Тут слушай, не слушай, все равно сделаешь так, как Ама р гин пожелает. Пепел ушел и унес золотую свирель, которую зловредный колдун отдал ему на с о хранение. И, небось, запретил мне ее показывать. Чтобы я вволю покорячилась, из шкуры вон повыпрыгивала, хоть лбом ненавистную стенку пробила, а в грот забралась. Я и забр а лась, господин учитель. Ты ведь эт о го от меня хотел?
Стоп.
Холе-е-ера! Это не было случайностью! Это все ты! Это ты ее украл, Амаргин! Ты все подстроил! Чтобы я вывернулась наизнанку, чтобы я…
А не ты ли тот самый колдун? Не ты ли спрятал Каланду, подсунул кукол в гроб и з а теял всю эту ерунду, только для того… Ну и пусть. Хорошо. Хорошо! Ты это или не ты – я пр и нимаю вызов. Я залезу в этот чертов грот, пусть для этого мне придется сто раз утонуть.
Но почему же Пепел не отдал мне свирельку после? Когда Ратера отпустили? Вот об этом я его спрошу…
Артефакт. Она и была тем артефактом, который помогал певцу меня найти. Тем ма г нитным камнем, что указывал на меня. Она была рядом, а я…
Забыла про нее.
Я перестала ее искать. Перестала. Так суета захватывает тебя, ведет петлистыми д о рожками, не дает поднять головы, а ведь там, над головой – бескрайнее небо, и там, над гол о вой – бесчисленные звезды, и они, ясные, горят тебе, они ведут тебя, а не буераки и колдоб и ны, что путаются под ногами, не колеи и загородки, что направляют твой путь… «Не дорога ведет тебя, а ты идешь по ней». Вот золотая моя птичка порхнула в руку, когда я не жд а ла ее. Счастье это? Напоминание? Гор ь кий укор?
Не забывай меня.
Обессиленно сгорбившись, я села на край постели.
Не забывай меня, Лессандир. Дай-ка ладошку… Видишь? Да, это тебе. Она умеет петь. Она открывает запертое. Она развеселит и поможет. Она твоя.
Она моя.
– Леста…
Очнулся. Он смотрел на меня из глубин белоснежной подушки, сам зеленовато-серый как мертвец, причем несвежий мертвец. Грязь и кровь с пепловой физиономии я стерла, но это мало помогло – глаза у него провалились, кожа обтянула череп, волосы мышиными хвостиками прилипли ко лбу. Под одеялом задвигались руки – бродяга ощупывал себя.
– Три ребра сломано, – сказала я. – Пить хочешь?
Он облизнул сухие губы.
– Хочу.
Я принесла чашку с водой и помогла ему напиться. Он откинулся на подушку, тяжело дыша. Помолчал, глядя мне в лицо. Потом не выдержал:
– Нашла?
– Нашла.
– Почему… не спрашиваешь?
– А я знаю, откуда она у тебя, что тут спрашивать. У меня один вопрос – почему ты мне ее после суда не отдал?
– Он сказал… – Пепел на мгновение опустил веки. – Ты сама ее найдешь. Так или иначе. Сама… найдешь.
– Провидец чертов. – Я встала, чтобы поплотнее прикрыть ставни. На улице было уже совсем темно. – Забавник, холера, сосулька северянская. Геро Экель, пропасть. По прозвищу Амаргин. Ты знаешь найлег? Что значит – Амаргин? Я не ошибаюсь, это ведь найлег, а не андалат?
– Это не андалат, – вздохнул Пепел. – Но и не найлег. Это более древний язык. Скорее всего… это какое-то производное… от слова «эмарх», что значит «грядущий день». По-просту «завтра».
Ерунда какая-то. Я пожала плечами. Гори он синим пламенем!
– Как ты вообще? – Я повернулась к поэту. – Чувствуешь себя как?
– Как дурак. – Он выпростал из-под одеяла руку и потер лицо. – Как последний кретин.
– Это само собой. А печенки-селезенки как себя чувствуют? У тебя кроме порезов еще синячище огромный. Что там внутри – не прощупаешь. Как бы не отбило чего ценного.
– Ценного не отбило, – ухмыльнулся больной. – Выше просвистело.
– Дубина. Помочиться не хочешь?
– Пить хочу.
– Это понятно. Сейчас принесу. Будешь у нас винище хлестать. Крови из тебя вытекло, друг любезный, просто ужас сколько.
– Винище… – Пепел закрыл глаза. – Это хорошо. Ради винища я и в койке… поваляюсь. Там более, если прекрасная госпожа… сама мне его поднесет.
Изгвазданный роб я сняла и снова засверкала неизменно девственным платьем. Одна надежда – что в Мавер еще не долетела весть о сбежавшей ведьме. А если и долетела, то меня с ведьмой не соотнесут – все тут уже знали, как мы помогали псоглавцам с чудовищами воевать. А разве ведьмы воюют с чудовищами? То-то.
Еще с лестницы я услышала гвалт. Зал внизу был переполнен. Где тут мой названный братец? Стоя на несколько ступенек выше, я пыталась разглядеть новоявленного родственника. Рыжих тут… каждый третий. А-а, вон там, недалеко от камина, вроде бы кукушоночья голова маячит. За столом у него еще куча народу. Напоят парня, если уже не напоили.
Я начала пробираться в ту сторону, мимоходом отбиваясь от хватающих рук.
– Детка, ты куда?
– Эй, красоточка! Обернись! А что у меня есть!
– Двенадцати саженей, вот те святой знак!
– …стая чертей летучих…
– Че ж ты мимо-то, эй! Заворачивай сюды!
– Ставлю свой нож техадской стали против твоей дырявой шляпы…
– Он прекрасен как… как корабль под всеми парусами. Как солнце! Я тебе говорю, он прекрасен, как тысяча звезд…
А вот это уже Ратер. Это его захлебывающийся голос. Навалившись грудью на стол, тиская обеими руками кружку, мой герой втолковывал что-то чернявому молодчику, насмешливо скалящему зубы. Гуляки вокруг только похохотывали.
– Волосы у него как ворох мечей, и звенят как струны, как колокольца, и каждый – острее острого. В очах – тьма бездонная, брови как крылья чаячьи, а в лицо смотреть больно, сияет оно ярче пламени, так ослепнуть можно, слышишь, сил нет смотреть, и глаз не отвести…
Что он несет? С менестрелем нашим переобщался? Пьян совсем?
– Ратери!
Кукшонок дернулся, оглянулся на меня. Скулы у него горели, глаза были какие-то безумные, и зрачки прыгали. Точно, нализался. Еще наговорит тут лишнего…
– Тебя Пепел зовет, – сказала я. – Поднимись к нему.
– Пепел? – Кукушонок лихорадочно облизнулся. – А. Да. Какой Пепел?
– Ты что, братец, перебрал? Пепел еле дышит, того гляди Богу душу отдаст. Иди, поговори с ним.
– Он умирает?
Кукушонок моргал. Я прикусила губу.
– Надеюсь, что нет. Он зовет тебя. Поднимись наверх. У тебя ноги отнялись?
– Да, – кивнул парень. – То есть, нет. Не отнялись. – Он глянул на собеседника. – Я сейчас.
– Иди, иди, – махнул рукой чернявый.
– Возьми ему вина! – крикнула я в кукушоночью спину. – Извините. – Повернулась к ратеровым собутыльникам. – Мой брат пьян.
– Ничего, – сказал чернявый. – Ему сегодня можно.
Я вздрогнула. На меня глядели огромные черные глаза. Насмешливые, яростные, дикие. Нечеловеческие глаза. Глаза принцессы Мораг.
– Привет, малявочка, – ухмыльнулась она. – Надеюсь, ты посидишь с нами? Не сбежишь?
Мораг всего лишь чуть-чуть изменила голос. И подрезала волосы – теперь они едва касались плеч. Полузаживший шрам на щеке превращал принцессу в бандита. Я тяжело хлопнулась на место Кукушонка. Слов у меня не было.
– Мое имя – Мараньо Ранкахо. Для тебя, малявочка, просто Мареле. Эй, цыпа, – она ухватила пробегающую мимо прислугу за локоток. – Принеси нам винишка поприличнее. Хесера белого.
– Ты уж спрашивал, господин, – запищала прислуга. – Хесера не держим, при всем нашем почтении. Есть красный рестаньо, ежели не побрезгуешь.
– Тащи рестаньо, каррахна. П-п-провинция, порядочного вина днем с огнем…
– Ты, южанин, это самое! – возмутился морагов сосед, кудрявый парень в большой родинкой над верхней губой. – Того-этого! Город наш не замай. Мы, можа, и провинция, зато у нас драконы в лесах водются! Слыхал, какие? Тыщща мечей из его торчит! А у вас на югах тока рыбы-каракатицы…
– Слышал. – Мораг как бы невзначай провела пальцем по шраму. – Дракон ваш – на самом деле не ваш, а амалерский. А к вам недавно переполз. Так что нечего нос задирать. Один у вас дракон, да и тот приблудный.
– Сам ты приблудный! – оскорбился кудрявый.
– А я где хочу, там и блужу, – Мораг перегнулась через стол и внимательно посмотрела на соседа.
Кудрявый смутился и сунул в рот кусок хлеба.
– А суккуба летучая? – толстенький мужичок, что сидел напротив, нахмурил бровки и стукнул кружкой об стол. – Дева нагая красоты непомерной, с крылами драконскими, с ногами козьими, при львином хвосте, и о шестнадцати рогах? Суккуба-то точно нашенская, чем хочите поклянусь. Дракону на подмогу прилетела, во как.
– Это не суккуба, – возмутилась я. – Кто ей рога считал? Нет у нее рогов. И ноги у нее не козьи.
– А вот девка-то суккубу сама видала! – Обрадовался толстячок. – Расскажи про суккубу, девка!
– Да не суккуба это!
– Да кто, раз не суккуба?
– Горгулья она. Или, как господин перрогвард сказал – мара. Никакая не суккуба.
– Суккубы днем не лётают, Вершок, – умиротворяюще прогудел еще один сосед, до глаз заросший рыжей бородой громила. – Суккубы по ночам в окошко лазают. Отвори окошко на новолуние, черную свечку запали, да позови: «Суккубочка-суккубабочка, прилетай, голубочка, тут тебе медом намазано, маслом смазано, дегтем подмазано, снасть вся налажена, тебя тока нет». Она и прилетит.
– Че, правда? – уставился на него Вершок.
– А то! Спытанное дело. Тока снастю и впрямь намазать надо. Маслом, медом и дегтем. Угу.
Тут принесли вино и я поскорее уткнулась в кружку. Мне было и страшно и смешно.
– Че-то ты, Эрб, сочиняешь, – недоверчиво протянул кудрявый. – Дегтем-то зачем?
– Эрб не сочиняет, – заявила Мораг голосом знатока. – Это старый способ, описанный в магическом трактате «Верхель кувьэрто». Надо взять равные части хорошего меда, коноплянного масла и терпентиновой смолы, все смешать, добавить две драхмы ассафетиды, растертую с щелоком жабью печень, мозги летучей мыши и красного сагайского перца на кончике ножа. Полученным составом обильно смазать детородный орган и три раза прочесть заклинание. Терпентин можно заменить дегтем, но за результат я не поручусь. Хотя, если Эрб говорит…
Я поперхнулась и закашлялась, и сидящий рядом Эрб заботливо постучал меня по спине.
– С дегтем все отлично работает, – пробасил он. – А эту… фетиду мы навозом заменяли. Свеженьким.
– И что? – потрясенно выдавил Вершок.
– Да все отлично! – Бородач показал обществу большой палец. – Прилетит суккубочка, все тебе начисто вылижет, тут-то ее и хватай. Это ей типа угощение, во как!
Он довольно заржал, Вершок с кудрявым озабоченно переглянулись, а Мораг улыбнулась, показав зубы.
– Хотя кому что, – сказала она, по-кошачьи щурясь. Смуглые пальцы потрогали горло над краем кольчужного ворота. – Мне, к примеру, молоденькие поселяночки любезней чертовок из преисподней. Те, конечно, горячи, но эти мягонькие и сладенькие. А иные не хуже бесовок кренделя выписывают. Посмотришь на такую – сама скромность. – Принцесса смерила меня выразительным взглядом. – Просто ангел Божий, а не девушка. А как до дела дойдет – чертовка натуральная.
Я заерзала. Неужели она сдаст меня – просто из мести?
– Ну, любезный господин, – забормотала я. – Ведь на каждую выходку найдется своя причина. Тебе, со своей колокольни, кажется что чертовка… а на самом-то деле все так сложилось, что другого выхода не было.
– Ха, – бородач Эрб поднял лохматую бровь. – Вот ведь петрушка! Никак девка эта успела тебе насолить, а, господин южанин?
– Не то слово, – отозвалась Мораг. – Кровавую рану солью засыпала.
– Тада хватай птаху, пока не улетела, да тряхани ее как следовает. А то ишь, расчирикалась! «Выхода другого не было». Знаем мы ваши входы-выходы!
– Ничего ты не знаешь, Эрб! – обиделась я. – Не лезь, куда не просят.
– Че тут знать? – он ухмыльнулся. – Как на ладони все. Уж брательник твой нам понарассказывал!
– Прикуси язык, борода. – Мораг медленно поднялась, глядя на меня. – Пойдем, дорогая. Почирикаем.
Она ухватила меня за плечо железными пальцами, сдернула со скамьи и толкнула к выходу. Но не на улицу, а к другому – во двор.
– Бог в помощь! – напутствовал бородач.
– Сама справлюсь, – прошипела мне в затылок принцесса. – Чтобы гадине шею свернуть чужой помощи не потребуется.
Темный двор был широк и пустынен. Едва мы вышли, Мораг развернула меня и притиснула к двери. У самых глаз блеснули острые зубы. Дыхание ее пахло вином.
– Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?
– Что? – обнаглела я. – За нос укусишь?
И тут же получила по губам – тяжелыми, расслабленными пальцами, наотмашь. Очень больно и обидно – но явно не в полную силу.
– Это для начала. Еще вякнешь поперек – до костей излупцую.
– А плетка у тебя с собой? Не забыла прихватить?
Бац!
– Я и без плетки с тебя шкуру спущу.
Уй… Я прикрылась ладонью и посчитала лучшим промолчать. Губы стремительно наливались горячим.
– Я поручилась за тебя перед Гертом, сучка. Ты давала честное слово. Я тебе поверила!
Она схватила меня за грудки и шарахнула об дверь. Дверь загудела, мой затылок тоже.
– Мразь, каррахна. Убить мало. Я же тебе поверила! И Герт тоже! Герт тебе поверил, гнида мелкая!
Посыпались такие слова, какие только в Козырее можно услышать, да и то не везде. Мораг забылась и ругалась уже в полный голос.
– Погоди… – залепетала я. – Сейчас объясню. Я пошла к Райнаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Стоп.
Холе-е-ера! Это не было случайностью! Это все ты! Это ты ее украл, Амаргин! Ты все подстроил! Чтобы я вывернулась наизнанку, чтобы я…
А не ты ли тот самый колдун? Не ты ли спрятал Каланду, подсунул кукол в гроб и з а теял всю эту ерунду, только для того… Ну и пусть. Хорошо. Хорошо! Ты это или не ты – я пр и нимаю вызов. Я залезу в этот чертов грот, пусть для этого мне придется сто раз утонуть.
Но почему же Пепел не отдал мне свирельку после? Когда Ратера отпустили? Вот об этом я его спрошу…
Артефакт. Она и была тем артефактом, который помогал певцу меня найти. Тем ма г нитным камнем, что указывал на меня. Она была рядом, а я…
Забыла про нее.
Я перестала ее искать. Перестала. Так суета захватывает тебя, ведет петлистыми д о рожками, не дает поднять головы, а ведь там, над головой – бескрайнее небо, и там, над гол о вой – бесчисленные звезды, и они, ясные, горят тебе, они ведут тебя, а не буераки и колдоб и ны, что путаются под ногами, не колеи и загородки, что направляют твой путь… «Не дорога ведет тебя, а ты идешь по ней». Вот золотая моя птичка порхнула в руку, когда я не жд а ла ее. Счастье это? Напоминание? Гор ь кий укор?
Не забывай меня.
Обессиленно сгорбившись, я села на край постели.
Не забывай меня, Лессандир. Дай-ка ладошку… Видишь? Да, это тебе. Она умеет петь. Она открывает запертое. Она развеселит и поможет. Она твоя.
Она моя.
– Леста…
Очнулся. Он смотрел на меня из глубин белоснежной подушки, сам зеленовато-серый как мертвец, причем несвежий мертвец. Грязь и кровь с пепловой физиономии я стерла, но это мало помогло – глаза у него провалились, кожа обтянула череп, волосы мышиными хвостиками прилипли ко лбу. Под одеялом задвигались руки – бродяга ощупывал себя.
– Три ребра сломано, – сказала я. – Пить хочешь?
Он облизнул сухие губы.
– Хочу.
Я принесла чашку с водой и помогла ему напиться. Он откинулся на подушку, тяжело дыша. Помолчал, глядя мне в лицо. Потом не выдержал:
– Нашла?
– Нашла.
– Почему… не спрашиваешь?
– А я знаю, откуда она у тебя, что тут спрашивать. У меня один вопрос – почему ты мне ее после суда не отдал?
– Он сказал… – Пепел на мгновение опустил веки. – Ты сама ее найдешь. Так или иначе. Сама… найдешь.
– Провидец чертов. – Я встала, чтобы поплотнее прикрыть ставни. На улице было уже совсем темно. – Забавник, холера, сосулька северянская. Геро Экель, пропасть. По прозвищу Амаргин. Ты знаешь найлег? Что значит – Амаргин? Я не ошибаюсь, это ведь найлег, а не андалат?
– Это не андалат, – вздохнул Пепел. – Но и не найлег. Это более древний язык. Скорее всего… это какое-то производное… от слова «эмарх», что значит «грядущий день». По-просту «завтра».
Ерунда какая-то. Я пожала плечами. Гори он синим пламенем!
– Как ты вообще? – Я повернулась к поэту. – Чувствуешь себя как?
– Как дурак. – Он выпростал из-под одеяла руку и потер лицо. – Как последний кретин.
– Это само собой. А печенки-селезенки как себя чувствуют? У тебя кроме порезов еще синячище огромный. Что там внутри – не прощупаешь. Как бы не отбило чего ценного.
– Ценного не отбило, – ухмыльнулся больной. – Выше просвистело.
– Дубина. Помочиться не хочешь?
– Пить хочу.
– Это понятно. Сейчас принесу. Будешь у нас винище хлестать. Крови из тебя вытекло, друг любезный, просто ужас сколько.
– Винище… – Пепел закрыл глаза. – Это хорошо. Ради винища я и в койке… поваляюсь. Там более, если прекрасная госпожа… сама мне его поднесет.
Изгвазданный роб я сняла и снова засверкала неизменно девственным платьем. Одна надежда – что в Мавер еще не долетела весть о сбежавшей ведьме. А если и долетела, то меня с ведьмой не соотнесут – все тут уже знали, как мы помогали псоглавцам с чудовищами воевать. А разве ведьмы воюют с чудовищами? То-то.
Еще с лестницы я услышала гвалт. Зал внизу был переполнен. Где тут мой названный братец? Стоя на несколько ступенек выше, я пыталась разглядеть новоявленного родственника. Рыжих тут… каждый третий. А-а, вон там, недалеко от камина, вроде бы кукушоночья голова маячит. За столом у него еще куча народу. Напоят парня, если уже не напоили.
Я начала пробираться в ту сторону, мимоходом отбиваясь от хватающих рук.
– Детка, ты куда?
– Эй, красоточка! Обернись! А что у меня есть!
– Двенадцати саженей, вот те святой знак!
– …стая чертей летучих…
– Че ж ты мимо-то, эй! Заворачивай сюды!
– Ставлю свой нож техадской стали против твоей дырявой шляпы…
– Он прекрасен как… как корабль под всеми парусами. Как солнце! Я тебе говорю, он прекрасен, как тысяча звезд…
А вот это уже Ратер. Это его захлебывающийся голос. Навалившись грудью на стол, тиская обеими руками кружку, мой герой втолковывал что-то чернявому молодчику, насмешливо скалящему зубы. Гуляки вокруг только похохотывали.
– Волосы у него как ворох мечей, и звенят как струны, как колокольца, и каждый – острее острого. В очах – тьма бездонная, брови как крылья чаячьи, а в лицо смотреть больно, сияет оно ярче пламени, так ослепнуть можно, слышишь, сил нет смотреть, и глаз не отвести…
Что он несет? С менестрелем нашим переобщался? Пьян совсем?
– Ратери!
Кукшонок дернулся, оглянулся на меня. Скулы у него горели, глаза были какие-то безумные, и зрачки прыгали. Точно, нализался. Еще наговорит тут лишнего…
– Тебя Пепел зовет, – сказала я. – Поднимись к нему.
– Пепел? – Кукушонок лихорадочно облизнулся. – А. Да. Какой Пепел?
– Ты что, братец, перебрал? Пепел еле дышит, того гляди Богу душу отдаст. Иди, поговори с ним.
– Он умирает?
Кукушонок моргал. Я прикусила губу.
– Надеюсь, что нет. Он зовет тебя. Поднимись наверх. У тебя ноги отнялись?
– Да, – кивнул парень. – То есть, нет. Не отнялись. – Он глянул на собеседника. – Я сейчас.
– Иди, иди, – махнул рукой чернявый.
– Возьми ему вина! – крикнула я в кукушоночью спину. – Извините. – Повернулась к ратеровым собутыльникам. – Мой брат пьян.
– Ничего, – сказал чернявый. – Ему сегодня можно.
Я вздрогнула. На меня глядели огромные черные глаза. Насмешливые, яростные, дикие. Нечеловеческие глаза. Глаза принцессы Мораг.
– Привет, малявочка, – ухмыльнулась она. – Надеюсь, ты посидишь с нами? Не сбежишь?
Мораг всего лишь чуть-чуть изменила голос. И подрезала волосы – теперь они едва касались плеч. Полузаживший шрам на щеке превращал принцессу в бандита. Я тяжело хлопнулась на место Кукушонка. Слов у меня не было.
– Мое имя – Мараньо Ранкахо. Для тебя, малявочка, просто Мареле. Эй, цыпа, – она ухватила пробегающую мимо прислугу за локоток. – Принеси нам винишка поприличнее. Хесера белого.
– Ты уж спрашивал, господин, – запищала прислуга. – Хесера не держим, при всем нашем почтении. Есть красный рестаньо, ежели не побрезгуешь.
– Тащи рестаньо, каррахна. П-п-провинция, порядочного вина днем с огнем…
– Ты, южанин, это самое! – возмутился морагов сосед, кудрявый парень в большой родинкой над верхней губой. – Того-этого! Город наш не замай. Мы, можа, и провинция, зато у нас драконы в лесах водются! Слыхал, какие? Тыщща мечей из его торчит! А у вас на югах тока рыбы-каракатицы…
– Слышал. – Мораг как бы невзначай провела пальцем по шраму. – Дракон ваш – на самом деле не ваш, а амалерский. А к вам недавно переполз. Так что нечего нос задирать. Один у вас дракон, да и тот приблудный.
– Сам ты приблудный! – оскорбился кудрявый.
– А я где хочу, там и блужу, – Мораг перегнулась через стол и внимательно посмотрела на соседа.
Кудрявый смутился и сунул в рот кусок хлеба.
– А суккуба летучая? – толстенький мужичок, что сидел напротив, нахмурил бровки и стукнул кружкой об стол. – Дева нагая красоты непомерной, с крылами драконскими, с ногами козьими, при львином хвосте, и о шестнадцати рогах? Суккуба-то точно нашенская, чем хочите поклянусь. Дракону на подмогу прилетела, во как.
– Это не суккуба, – возмутилась я. – Кто ей рога считал? Нет у нее рогов. И ноги у нее не козьи.
– А вот девка-то суккубу сама видала! – Обрадовался толстячок. – Расскажи про суккубу, девка!
– Да не суккуба это!
– Да кто, раз не суккуба?
– Горгулья она. Или, как господин перрогвард сказал – мара. Никакая не суккуба.
– Суккубы днем не лётают, Вершок, – умиротворяюще прогудел еще один сосед, до глаз заросший рыжей бородой громила. – Суккубы по ночам в окошко лазают. Отвори окошко на новолуние, черную свечку запали, да позови: «Суккубочка-суккубабочка, прилетай, голубочка, тут тебе медом намазано, маслом смазано, дегтем подмазано, снасть вся налажена, тебя тока нет». Она и прилетит.
– Че, правда? – уставился на него Вершок.
– А то! Спытанное дело. Тока снастю и впрямь намазать надо. Маслом, медом и дегтем. Угу.
Тут принесли вино и я поскорее уткнулась в кружку. Мне было и страшно и смешно.
– Че-то ты, Эрб, сочиняешь, – недоверчиво протянул кудрявый. – Дегтем-то зачем?
– Эрб не сочиняет, – заявила Мораг голосом знатока. – Это старый способ, описанный в магическом трактате «Верхель кувьэрто». Надо взять равные части хорошего меда, коноплянного масла и терпентиновой смолы, все смешать, добавить две драхмы ассафетиды, растертую с щелоком жабью печень, мозги летучей мыши и красного сагайского перца на кончике ножа. Полученным составом обильно смазать детородный орган и три раза прочесть заклинание. Терпентин можно заменить дегтем, но за результат я не поручусь. Хотя, если Эрб говорит…
Я поперхнулась и закашлялась, и сидящий рядом Эрб заботливо постучал меня по спине.
– С дегтем все отлично работает, – пробасил он. – А эту… фетиду мы навозом заменяли. Свеженьким.
– И что? – потрясенно выдавил Вершок.
– Да все отлично! – Бородач показал обществу большой палец. – Прилетит суккубочка, все тебе начисто вылижет, тут-то ее и хватай. Это ей типа угощение, во как!
Он довольно заржал, Вершок с кудрявым озабоченно переглянулись, а Мораг улыбнулась, показав зубы.
– Хотя кому что, – сказала она, по-кошачьи щурясь. Смуглые пальцы потрогали горло над краем кольчужного ворота. – Мне, к примеру, молоденькие поселяночки любезней чертовок из преисподней. Те, конечно, горячи, но эти мягонькие и сладенькие. А иные не хуже бесовок кренделя выписывают. Посмотришь на такую – сама скромность. – Принцесса смерила меня выразительным взглядом. – Просто ангел Божий, а не девушка. А как до дела дойдет – чертовка натуральная.
Я заерзала. Неужели она сдаст меня – просто из мести?
– Ну, любезный господин, – забормотала я. – Ведь на каждую выходку найдется своя причина. Тебе, со своей колокольни, кажется что чертовка… а на самом-то деле все так сложилось, что другого выхода не было.
– Ха, – бородач Эрб поднял лохматую бровь. – Вот ведь петрушка! Никак девка эта успела тебе насолить, а, господин южанин?
– Не то слово, – отозвалась Мораг. – Кровавую рану солью засыпала.
– Тада хватай птаху, пока не улетела, да тряхани ее как следовает. А то ишь, расчирикалась! «Выхода другого не было». Знаем мы ваши входы-выходы!
– Ничего ты не знаешь, Эрб! – обиделась я. – Не лезь, куда не просят.
– Че тут знать? – он ухмыльнулся. – Как на ладони все. Уж брательник твой нам понарассказывал!
– Прикуси язык, борода. – Мораг медленно поднялась, глядя на меня. – Пойдем, дорогая. Почирикаем.
Она ухватила меня за плечо железными пальцами, сдернула со скамьи и толкнула к выходу. Но не на улицу, а к другому – во двор.
– Бог в помощь! – напутствовал бородач.
– Сама справлюсь, – прошипела мне в затылок принцесса. – Чтобы гадине шею свернуть чужой помощи не потребуется.
Темный двор был широк и пустынен. Едва мы вышли, Мораг развернула меня и притиснула к двери. У самых глаз блеснули острые зубы. Дыхание ее пахло вином.
– Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?
– Что? – обнаглела я. – За нос укусишь?
И тут же получила по губам – тяжелыми, расслабленными пальцами, наотмашь. Очень больно и обидно – но явно не в полную силу.
– Это для начала. Еще вякнешь поперек – до костей излупцую.
– А плетка у тебя с собой? Не забыла прихватить?
Бац!
– Я и без плетки с тебя шкуру спущу.
Уй… Я прикрылась ладонью и посчитала лучшим промолчать. Губы стремительно наливались горячим.
– Я поручилась за тебя перед Гертом, сучка. Ты давала честное слово. Я тебе поверила!
Она схватила меня за грудки и шарахнула об дверь. Дверь загудела, мой затылок тоже.
– Мразь, каррахна. Убить мало. Я же тебе поверила! И Герт тоже! Герт тебе поверил, гнида мелкая!
Посыпались такие слова, какие только в Козырее можно услышать, да и то не везде. Мораг забылась и ругалась уже в полный голос.
– Погоди… – залепетала я. – Сейчас объясню. Я пошла к Райнаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104