По прошествии недель один из этих негнущихся листов или какая-нибудь из этих карт, аккуратно собранных министерством, даст ей понять разницу между победой и поражением.
Где-то поблизости раздался бой часов — время переодеваться к ужину. Выбор платья оказался предельно прост, поскольку она взяла только одно платье, более или менее подходящее для таких мероприятий — очень простое, с длинными рукавами, из плотного шелкового твида, немнущееся, устойчивое к образованию пятен — его можно смело комкать и засовывать в самое узкое место в чемодане, что очень удобно с точки зрения экономии чемоданного пространства. Она облачилась в платье и внимательно изучила свое отражение в зеркале над раковиной.
Степенная — настолько степенная, насколько судья мог бы пожелать, хотя сияние ее рыжих локонов никогда не заслужит благосклонного одобрения его чести. Незамысловатый, скромный вырез горловины взывал об украшении. Вернувшись к сумке, она извлекла одну маленькую безделицу, которой она позволила отяготить ее багаж — серебряное колье и серьги с аквамаринами под цвет ее глаз: милые, но не настолько дорогие, чтобы привлечь внимание воришек. Она надела украшения, и отражение в зеркале засверкало искрами жизни. Его чести это бы не понравилось.
Она спустилась вниз и оказалась в мягко освещенном ресторане отеля; безупречно невозмутимый метрдотель усадил ее за отдельный столик в очень даже неплохом месте. И никаких сомнений или подозрительных колебаний, никаких недоуменно приподнятых бровей, никаких попыток упрятать женщину без сопровождения за какими-нибудь пальмами в кадушках.
Официант принял заказ и удалился, оставив ее ждать. В юности она не рисковала появляться в ресторане, гостинице, кафе или столовой без книжки под мышкой; неважно какой, лишь бы было куда уткнуться носом и спрятать свою болезненную застенчивость. А сегодня, привыкшая к любопытным взглядам посторонних, она легко могла позволить своим глазам беспрепятственно осваивать пространства общественных заведений.
Свободных мест в ресторане почти не осталось, как и в самом отеле. Посетители входили уверенно, многие из них демонстрировали солидное благосостояние, о чем свидетельствовали их хорошо скроенные костюмы и сопровождающие их дамы в претенциозных туалетах и солидных украшениях. Разбросанные по залу клетчатые пиджаки, бриллиантовые булавки в галстуках и серьги в ушах мужчин выдавали присутствие здесь профессиональных спортсменов и поклонников азартных игр. У их спутниц явно определялись две страсти: осветлять волосы и взбивать их в нечто, похожее на копну сена, и к тому же максимально укорачивать свои блестящие платья. Несколько мужчин было одето в форму с офицерскими знаками отличия и еще несколько — в какие-то экзотические хламиды: то ли прибывшие развлечься князьки с востока, то ли просто богатые и эксцентричные повесы. Все оживленно болтали, но говорили приглушенно, на благовоспитанно пониженных тонах. На этом фоне невозможно было не заметить двоих, говоривших в полный голос.
Неприятный, резкий смех сотряс атмосферу ресторана. Лизелл оглянулась, и ей показалось, что в глазах у нее двоится. Через несколько столиков от нее сидела парочка молодых парней, на вид не более восемнадцати-девятнадцати лет. Они были одеты очень дорого и абсолютно одинаково: розовато-лиловые пиджаки с широкими лацканами, жемчужно-серые атласные шейные платки и у каждого в петлице живая фиалка. С очарованием молодости они исключили малейшие детали, которые могли бы разрушить их абсолютную идентичность. Близнецы, и очевидно, очень богатые. Перед ними на столе стояло четыре открытых бутылки шампанского, лучшее шампанское Вонара — «Севанская красавица», его можно было легко узнать по знаменитой золотой шестиугольной этикетке. Двести пятьдесят новых рекков за бутылку, а эти юнцы глушат его как дешевое пиво. Большое плоское блюдо дорогих устриц в голубом соусе занимало центр стола. Близнецы кидались друг в друга кусочками, сопровождая каждый удачный бросок раскатом гомерического хохота.
Идиоты.
Лизелл подали заказанные блюда. Некоторое время она предавалась дегустации консоме Дрив Лисиль, медальонов из оленины, салата из белой свеклы и лорберов, тушеных моллюсков и гецианских хрустящих хлебцев. Но веселье за столом близнецов не утихало, и она не могла удержать свое любопытство: кто же эти резвящиеся полоумные и кто разрешил им путешествовать без няни? Вдруг они окажутся ее соперниками в гонке? В этом ресторане может оказаться масса участников Великого Эллипса. По внешнему виду их не определить. Ее взгляд метнулся по залу только для того, чтобы тут же зацепиться за столик в углу.
За столиком сидели двое мужчин, один примерно ее возраста, второй на четверть века старше. Старший обладал — следовало бы это особо отметить — массивной квадратной челюстью, но она оставила эту деталь без внимания, ибо второй, молодой, был, наверное, самым красивым мужчиной, которого ей доводилось когда-либо видеть. У него было сухощавое благородное лицо с чистыми линиями и красивыми чертами, большие умные глаза, цвет которых сейчас трудно было разглядеть, волосы того чудесного светло-золотистого оттенка, в который женщины любят краситься, но никогда не достигают его искусственным способом. Во всех отношениях замечательное лицо, решила Лизелл, и замечательность эта кроется не столько в красоте черт, сколько в просвечивающей индивидуальности. Есть что-то такое в глазах, в изгибе губ, в общем выражении лица, каким-то образом проступает — что? Душевная чистота? Внутренняя порядочность? Врожденная положительность натуры? Как притягивает взгляд его стать и светло-русая голова! Он, вероятно, тщеславный женский баловень и любимчик, пристрастившийся к бренди, азартным играм и собственному отражению в зеркале. Тут она обратила внимание, что на нем военная форма. Ей трудно было определить его национальность, но лицо заставило ожить и заработать память. Она осознавала, что это красивое лицо не было ей абсолютно незнакомым. Конечно же, лично они не встречались, но где-то совсем недавно она его видела. В газете? Журнале?
Должно быть, он почувствовал ее пристальный взгляд, так как повернулся и посмотрел прямо на нее. Краска смущения залила лицо Лизелл. Цепкий взгляд — явный завоеватель. Ясненько, этот мужчина, вне всякого сомнения, привык к пялящимся на него женщинам. Он, наверное, вообразил себе, что она уже готова в обморок упасть от его красоты, эти красавчики все такие самодовольные…
Он чуть заметно улыбнулся ей, как будто только они двое увидели в зале что-то смешное; в его улыбке было очаровательное обаяние, ничего наигранного, самодовольного; ее неловкость мигом улетучилась, она улыбнулась в ответ и еще секунду-две смотрела ему прямо в глаза, прежде чем оборвать этот бессловесный разговор.
Она заставляла себя не смотреть в ту сторону, пока он и его спутник не расплатились и не встали. В этот момент она решилась бросить украдкой последний взгляд и отметила, что мужчина был довольно высокого роста и широк в плечах, походил на хорошо тренированного атлета. Она увидела еще что-то сверх того. Незнакомец был одет в элегантную форму грейслендского офицера высшего ранга. Он был солдатом Империи, то есть свиньей в человеческом облике. А она-то, глупенькая, погрузилась в наивные мысли о достойном человеке с благородным лицом.
Светловолосый офицер и его старший товарищ — штатский, одетый в безупречный костюм, машинально отметила Лизелл — вышли из ресторана. Оставшиеся посетители, включая шумных близнецов, перестали существовать для Лизелл, она потягивала ежевичный ликер, отдавшись на волю вяло текущих мыслей. Она была противна самой себе. Ее сердце затрепетало как у глупой девчонки только от того, что роскошно-породистая грейслендская свинья ей улыбнулась; в ее возрасте пора иметь побольше ума.
Она допила ликер, оплатила счет, вышла в фойе и купила газету. Некоторое время она потешила себя, катаясь в чудо-лифте вверх-вниз. Когда же новые ощущения потеряли свою остроту, она вернулась в свой номер и принялась за «Тольцго-родрупор» — так, по крайней мере, переводилось название газеты на ее родной язык. Она немного владела гецианским, поэтому прочитала сообщения о Великом Эллипсе и о последних акциях короля Мильцина, заметку о незаконной дуэли в каком-то местном парке, а сверх всего прочего — последние новости о военной компании Грейсленда. Из нее следовало, что император Огрон сконцентрировал свое внимание на маленьком беззащитном княжестве Гарест, которое граничило с Вонаром.
И в настоящий момент императорские войска продвигаются к недавно определенной цели, которая сдается на их милость без особого сопротивления. А что потом?
Лизелл с раздражением отшвырнула газету. Разделась, умылась, надела ночную сорочку и забралась в постель, где углубилась в изучение карт, маршрутов, расписаний — все это оказалось хорошим снотворным. Когда веки начали слипаться, она погасила свет, но уснула не сразу: ее мозг был слишком перевозбужден ожиданием гонок, которые она непременно выиграет, а это произойдет уже…
Завтра.
Она заранее оставила чаевые горничной с просьбой постучать в ее дверь в семь часов утра, но проснулась сама, как только забрезжил рассвет. Конечно же, слишком рано, но сон, несмотря на ее старания, не возвращался, и ей ничего не оставалось, как встать, умыться, надеть свой удобный для путешествий серо-зеленый костюм, непокорную шевелюру закрутить и надежно пришпилить и по-новому уложить сумку.
И, переделав все эти дела, она все равно имела еще уйму свободного времени.
Спустившись в почти пустое фойе, она расплатилась у стойки портье и направилась к только что открывшемуся ресторану. Там она просидела целый час, заглатывая чашку за чашкой кофе с молоком, внимательно рассматривая забредающих посетителей и время от времени поглядывая на часы. Она знала, что ей нужно заказать сытный гецианский завтрак, но ее желудок содрогался от одной только мысли об этом.
Там, за стенами отеля, уже вовсю светило солнце. А здесь казалось, что стрелки часов окаменели: еле-еле они наконец-то передвинулись вперед на два деления и выпустили ее на свободу. Она сама вынесла сумку, пока швейцар вызывал для нее кэб. Она уселась, дала команду ехать, и кэб покатил по знаменитой улице Тольцекаттер.
За окном проплывали вытянувшиеся в бесконечный ряд известные на весь мир магазинчики, витрины которых она при других обстоятельствах непременно бы внимательно рассмотрела, но сегодня она лишь скользнула по ним беглым взглядом, равно как и по остальным достопримечательностям старинного города, которые попадались на пути следования. Наконец кэб въехал на площадь Ирстрейстер, названную так в честь первого свободно избранного мэра Тольца. Помпезного вида здание мэрии возвышалось на восточной стороне площади — сюда-то она и направлялась. Площадь перед мэрией наводняла внушительных размеров празднично возбужденная толпа. Любопытные собрались посмотреть на начало гонок, решила Лизелл. Но это странно, потому что смотреть будет не на что: просто небольшая группа участников выберет свое транспортное средство и ринется по городским улицам к железнодорожному вокзалу. Но даже такое малопримечательное действо возбудило интерес публики.
Кэб подъехал к зданию мэрии настолько близко, насколько позволили толпившиеся люди, и остановился. Неожиданно Лизелл попросила возницу проехать к боковому входу и ждать ее там вместе с багажом, щедро заплатив, чтобы предупредить все возражения. Она вошла в здание, спросила у согнутого в три погибели уборщика, как попасть в отдел регистрации, и, поплутав по коридорам, обменяла у регистратора свою заполненную анкету на удостоверение участника и вдобавок получила выпуклую печать в паспорт, где было указано — Мэрия Тольца, Нижняя Геция, дата и время. Точно такую же печать она получит в тот день, когда преодолеет весь маршрут Великого Эллипса.
Зарегистрировавшись, Лизелл прошла в огромное фойе, которое считалось официальным местом старта гонок, и обнаружила, что там полным-полно народу. С некоторым колебанием она окинула взглядом толпу и заметила особую плотность и давку у отороченного золотой бахромой навеса, установленного перед лестницей, с которой вот-вот должен был спуститься Мильцин IX. Продираясь сквозь толчею, она еще не успела подобраться к группе участников, как толпа сжала ее как в тисках, и в этот момент она услышала свое имя, произнесенное громким голосом. И тут же на нее обрушился град вопросов на вонарском, гецианском и еще каких-то языках, которых она не знала.
Лизелл замерла на месте, сбитая с толку. Вопросы — те, которые она могла понять — не имели какого-либо смысла.
— Что вы думаете по поводу гонок, мисс Дивер?
— Лизелл, вы верите, что у женщины есть шанс на победу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Где-то поблизости раздался бой часов — время переодеваться к ужину. Выбор платья оказался предельно прост, поскольку она взяла только одно платье, более или менее подходящее для таких мероприятий — очень простое, с длинными рукавами, из плотного шелкового твида, немнущееся, устойчивое к образованию пятен — его можно смело комкать и засовывать в самое узкое место в чемодане, что очень удобно с точки зрения экономии чемоданного пространства. Она облачилась в платье и внимательно изучила свое отражение в зеркале над раковиной.
Степенная — настолько степенная, насколько судья мог бы пожелать, хотя сияние ее рыжих локонов никогда не заслужит благосклонного одобрения его чести. Незамысловатый, скромный вырез горловины взывал об украшении. Вернувшись к сумке, она извлекла одну маленькую безделицу, которой она позволила отяготить ее багаж — серебряное колье и серьги с аквамаринами под цвет ее глаз: милые, но не настолько дорогие, чтобы привлечь внимание воришек. Она надела украшения, и отражение в зеркале засверкало искрами жизни. Его чести это бы не понравилось.
Она спустилась вниз и оказалась в мягко освещенном ресторане отеля; безупречно невозмутимый метрдотель усадил ее за отдельный столик в очень даже неплохом месте. И никаких сомнений или подозрительных колебаний, никаких недоуменно приподнятых бровей, никаких попыток упрятать женщину без сопровождения за какими-нибудь пальмами в кадушках.
Официант принял заказ и удалился, оставив ее ждать. В юности она не рисковала появляться в ресторане, гостинице, кафе или столовой без книжки под мышкой; неважно какой, лишь бы было куда уткнуться носом и спрятать свою болезненную застенчивость. А сегодня, привыкшая к любопытным взглядам посторонних, она легко могла позволить своим глазам беспрепятственно осваивать пространства общественных заведений.
Свободных мест в ресторане почти не осталось, как и в самом отеле. Посетители входили уверенно, многие из них демонстрировали солидное благосостояние, о чем свидетельствовали их хорошо скроенные костюмы и сопровождающие их дамы в претенциозных туалетах и солидных украшениях. Разбросанные по залу клетчатые пиджаки, бриллиантовые булавки в галстуках и серьги в ушах мужчин выдавали присутствие здесь профессиональных спортсменов и поклонников азартных игр. У их спутниц явно определялись две страсти: осветлять волосы и взбивать их в нечто, похожее на копну сена, и к тому же максимально укорачивать свои блестящие платья. Несколько мужчин было одето в форму с офицерскими знаками отличия и еще несколько — в какие-то экзотические хламиды: то ли прибывшие развлечься князьки с востока, то ли просто богатые и эксцентричные повесы. Все оживленно болтали, но говорили приглушенно, на благовоспитанно пониженных тонах. На этом фоне невозможно было не заметить двоих, говоривших в полный голос.
Неприятный, резкий смех сотряс атмосферу ресторана. Лизелл оглянулась, и ей показалось, что в глазах у нее двоится. Через несколько столиков от нее сидела парочка молодых парней, на вид не более восемнадцати-девятнадцати лет. Они были одеты очень дорого и абсолютно одинаково: розовато-лиловые пиджаки с широкими лацканами, жемчужно-серые атласные шейные платки и у каждого в петлице живая фиалка. С очарованием молодости они исключили малейшие детали, которые могли бы разрушить их абсолютную идентичность. Близнецы, и очевидно, очень богатые. Перед ними на столе стояло четыре открытых бутылки шампанского, лучшее шампанское Вонара — «Севанская красавица», его можно было легко узнать по знаменитой золотой шестиугольной этикетке. Двести пятьдесят новых рекков за бутылку, а эти юнцы глушат его как дешевое пиво. Большое плоское блюдо дорогих устриц в голубом соусе занимало центр стола. Близнецы кидались друг в друга кусочками, сопровождая каждый удачный бросок раскатом гомерического хохота.
Идиоты.
Лизелл подали заказанные блюда. Некоторое время она предавалась дегустации консоме Дрив Лисиль, медальонов из оленины, салата из белой свеклы и лорберов, тушеных моллюсков и гецианских хрустящих хлебцев. Но веселье за столом близнецов не утихало, и она не могла удержать свое любопытство: кто же эти резвящиеся полоумные и кто разрешил им путешествовать без няни? Вдруг они окажутся ее соперниками в гонке? В этом ресторане может оказаться масса участников Великого Эллипса. По внешнему виду их не определить. Ее взгляд метнулся по залу только для того, чтобы тут же зацепиться за столик в углу.
За столиком сидели двое мужчин, один примерно ее возраста, второй на четверть века старше. Старший обладал — следовало бы это особо отметить — массивной квадратной челюстью, но она оставила эту деталь без внимания, ибо второй, молодой, был, наверное, самым красивым мужчиной, которого ей доводилось когда-либо видеть. У него было сухощавое благородное лицо с чистыми линиями и красивыми чертами, большие умные глаза, цвет которых сейчас трудно было разглядеть, волосы того чудесного светло-золотистого оттенка, в который женщины любят краситься, но никогда не достигают его искусственным способом. Во всех отношениях замечательное лицо, решила Лизелл, и замечательность эта кроется не столько в красоте черт, сколько в просвечивающей индивидуальности. Есть что-то такое в глазах, в изгибе губ, в общем выражении лица, каким-то образом проступает — что? Душевная чистота? Внутренняя порядочность? Врожденная положительность натуры? Как притягивает взгляд его стать и светло-русая голова! Он, вероятно, тщеславный женский баловень и любимчик, пристрастившийся к бренди, азартным играм и собственному отражению в зеркале. Тут она обратила внимание, что на нем военная форма. Ей трудно было определить его национальность, но лицо заставило ожить и заработать память. Она осознавала, что это красивое лицо не было ей абсолютно незнакомым. Конечно же, лично они не встречались, но где-то совсем недавно она его видела. В газете? Журнале?
Должно быть, он почувствовал ее пристальный взгляд, так как повернулся и посмотрел прямо на нее. Краска смущения залила лицо Лизелл. Цепкий взгляд — явный завоеватель. Ясненько, этот мужчина, вне всякого сомнения, привык к пялящимся на него женщинам. Он, наверное, вообразил себе, что она уже готова в обморок упасть от его красоты, эти красавчики все такие самодовольные…
Он чуть заметно улыбнулся ей, как будто только они двое увидели в зале что-то смешное; в его улыбке было очаровательное обаяние, ничего наигранного, самодовольного; ее неловкость мигом улетучилась, она улыбнулась в ответ и еще секунду-две смотрела ему прямо в глаза, прежде чем оборвать этот бессловесный разговор.
Она заставляла себя не смотреть в ту сторону, пока он и его спутник не расплатились и не встали. В этот момент она решилась бросить украдкой последний взгляд и отметила, что мужчина был довольно высокого роста и широк в плечах, походил на хорошо тренированного атлета. Она увидела еще что-то сверх того. Незнакомец был одет в элегантную форму грейслендского офицера высшего ранга. Он был солдатом Империи, то есть свиньей в человеческом облике. А она-то, глупенькая, погрузилась в наивные мысли о достойном человеке с благородным лицом.
Светловолосый офицер и его старший товарищ — штатский, одетый в безупречный костюм, машинально отметила Лизелл — вышли из ресторана. Оставшиеся посетители, включая шумных близнецов, перестали существовать для Лизелл, она потягивала ежевичный ликер, отдавшись на волю вяло текущих мыслей. Она была противна самой себе. Ее сердце затрепетало как у глупой девчонки только от того, что роскошно-породистая грейслендская свинья ей улыбнулась; в ее возрасте пора иметь побольше ума.
Она допила ликер, оплатила счет, вышла в фойе и купила газету. Некоторое время она потешила себя, катаясь в чудо-лифте вверх-вниз. Когда же новые ощущения потеряли свою остроту, она вернулась в свой номер и принялась за «Тольцго-родрупор» — так, по крайней мере, переводилось название газеты на ее родной язык. Она немного владела гецианским, поэтому прочитала сообщения о Великом Эллипсе и о последних акциях короля Мильцина, заметку о незаконной дуэли в каком-то местном парке, а сверх всего прочего — последние новости о военной компании Грейсленда. Из нее следовало, что император Огрон сконцентрировал свое внимание на маленьком беззащитном княжестве Гарест, которое граничило с Вонаром.
И в настоящий момент императорские войска продвигаются к недавно определенной цели, которая сдается на их милость без особого сопротивления. А что потом?
Лизелл с раздражением отшвырнула газету. Разделась, умылась, надела ночную сорочку и забралась в постель, где углубилась в изучение карт, маршрутов, расписаний — все это оказалось хорошим снотворным. Когда веки начали слипаться, она погасила свет, но уснула не сразу: ее мозг был слишком перевозбужден ожиданием гонок, которые она непременно выиграет, а это произойдет уже…
Завтра.
Она заранее оставила чаевые горничной с просьбой постучать в ее дверь в семь часов утра, но проснулась сама, как только забрезжил рассвет. Конечно же, слишком рано, но сон, несмотря на ее старания, не возвращался, и ей ничего не оставалось, как встать, умыться, надеть свой удобный для путешествий серо-зеленый костюм, непокорную шевелюру закрутить и надежно пришпилить и по-новому уложить сумку.
И, переделав все эти дела, она все равно имела еще уйму свободного времени.
Спустившись в почти пустое фойе, она расплатилась у стойки портье и направилась к только что открывшемуся ресторану. Там она просидела целый час, заглатывая чашку за чашкой кофе с молоком, внимательно рассматривая забредающих посетителей и время от времени поглядывая на часы. Она знала, что ей нужно заказать сытный гецианский завтрак, но ее желудок содрогался от одной только мысли об этом.
Там, за стенами отеля, уже вовсю светило солнце. А здесь казалось, что стрелки часов окаменели: еле-еле они наконец-то передвинулись вперед на два деления и выпустили ее на свободу. Она сама вынесла сумку, пока швейцар вызывал для нее кэб. Она уселась, дала команду ехать, и кэб покатил по знаменитой улице Тольцекаттер.
За окном проплывали вытянувшиеся в бесконечный ряд известные на весь мир магазинчики, витрины которых она при других обстоятельствах непременно бы внимательно рассмотрела, но сегодня она лишь скользнула по ним беглым взглядом, равно как и по остальным достопримечательностям старинного города, которые попадались на пути следования. Наконец кэб въехал на площадь Ирстрейстер, названную так в честь первого свободно избранного мэра Тольца. Помпезного вида здание мэрии возвышалось на восточной стороне площади — сюда-то она и направлялась. Площадь перед мэрией наводняла внушительных размеров празднично возбужденная толпа. Любопытные собрались посмотреть на начало гонок, решила Лизелл. Но это странно, потому что смотреть будет не на что: просто небольшая группа участников выберет свое транспортное средство и ринется по городским улицам к железнодорожному вокзалу. Но даже такое малопримечательное действо возбудило интерес публики.
Кэб подъехал к зданию мэрии настолько близко, насколько позволили толпившиеся люди, и остановился. Неожиданно Лизелл попросила возницу проехать к боковому входу и ждать ее там вместе с багажом, щедро заплатив, чтобы предупредить все возражения. Она вошла в здание, спросила у согнутого в три погибели уборщика, как попасть в отдел регистрации, и, поплутав по коридорам, обменяла у регистратора свою заполненную анкету на удостоверение участника и вдобавок получила выпуклую печать в паспорт, где было указано — Мэрия Тольца, Нижняя Геция, дата и время. Точно такую же печать она получит в тот день, когда преодолеет весь маршрут Великого Эллипса.
Зарегистрировавшись, Лизелл прошла в огромное фойе, которое считалось официальным местом старта гонок, и обнаружила, что там полным-полно народу. С некоторым колебанием она окинула взглядом толпу и заметила особую плотность и давку у отороченного золотой бахромой навеса, установленного перед лестницей, с которой вот-вот должен был спуститься Мильцин IX. Продираясь сквозь толчею, она еще не успела подобраться к группе участников, как толпа сжала ее как в тисках, и в этот момент она услышала свое имя, произнесенное громким голосом. И тут же на нее обрушился град вопросов на вонарском, гецианском и еще каких-то языках, которых она не знала.
Лизелл замерла на месте, сбитая с толку. Вопросы — те, которые она могла понять — не имели какого-либо смысла.
— Что вы думаете по поводу гонок, мисс Дивер?
— Лизелл, вы верите, что у женщины есть шанс на победу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103