А сейчас все изменилось. Сейчас лицо действительно стало странным...
и если он не начнет снова писать, оно станет не только странным. Оно
превратится в гротескное.
"Теряем связь, - подумал Старк опять. - Но ты собираешься это
остановить, Тад. Когда ты начнешь роман о бронированном автомобиле, во мне
произойдет что-то противоположное нынешнему состоянию. Я не знаю, почему,
но я действительно твердо в этом уверен".
Всего две недели тому назад он впервые увидел себя в той лужице, а за
это время его лицо сильно и постоянно дегенерировало. Эти изменения
сначала были очень мелкими, настолько мелкими, что сперва Старк пытался
убедить себя, что это всего лишь его воображение - но затем они стали все
ускоряться, и ему уже трудно было не признать правду. Если бы пришлось
сопоставить две фотографии Старка с перерывом в эти две недели, то можно
было бы подумать, что он подвергся какому-то мощному радиационному
облучению или химическому воздействию. Джордж Старк, казалось, попал под
какой-то страшный эксперимент по проведению распада всех его мягких
тканей.
Гусиные лапки вокруг его глаз, обычные отметки для средних лет
мужчины, теперь превратились в глубокие борозды. Его веки сморщились и
приобрели текстуру крокодильей кожи. Его щеки впали, а также стали все
более растрескиваться. Белки глаз покраснели, что придавало ему вид
забулдыги со страдальческим взглядом, спрашивающим, не пора ли уже выпить.
Глубокие борозды и складки прошли от углов его рта до подбородка, придавая
рту необычайно мрачные очертания. Его светлые волосы, тонкие изначально,
теперь совсем утончились и стремительно выпадали, обнажая кожу на затылке.
На коже рук выступили желтые пятна.
Он все это должен был терпеть без особых попыток бороться с внешними
изменениями. Он только выглядел старым, а вообще-то старость - не самое
страшное. Его сила казалась неиссякаемой. К тому же существовала
непоколебимая уверенность, что как только он и Бомонт начнут снова писать
- снова как Джордж Старк - процесс старения пойдет вспять.
Но сейчас его зубы выпадали из десен. И появились язвы.
Первую из них он обнаружил три дня тому назад внутри правого
локтевого сгиба - красную отметину, окаймленную белой омертвелой кожей. Он
вспомнил пеллагру, эпидемии которой случались на дальнем юге еще в 1960-х
годах. Позавчера он нашел еще одну, на этот раз на шее, ниже левого уха. А
вчера еще две, одну - на груди, другую - пониже пупка.
А сегодня впервые язва появилась и на лице - на правом виске.
Они не болели. Было лишь непреодолимое желание их чесать - и все.
Может быть, только пока, когда чувствительность еще не пропала. Но язвы
увеличивались в размерах. Правый локоть опух и достиг своей красноватой
границей уже середины плеча. Он один раз попытался расчесать одну из таких
язв - и ужаснулся. Кожа и мясо стали легко отваливаться. Полилась смесь
крови и желтого гноя, запах которого было почти невозможно вынести. Хотя
никакой инфекции не было и не могло быть. Более всего это напоминало
испарения гнили.
Глядя на него сейчас, любой - даже опытный врач - вероятнее всего
предположил бы меланому, вызванную большой дозой радиации.
Но все же язвы не столь уж сильно беспокоили его. Он предполагал, что
они будут расти и в количестве, и в площади, соединяться друг с другом и в
конце концов съедят его заживо... если он это им позволит. Но он не
собирался позволять им сделать это. Однако он не мог заменить себе лицо,
обезображивающееся ежедневно во все возрастающей степени. Поэтому нужен
грим.
Он очень тщательно наложил жидкую основу, при помощи одной из губок
от щек до висков, особенно тщательно закрывая язву на виске и ту, новую,
которая начала пробиваться на левой щеке. Старк никогда не думал, что ему
придется размалевывать себя, словно актеру из телевизионной мыльной оперы
или гостю знаменитого шоумена Донахью. Но все, что могло прикрыть язвы,
должно было использоваться без раздумий. К тому же немного выручал и
оставшийся на лице загар. Если он будет находиться в полумраке или под
искусственным освещением, их пока еще очень трудно, если это вообще
возможно, заметить. Так он надеялся. Ему также нельзя было находиться под
естественным освещением по другим причинам. Он подозревал, что прямые
солнечные лучи ускоряют те разрушительные химические реакции в его
организме, которые все более и более дают о себе знать. Это было почти
так, словно он превращается в вампира. Но это не так уж и опасно; в
некотором смысле, он всегда им и являлся. И кроме того - я ночной человек,
всегда был таким - уж такая у меня натура.
Это заставило его улыбнуться, а улыбка показала зубы, торчащие, как
клыки.
Он закрыл баночки с тоном и начал пудриться. "Я могу издавать запах,
- подумал Старк, - и весьма скоро люди будут чувствовать мое приближение -
тяжелый неприятный запах гниющего мяса, побывавшего целый день под
солнцем. Это нехорошо, друзья и милые сердца. Это совсем нехорошо".
- Ты будешь писать, Тад, - сказал Старк, глядя на себя в зеркало. -
Но при удаче, тебе этим долго не придется заниматься.
Он улыбнулся еще шире и показал передний зуб, темный и мертвый.
- Я быстро научусь.
5
В половину одиннадцатого на следующий день высокий широкоплечий
мужчина в наглухо застегнутой рубашке, синих джинсах и огромных
солнцезащитных очках купил у продавца канцтоваров на Хоустон-стрит три
коробки черных карандашей "Бэрол блэк бьюти". На человеке было много грима
и косметики, заметил продавец, - вероятно, остались после веселого
мальчишника в одном из баров поблизости. А издаваемый этим покупателем
запах напоминал о парфюмерной лавке, словно покупатель выкупался в
одеколоне "Инглиш лэзер". Но даже одеколон не мог скрыть то печальное
обстоятельство, что широкоплечий пижон пахнул мерзко. Продавец подумал
вскользь - очень вскользь - о том, чтобы сострить на эту тему, но затем
подумал еще раз. Пижон пахнул скверно, но выглядел мощным. Да и вся их
торговая операция была удивительно простой. Это ведь карандаши, а не
"Роллс-Ройс".
Лучше всего не связываться.
Старк сделал короткую остановку на обратном пути из магазина
канцтоваров. Ему удалось очень быстро забрать из своей "площадки" на
Ист-Виллидж те немногие нужные ему принадлежности и упаковать их в рюкзак,
купленный еще в первый день его появления в Нью-Йорке. Вообще-то если бы
не бутылка шотландского виски, он бы еще подумал, стоит ли вообще заходить
сюда.
Поднимаясь по наружной лестнице дома, он не заметил тельца трех
мертвых воробьев, мимо которых проходил в это время.
Он уходил из дома пешком... но шел не очень долго. Он давно
обнаружил, что целеустремленный человек всегда найдет транспорт, если тот
действительно ему требуется.
Глава 20. ЧЕРЕЗ КРАЙНЮЮ ЧЕРТУ
1
День, которым кончалась неделя милосердия для Тада Бомонта, больше
напоминал позднеиюльский, чем середину июня. Тад ехал свои восемнадцать
миль до университета штата Мэн под небом цвета дымчатого хрома, воздушный
кондиционер "Субурбана" работал на всю мощность. За машиной Тада упорно
держался темно-коричневый "Плимут". Он не подходил больше, чем на два
корпуса, но и не отставал дольше, чем на пять. Он редко позволял
какой-либо машине втиснуться между "Субурбаном" и собой; однажды на
перекрестке около школьной зоны в Виади некий водитель попытался это нагло
сделать, но "Плимут" легко его тут же обошел. Если бы не эта удивительная
простота и легкость в обращении с рулем, то охранник Тада просто бы нажал
синюю кнопку на приборной шкале в автомобиле. И несколько мигающих
огоньков на крыше "Плимута" успокоили бы любого не понимающего правила
поведения олуха.
Тад управлял в основном только правой рукой, используя левую лишь в
случаях абсолютной необходимости. Рука сейчас была намного лучше, но
по-прежнему дьявольски болела при любом его неосторожном или слишком
резком движении. Он не раз ловил себя на подсчитывании тех последних минут
последнего часа до срока, когда ему можно будет принять очередную пилюлю
перкодана.
Лиз не хотела, чтобы он ехал в университет сегодня, да и охранники
тоже разделяли ее мнение. Для них мотив был прост: им не хотелось дробить
свою охранную команду. Что касается Лиз, то ее мотивы были куда сложнее.
Она ссылалась на его рану руки, которая могла снова открыться при работе с
рулем, как она на словах очень опасалась. Но то, что было в ее глазах,
говорило совсем о другом. Там был Джордж Старк, в ее глазах.
- Какого черта ты забыл там, что тебе нужно там делать сегодня? -
этот вопрос постоянно срывался с ее губ - и Тад самому себе должен был на
него также ответить. Семестр окончился, а он не преподавал на летних
курсах переподготовки. Наконец, он решил остановиться на дополнительном
курсе для студентов-отличников.
Шестьдесят студентов подали заявки на поступление на этот курс по
писательскому творчеству. Это было вдвое больше, чем в прошлогодний
осенний семестр, но даже эти студенты не подозревали, что занудливый Тад
Бомонт и развязный Джордж Старк - одно и то же лицо, примелькавшееся всем
преподавателям и студентам факультета английского языка.
Поэтому Тад решил сказать Лиз, что желает просмотреть все заявки и
сократить число слушателей с шестидесяти до пятнадцатимаксимум, который он
может взять в обучение (и то, видимо, на четырнадцать человек больше, чем
то количество студентов, которое он реально мог чему-то обучать).
Она, конечно, поинтересовалась, почему это дело нельзя отложить хотя
бы до июля н напомнила ему (тоже, конечно), что в прошлом году он
занимался тем же делом в середине августа. Тут он сослался на удвоение
числа заявок, а также очень тонко заметил, что не хочет, чтобы его летняя
лень превратилась в дурную привычку.
Наконец она прекратила протестовать - не потому, что его аргументы
были убедительными для Лиз, как и сам Тад ясно осознавал. а потому, что ей
ясно стало видно, что он решил уехать, не важно, кто и что ему бы не
говорил противоположное. Да она и сама понимала, что рано или поздно, но
им придется выходить из своего добровольного заточения - скрываться в
доме, пока кто-то убьет или схватит Джорджа Старка, было не очень приятным
выбором. Но ее глаза были по-прежнему полны беспомощного и вопрошающего
страха.
Тад поцеловал ее и близнецов, а затем быстро укатил. Она выглядела
так, словно вот-вот заплачет, и если бы он находился еще дома, ему
пришлось бы остаться там.
Конечно, на самом деле причиной служили не студенческие заявки.
Причиной была крайняя черта.
Он сам проснулся сегодня утром полный тоскливого страха и ужаса.
Джордж Старк звонил вечером 10 июня и дал Таду ровно неделю для начала
романа о бронированном автомобиле. А Тад так ничего и не смог сделать...
хотя с каждым днем ему было все яснее, как могла бы выглядеть эта книга.
Ему даже она снилась дважды за эту неделю. Это было приятным отвлечением
от уже наскучившего кошмара - пустого дома и взрывающихся в руках Тада
вещей. Но этим утром первой его мыслью было: "Крайняя черта. Я перешел
крайнюю черту".
Это значило, что ему нужно говорить с Джорджем еще раз, как бы ему
это не хотелось. Нужно было выяснить, насколько сердит Старк. Ну... он
предполагал, что уже представляет себе ответ на этот вопрос. Вполне
вероятно, что Старк очень зол, разъярен донельзя, и если Таду удастся
нащупать слабину в обороне этого вышедшего из-под всякого контроля старого
лиса Джорджа Старка, тот может как-то ошибиться и проговориться.
Теряем связь.
Тад имел какое-то неясное ощущение, что Джордж уже о чем-то
проговорился, когда позволил руке Тада записать его признания в дневнике.
Если бы Тад только был уверен, что правильно истолковывает эти и другие
слова. У Тада была идея... но он не был уверен. А ошибка здесь была
слишком дорогостоящей, и ставкой была не только его жизнь.
Поэтому Тад и ехал в университет, в свое родное здание факультета
английского языка и математики. Ему не нужны эти студенческие заявки и их
дела - хотя, конечно, он и их посмотрит - а ему нужен телефон, который не
прослушивают, и нужно сделать кое-что там. Он перешел крайнюю черту.
Опустив левую руку, Тад подумал (уже далеко не в первый раз за эту
длинную-предлинную неделю), что телефон - не единственное средство, чтобы
соединиться со Старком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73