Надо уходить, а он, Орех, обязан добиться, чтобы каждый - и он сам в том числе - навсегда забыли все, что здесь случилось.
- Сердце мое взывает к Тысяче, ибо сегодня мой друг перестал бегать, - сказал Орех Черничке, вспомнив кроличью поговорку.
- Да, но ведь это Шишак, - сказал Черничка. - Как же мы без него?
Нас ждут, - сказал Орех. - Мы должны выжить. Тут всем есть над чем подумать. Помоги мне, я один не справлюсь.
Он отвернулся от тела и поискал глазами за спинами остальных Пятика. Пятика не было видно, и Орех побоялся спросить о нем, чтобы никто не заметил его слабости и не подумал, будто он ищет утешения.
- Плошка, - гаркнул он, - ты почему еще не очистил нос - он у тебя кровоточит. Запах крови зовет врагов. Ты что, не знаешь?
- Да, Орех. Прости, пожалуйста. А Шишак…
- И еще! - С отчаянием сказал Орех. - Что это вы такое болтали о Барабанчике? Вы сказали, будто он велел Пятику замолчать?
- Да, Орех. Пятик прибежал в нору и рассказал нам о ловушке, о том, что бедный Шишак…
- Понятно. Дальше что?
- Барабанчик, Земляничка и все остальные сделали вид, будто ничего не слышат. Это было ужасно глупо, потому что Пятик созвал всех. А когда мы побежали, Серебряный сказал Барабанчику: «Ты, конечно, идешь?». Но Барабанчик просто повернулся спиной. А потом к нему подошел Пятик и очень тихо заговорил, но я слышал, что ответил Барабанчик. «Мне все равно, куда вы уйдете - в холмы или к Инле. Но придержи язык» - вот что он сказал. А потом он замахнулся на Пятика и оцарапал ему ухо.
- Я убью его, - хрипло выдохнул за спиной Ореха прерывающийся голос. Все подпрыгнули и обернулись. Шишак приподнял голову и пытался встать на передние лапы. Тело его вздрагивало, нижняя часть спины и задние лапы все еще лежали неподвижно. Глаза открылись, но, глядя из-под страшной маски из крови, пены, рвоты, земли, Шишак больше походил на какого-то кроличьего демона, чем на просто кролика. Поэтому, вместо того чтобы вздохнуть с облегчением и обрадоваться, друзья перепутались. Молча они отшатнулись назад.
- Я убью его, - снова донеслось сквозь слипшуюся шерсть и измазанные усы. - Помогите, чтоб вам! Что, никто не может снять с меня эту вонючую проволоку? - И он дрыгнул задними ногами. Потом снова упал и пополз вперед, волоча за собой по траве и проволоку, и болтающийся на ней огрызок колышка.
- Отойдите! - крикнул Орех, потому что теперь все ринулись помогать. - Вы что, хотите доконать его? Дайте ему передохнуть! Дайте отдышаться!
- Никаких «отдохнуть»! - прохрипел Шишак. - Я в порядке. - И с этими словами снова упал, но тотчас вновь приподнялся на передние лапы. - Задние ноги… Не держат… Ох уж этот мне Барабанчик! Я убью его!
- Надо их выгнать из нор! - воскликнул Серебряный. - Что они за кролики? Бросить Шишака на погибель! Все слышали его слова. Они трусы. Вышвырнем их прочь и убьем! Захватим норы и сами будем там жить.
- Да! Да! - отвечали все. - Вперед! В норы! Долой Барабанчика! Долой Дубравку! Смерть им!
- О эмблерный Фрит! - раздался в высокой траве тоненький голос.
От такого невероятного нахальства все остолбенели и оглянулись в поисках того, кто бы мог это сказать. Наступило молчание. Потом из-за двух больших кустиков айры показался Пятик, глядя на них с отчаяннейшей мольбой. Он ворчал, бормотал, как ведьма-зайчиха, и кто стоял поближе, в ужасе отшатнулись. Даже Орех не поручился бы сейчас за его жизнь.
- К норам? Вы собираетесь к норам? Болваны! Норы - это и есть ловушка! Все это место - одна грязная кладовая смерти! Здесь все время кто-нибудь попадает в ловушку - каждый день! Этим и объясняется все, что случилось с тех пор, как мы здесь.
Он сел, и слова его, казалось, взлетали над травой, смешиваясь с лучами света.
- Послушай, Одуванчик. Ты ведь знаешь много историй, не так ли? А я расскажу тебе еще одну, чтобы ты передал ее Эль-Ахрайраху. Однажды здесь, на краю леса, над лугом, что возле фермы, жило прекрасное племя. А потом пришла болезнь - куриная слепота, и кролики умерли. Но, как всегда бывает, кто-то выжил. Городок остался почти пустым. И однажды фермер решил: «Я ведь могу помочь этим кроликам выжить, тогда у меня всегда будут шкурки и мясо. Зачем доставлять себе массу хлопот и держать зверьков в клетках? Им и так неплохо». И фермер перестрелял всех наших врагов - лендри, «хомбу», хорьков и сов. Он подбрасывал кроликам пищу, но не слишком близко от нор. Им надо было привыкнуть бегать по лесу и в поле. Там он их ловил - немного: фермеру хватало, а пугать остальных, рискуя опустошить городок, он тоже не хотел. Кролики выросли, стали сильными, крупными и здоровыми, потому что фермер следил, чтобы у них, особенно зимой, всегда была еда, чтобы ничто их не беспокоило и не пугало, ничто, кроме проволочной петли возле изгороди и на лесной тропе, Так что жили они так, как хотел фермер, и время от времени кто-нибудь исчезал. Кролики стали странными, не похожими на других. Они прекрасно понимали, что происходит. Но даже самим себе говорили, что все хорошо, потому что еда у них отличная, потому что бояться нечего, кроме одного; временами их все же охватывал страх, но не настолько, чтобы они решились взять и уйти отсюда. Они забыли привычки лесных кроликов. Забыли Эль-Ахрайраха, ибо какой смысл в проделках и выдумках, если жить приходится в доме врага и плясать под его дудку. Им надо было что-то придумать взамен наших историй и сказок, и у них появились свои замечательные искусства. Из встречи они устроили настоящую церемонию с танцами. Они научились петь, как птицы, и рисовать на стенах; и хотя это не совсем помогло, но им стало легче жить и легче убедить самих себя в том, что они прекрасные парни - настоящий цвет Кроличьего Рода, умнее даже сорок. У них нет Старшины, - нет, откуда ему взяться? - ведь Старшина должен стать для своих Эль-Ахрайрахом и беречь племя от смерти; а здесь и не было никакой смерти, кроме одной, но против нее любой Старшина был бы бессилен. Взамен Фрит дал им певцов, болезненных и прекрасных, как пух на шипах дикой розы, оставленный малиновкой. А певцы, которые где-то в других местах могли бы стать настоящими мудрецами, не слыша ни единого слова правды, погибали под тяжестью тайны, пока не придумали эту сладкую чушь о достоинстве, о согласии - обо всем, что помогало поверить в любовь кролика к блестящей проволоке. Но одно строгое правило у них все-таки есть, причем строжайшее. Никто не смеет задать вопрос «где?», и никто не смеет отвечать на этот вопрос - разве что в песне или в стихах. Об этом надо молчать. Спрашивать «где?» - плохо, вспоминать о проволоке при всех - невыносимо. Вот за это могут избить и даже убить.
Пятик умолк. Никто не шелохнулся. В тишине Шишак, пошатываясь, встал на ноги, проковылял несколько шагов в сторону Пятика и снова упал. Но Пятик не обратил на него внимания и по очереди переводил взгляд с одного на другого. Потом он снова заговорил:
- А потом из-за вереска ночью пришли мы, дикие кролики, которые пытались выцарапать себе норки по другую сторону поля. Здешние хозяева появились не сразу. Им надо было подумать, как лучше поступить. Но они быстро сообразили. Лучше всего привести нас к себе и ничего не сказать. Понимаете? Фермер ставит свои ловушки не каждый день, и если ему попадется кто-то из чужаков, они проживут подольше. Ты, Черничка, хотел, чтобы Орех рассказал им о наших приключениях, но не вышло, не так ли? Когда кто-то стыдится себя, захочется ли ему знать про чужие подвиги, зачем ему слушать открытый и честный рассказ от того, кто им обманут? Продолжать дальше? Все сходится, тютелька в тютельку. А вы говорите - убить и самим там жить! Жить под крышей из костей, увешанной блестящей проволокой! Самим отправиться навстречу несчастьям и смерти!
Пятик опустился в траву. Шишак, за которым все еще волочился страшный гладкий колышек, потянулся и носом коснулся кончика носа Пятика.
- Я пока еще жив, Пятик, - сказал он. - И все мы живы. Ты разгрыз колышек куда крепче того, что волочится за мной. Скажи, что нам делать.
- Что делать? - откликнулся Пятик. - Как - что? Уходить - и немедленно. Прежде чем выйти из пещеры, я сказал об этом Барабанчику.
- Куда? - спросил Шишак. Но ответил Орех.
- К холмам, - сказал он.
К югу от ручья начинался плавный подъем. Там тянулась проселочная дорога, а за нею виднелся лесок. Орех побежал в эту сторону, и остальные, кто по одному, кто парами, потянулись следом за ним.
- Как быть с проволокой, Шишак? - сказал Серебряный. - Вдруг опять затянется.
- Нет, петля уже ослабла, - ответил Шишак. - Если бы шея не так болела, я бы давно ее сбросил.
- Надо попробовать, - сказал Серебряный, - иначе ты далеко не уйдешь.
- Орех, - неожиданно сказал Плющик, - от нор кто-то бежит. Смотри!
- Только один? - проворчал Шишак. - Какая жалость. Можешь взять его себе, Серебряный. Не возражаю. Задай ему хорошую трепку.
Они остановились и, застыв столбиками, ждали на склоне. Кролик бежал как-то странно, вперед головой. Один раз он налетел прямо на крепкий ствол чертополоха, ушибся и упал. Но потом поднялся и неловко заковылял к ним.
- У него что, куриная слепота? - сказал Алтейка. - Он же не видит, куда идет.
- Фрит избави! - сказал Черничка. - Бежим?
- Нет, если бы у него была куриная слепота, он бы так не бегал, - сказал Орех. - Что бы с ним ни случилось, это не то.
- Земляничка! - воскликнул Одуванчик Земляничка пролез под изгородь возле дикой яблони, огляделся и направился к Ореху. Вся учтивость и самообладание его исчезли. Он таращился и дрожал, а большой рост, казалось, только подчеркивал его отчаяние. Он припал к траве, а Орех и ставший сбоку Серебряный ждали, строгие и неподвижные.
- Орех, вы уходите? - спросил Земляничка. Орех не ответил, а Серебряный резко сказал:
- Тебе-то что?
- Возьмите меня с собой. - Ответа не последовало, и он повторил: - Возьмите меня с собой.
- Нам обманщики не нужны, - сказал Серебряный, - Возвращайся лучше к Нильдро-хэйн. Она наверняка не слишком привередлива.
Земляничка приглушенно вскрикнул, будто раненый. Посмотрел на Ореха, на Серебряного, на Пятика. Потом жалобным шепотом произнес:
- Проволока.
Серебряный уже открыл было рот, но Орех его опередил.
- Можешь идти с нами, - сказал он. - И не говори ничего больше. Бедняга.
Несколько минут спустя кролики проскочили проселочную дорогу и скрылись в дальнем подлеске. Сорока, заметив на пустом склоне светлые пятнышки, подлетела было поближе. Но нашла только обгрызенный колышек и кусок крученой проволоки.
Часть вторая
УОТЕРШИПСКИЙ ХОЛМ
18.
УОТЕРШИПСКИЙ ХОЛМ
И столп сегодняшний был прежде только образ.
Уильям Блейк. «Брак ада и небес»
Наступил вечер следующего дня. Все утро скрывавшиеся в тени северные склоны Уотершипского холма ненадолго осветились лучами заходящего солнца, а потом опустились сумерки. Отвесная скала, шириною не больше шестисот футов, поднималась от узкой полоски деревьев вертикально вверх на три тысячи футов и завершалась пологим склоном. Сильный и мягкий свет обволакивал золотом траву, кусты тиса, утесника и низкорослый терновник. Казалось, свет, ленивый, спокойный, льется с вершины склона. А внизу, в траве и в кустах - в этом густом лесу, исхоженном жучками, пауками и охотницами до них - землеройками, - свет плясал, будто ветер, и от этого все двигалось и вертелось. Красные лучи бежали от травинки к травинке, вспыхивали на мгновение на членистых крылышках, тянулись от тоненьких ног длиннющими тенями, высвечивая на каждом клочке голой земли мириады пылинок. В потеплевшем к вечеру воздухе жужжали, пищали, гудели, скрипели, звенели насекомые. А еще громче - во всяком случае никак не тише - звучали голоса вьюрков, коноплянок и зеленушек. Над холмом в благоухающем воздухе вились и щебетали жаворонки. Отсюда открывался вид на замершие долины, на синюю даль, где над крышами взлетали дымки и вспыхивали на мгновение отблески стекол. Еще дальше, внизу, лежали зеленые пшеничные поля, ровные пастбища, на которых паслись лошади, а за ними темнела полоска зеленого леса. Вечер взбудоражил и его заросли, но с такой высоты они казались неподвижными, а голоса терялись в пустынных далях.
Орех и его спутники отдыхали у подножия травянистого склона в низких зарослях бересклета. За весь предыдущий день они одолели мили три, не меньше. Удача не оставляла их - никто не погиб и не потерялся. Кролики переправились через два ручья, не испугались страшных лесов западного Эккинсуэлла. Отдыхали на соломе в одиноком амбаре Старвилла, где их разбудили напавшие крысы. По команде Шишака Серебряный и Алтейка прикрывали отход до тех пор, пока из амбара не выбрались все до единого, и отряд снова пустился в путь. После схватки у Алтейки была ранена передняя лапа, а укус крысы всегда грозит серьезными неприятностями. Обогнув озерцо, где большая серая кряква медленно выплыла из осоки и заполоскала клювом в воде, кролики остановились и сидели, пока она не взлетела. Почти полмили пришлось им бежать по открытому пастбищу, где негде было укрыться, где каждую минуту мог напасть на их след хищник, но все обошлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
- Сердце мое взывает к Тысяче, ибо сегодня мой друг перестал бегать, - сказал Орех Черничке, вспомнив кроличью поговорку.
- Да, но ведь это Шишак, - сказал Черничка. - Как же мы без него?
Нас ждут, - сказал Орех. - Мы должны выжить. Тут всем есть над чем подумать. Помоги мне, я один не справлюсь.
Он отвернулся от тела и поискал глазами за спинами остальных Пятика. Пятика не было видно, и Орех побоялся спросить о нем, чтобы никто не заметил его слабости и не подумал, будто он ищет утешения.
- Плошка, - гаркнул он, - ты почему еще не очистил нос - он у тебя кровоточит. Запах крови зовет врагов. Ты что, не знаешь?
- Да, Орех. Прости, пожалуйста. А Шишак…
- И еще! - С отчаянием сказал Орех. - Что это вы такое болтали о Барабанчике? Вы сказали, будто он велел Пятику замолчать?
- Да, Орех. Пятик прибежал в нору и рассказал нам о ловушке, о том, что бедный Шишак…
- Понятно. Дальше что?
- Барабанчик, Земляничка и все остальные сделали вид, будто ничего не слышат. Это было ужасно глупо, потому что Пятик созвал всех. А когда мы побежали, Серебряный сказал Барабанчику: «Ты, конечно, идешь?». Но Барабанчик просто повернулся спиной. А потом к нему подошел Пятик и очень тихо заговорил, но я слышал, что ответил Барабанчик. «Мне все равно, куда вы уйдете - в холмы или к Инле. Но придержи язык» - вот что он сказал. А потом он замахнулся на Пятика и оцарапал ему ухо.
- Я убью его, - хрипло выдохнул за спиной Ореха прерывающийся голос. Все подпрыгнули и обернулись. Шишак приподнял голову и пытался встать на передние лапы. Тело его вздрагивало, нижняя часть спины и задние лапы все еще лежали неподвижно. Глаза открылись, но, глядя из-под страшной маски из крови, пены, рвоты, земли, Шишак больше походил на какого-то кроличьего демона, чем на просто кролика. Поэтому, вместо того чтобы вздохнуть с облегчением и обрадоваться, друзья перепутались. Молча они отшатнулись назад.
- Я убью его, - снова донеслось сквозь слипшуюся шерсть и измазанные усы. - Помогите, чтоб вам! Что, никто не может снять с меня эту вонючую проволоку? - И он дрыгнул задними ногами. Потом снова упал и пополз вперед, волоча за собой по траве и проволоку, и болтающийся на ней огрызок колышка.
- Отойдите! - крикнул Орех, потому что теперь все ринулись помогать. - Вы что, хотите доконать его? Дайте ему передохнуть! Дайте отдышаться!
- Никаких «отдохнуть»! - прохрипел Шишак. - Я в порядке. - И с этими словами снова упал, но тотчас вновь приподнялся на передние лапы. - Задние ноги… Не держат… Ох уж этот мне Барабанчик! Я убью его!
- Надо их выгнать из нор! - воскликнул Серебряный. - Что они за кролики? Бросить Шишака на погибель! Все слышали его слова. Они трусы. Вышвырнем их прочь и убьем! Захватим норы и сами будем там жить.
- Да! Да! - отвечали все. - Вперед! В норы! Долой Барабанчика! Долой Дубравку! Смерть им!
- О эмблерный Фрит! - раздался в высокой траве тоненький голос.
От такого невероятного нахальства все остолбенели и оглянулись в поисках того, кто бы мог это сказать. Наступило молчание. Потом из-за двух больших кустиков айры показался Пятик, глядя на них с отчаяннейшей мольбой. Он ворчал, бормотал, как ведьма-зайчиха, и кто стоял поближе, в ужасе отшатнулись. Даже Орех не поручился бы сейчас за его жизнь.
- К норам? Вы собираетесь к норам? Болваны! Норы - это и есть ловушка! Все это место - одна грязная кладовая смерти! Здесь все время кто-нибудь попадает в ловушку - каждый день! Этим и объясняется все, что случилось с тех пор, как мы здесь.
Он сел, и слова его, казалось, взлетали над травой, смешиваясь с лучами света.
- Послушай, Одуванчик. Ты ведь знаешь много историй, не так ли? А я расскажу тебе еще одну, чтобы ты передал ее Эль-Ахрайраху. Однажды здесь, на краю леса, над лугом, что возле фермы, жило прекрасное племя. А потом пришла болезнь - куриная слепота, и кролики умерли. Но, как всегда бывает, кто-то выжил. Городок остался почти пустым. И однажды фермер решил: «Я ведь могу помочь этим кроликам выжить, тогда у меня всегда будут шкурки и мясо. Зачем доставлять себе массу хлопот и держать зверьков в клетках? Им и так неплохо». И фермер перестрелял всех наших врагов - лендри, «хомбу», хорьков и сов. Он подбрасывал кроликам пищу, но не слишком близко от нор. Им надо было привыкнуть бегать по лесу и в поле. Там он их ловил - немного: фермеру хватало, а пугать остальных, рискуя опустошить городок, он тоже не хотел. Кролики выросли, стали сильными, крупными и здоровыми, потому что фермер следил, чтобы у них, особенно зимой, всегда была еда, чтобы ничто их не беспокоило и не пугало, ничто, кроме проволочной петли возле изгороди и на лесной тропе, Так что жили они так, как хотел фермер, и время от времени кто-нибудь исчезал. Кролики стали странными, не похожими на других. Они прекрасно понимали, что происходит. Но даже самим себе говорили, что все хорошо, потому что еда у них отличная, потому что бояться нечего, кроме одного; временами их все же охватывал страх, но не настолько, чтобы они решились взять и уйти отсюда. Они забыли привычки лесных кроликов. Забыли Эль-Ахрайраха, ибо какой смысл в проделках и выдумках, если жить приходится в доме врага и плясать под его дудку. Им надо было что-то придумать взамен наших историй и сказок, и у них появились свои замечательные искусства. Из встречи они устроили настоящую церемонию с танцами. Они научились петь, как птицы, и рисовать на стенах; и хотя это не совсем помогло, но им стало легче жить и легче убедить самих себя в том, что они прекрасные парни - настоящий цвет Кроличьего Рода, умнее даже сорок. У них нет Старшины, - нет, откуда ему взяться? - ведь Старшина должен стать для своих Эль-Ахрайрахом и беречь племя от смерти; а здесь и не было никакой смерти, кроме одной, но против нее любой Старшина был бы бессилен. Взамен Фрит дал им певцов, болезненных и прекрасных, как пух на шипах дикой розы, оставленный малиновкой. А певцы, которые где-то в других местах могли бы стать настоящими мудрецами, не слыша ни единого слова правды, погибали под тяжестью тайны, пока не придумали эту сладкую чушь о достоинстве, о согласии - обо всем, что помогало поверить в любовь кролика к блестящей проволоке. Но одно строгое правило у них все-таки есть, причем строжайшее. Никто не смеет задать вопрос «где?», и никто не смеет отвечать на этот вопрос - разве что в песне или в стихах. Об этом надо молчать. Спрашивать «где?» - плохо, вспоминать о проволоке при всех - невыносимо. Вот за это могут избить и даже убить.
Пятик умолк. Никто не шелохнулся. В тишине Шишак, пошатываясь, встал на ноги, проковылял несколько шагов в сторону Пятика и снова упал. Но Пятик не обратил на него внимания и по очереди переводил взгляд с одного на другого. Потом он снова заговорил:
- А потом из-за вереска ночью пришли мы, дикие кролики, которые пытались выцарапать себе норки по другую сторону поля. Здешние хозяева появились не сразу. Им надо было подумать, как лучше поступить. Но они быстро сообразили. Лучше всего привести нас к себе и ничего не сказать. Понимаете? Фермер ставит свои ловушки не каждый день, и если ему попадется кто-то из чужаков, они проживут подольше. Ты, Черничка, хотел, чтобы Орех рассказал им о наших приключениях, но не вышло, не так ли? Когда кто-то стыдится себя, захочется ли ему знать про чужие подвиги, зачем ему слушать открытый и честный рассказ от того, кто им обманут? Продолжать дальше? Все сходится, тютелька в тютельку. А вы говорите - убить и самим там жить! Жить под крышей из костей, увешанной блестящей проволокой! Самим отправиться навстречу несчастьям и смерти!
Пятик опустился в траву. Шишак, за которым все еще волочился страшный гладкий колышек, потянулся и носом коснулся кончика носа Пятика.
- Я пока еще жив, Пятик, - сказал он. - И все мы живы. Ты разгрыз колышек куда крепче того, что волочится за мной. Скажи, что нам делать.
- Что делать? - откликнулся Пятик. - Как - что? Уходить - и немедленно. Прежде чем выйти из пещеры, я сказал об этом Барабанчику.
- Куда? - спросил Шишак. Но ответил Орех.
- К холмам, - сказал он.
К югу от ручья начинался плавный подъем. Там тянулась проселочная дорога, а за нею виднелся лесок. Орех побежал в эту сторону, и остальные, кто по одному, кто парами, потянулись следом за ним.
- Как быть с проволокой, Шишак? - сказал Серебряный. - Вдруг опять затянется.
- Нет, петля уже ослабла, - ответил Шишак. - Если бы шея не так болела, я бы давно ее сбросил.
- Надо попробовать, - сказал Серебряный, - иначе ты далеко не уйдешь.
- Орех, - неожиданно сказал Плющик, - от нор кто-то бежит. Смотри!
- Только один? - проворчал Шишак. - Какая жалость. Можешь взять его себе, Серебряный. Не возражаю. Задай ему хорошую трепку.
Они остановились и, застыв столбиками, ждали на склоне. Кролик бежал как-то странно, вперед головой. Один раз он налетел прямо на крепкий ствол чертополоха, ушибся и упал. Но потом поднялся и неловко заковылял к ним.
- У него что, куриная слепота? - сказал Алтейка. - Он же не видит, куда идет.
- Фрит избави! - сказал Черничка. - Бежим?
- Нет, если бы у него была куриная слепота, он бы так не бегал, - сказал Орех. - Что бы с ним ни случилось, это не то.
- Земляничка! - воскликнул Одуванчик Земляничка пролез под изгородь возле дикой яблони, огляделся и направился к Ореху. Вся учтивость и самообладание его исчезли. Он таращился и дрожал, а большой рост, казалось, только подчеркивал его отчаяние. Он припал к траве, а Орех и ставший сбоку Серебряный ждали, строгие и неподвижные.
- Орех, вы уходите? - спросил Земляничка. Орех не ответил, а Серебряный резко сказал:
- Тебе-то что?
- Возьмите меня с собой. - Ответа не последовало, и он повторил: - Возьмите меня с собой.
- Нам обманщики не нужны, - сказал Серебряный, - Возвращайся лучше к Нильдро-хэйн. Она наверняка не слишком привередлива.
Земляничка приглушенно вскрикнул, будто раненый. Посмотрел на Ореха, на Серебряного, на Пятика. Потом жалобным шепотом произнес:
- Проволока.
Серебряный уже открыл было рот, но Орех его опередил.
- Можешь идти с нами, - сказал он. - И не говори ничего больше. Бедняга.
Несколько минут спустя кролики проскочили проселочную дорогу и скрылись в дальнем подлеске. Сорока, заметив на пустом склоне светлые пятнышки, подлетела было поближе. Но нашла только обгрызенный колышек и кусок крученой проволоки.
Часть вторая
УОТЕРШИПСКИЙ ХОЛМ
18.
УОТЕРШИПСКИЙ ХОЛМ
И столп сегодняшний был прежде только образ.
Уильям Блейк. «Брак ада и небес»
Наступил вечер следующего дня. Все утро скрывавшиеся в тени северные склоны Уотершипского холма ненадолго осветились лучами заходящего солнца, а потом опустились сумерки. Отвесная скала, шириною не больше шестисот футов, поднималась от узкой полоски деревьев вертикально вверх на три тысячи футов и завершалась пологим склоном. Сильный и мягкий свет обволакивал золотом траву, кусты тиса, утесника и низкорослый терновник. Казалось, свет, ленивый, спокойный, льется с вершины склона. А внизу, в траве и в кустах - в этом густом лесу, исхоженном жучками, пауками и охотницами до них - землеройками, - свет плясал, будто ветер, и от этого все двигалось и вертелось. Красные лучи бежали от травинки к травинке, вспыхивали на мгновение на членистых крылышках, тянулись от тоненьких ног длиннющими тенями, высвечивая на каждом клочке голой земли мириады пылинок. В потеплевшем к вечеру воздухе жужжали, пищали, гудели, скрипели, звенели насекомые. А еще громче - во всяком случае никак не тише - звучали голоса вьюрков, коноплянок и зеленушек. Над холмом в благоухающем воздухе вились и щебетали жаворонки. Отсюда открывался вид на замершие долины, на синюю даль, где над крышами взлетали дымки и вспыхивали на мгновение отблески стекол. Еще дальше, внизу, лежали зеленые пшеничные поля, ровные пастбища, на которых паслись лошади, а за ними темнела полоска зеленого леса. Вечер взбудоражил и его заросли, но с такой высоты они казались неподвижными, а голоса терялись в пустынных далях.
Орех и его спутники отдыхали у подножия травянистого склона в низких зарослях бересклета. За весь предыдущий день они одолели мили три, не меньше. Удача не оставляла их - никто не погиб и не потерялся. Кролики переправились через два ручья, не испугались страшных лесов западного Эккинсуэлла. Отдыхали на соломе в одиноком амбаре Старвилла, где их разбудили напавшие крысы. По команде Шишака Серебряный и Алтейка прикрывали отход до тех пор, пока из амбара не выбрались все до единого, и отряд снова пустился в путь. После схватки у Алтейки была ранена передняя лапа, а укус крысы всегда грозит серьезными неприятностями. Обогнув озерцо, где большая серая кряква медленно выплыла из осоки и заполоскала клювом в воде, кролики остановились и сидели, пока она не взлетела. Почти полмили пришлось им бежать по открытому пастбищу, где негде было укрыться, где каждую минуту мог напасть на их след хищник, но все обошлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63