Он хладнокровно - а кое-кто поговаривал даже: «холодно» - вел себя во время обрушившегося на городок миксоматоза, выдворяя из городка каждого, кто показался ему больным. Тогда Треарах устоял перед соблазном всеобщего переселения, обеспечил полную изоляцию племени и таким образом почти наверняка спас его от вымирания. Это именно Треарах справился однажды с одним необыкновенно назойливым горностаем, уведя его с риском для жизни к птичнику, под пули хозяина фермы. Теперь Треарах, как сказал гвардеец, начинал стареть, но ум у него оставался достаточно ясный. Когда Ореха и Пятика впустили внутрь, Старшина встретил их вежливо. Это гвардейцы из Ауслы, вроде Ленка, могут нагрубить или пригрозить. «Тот Самый Треарах» обходился и без этого.
- А-а, Фундук. Ты ведь Фундук, не так ли?
- Орех, - сказал Орех.
- Орех, да, конечно Орех. Как это мило с вашей стороны зайти в гости. Я хорошо знал твою мать. А твой приятель…
- Это мой брат.
- Твой брат… - повторил за ним Треарах, и Орех услышал в голосе еле заметный намек: «Больше ты меня исправлять не будешь, понял?». - Располагайтесь поудобнее. Хотите немного салата?
Салат для Старшины ребята из Ауслы таскали с огорода, который был за полем, в трех милях от городка. «Задворники» салат видели редко, а кое-кто и вовсе никогда. Орех взял маленький листик, вежливо куснул, а Пятик отказался и сел с несчастным видом, хлопая ресницами и ушами.
- Ну теперь можно и поговорить. Как ваши дела? - сказал Старшина. - Чем могу быть полезен?
- Сэр, - довольно неуверенно начал Орех, - это все мой брат, Пятик. Он всегда успевает предупредить меня, если что-то неладно, и каждый раз оказывается прав. Вот, например, прошлой осенью он заранее знал, что нас затопит, иногда угадывает, где проволока. Теперь же он говорит, что чувствует большую беду для всего нашего городка.
- Большую беду? Что ж, понятно. Какая жалость, - сказал Старшина, но вид у него при этом был нисколько не огорченный. - А что за беда, интересно знать? - Он посмотрел на Пятика.
- Я не знаю, - сказал Пятик. - Н-но беда очень большая. Она т-так-кая б-болыпая! - Он замолчал, вконец расстроившись.
Треарах несколько минут вежливо подождал, а потом сказал:
- Ну и что же нам делать, хотел бы я знать?
- Уходить, - твердо сказал Пятик. - Уходить. Всем. Сейчас же. Сэр Треарах, всем надо уходить.
Треарах опять помолчал. А потом произнес удивительно проникновенно:
- Но мне никогда не приходилось сталкиваться с переселением. Ведь задача непростая, не так ли? Как сам-то ты думаешь?
- Сэр, - сказал Орех, - дело в том, что мой брат не умеет объяснять свои чувства. Он просто чувствует - и все. Я, наверное, говорю непонятно. Я уверен в одном: решить, что делать, можете вы один.
- Что ж, очень мило с твоей стороны. Надеюсь, так оно и есть. А теперь, дорогие мои, давайте минуточку порассуждаем вместе - согласны? Сейчас у нас май, не так ли? Все заняты, почти все наслаждаются жизнью. На целые мили вокруг нет никаких врагов, по крайней мере, насколько известно мне. Все здоровы, погода хорошая. И вы хотите, чтобы я сказал всему племени, будто этот юный… э-э… юный… э-э… что у твоего юного брата предчувствие, и все мы должны пуститься куда-то - Бог знает куда, - рискуя навлечь на себя всевозможные бедствия? Как вы думаете, что мне на это скажут? Все ведь обрадуются, не так ли?
- Вам они не посмеют перечить, - неожиданно твердо заявил Пятик.
- Очень любезно с твоей стороны, - снова сказал Треарах. - Что ж, может, не посмеют, а может, и посмеют. Но в любом случае мне нужно все как следует обдумать. Конечно, это чрезвычайно серьезный шаг. И потом…
- Но, сэр Треарах, у нас нет времени, - пробормотал Пятик. - Я чувствую опасность - она как проволока на шее… как проволока… Орех, помоги! - Он пронзительно вскрикнул, упал на песок и забился, словно в силках. Орех прижал его к полу передними лапами, и Пятик затих.
- Прошу прощения, Старшина, - сказал Орех. - Иногда с ним такое случается. Через минуту он будет в порядке.
- Какой стыд! Какой стыд! Бедняга, ему, наверное, лучше пойти домой да прийти в себя. Вот именно, и отведи-ка его сейчас же. Что ж, чрезвычайно любезно с твоей стороны, Фундук, прийти навестить меня. Очень тронут. А твои слова я обдумаю, будь уверен. Шишак, ты не мог бы задержаться на минутку?
И пока огорченные Пятик с Орехом бежали по тропинке прочь от норы Треараха, до них доносился набравший теперь резкость голос Старшины и отрывистое «Да, сэр» и «Нет, сэр».
«Предчувствие» Шишака оправдалось - он уже получал по макушке.
3.
ОРЕХ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Зачем я здесь лежу? Мы все лежим здесь, словно наслаждаемся покоем. Так что мне тут - до старости лежать?
Ксенофонт. «Анабазис»

- Дело в том, Орех, что ты и сам не верил, будто Старшина тебя послушается, ведь не верил? Чего же ты тогда хотел?
Снова наступил вечер, и Орех с Пятиком и еще два их приятеля щипали в лесу траву. Черничка, кролик с черными пятнышками на кончиках ушей, тот самый, который днем раньше испугался Пятика, внимательно выслушал рассказ Ореха про доску с объявлением и заметил, что, по его мнению, люди оставляют такие штуки - вроде знаков или посланий - так же, как кролики, когда надо отметить тропинку или дырку в ограде. Второго кролика звали Одуванчик - это он завел разговор о равнодушии Треараха к Пятаковым страхам.
- Да не знаю я, на что надеялся, - сказал Орех. - Я никогда раньше даже не подходил к нему близко. Но я подумал: «Пусть. Пусть он вообще не захочет нас выслушать, но, по крайней мере, никто потом не сможет сказать, будто мы не сделали все, что в ваших силах, и никого не предупредили». - Тогда, значит, ты и в самом деле думаешь, что нам надо чего-то опасаться?
- Уверен. Я, знаешь ли, хорошо знаю Пятика.
Черничка открыл было рот, собираясь ответить, но тут из густого подлеска выскочил еще один кролик и с шумом свалился в яму под куманикой. Это был Шишак.
- Привет, Шишак, - сказал Орех. - Сдал дежурство?
- Сдал, - сказал Шишак, - и, похоже, что навсегда.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ушел я из Ауслы, вот что.
- Не из-за нас ли?
- Может, и из-за вас. Треарах, когда его будят после «на-Фрита», быстро выходит из себя, особенно если решит, что разбудили из-за пустяка. И он отлично знает, кого как задеть за живое. Я знаю немало таких, кто жил бы себе спокойненько да думал только о том, как бы не потерять звания «правой лапы» Старшины, но боюсь, для меня - слишком много чести. Я сказал - меня мало волнуют привилегии Ауслы, настоящий кролик сумеет добыть себе все, что нужно, и без нее. Он посоветовал мне не поддаваться порыву и решил, что этого достаточно, но я все-таки ухожу. Никогда не считал, что таскать салат да стоять возле его норы на карауле - цель всей моей жизни. И настроение, я бы сказал, у меня прекрасное.
- Скоро никто здесь не будет таскать салат, - спокойно сказал Пятик.
- А-а, это ты, Пятик? - сказал Шишак, впервые обратив на него внимание. - Вот и отлично - я как раз шел посмотреть на тебя. Я все думал о том, что ты сказал Старшине. Слушай, а ты, часом, не решил всех нас разыграть, чтобы прославиться? Или правду сказал?
- Правду, - ответил Пятик. - Хотел бы я, чтобы это был розыгрыш.
- Значит, вы уходите?
Прямота Шишака ошеломила всех. Одуванчик пробормотал:
- Уходим? Ой Фритрах!
А Черничка шевельнул ушами и очень внимательно посмотрел сначала на Шишака, потом на Ореха. И Орех ответил.
- Мы с Пятиком уходим сегодня ночью, - подумав, сказал он. - Не знаю точно куда, но если кто хочет, может отравиться с нами.
- Отлично, - отозвался Шишак, - тогда берите с собой и меня.
Меньше всего Орех рассчитывал на столь серьезную поддержку. В голове мелькнула мысль, что Шишак, конечно, в трудную минуту пригодится, но ладить с ним будет нелегко. И уж конечно, ни за что гвардеец не захочет делать, что ему скажет - пусть даже и не приказывая - какой-то «задворник» «Да какое мне дело, был он в Аусле или нет, - подумал Орех. - Если мы уйдем вместе, я никому не позволю своевольничать. А может, и идти не стоит?» Но вслух сказал только:
- Отлично. Мы тебе рады.
Он оглядел остальных - они не сводили глаз с него и с Шишака. Первым нарушил молчание Черничка.
- Кажется, я тоже пойду, - сказал он. - Я еще не совсем понял, из-за тебя это, Пятик, или нет. Но, так или иначе, нас в городке сейчас слишком много, а если ты не попал в Ауслу, приятного в этом мало. Забавно - ты боишься остаться, я - боюсь идти. Лисы, ласки, посредине Пятик - и ни минуты покоя!
Он сорвал привядший листик и принялся медленно жевать, изо всех сил пытаясь скрыть страх, потому что весь его опыт предупреждал об опасностях, подстерегающих кроликов в неизведанных землях за пределами городка.
- Если мы Пятику верим, - сказал Орех, - значит, считаем, что уходить надо всем. Так что с этой минуты и до отхода каждый должен уговорить как можно больше наших. - Думаю, в Аусле тоже стоит кое с кем побеседовать, - сказал Шишак. - Если мне удастся кого-нибудь убедить, вечером приведу с собой. Но за Пятиком не пойдет никто. Никто не захочет за здорово живешь потерять звание гвардейца, да и я бы не захотел. Чтобы поверить в Пятика, надо услышать его собственными ушами. Как я. Ясно, ему было что-то вроде послания, а в таких штуках я не сомневаюсь. Не понимаю, почему не поверил Треарах.
- Потому что Треараху не нравится все, что пришло в голову не ему, - ответил Орех. - А второй раз не обратишься. Мы попытаемся собрать как можно больше кроликов и встретимся снова в час «фа-Инле». Тогда же и тронемся: времени в обрез. Беда - какой бы она ни была - ближе с каждой минутой. И еще, Шишак, Треараху вряд ли понравятся разговоры с гвардейцами. Капитану Падубу, думаю, тоже. Они, конечно, не станут возражать, если отсюда уберутся ошметки вроде нас, но тебя терять не захотят. На твоем месте я бы думал, с кем говорить.
4.
УХОД
Кипя отвагой, младший Фортинбрас
Набрал себе с норвежских побережий
Ватагу беззаконных удальцов
За корм и харч для некоего дела,
Где нужен зуб…
Шекспир. «Гамлет, принц Датский»

Час «фа-Инле» на языке кроликов означает «час восхода луны». Кролики, конечно, понятия не имеют ни о точном времени, ни о точности. В этом отношении они очень похожи на первобытных людей, которым частенько требовалось несколько дней на то, чтобы только собраться, а потом еще несколько дней, чтобы заняться делом. В те времена людям, чтобы действовать сообща, нужно было некое чувство вроде телепатии - телепатическая волна словно захватывала их и несла к назначенной минуте. Тот, кому доводилось видеть ласточек и стрижей в сентябре, видеть, как они собираются на телеграфных проводах, щебечут, описывая маленькие круги, в одиночку или же группками, над голыми, убранными полями, возвращаются, чтобы сделать потом круг побольше, потом еще и еще, над пожелтевшими изгородями вдоль улочек, - все эти сотни разрозненных птичек, которые собираются, мельтеша, со все возрастающим нетерпением, в стаи, а стаи свободно и совершенно без всякого порядка сливаются в одну огромную шевелящуюся массу - плотную посередине, рваную по краям, - которая постоянно меняется, перестраивается, как облака или волны, и так до тех пор, пока все (но отнюдь не каждый) не почувствуют, что пора, и тогда они снимутся с места, начиная еще один гигантский перелет на юг - перелет, который переживут не все; тот, кто видел как поднимается эта волна, захватывающая всех, кто считает себя в первую очередь частью целого, и только потом - во вторую очередь - личностью; видел, как волна эта поднимает, захватывает их, не нуждаясь ни в сознательной мысли, ни в сознательной воле; тот, кто видел это, видел деяние того самого ангела, что погнал в Антиохию крестоносцев и сгоняет леммингов в море.
После восхода луны прошло не меньше часа, но до полуночи оставалось еще довольно много времени, когда Пятик с Орехом снова выбрались из норы под кустами куманики и поскакали тихонько по дну канавы. С ними бежал еще один кролик, приятель Пятика, Хлао, или Плошка. («Хлао» означает всякое углубление, где может скапливаться влага, - например, чашечку в листьях одуванчика или чертополоха.) Плошка тоже был маленький, невероятно робкий, и большую часть своего последнего вечера в городке Орех с Пятиком потратили, уговаривая его отправиться с ними в поход. Плошка согласился довольно неохотно. Он страшно боялся опасностей, поджидавших их за пределами городка, но потом решил, что главное - это держаться поближе к Ореху и точно выполнять все его команды, а там будь что будет.
Не успели они выбраться из канавы, как Орех услышал наверху какое-то движение. Он быстро выглянул.
- Кто здесь? - сказал он. - Одуванчик?
- Нет, это я, Дубок, - сказал кролик, глядя на них сверху вниз, и спрыгнул, тяжело опустившись на лапы. - Ты не помнишь меня, Орех? В прошлом году мы с тобой жили до первой пороши в одной норе. Одуванчик сказал, будто вы сегодня уходите. Если это правда, возьмите и меня.
Орех сразу вспомнил Дубка, медлительного тугодума, пять дней с которым, проведенные под землей во время снежных заносов, показались ужасно тоскливыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63