Пятик боязливо посмотрел вверх. Ничего он толком не разобрал, но стоило подняться повыше - неожиданно из тумана показался человек, хлопотавший над ящиком с инструментами, где лежали лопата, веревка и какие-то штучки поменьше, названия которых Пятик не знал. Доска валялась на земле. Она была меньше, чем показалось ему в первый раз, и прибита к длинному оструганному шесту, заостренному с одного конца так, чтобы воткнуть в землю. Доска, испещренная острыми черными, похожими на палки черточками, была белой, как и тогда. Пятик нерешительно подошел поближе и остановился рядом с человеком, который заглядывал в глубокую, узкую дырку, открывшуюся у самых его ног. Человек едва ли не дружелюбно посмотрел на Пятика - точь-в-точь великан-людоед на свою жертву, прежде чем ее съесть, и (оба знают это прекрасно) съесть как можно скорей.
- Н-да-а, и чего это я тут делаю? - спросил человек.
- Вот именно, что ты тут делаешь? - повторил Пятик, дрожа от страха и не сводя с него глаз.
- Да я просто тут ставлю на место ста-арую доску, - сказал человек. - А ты, небось, хочешь знать - на кой?
- Да, - прошептал Пятик.
- Для старика нашего, для Ореха, - произнес человек. - Вот так, мы тут ее поставим, и будет нам объявление. И как ты думаешь - о чем пойдет речь?
- Я не знаю, - отвечал Пятик. - Как это… как это на доске может «пойти речь»?
- Зато я знаю, понял? - ответил человек. - Мы так и узнаем обо всем, а вам и невдомек. Потому мы и убиваем вас, когда нам надо. А пока рассмотри-ка ты эту доску получше, и тогда, очень может быть, узнаешь кой-чего, о чем пока только догадываешься.
В лиловатых туманных сумерках Пятик уставился на доску. И пока он смотрел, на белой поверхности дерева заплясали черные буквы. Они поднимали острые, клиновидные мордочки и болтали друг с другом, как молодые ласки в норе. Голоса их, насмешливые и безжалостные, дошли до слуха маленького ушастика приглушенно, будто из-под мешков с песком. «В память Ореха! В память Ореха! В память Ореха! Орех-рах! Ах-ах! Ха-ха-ха!»
- Ну что, видал? - спросил человек. - Я вздерну его прямо на этой палке. И сделаю это - вот только вкопаю ее получше. Вздерну, как крысу или, если хошь, как дохлую ласку. Ага! Вот тут и вздерну.
- Нет! - крикнул Пятик. - Ты не сделаешь этого!
- Ну, разве что, найти не удастся, - сказал человек. - Потому я и не сделал этого до сих пор. Я еще не вздернул его, потому что он забился в эту паршивую дыру - вот он куда подевался. Забился в эту паршивую дыру, как раз когда я его подстрелил, да упустил.
Пятик вскарабкался ему на башмак и заглянул в дыру. Она была круглая, как обожженная глиняная труба, и уходила глубоко в землю. Он позвал:
- Орех! Орех!
Где-то далеко, на дне, что-то шевельнулось, и Пятик хотел крикнуть еще раз. Но человек нагнулся и ударил его по голове.
Пятик метался в густой туче мягкой земляной пыли. Чей-то голос твердил: «Спокойно, Пятик, спокойно!». Он сел. Пыль запорошила глаза, уши, ноздри. Запаха Пятик не чувствовал. Он заставил себя успокоиться и спросил:
- Кто тут?
- Черничка. Вот заглянул посмотреть, как ты тут. Не бойся, это кусок потолка обвалился, и все. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, тебе просто приснился ужасный сон, а теперь ты проснулся. Ты молотил ногами и звал Ореха. Бедный Пятик! Какое несчастье! Но ты изо всех сил должен постараться его пережить. Ты же знаешь, никто не может бегать по травке вечно. И говорят ведь, погибшего кролика встречает сам Фрит, каждого-каждого.
- Сейчас вечер? - спросил Пятик.
- Нет еще, нет. «На-Фрит». Падуб вернулся. Земляничка тяжело заболел, и никого им не удалось привести, ни единой крольчихи. Все плохо. Падуб пока спит - он совершенно никуда не годится. Он обещал все рассказать сегодня вечером. А когда мы сказали ему про Ореха, он ответил… Пятик, да ты не слушаешь! Наверное, лучше тебя пока не трогать.
- Черничка, - сказал Пятик, - ты знаешь то место, где подстрелили Ореха?
- Знаю, мы с Шишаком не ушли бы, пока не нашли эту канаву. Но тебе лучше…
- Ты не мог бы отвести меня туда сейчас?
- Опять туда? Нет, Пятик, это далеко, да и не нужно. Опасно, ужасно жарко, а ты только расстроишься.
- Орех не умер, - сказал Пятик.
- Умер. Пятик, его унес человек. Я видел кровь.
- Вы не нашли Ореха именно потому, что он жив. И ты должен выполнить мою просьбу.
- Ты просишь слишком многого.
- Я могу пойти и один. Но я прошу тебя помочь мне спасти жизнь Ореху.
Наконец, хоть и нехотя, Черничка сдался. Они двинулись вниз по склону, и Пятик летел так, будто спасался от хищника. Не раз он даже подгонял Черничку. Поля, сверкающие под ослепительным солнцем, стояли неподвижно. Все живое, кроме синей мухи, попряталось от жары. Добежав до сараев на краю луга, Черничка начал было рассказывать, как они с Шишаком отправились на поиски Ореха, но Пятик перебил:
- Я знаю, нужно подняться по склону, но покажи мне канаву.
Вязы стояли неподвижно. С верхушек не доносилось ни малейшего шороха. Канава густо заросла бутнем, тсугой и переступнем, длинные плети которого были усыпаны зеленоватыми цветочками. Черничка привел Пятика к помятой крапиве, и тот сел, замер, молча принюхиваясь и оглядываясь. Черничка печально следил за ним взглядом. Дохнул легкий ветерок, и где-то на дереве запел черный дрозд. Неожиданно Пятик полез в канаву. Над головой закружили мошки, а с торчащего каменного выступа взвилась потревоженная стайка мух. Нет, нужно искать не камень. Надо смотреть, где тут круглая, ровная дырка, похожая на горлышко глиняного сосуда. И Пятик нашел коричневое отверстие, где снизу налипли капли засохшей черной крови - крови кролика.
- Запачканное кровью, - шептал Пятик. - Запачканное кровью.
Он заглянул в темноту дыры. Там кто-то был. Этот «кто-то» был кролик. Пятик слышал по запаху. А еще он услышал пульс - слабый пульс, отдававшийся гулко в тесном тоннеле.
- Орех? - позвал Пятик.
В ту же секунду Черничка кубарем слетел вниз.
- Пятик, что тут?
- Орех, - сказал Пятик. - Он жив.
27.
«КТО НЕ БЫЛ ТАМ, ТОТ НЕ ПОЙМЕТ»
О, Господи, прости, я никогда таких людей не видел.
Синьор Пиоцци

Во второй раз после гибели Ореха Шишак - а с ним и Падуб - собирал всех в «Улье». Едва посвежел воздух, кролики проснулись и потянулись один за другим из переходов, ведущих в «Улей» из малых нор. У всех было тяжело и неспокойно на душе. Душевные раны, как раненые лапы, заживают не сразу - им нужно время. Когда ребенку впервые в жизни говорят, что человек, которого он знал, умер, ребенок верит, хотя, может, попросту и не понимает - как же это, и потом спрашивает - и даже не один раз, - куда ушел или уехал этот человек и когда он вернется. Словно черное дерево, качнулась в сознании Плошки весть о гибели Ореха, и недоумение было сильнее горя. А теперь, сидя среди друзей, он видел по их глазам, что и они чувствуют то же самое. Стояла тишина, никто и ничто не грозило, как прежде, их жизням, и все же кролики знали, что удача от них отвернулась. Орех погиб, поход Капитана Падуба окончился провалом.
Падуб, исхудавший, весь в колючках репейника, как умел утешал трех новичков. Никто не посмел бы сказать, что Орех отдал свою жизнь озорства и безрассудства ради. Единственная радость, единственная надежда племени - вот эти две ручные крольчихи, которых нашел он. Но крольчихам было так неуютно в своем новом доме, что Падуб невольно засомневался, стоит ли на них рассчитывать. После таких потрясений они могут навсегда остаться без потомства. Падуб вновь повторил, что скоро все снова наладится, и вдруг почувствовал, как сам в это поверил.
Шишак послал Желудя посмотреть, не опоздал ли кто. Вернувшись, Желудь сказал, что Земляничка пока плох и не придет, а Пятика и Черничку он нигде не нашел.
- Пятика оставьте в покое, - сказал Шишак. - Вот ведь бедняга. Надеюсь, он быстро придет в себя.
- Но его нет в норе, - сообщил Желудь.
- Неважно, - ответил Шишак. А сам подумал: «Ни Пятика, ни Чернички. Не сбежали ли они потихоньку? Если это так, что же будет, когда об этом узнают остальные? Может, попросить Кехаара их разыскать, пока светло? Но даже если он их найдет, что тогда? Силой он их не вернет, а если и вернет, какой и этом прок, раз они решили уйти?». Но туг Капитан начал свой рассказ и все замолчали.
- Понято, сейчас у нас все разладилось, - начал Падуб, - и, наверное, нам нужно будет потом обсудить, что делать. А сначала я расскажу, как случилось, что наша четверка - Алтейка, Серебряный, Земляничка и я - вернулась ни с чем. Нечего и говорить, как вначале все были уверены в успехе. Но вот мы вернулись - один больной, другой раненый, - и все напрасно. Вы, конечно, хотите знать почему.
- Никто вас не винит, Капитан, - сказал Шишак.
- Мне судить, виноват я или нет, - ответил Падуб. - А вы думайте, как хотите. А теперь слушайте.
Погода в тот день была в самый раз для похода, и мы решили не торопиться. Насколько я помню, утро было серенькое и прохладное, и по-настоящему рассвело, только когда ветер разогнал тучи. За лесом недалеко отсюда мы увидели ферму, и хотя люди обычно встают позже нас, я решил ее обойти, так что мы пробежали выше по западному склону. Мы хотели спуститься, но с севера пологих спусков не оказалось. Мы и бежали все поверху да поверху, по пустынным желтым полям. Кроликам есть там где укрыться - высокая пшеница, зеленые изгороди, обрывы, - а леса нет. Только огромные открытые поля и огромные белые камни. Я-то думал, что там будет, как у нас - луга и рощи, - но ничего подобного. Наконец мы нашли дорогу, которая шла вниз и вдоль которой росли густые кусты, и решили спускаться там. Я боялся наткнуться на элиля, и мы часто останавливались. По-моему, ни лисы, ни горностаи в тех местах не водятся, но я понятия не имел, как быть, если мы все же на них наткнемся.
- Я почти уверен, что там есть ласки, - вставил Серебряный. - Я наткнулся на запах. Мы решили оставлять поменьше следов и зарывали помет, как кошки.
- Еще до «на-Фрита», - продолжал Падуб, - мы вышли к редкому, узкому лесу. Эти леса на холмах очень странные. Тот лесок был не гуще нашего, но тянулся в обе стороны, насколько хватало глаз, по какой-то просто убийственной прямой. Я вообще не люблю прямые - обычно это дело рук человека. Я не ошибся - за деревьями оказалась дорога. Пустая дорога - ни души кругом, - но все равно мне не хотелось по ней идти, и мы побежали дальше, прошли лес насквозь и вышли с другой стороны. В поле нас нашел Кехаар и велел чуть сменить направление. Я спросил, сколько еще осталось, и он ответил, что мы прошли примерно с полдороги, так что можно было подумать и о ночлеге. Оставаться на виду нам не хотелось, но, в конце концов, мы наткнулись на какую-то яму и выцарапали в ней подобие норы. Потом хорошенько подкрепились, и ночь прошла спокойно.
Наверное, не стоит рассказывать обо всех мелочах. Утром, не успели мы поесть, пошел дождь, подул резкий холодный ветер, и мы просидели в своем укрытии до самого «на-Фрита». Потом небо прояснилось, и мы снова двинулись в путь. Бежать по сырой траве не очень приятно, но я прикинул, что тогда к вечеру мы доберемся до места. Вдруг я заметил зайца, который выскочил из травы, и спросил его, далеко ли до кроличьего городка.
- До Эфрафы? - спросил он. - Вы что, идете в Эфрафу?
- Если он называется так, то да, - ответил я.
- А вы там уже бывали?
- Нет, - ответил я. - Не бывали. Мы здесь впервые.
- Тогда, - ответил он, - мой вам совет - бегите, и поскорее.
Я все еще пытался сообразить, как это понимать, но вдруг на обрыв выскочили три крупных кролика - точь-в-точь, как я с гвардейцами, когда приходил арестовывать Шишака. Один из них сказал:
- Покажите-ка ваши знаки.
- Знаки? - спросил я. - Какие знаки? Я не понимаю.
- Так ты не из Эфрафы?
- Нет, - ответил я, - но идем мы именно туда. Мы не здешние.
- Тогда следуйте за мной.
Никакого тебе «Откуда вы?» или там «Не промокли ли вы?» - ничего подобного.
Так что пришлось нам вслед за этой троицей спуститься с обрыва, а там мы сразу оказались в Эфрафе - это они так называют свой городок. Я постараюсь рассказать о ней как можно лучше, чтобы вам стало ясно - мы по сравнению с ними просто кучка грязных, сопливых подзаборников.
Эфрафа очень большая - намного больше нашего городка, я имею в виду Сэндлфорд. Единственное, чего боятся тамошние жители, - это людей и куриную слепоту. Городок вырыт очень хитро. Нор не видно, везде стоят на посту гвардейцы Ауслы. Ваша жизнь там вам не принадлежит, зато каждый чувствует себя. В безопасности - что ж, ради этого можно и впрямь от многого отказаться!
Кроме Ауслы, в Эфрафе есть Совет, и каждый кролик в этом Совете следит за тем, что ему поручено. Одни отвечают за снабжение, другие - за тайные тропы, третьи следят за воспитанием молодняка. Каждому кролику при рождении ставят - то есть выгрызают - его знак, под подбородком, на бедре или на передней лапе. А потом всю жизнь его узнают по этому шраму, Есть и еще один особый знак, а если его нет - днем выходить из норы запрещено.
- А кто же вас остановил? - поинтересовался Шишак.
- Жутковатая это история. Нас остановила Аусла… но кто не был там, тот не поймет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63