, и большинство станций закрыли.
Я почти наяву ощущал жар от печей. И смрад. И - не знаю почему - слышал крики. Мужчин, женщин, детей. Почему я вспомнил это? Меня ведь не было в СанФранциско, когда они…
К черту!
Теперь купола были пустыми и холодными. На полу лежал толстый слой пыли, и сквозняк поднимал ее маленькими смерчами.
Ладно, теперь мы знаем, что здесь было. Все равно не стоит рекомендовать это место для наших целей. Слишком невыгодная позиция. Зажатый между двумя холмами, поселок будет как на ладони для всякого, кто оседлает любую из высот. Может, упрятать сюда крематорий и было хорошей идеей, но для крепости это место не годилось. Нет, явно не годилось. Я повернулся…
В двери с разинутым ртом застыл Маккейн.
- У-у… - тихо протянул он, озираясь вокруг. Я опустил ружье.
- Кажется, тебе велено ждать. - В моем голосе появилась нотка раздражения.
- Виноват, сэр, но вас так долго не было, что я забеспокоился.
- Угу.
Я начал понимать взаимоотношения Маккейна и полученных им приказов. Он не считал, что они относятся к нему лично. Все правильно. Потому его и приписали ко мне.
Теперь он проверял, не расходится ли у меня слово с делом. Если я спущу на этот раз, парень начнет испытывать меня снова, а если приколочу гвоздями к стенке за невыполнение приказа, то стану тупым ревнителем устава, и у него будут все основания порочить мою репутацию где только можно. Шла большая игра, которую я в любом случае проигрывал.
Он шагнул вперед, раскрыв рот в благоговейном испуге.
- Я слышал о таких местах, но своими глазами вижу впервые. - Тут ему в голову пришла простая мысль, и он повернулся ко мне. - Это не опасно?
Я не ответил - слишком было противно. Я испытывал отвращение к мальчишке, к нашему заданию, к самому себе. Когда мы вернемся…
- Привет, - раздался тоненький голосок позади нас. Мы оба обернулись как ужаленные…
Ей было не больше шести-семи лет, худенькому созданию, стоявшему в дверном проеме. Когда-то ее платьице имело желтый или оранжевый цвет, но сейчас стало коричневым. У нее были огромнейшие глаза.
Я опустил дуло ружья, но только чуть-чуть.
- Больше так не делай. Ты испугала меня до судорог. Она нерешительно перевела взгляд с меня на Маккейна, потом снова на меня.
- Привет, красавица, - сказал мальчишка. - Как тебя зовут? - Он закинул винтовку за плечо и шагнул к ней. Она подалась назад. - Не бойся. Мы хорошие. Это дядя Джим, а я дядя Джон.
- Какой Джон? - спросила она. - Ты живешь здесь? Маккейн посмотрел на меня.
- Какая она худая, и перепугалась, наверное, до смерти. Можно, я отдам ей наши пайки? - Он не стал ждать ответа. - Красавица, хочешь есть?
Она медленно кивнула. Ее глаза перебегали с одного на другого.
- Подожди, - сказал я мальчишке. Мы находились за много миль от населенных мест. Как она попала сюда? - Как твое имя, малышка? Ты ведь не одна, верно?
- Это ваш дом? Вы живете здесь? - снова спросила она и, зайдя внутрь, осмотрелась.
- Нет, не живем, и ты не будешь. - Я посмотрел на мальчишку: - Выведи ее отсюда.
Я подождал, пока они выйдут, и лишь потом опустил оружие и позволил себе задрожать. Нервы были на пределе. Сначала я чуть не застрелил его. Потом ее.
Проклятье!
Какая кутерьма поднялась бы.
Нет, так поступать не годилось. Ни в первом случае, ни во втором. Я повесил ружье на плечо и пошел следом за ними.
Я должен был…
Снаружи донеслись выстрелы - захлебывающиеся очереди «АМ-280».
А потом - крик мальчишки.
Я на бегу снимал винтовку с плеча…
Врач-проктолог Николас
В зад себе воткнул стеклянный глаз,
Изогнулся винтом
И молвил при том:
«Теперь хоть кто-то смотрит на нас».
МОДУЛИРОВАНИЕ: ДЕНЬ ВТОРОЙ
Причастность - не какая-то мелочь. Это всегда вызов.
Соломон Краткий
Второй день занятий был посвящен чистоте.
На этот раз зал обставили по-другому: 498 стульев располагались пятью концентрическими кругами вокруг сцены. Восемь одинаковых проходов делили их, как пирог, на равные части. Проходы сходились к высокому, похожему на алтарь помосту. Я почувствовал себя церковным служкой на некоем священнодействии.
Экранов над помостом не было, но в центре каждой из четырех пустых стен зала висели экраны еще большего размера.
Заняв свое место, я все гадал, зачем понадобилось менять обстановку. Почему-то меня это тревожило. Я чувствовал себя не в своей тарелке.
Места быстро заполнялись. Сегодня мы все были одеты в одинаковые коричневые комбинезоны. Ни военная.] форма, ни гражданская одежда, вообще никакие различия не допускались. Таким было одно из правил: никаких внешних различий, за исключением нашивки на левой стороне груди, где крупными буквами написана фамилия. Только фамилия, ни имени, ни чина.
Некоторые из старших офицеров начали было роптать, но Формана это не интересовало. Он лишь заметил, что тем самым они демонстрируют, насколько привыкли отождествлять себя со своими погонами, и заявил, что чины к делу, которым мы займемся, отношения не имеют, а, напротив, могут только помешать. Он посоветовал оставить их за порогом и стать самими собой. Это было не совсем понятно, но он не вдавался в объяснения.
Без часов я чувствовал себя неуютно - пришлось расстаться и с ними, - но все равно не сомневался, что давно пора начинать, хотя еще не все стулья были заняты. Я недоумевал, чем вызвана задержка.
В комнату продолжали входить люди. Появились две седовласые дамыполковники, сидевшие вчера в конце моего ряда. Они, похоже, думали, что имеют специальное разрешение обсуждать все происходящее; в конце концов их болтовня так надоела, что им предложили - не приказали, а предложили - сесть порознь. Сейчас они тоже не прекращали разговор и, вместо того чтобы разойтись по своим местам, остановились у двери, продолжая болтать. Я даже подумал: какие невоспитанные старухи. Наконец к ним подошли два ассистента и под ручку развели по местам, которые располагались на противоположных сторонах круга.
Однако еще оставались незанятые места. Где же остальные? Я насчитал двенадцать пустых стульев. Что случилось? Куда делись их хозяева?
Тянулись минуты.
Ассистенты в молчаливой готовности стояли вдоль стен, у столов, расположенных позади последнего ряда стульев, у дверей и в начале проходов. Их было не меньше полусотни. Все - с бесстрастными, застывшими лицами.
На противоположной стороне поднялся высокий кряжистый мужчина и решительно зашагал к столу в дальнем конце зала, где сидела куратор курса.
- Чего мы ждем? - требовательно спросил он. Лицо у него было красное и рассерженное.
Куратор посмотрела на него ничего не выражающим взглядом.
- Вернитесь на свое место. - Ее голос слышали все.
- Я хочу знать, что происходит.
- Ничего не происходит. Вернитесь на место.
- Нам обещали, что будут отвечать на все наши вопросы, - резко сказал он.
Куратор встала. По сравнению с ней мужчина выглядел особенно высоким и массивным, но она встретила его взгляд с бесстрастным видом.
- Вам обещали, что ко всем вопросам будут относиться соответствующим образом. Данный вопрос неуместен.
- Почему? Объясните!
Он навис над ней, опершись о край стола руками, похожими на окорока. Повидимому, таким приемом он привык добиваться своего, демонстрируя готовую обрушиться гору мяса.
Но на этот раз номер не прошел. Куратор была непоколебима. Она смотрела на него как на большого капризного ребенка.
- Еще рано. Вы же дали обещание выполнять инструкции, не так ли? Согласно инструкции на сегодняшнее утро, вы должны были войти в зал и сесть на свое место. Вы это выполнили?
- Но ведь ничего не последовало!..
Метод не приносил успеха, и это ставило его в тупик. Куратор окинула мужчину безразличным взглядом.
- Вы согласились выполнять инструкции, а теперь собираетесь нарушить слово?
- Я хочу знать, чем вызвана задержка!
Голос стал громче, а вид еще агрессивнее. На них смотрели все собравшиеся.
Меня невольно восхищало самообладание нашего куратора. Ярость мужчины никак не отразилась на ее невозмутимом лице.
- Вчера вам все объяснили, - сказала она. - Занятие не начнется, пока все не займут свои места. До сих пор остаются незанятыми тринадцать стульев. Один из них - ваш. Вы сами задерживаете остальных.
Здоровяк разозлился еще больше. Я заметил, как его руки сжались в кулаки, но сказать ему было нечего. Создавалось впечатление, что он знал все ответы, на которые мог рассчитывать. Так что ему не оставалось ничего другого, как вернуться на место.
Он шумно выдохнул, раздраженно поморщился, покачал головой и пожал плечами, словно говоря: «С такими самодурами бороться бесполезно», - потом повернулся и пошел на свое место. Его шаги звучали громко и возмущенно, как бы посылая ее и всех нас тоже к чертовой матери. Он сел и скрестил руки на груди, являя собой воплощение праведного гнева.
Прошло еще некоторое время, но ничего нового не произошло.
Мы сидели и ждали.
Это начинало надоедать.
А потом, сменяя это чувство, во всех стало нарастать озлобление. Мы сидели и потихоньку кипятились. Испепеляли взглядами ассистентов - и друг друга. Мы ненавидели опаздывающих, которые заставляли нас ждать.
Я хотел было, встать и громко выразить простест, но передумал.
Побоялся.
Другие тоже боялись. Я повернулся и осмотрелся. Некоторые прятали глаза. Одна женщина тихонько плакала, закрыв лицо ладонями. Никто не обращал на это внимания.
Я начал испытывать ненависть к ассистентам.
Потом вернулась скука.
А потом внезапно меня осенило! Я понял, что происходит. Это была проверка! Мы должны сидеть здесь и ждать. И кое-что понять во время этого ожидания.
Я встрепенулся. Огляделся, проверяя, чем заняты другие. Я оказался не единственным. Еще парочка слушателей с интересом крутила головами. Они узнали меня и улыбнулись. Я расплылся в ответной улыбке. Мы поняли соль! Вопрос в том, как мы умеем ждать!
Кто-то неуверенно хихикнул, и вскоре хохотал весь зал. Я отыскал взглядом куратора. Она продолжала сидеть с каменным лицом. С каменным ли? Прикрыв рот ладонью, она закашлялась и отвернулась к стене.
Когда смех начал стихать, одна из дверей открылась, пропустив в зал шестерых из двенадцати пропавших слушателей. Двое ассистентов развели их по местам.
Секунду спустя своей энергичной походкой вошел Форман. Он двинулся по проходу, что был прямо напротив меня, и поднялся на сцену. Сегодня он надел свободную блузу цвета меди и широкие спортивные брюки.
- Доброе утро, - поздоровался он и посмотрел на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Джип остановился перед станцией, и я потянулся за спинку сиденья, где лежало мое ружье. Я носил его повсюду, даже спал с ним.
- Подожди меня здесь, - приказал я Маккейну. Внутри ближайшего купола свободно гулял ветер. Раньше в нем, похоже, располагалась контора.
Во втором куполе была какая-то мастерская, но по оборудованию нельзя было понять, какая именно. Половину помещения отделяла двойная стеклянная стена, за которой виднелась погрузочная платформа и транспортер, ведущий в следующий купол. С нашей стороны от стеклянной стены тянулись многочисленные трубы, стояли два генератора, несколько приборных панелей и целая батарея телевизионных мониторов. За другой стеклянной стеной находились души, дегазационнные камеры и вешалка с гермокомбинезонами.
Со времен эпидемий осталась масса таких построенных на скорую руку сооружений: убежища, склады, перевалочные базы, центры обеззараживания, автономные исследовательские лаборатории. Но это не походило ни на что.
Я прошел в третий купол, и ответ стал ясен. Здесь находились печи.
Когда я понял, для чего они предназначались, меня словно током ударило. Колени стали ватными. Я едва не упал. Проклятье! Я считал, что давно похоронил свое горе. Как долго оно будет преследовать меня? Проклятье! Проклятье!
Я поборол в себе отчаяние - в который раз! - и продолжал осмотр.
Во время эпидемий погибло около семи миллиардов, более половины всего человечества. Больше мужчин, чем женщин; больше белых, чем негров; больше желтых, чем белых. Сотни тысяч мумифицированных тел еще ждали, когда их обнаружат.
Одной из главных забот в последующие годы стало захоронение погибших. Мертвые таили смертельную угрозу, так как по-прежнему несли в себе бактерии.
Сотни таких станций появились по всей стране. Строить их было проще простого. Купола надувались, опрыскивались пенобетоном и затвердевали в течение дня. Установка оборудования занимала меньше недели. Некоторые станции обслуживались одними роботами.
Если вы находили тело, то поднимали телефонную трубку, набирали слово: «ТРУП», или «ЗАХОРОНЕНИЕ», или любое другое из полудюжины легко запоминающихся условных кодов - и сообщали координаты. Ближайший катафалк получал по рации уведомление, и тело подбирали в срок от двух до четырех часов. Труп везли на ближайшую контрольную станцию типа этой, где и сжигали.
Эпидемии еще не закончились, но пик смертности миновал, и большинство станций закрыли.
Я почти наяву ощущал жар от печей. И смрад. И - не знаю почему - слышал крики. Мужчин, женщин, детей. Почему я вспомнил это? Меня ведь не было в СанФранциско, когда они…
К черту!
Теперь купола были пустыми и холодными. На полу лежал толстый слой пыли, и сквозняк поднимал ее маленькими смерчами.
Ладно, теперь мы знаем, что здесь было. Все равно не стоит рекомендовать это место для наших целей. Слишком невыгодная позиция. Зажатый между двумя холмами, поселок будет как на ладони для всякого, кто оседлает любую из высот. Может, упрятать сюда крематорий и было хорошей идеей, но для крепости это место не годилось. Нет, явно не годилось. Я повернулся…
В двери с разинутым ртом застыл Маккейн.
- У-у… - тихо протянул он, озираясь вокруг. Я опустил ружье.
- Кажется, тебе велено ждать. - В моем голосе появилась нотка раздражения.
- Виноват, сэр, но вас так долго не было, что я забеспокоился.
- Угу.
Я начал понимать взаимоотношения Маккейна и полученных им приказов. Он не считал, что они относятся к нему лично. Все правильно. Потому его и приписали ко мне.
Теперь он проверял, не расходится ли у меня слово с делом. Если я спущу на этот раз, парень начнет испытывать меня снова, а если приколочу гвоздями к стенке за невыполнение приказа, то стану тупым ревнителем устава, и у него будут все основания порочить мою репутацию где только можно. Шла большая игра, которую я в любом случае проигрывал.
Он шагнул вперед, раскрыв рот в благоговейном испуге.
- Я слышал о таких местах, но своими глазами вижу впервые. - Тут ему в голову пришла простая мысль, и он повернулся ко мне. - Это не опасно?
Я не ответил - слишком было противно. Я испытывал отвращение к мальчишке, к нашему заданию, к самому себе. Когда мы вернемся…
- Привет, - раздался тоненький голосок позади нас. Мы оба обернулись как ужаленные…
Ей было не больше шести-семи лет, худенькому созданию, стоявшему в дверном проеме. Когда-то ее платьице имело желтый или оранжевый цвет, но сейчас стало коричневым. У нее были огромнейшие глаза.
Я опустил дуло ружья, но только чуть-чуть.
- Больше так не делай. Ты испугала меня до судорог. Она нерешительно перевела взгляд с меня на Маккейна, потом снова на меня.
- Привет, красавица, - сказал мальчишка. - Как тебя зовут? - Он закинул винтовку за плечо и шагнул к ней. Она подалась назад. - Не бойся. Мы хорошие. Это дядя Джим, а я дядя Джон.
- Какой Джон? - спросила она. - Ты живешь здесь? Маккейн посмотрел на меня.
- Какая она худая, и перепугалась, наверное, до смерти. Можно, я отдам ей наши пайки? - Он не стал ждать ответа. - Красавица, хочешь есть?
Она медленно кивнула. Ее глаза перебегали с одного на другого.
- Подожди, - сказал я мальчишке. Мы находились за много миль от населенных мест. Как она попала сюда? - Как твое имя, малышка? Ты ведь не одна, верно?
- Это ваш дом? Вы живете здесь? - снова спросила она и, зайдя внутрь, осмотрелась.
- Нет, не живем, и ты не будешь. - Я посмотрел на мальчишку: - Выведи ее отсюда.
Я подождал, пока они выйдут, и лишь потом опустил оружие и позволил себе задрожать. Нервы были на пределе. Сначала я чуть не застрелил его. Потом ее.
Проклятье!
Какая кутерьма поднялась бы.
Нет, так поступать не годилось. Ни в первом случае, ни во втором. Я повесил ружье на плечо и пошел следом за ними.
Я должен был…
Снаружи донеслись выстрелы - захлебывающиеся очереди «АМ-280».
А потом - крик мальчишки.
Я на бегу снимал винтовку с плеча…
Врач-проктолог Николас
В зад себе воткнул стеклянный глаз,
Изогнулся винтом
И молвил при том:
«Теперь хоть кто-то смотрит на нас».
МОДУЛИРОВАНИЕ: ДЕНЬ ВТОРОЙ
Причастность - не какая-то мелочь. Это всегда вызов.
Соломон Краткий
Второй день занятий был посвящен чистоте.
На этот раз зал обставили по-другому: 498 стульев располагались пятью концентрическими кругами вокруг сцены. Восемь одинаковых проходов делили их, как пирог, на равные части. Проходы сходились к высокому, похожему на алтарь помосту. Я почувствовал себя церковным служкой на некоем священнодействии.
Экранов над помостом не было, но в центре каждой из четырех пустых стен зала висели экраны еще большего размера.
Заняв свое место, я все гадал, зачем понадобилось менять обстановку. Почему-то меня это тревожило. Я чувствовал себя не в своей тарелке.
Места быстро заполнялись. Сегодня мы все были одеты в одинаковые коричневые комбинезоны. Ни военная.] форма, ни гражданская одежда, вообще никакие различия не допускались. Таким было одно из правил: никаких внешних различий, за исключением нашивки на левой стороне груди, где крупными буквами написана фамилия. Только фамилия, ни имени, ни чина.
Некоторые из старших офицеров начали было роптать, но Формана это не интересовало. Он лишь заметил, что тем самым они демонстрируют, насколько привыкли отождествлять себя со своими погонами, и заявил, что чины к делу, которым мы займемся, отношения не имеют, а, напротив, могут только помешать. Он посоветовал оставить их за порогом и стать самими собой. Это было не совсем понятно, но он не вдавался в объяснения.
Без часов я чувствовал себя неуютно - пришлось расстаться и с ними, - но все равно не сомневался, что давно пора начинать, хотя еще не все стулья были заняты. Я недоумевал, чем вызвана задержка.
В комнату продолжали входить люди. Появились две седовласые дамыполковники, сидевшие вчера в конце моего ряда. Они, похоже, думали, что имеют специальное разрешение обсуждать все происходящее; в конце концов их болтовня так надоела, что им предложили - не приказали, а предложили - сесть порознь. Сейчас они тоже не прекращали разговор и, вместо того чтобы разойтись по своим местам, остановились у двери, продолжая болтать. Я даже подумал: какие невоспитанные старухи. Наконец к ним подошли два ассистента и под ручку развели по местам, которые располагались на противоположных сторонах круга.
Однако еще оставались незанятые места. Где же остальные? Я насчитал двенадцать пустых стульев. Что случилось? Куда делись их хозяева?
Тянулись минуты.
Ассистенты в молчаливой готовности стояли вдоль стен, у столов, расположенных позади последнего ряда стульев, у дверей и в начале проходов. Их было не меньше полусотни. Все - с бесстрастными, застывшими лицами.
На противоположной стороне поднялся высокий кряжистый мужчина и решительно зашагал к столу в дальнем конце зала, где сидела куратор курса.
- Чего мы ждем? - требовательно спросил он. Лицо у него было красное и рассерженное.
Куратор посмотрела на него ничего не выражающим взглядом.
- Вернитесь на свое место. - Ее голос слышали все.
- Я хочу знать, что происходит.
- Ничего не происходит. Вернитесь на место.
- Нам обещали, что будут отвечать на все наши вопросы, - резко сказал он.
Куратор встала. По сравнению с ней мужчина выглядел особенно высоким и массивным, но она встретила его взгляд с бесстрастным видом.
- Вам обещали, что ко всем вопросам будут относиться соответствующим образом. Данный вопрос неуместен.
- Почему? Объясните!
Он навис над ней, опершись о край стола руками, похожими на окорока. Повидимому, таким приемом он привык добиваться своего, демонстрируя готовую обрушиться гору мяса.
Но на этот раз номер не прошел. Куратор была непоколебима. Она смотрела на него как на большого капризного ребенка.
- Еще рано. Вы же дали обещание выполнять инструкции, не так ли? Согласно инструкции на сегодняшнее утро, вы должны были войти в зал и сесть на свое место. Вы это выполнили?
- Но ведь ничего не последовало!..
Метод не приносил успеха, и это ставило его в тупик. Куратор окинула мужчину безразличным взглядом.
- Вы согласились выполнять инструкции, а теперь собираетесь нарушить слово?
- Я хочу знать, чем вызвана задержка!
Голос стал громче, а вид еще агрессивнее. На них смотрели все собравшиеся.
Меня невольно восхищало самообладание нашего куратора. Ярость мужчины никак не отразилась на ее невозмутимом лице.
- Вчера вам все объяснили, - сказала она. - Занятие не начнется, пока все не займут свои места. До сих пор остаются незанятыми тринадцать стульев. Один из них - ваш. Вы сами задерживаете остальных.
Здоровяк разозлился еще больше. Я заметил, как его руки сжались в кулаки, но сказать ему было нечего. Создавалось впечатление, что он знал все ответы, на которые мог рассчитывать. Так что ему не оставалось ничего другого, как вернуться на место.
Он шумно выдохнул, раздраженно поморщился, покачал головой и пожал плечами, словно говоря: «С такими самодурами бороться бесполезно», - потом повернулся и пошел на свое место. Его шаги звучали громко и возмущенно, как бы посылая ее и всех нас тоже к чертовой матери. Он сел и скрестил руки на груди, являя собой воплощение праведного гнева.
Прошло еще некоторое время, но ничего нового не произошло.
Мы сидели и ждали.
Это начинало надоедать.
А потом, сменяя это чувство, во всех стало нарастать озлобление. Мы сидели и потихоньку кипятились. Испепеляли взглядами ассистентов - и друг друга. Мы ненавидели опаздывающих, которые заставляли нас ждать.
Я хотел было, встать и громко выразить простест, но передумал.
Побоялся.
Другие тоже боялись. Я повернулся и осмотрелся. Некоторые прятали глаза. Одна женщина тихонько плакала, закрыв лицо ладонями. Никто не обращал на это внимания.
Я начал испытывать ненависть к ассистентам.
Потом вернулась скука.
А потом внезапно меня осенило! Я понял, что происходит. Это была проверка! Мы должны сидеть здесь и ждать. И кое-что понять во время этого ожидания.
Я встрепенулся. Огляделся, проверяя, чем заняты другие. Я оказался не единственным. Еще парочка слушателей с интересом крутила головами. Они узнали меня и улыбнулись. Я расплылся в ответной улыбке. Мы поняли соль! Вопрос в том, как мы умеем ждать!
Кто-то неуверенно хихикнул, и вскоре хохотал весь зал. Я отыскал взглядом куратора. Она продолжала сидеть с каменным лицом. С каменным ли? Прикрыв рот ладонью, она закашлялась и отвернулась к стене.
Когда смех начал стихать, одна из дверей открылась, пропустив в зал шестерых из двенадцати пропавших слушателей. Двое ассистентов развели их по местам.
Секунду спустя своей энергичной походкой вошел Форман. Он двинулся по проходу, что был прямо напротив меня, и поднялся на сцену. Сегодня он надел свободную блузу цвета меди и широкие спортивные брюки.
- Доброе утро, - поздоровался он и посмотрел на часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75