»
Фридрих Вайст сидел бледный, сжав тонкие губы. Стив глянул на Цезаря. Тот поймал взгляд и, наклонившись, бросил сквозь зубы:
— Пир Валтасара! Мерзавцы!
Стив тряхнул головой, пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания. Теперь он стоял перед рембрандтовским «Валтасаром»… Некоторое время он напряжённо вглядывался в мрачную оргию на полотне. Огненные слова предостережения… Цезарь, видимо, хорошо знал эту картину. Он тоже решился тогда предостеречь… То был отчаянный риск. Но риск оправдал себя. Иначе они с Цезарем едва ли вышли бы оттуда живыми…
Пьяная оргия достигла апогея, когда кто-то вдруг затянул «Deutschland, Deutschland ьber alles…» Слова тотчас подхватили. Мгновение спустя все вокруг — и мужчины, и женщины — стоя исступлённо выкрикивали их.
Вайст тоже поднялся. Он стоял, опираясь ладонями о край стола, но не разжимал губ. Глаза его были устремлены куда-то поверх беснующихся собутыльников.
И тут Шварц, которого официанты так и не смогли вывести, начал продираться к центральному столу, вопя:
— Прочь с американцами! Да здравствует фюрер Вайст!
Стив нащупал под мышкой рукоятку пистолета, прикидывая, скольких он успеет уложить, прежде чем ему самому разнесут череп.
Пение начало сменяться зловещим рыком, но в этот момент Цезарь встал и, подняв хрустальный графин с соком манго, трахнул им о крышку стола. Брызнули осколки хрусталя и жёлтые струи манго. Те, кто был поблизости, отпрянули. Испуганно взвизгнули женщины.
Не давая никому опомниться, Цезарь громко и очень грубо выругался по-немецки.
В зале наступила пронзительная тишина. Все взгляды были устремлены на Цезаря. Но выражение их быстро менялось: ярость, заносчивость, злоба, презрение уступали место испугу, смущению, униженному подобострастию.
— Прошу прощения у дам за всё, что тут произошло, — холодно сказал Цезарь после короткого молчания. — Виноваты, конечно, африканская жара и… забывчивость некоторых присутствующих. Забывчивость, повторяю… Они забыли, что находятся на службе у Соединённых Штатов Америки, то есть конкретно у меня. А забывать этого не следует, даже в молитвах ваших… Даже перепившись как свиньи. Ибо, — он предостерегающе поднял руку, — над каждым есть Высший Судия. Шварц, вы, кажется, числились тут инженером?
— Инженером, — испуганно подтвердил сразу протрезвевший Шварц.
— Понижаю вас в должности до техника. Прощайте, господа. Надеюсь, этот маленький инцидент не помешает вам выполнять свои обязанности так же честно, прилежно и ретиво, как и раньше. Проводите нас, Вайст!
В сопровождении Вайста они направились к выходу. Нестройный шорох голосов: «Извините, босс», «Счастливого пути, босс» — не рассеял подозрений Стива… Он позволил себе расслабиться только в самолёте.
Прощаясь с Цезарем у трапа, Вайст с высоко поднятой головой объявил, что готов тотчас же подать рапорт об отставке.
— Чепуха, — сказал Цезарь, похлопав его по плечу. — Чепуха, Фридрих! Только держите крепче в руках весь этот… — он сделал продолжительную паузу, — словом, ваших коллег. Кстати, что с Люцем? Где он сейчас?
— Мне… неизвестно… — ответил Вайст, опуская глаза.
— Что ж, удачи вам! — заключил Цезарь, входя на трап. — Прощайте, Фридрих, и помните, что все дальнейшее зависит только от вас.
— А ты заставил его призадуматься, — заметил Стив, когда их самолёт оторвался от земли. — Смотри, он все ещё стоит там, где мы его оставили.
Цезарь бросил взгляд в окно салона. На освещённой прожекторами бетонной площадке неподвижно застыла знакомая фигура в чёрном.
— В решающий момент он будет с нами, — сказал Цезарь, откидываясь в кресле.
Стив с сомнением покачал головой.
Потом они с Цезарем не один раз вспоминали свой первый визит в «змеиную нору» и перипетии прощального банкета. Цезарь утверждал, что вспышка носила случайный характер и никем не управлялась. Стив не разделял его убеждённости. Впрочем, они без труда сошлись на том, что в дальнейшем подобные визиты следует осуществлять лишь в сопровождении надёжного эскорта…
Бросив прощальный взгляд на «Пир Валтасара», Стив направился дальше. Посетителей в залах музея заметно прибавилось. В некоторых помещениях уже расположились группы учащихся, которые пришли вместе со своими педагогами. Возле большого аллегорического полотна Рубенса «Минерва помогает Миру остановить Марса» стояла такая масса экскурсантов, что Стив не стал задерживаться и прошёл в следующий зал. Там людей было поменьше. У окна совсем молоденькая девушка, почти девочка, в белой блузке и замшевой мини-юбке, присев с этюдником на подоконник, быстро набрасывала что-то. Стив подумал, что она копирует один из пейзажей фламандской школы, которые висели на стенах зала. Однако, глянув ей через плечо, увидел слегка шаржированные зарисовки посетителей. Более того, в одной из зарисовок он без труда узнал себя. Художница, видимо, подглядела его и успела нарисовать, когда он стоял перед «Пиром Валтасара».
Заметив, что Стив рассматривает её рисунки, девушка нахмурилась и захлопнула этюдник.
— Между прочим, подглядывать некрасиво, — вызывающе объявила она и встала.
— Конечно, — согласился Стив, — так же, как и рисовать шаржи на незнакомых людей.
— И совсем не шаржи, — возразила она живо. — Я ищу типажи для своих кукол.
— Для кукол?
— Да. Мне дали задание оформить кукольный спектакль. Я стажируюсь на телевидении.
— А для какого типажа пригожусь я?
Она удивлённо взглянула на него и вдруг густо покраснела.
— О-о, извините. Я не сразу узнала. Это вы так ужасно долго торчали перед «Пиром Валтасара»… Я не удержалась и нарисовала.
— Можно посмотреть?
— Конечно… Но это беглый набросок. Извините…
Она раскрыла этюдник.
— По-моему, тут слишком большие уши и нос длинноват, — заметил Стив, внимательно разглядывая рисунок. — И эта ужасная лысина. Неужели она так заметна? — Он с сомнением потрогал свой затылок. — Кажется, там ещё есть волосы. И неужели я так сутулюсь?
— Сейчас нет, — объявила она, окидывая его оценивающим взглядом. — Но там у картины вы показались мне старше. Вообще-то вы выглядите ничего, но я рисовала вас с мыслью о дяде Хоакине.
— О ком, о ком? — Стиву показалось, что он ослышался.
— Дядя Хоакин… Помните «Los Pueblos» Асорина? Мы это инсценируем. Дядя Хоакин должен быть высокий, как вы, худощавый, сутулый, с худым, аскетическим лицом. Потом, у него будут немного оттопыренные уши и длинный, тонкий, хрящеватый нос. Брови, нос и лоб я, пожалуй, возьму от вас. И ваши немного запавшие щеки. Молено даже взять и подбородок. Мне, в общем-то, нравится ваше лицо. Вы производите впечатление довольно смелого и решительного человека. Дядя Хоакин тоже был таким, когда был помоложе…
Она вдруг замолчала, быстро переводя взгляд со Стива на свой рисунок и снова на Стива.
Он тоже молчал, испытующе разглядывая её. У неё были очень светлые, коротко остриженные волосы, свежее овальное личико с чуть вздёрнутым носом и яркие пухлые губы.
Вдруг она рассмеялась и захлопнула этюдник:
— Так, значит, вам не нравится рисунок?
— Нет, почему же, в общем, неплохо… — он все ещё продолжал сомневаться, — но…
— А хотите нарисую вас сейчас таким, какой вы есть… То есть каким вижу вас… — поправилась она.
— Нарисуйте.
Некоторое время она серьёзно и очень внимательно разглядывала его.
Стив отметил про себя, что её большие, зеленовато-серые, необыкновенной ясности глаза удивительно красивы.
— Нет, так ничего не получится, — сказала она, покачав головой, — идите к какой-нибудь картине и смотрите. И думайте обязательно о ней, как перед «Пиром Валтасара».
— А там я думал о картине?
— Может быть, и нет… Но о чём-то очень важном и своем… Понимаете — своём, сокровенном. Когда человек об этом думает, он становится самим собой.
— Сейчас я, значит, думал не о том? — попытался уточнить Стив.
Она весело рассмеялась:
— Сейчас, конечно, нет.
— А что здесь заслуживает внимания?
Она закусила губы и на мгновение задумалась.
— Мне, например, очень нравится «Зимний пейзаж» в углу, неизвестного автора. Это семнадцатый век. Вот там.
Она указала небольшую картину в массивной золочёной раме.
Стив подошёл к пейзажу. Картина действительно была хороша. Художник изобразил снегопад при низком вечернем солнце. Крупные хлопья снега, казалось, медленно опадали в неподвижном воздухе, а за ними проглядывал весёлый фламандский городок с разноцветными домиками и вереницы конькобежцев на голубоватом льду замёрзшего канала.
Стиву вдруг вспомнилось детство, проведённое в маленьком городке Спокан в штате Вашингтон. Когда-то и он вот так же носился по льду возле старой водяной мельницы. Потом один из местных дельцов переоборудовал мельницу в кафе-бар… А теперь в Спокане собираются устроить очередную всемирную выставку, посвящённую охране окружающей среды…
— Спасибо, — крикнула молоденькая художница, — вы можете очень хорошо позировать. Вот вы такой, по-моему.
Она протянула ему этюдник.
Стив внимательно разглядывал рисунок, сделанный в очень лаконичной манере — всего несколькими резкими штрихами фломастера.
— Кажется, теперь вы переоценили меня, — заметил он с оттенком сомнения.
Она засмеялась и покачала светлой головкой:
— Не знаю… Я разглядела вас таким. Кстати, кто вы в действительности?
Стив назвал себя.
— Вы англичанин?
— Нет, американец.
Это её, видимо, удивило. Прищурившись, она принялась снова разглядывать его.
— Между прочим, вы не очень похожи на американца, — объявила она наконец. — Больше на англичанина или скандинава.
— Спасибо.
— Не за что! А ваша профессия?
— Бизнесмен.
— Ну знаете! — Она обиженно надула пухлые губки. — Некрасиво так врать. Знала — не стала бы вас рисовать.
— Послушайте, — возмутился Стив. — Это же безобразие. Устраиваете мне форменный допрос и не хотите ничему верить.
Продолжая сурово глядеть на неё, он поднял вверх два пальца:
— Клянусь, что говорил правду, одну правду, чистую правду.
— Но другую руку при этом надо класть на Библию, — назидательно сказала она.
Оба рассмеялись.
— Ладно уж, так и быть, поверю. Мне, в общем-то, всё равно, но вы действительно не похожи на американского бизнесмена.
— Почему же?
— Они не ходят в Национальную галерею.
— Я бизнесмен особый, — сказал Стив, стараясь придать лицу таинственное выражение.
— Какой же?
— Спекуляция крадеными драгоценностями и предметами искусства: полотна старых мастеров, античные статуи, старинные иконы.
Она без колебаний приняла игру — поднялась на носки и шёпотом спросила:
— Значит, здесь на разведке?
Стив кивнул.
— И чего завтра недосчитаются?
— Пока не решил.
— Может быть, «Пир Валтасара»?
— Ну нет… Скорее уж, этот пейзаж неизвестного художника.
Она захлопала в ладоши:
— Я тоже выбрала бы его. Бьюсь об заклад — глядя на этот пейзаж, вы вспомнили своё детство.
Стива удивила её проницательность.
— Вы англичанка?
— А вот и не угадали. Я из Дании. Конечно, не угадали потому, что упомянула про заклад. Этому я научилась от подруг в колледже.
— Как вас зовут?
— Инге… Инге Рюйе. Мой отец был немцем, мать — датчанка. Ещё что-нибудь вас интересует?
— Представьте, что да, — кивнул Стив. — Но сейчас время ленча. Предлагаю съесть его вместе где-нибудь поблизости А заодно продолжим наш разговор.
Кажется, она заколебалась.
— Идёмте, — настаивал Стив. — Тем более, что через несколько часов я улетаю далеко и надолго.
— Это куда же?
— В Бразилию.
— Тогда пошли.
За ленчем он уже знал о ней почти все. Она окончила школу искусств в одном из колледжей Оксфорда. Мечтала о работе художника в каком-нибудь детском издательстве. А пока занималась куклами на телевидении. Ей девятнадцать лет, и её друг — оператор телевидения — сейчас в командировке в Австралии.
— Они снимают фильм об аборигенах где-то на краю пустыни, — рассказывала она, доедая мороженое с клубничным джемом. — Майкл даже не может позвонить оттуда. Только шлёт телеграммы.
— Ты собираешься выйти за него замуж, Инге?
— Ещё не решила. Парень он неплохой, но… — По её оживлённому лицу вдруг пробежала тень, и она замолчала.
— Ну а как же всё-таки с дядей Хоакином? — спросил Стив, испытующе поглядывая на неё.
— При чем тут дядя Хоакин? — искренне удивилась Инге.
— Он меня весьма интересует.
— Почему бы?
— Это довольно сложная история…
— Расскажи.
— А он поправился? Как его здоровье?
Инге весело расхохоталась.
— Да он и не болел совсем. Ты что, забыл? Он слепой.
— Как слепой?
— Так слепой. Таким его придумал Асорин. И у нас он будет слепым.
— Нельзя ли всё-таки мне с ним повидаться?
— Пожалуйста. Останься в Лондоне ещё на месяц и увидишь его… по телевидению.
— Иначе нельзя?
— А ты чудак, — заметила Инге, очень серьёзно глядя на Стива широко раскрытыми глазами. — Дался тебе этот дядя Хоакин. Зачем он тебе нужен?
— У нас с ним деловые отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Фридрих Вайст сидел бледный, сжав тонкие губы. Стив глянул на Цезаря. Тот поймал взгляд и, наклонившись, бросил сквозь зубы:
— Пир Валтасара! Мерзавцы!
Стив тряхнул головой, пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания. Теперь он стоял перед рембрандтовским «Валтасаром»… Некоторое время он напряжённо вглядывался в мрачную оргию на полотне. Огненные слова предостережения… Цезарь, видимо, хорошо знал эту картину. Он тоже решился тогда предостеречь… То был отчаянный риск. Но риск оправдал себя. Иначе они с Цезарем едва ли вышли бы оттуда живыми…
Пьяная оргия достигла апогея, когда кто-то вдруг затянул «Deutschland, Deutschland ьber alles…» Слова тотчас подхватили. Мгновение спустя все вокруг — и мужчины, и женщины — стоя исступлённо выкрикивали их.
Вайст тоже поднялся. Он стоял, опираясь ладонями о край стола, но не разжимал губ. Глаза его были устремлены куда-то поверх беснующихся собутыльников.
И тут Шварц, которого официанты так и не смогли вывести, начал продираться к центральному столу, вопя:
— Прочь с американцами! Да здравствует фюрер Вайст!
Стив нащупал под мышкой рукоятку пистолета, прикидывая, скольких он успеет уложить, прежде чем ему самому разнесут череп.
Пение начало сменяться зловещим рыком, но в этот момент Цезарь встал и, подняв хрустальный графин с соком манго, трахнул им о крышку стола. Брызнули осколки хрусталя и жёлтые струи манго. Те, кто был поблизости, отпрянули. Испуганно взвизгнули женщины.
Не давая никому опомниться, Цезарь громко и очень грубо выругался по-немецки.
В зале наступила пронзительная тишина. Все взгляды были устремлены на Цезаря. Но выражение их быстро менялось: ярость, заносчивость, злоба, презрение уступали место испугу, смущению, униженному подобострастию.
— Прошу прощения у дам за всё, что тут произошло, — холодно сказал Цезарь после короткого молчания. — Виноваты, конечно, африканская жара и… забывчивость некоторых присутствующих. Забывчивость, повторяю… Они забыли, что находятся на службе у Соединённых Штатов Америки, то есть конкретно у меня. А забывать этого не следует, даже в молитвах ваших… Даже перепившись как свиньи. Ибо, — он предостерегающе поднял руку, — над каждым есть Высший Судия. Шварц, вы, кажется, числились тут инженером?
— Инженером, — испуганно подтвердил сразу протрезвевший Шварц.
— Понижаю вас в должности до техника. Прощайте, господа. Надеюсь, этот маленький инцидент не помешает вам выполнять свои обязанности так же честно, прилежно и ретиво, как и раньше. Проводите нас, Вайст!
В сопровождении Вайста они направились к выходу. Нестройный шорох голосов: «Извините, босс», «Счастливого пути, босс» — не рассеял подозрений Стива… Он позволил себе расслабиться только в самолёте.
Прощаясь с Цезарем у трапа, Вайст с высоко поднятой головой объявил, что готов тотчас же подать рапорт об отставке.
— Чепуха, — сказал Цезарь, похлопав его по плечу. — Чепуха, Фридрих! Только держите крепче в руках весь этот… — он сделал продолжительную паузу, — словом, ваших коллег. Кстати, что с Люцем? Где он сейчас?
— Мне… неизвестно… — ответил Вайст, опуская глаза.
— Что ж, удачи вам! — заключил Цезарь, входя на трап. — Прощайте, Фридрих, и помните, что все дальнейшее зависит только от вас.
— А ты заставил его призадуматься, — заметил Стив, когда их самолёт оторвался от земли. — Смотри, он все ещё стоит там, где мы его оставили.
Цезарь бросил взгляд в окно салона. На освещённой прожекторами бетонной площадке неподвижно застыла знакомая фигура в чёрном.
— В решающий момент он будет с нами, — сказал Цезарь, откидываясь в кресле.
Стив с сомнением покачал головой.
Потом они с Цезарем не один раз вспоминали свой первый визит в «змеиную нору» и перипетии прощального банкета. Цезарь утверждал, что вспышка носила случайный характер и никем не управлялась. Стив не разделял его убеждённости. Впрочем, они без труда сошлись на том, что в дальнейшем подобные визиты следует осуществлять лишь в сопровождении надёжного эскорта…
Бросив прощальный взгляд на «Пир Валтасара», Стив направился дальше. Посетителей в залах музея заметно прибавилось. В некоторых помещениях уже расположились группы учащихся, которые пришли вместе со своими педагогами. Возле большого аллегорического полотна Рубенса «Минерва помогает Миру остановить Марса» стояла такая масса экскурсантов, что Стив не стал задерживаться и прошёл в следующий зал. Там людей было поменьше. У окна совсем молоденькая девушка, почти девочка, в белой блузке и замшевой мини-юбке, присев с этюдником на подоконник, быстро набрасывала что-то. Стив подумал, что она копирует один из пейзажей фламандской школы, которые висели на стенах зала. Однако, глянув ей через плечо, увидел слегка шаржированные зарисовки посетителей. Более того, в одной из зарисовок он без труда узнал себя. Художница, видимо, подглядела его и успела нарисовать, когда он стоял перед «Пиром Валтасара».
Заметив, что Стив рассматривает её рисунки, девушка нахмурилась и захлопнула этюдник.
— Между прочим, подглядывать некрасиво, — вызывающе объявила она и встала.
— Конечно, — согласился Стив, — так же, как и рисовать шаржи на незнакомых людей.
— И совсем не шаржи, — возразила она живо. — Я ищу типажи для своих кукол.
— Для кукол?
— Да. Мне дали задание оформить кукольный спектакль. Я стажируюсь на телевидении.
— А для какого типажа пригожусь я?
Она удивлённо взглянула на него и вдруг густо покраснела.
— О-о, извините. Я не сразу узнала. Это вы так ужасно долго торчали перед «Пиром Валтасара»… Я не удержалась и нарисовала.
— Можно посмотреть?
— Конечно… Но это беглый набросок. Извините…
Она раскрыла этюдник.
— По-моему, тут слишком большие уши и нос длинноват, — заметил Стив, внимательно разглядывая рисунок. — И эта ужасная лысина. Неужели она так заметна? — Он с сомнением потрогал свой затылок. — Кажется, там ещё есть волосы. И неужели я так сутулюсь?
— Сейчас нет, — объявила она, окидывая его оценивающим взглядом. — Но там у картины вы показались мне старше. Вообще-то вы выглядите ничего, но я рисовала вас с мыслью о дяде Хоакине.
— О ком, о ком? — Стиву показалось, что он ослышался.
— Дядя Хоакин… Помните «Los Pueblos» Асорина? Мы это инсценируем. Дядя Хоакин должен быть высокий, как вы, худощавый, сутулый, с худым, аскетическим лицом. Потом, у него будут немного оттопыренные уши и длинный, тонкий, хрящеватый нос. Брови, нос и лоб я, пожалуй, возьму от вас. И ваши немного запавшие щеки. Молено даже взять и подбородок. Мне, в общем-то, нравится ваше лицо. Вы производите впечатление довольно смелого и решительного человека. Дядя Хоакин тоже был таким, когда был помоложе…
Она вдруг замолчала, быстро переводя взгляд со Стива на свой рисунок и снова на Стива.
Он тоже молчал, испытующе разглядывая её. У неё были очень светлые, коротко остриженные волосы, свежее овальное личико с чуть вздёрнутым носом и яркие пухлые губы.
Вдруг она рассмеялась и захлопнула этюдник:
— Так, значит, вам не нравится рисунок?
— Нет, почему же, в общем, неплохо… — он все ещё продолжал сомневаться, — но…
— А хотите нарисую вас сейчас таким, какой вы есть… То есть каким вижу вас… — поправилась она.
— Нарисуйте.
Некоторое время она серьёзно и очень внимательно разглядывала его.
Стив отметил про себя, что её большие, зеленовато-серые, необыкновенной ясности глаза удивительно красивы.
— Нет, так ничего не получится, — сказала она, покачав головой, — идите к какой-нибудь картине и смотрите. И думайте обязательно о ней, как перед «Пиром Валтасара».
— А там я думал о картине?
— Может быть, и нет… Но о чём-то очень важном и своем… Понимаете — своём, сокровенном. Когда человек об этом думает, он становится самим собой.
— Сейчас я, значит, думал не о том? — попытался уточнить Стив.
Она весело рассмеялась:
— Сейчас, конечно, нет.
— А что здесь заслуживает внимания?
Она закусила губы и на мгновение задумалась.
— Мне, например, очень нравится «Зимний пейзаж» в углу, неизвестного автора. Это семнадцатый век. Вот там.
Она указала небольшую картину в массивной золочёной раме.
Стив подошёл к пейзажу. Картина действительно была хороша. Художник изобразил снегопад при низком вечернем солнце. Крупные хлопья снега, казалось, медленно опадали в неподвижном воздухе, а за ними проглядывал весёлый фламандский городок с разноцветными домиками и вереницы конькобежцев на голубоватом льду замёрзшего канала.
Стиву вдруг вспомнилось детство, проведённое в маленьком городке Спокан в штате Вашингтон. Когда-то и он вот так же носился по льду возле старой водяной мельницы. Потом один из местных дельцов переоборудовал мельницу в кафе-бар… А теперь в Спокане собираются устроить очередную всемирную выставку, посвящённую охране окружающей среды…
— Спасибо, — крикнула молоденькая художница, — вы можете очень хорошо позировать. Вот вы такой, по-моему.
Она протянула ему этюдник.
Стив внимательно разглядывал рисунок, сделанный в очень лаконичной манере — всего несколькими резкими штрихами фломастера.
— Кажется, теперь вы переоценили меня, — заметил он с оттенком сомнения.
Она засмеялась и покачала светлой головкой:
— Не знаю… Я разглядела вас таким. Кстати, кто вы в действительности?
Стив назвал себя.
— Вы англичанин?
— Нет, американец.
Это её, видимо, удивило. Прищурившись, она принялась снова разглядывать его.
— Между прочим, вы не очень похожи на американца, — объявила она наконец. — Больше на англичанина или скандинава.
— Спасибо.
— Не за что! А ваша профессия?
— Бизнесмен.
— Ну знаете! — Она обиженно надула пухлые губки. — Некрасиво так врать. Знала — не стала бы вас рисовать.
— Послушайте, — возмутился Стив. — Это же безобразие. Устраиваете мне форменный допрос и не хотите ничему верить.
Продолжая сурово глядеть на неё, он поднял вверх два пальца:
— Клянусь, что говорил правду, одну правду, чистую правду.
— Но другую руку при этом надо класть на Библию, — назидательно сказала она.
Оба рассмеялись.
— Ладно уж, так и быть, поверю. Мне, в общем-то, всё равно, но вы действительно не похожи на американского бизнесмена.
— Почему же?
— Они не ходят в Национальную галерею.
— Я бизнесмен особый, — сказал Стив, стараясь придать лицу таинственное выражение.
— Какой же?
— Спекуляция крадеными драгоценностями и предметами искусства: полотна старых мастеров, античные статуи, старинные иконы.
Она без колебаний приняла игру — поднялась на носки и шёпотом спросила:
— Значит, здесь на разведке?
Стив кивнул.
— И чего завтра недосчитаются?
— Пока не решил.
— Может быть, «Пир Валтасара»?
— Ну нет… Скорее уж, этот пейзаж неизвестного художника.
Она захлопала в ладоши:
— Я тоже выбрала бы его. Бьюсь об заклад — глядя на этот пейзаж, вы вспомнили своё детство.
Стива удивила её проницательность.
— Вы англичанка?
— А вот и не угадали. Я из Дании. Конечно, не угадали потому, что упомянула про заклад. Этому я научилась от подруг в колледже.
— Как вас зовут?
— Инге… Инге Рюйе. Мой отец был немцем, мать — датчанка. Ещё что-нибудь вас интересует?
— Представьте, что да, — кивнул Стив. — Но сейчас время ленча. Предлагаю съесть его вместе где-нибудь поблизости А заодно продолжим наш разговор.
Кажется, она заколебалась.
— Идёмте, — настаивал Стив. — Тем более, что через несколько часов я улетаю далеко и надолго.
— Это куда же?
— В Бразилию.
— Тогда пошли.
За ленчем он уже знал о ней почти все. Она окончила школу искусств в одном из колледжей Оксфорда. Мечтала о работе художника в каком-нибудь детском издательстве. А пока занималась куклами на телевидении. Ей девятнадцать лет, и её друг — оператор телевидения — сейчас в командировке в Австралии.
— Они снимают фильм об аборигенах где-то на краю пустыни, — рассказывала она, доедая мороженое с клубничным джемом. — Майкл даже не может позвонить оттуда. Только шлёт телеграммы.
— Ты собираешься выйти за него замуж, Инге?
— Ещё не решила. Парень он неплохой, но… — По её оживлённому лицу вдруг пробежала тень, и она замолчала.
— Ну а как же всё-таки с дядей Хоакином? — спросил Стив, испытующе поглядывая на неё.
— При чем тут дядя Хоакин? — искренне удивилась Инге.
— Он меня весьма интересует.
— Почему бы?
— Это довольно сложная история…
— Расскажи.
— А он поправился? Как его здоровье?
Инге весело расхохоталась.
— Да он и не болел совсем. Ты что, забыл? Он слепой.
— Как слепой?
— Так слепой. Таким его придумал Асорин. И у нас он будет слепым.
— Нельзя ли всё-таки мне с ним повидаться?
— Пожалуйста. Останься в Лондоне ещё на месяц и увидишь его… по телевидению.
— Иначе нельзя?
— А ты чудак, — заметила Инге, очень серьёзно глядя на Стива широко раскрытыми глазами. — Дался тебе этот дядя Хоакин. Зачем он тебе нужен?
— У нас с ним деловые отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71